Он шагал с моста, попадал под машину, его вытаскивали из горящего заброшенного дома. Та сторона не принимала его. Жизнь схлопнулась до размеров картонной коробки и состояния полного бесстыдства и безразличия. Все эти зомби и тени когда-то были врачами, учителями, кандидатами технических наук, слесарями и чьими-то отцами и сыновьями. Пагубная страсть все статусы и различия закатала в цементный старый причал и выдала им всем по коробке.
От него никогда не пахло перегаром. Когда его внутренности перестали справляться с алкоголем и трупами зародышей человечности, он стал вонять кислым запахом загубленной жизни. Его загубленная жизнь и жизнь людей, которые нуждались в нем, и которых он бросил. Он предавал их постепенно. На юбилеях, презентациях своих книг, дружеских безобидных вечерах. А когда он удачно вложил свой небольшой капитал в удачное дельце своего друга, жизнь разухабистой бабенкой повернулась к нему лицом и, ухмыльнувшись как продажная девка, веером разложила перед ним бесконечный ряд вариантов и вероятностей. Он выбрал игру и сладкое опьянение от успехов. Золотой телец задорно подмигивал ему своим сверкающим глазом и наливал в бокал восторг и кураж. Он все еще пока целовал свою дочку перед сном, разбирал уроки с сыном, водил жену в кино, театрально кланялся перед восхищенными студентами в конце своих лекций и удовлетворенно складывал в папку исписанные листки со своими выводами о Канте. Его докторская стала трамплином в его новую жизнь. Как из рога изобилия на него сыпались восторженные отзывы оппонентов и холодная сдержанность коллег. Чтобы сгладить чужие восторги и холод он распахивал перед всеми двери в мир веселья и крепких напитков, закрепляя отношения брудершафтами. Так в этой бесшабашной кутерьме он обрастал новыми друзьями и врагами.
Рулетка исполняла свой волнительный танец, и он понял, что Фортуна – самая сладкая женщина в жизни. Он присягнул ей в верности и любви до гроба, и переменчивая блудница, падкая на громкие признания, сошла с пьедестала небожителей, и он добился взаимности.
- Ишь как поперло. Звездный мальчик!
- И диссер защитил без единого черного шара.
- И глянь, глянь, бабы как липнут!
- И ректор блеет и млеет, слезы подтирает платочком.
- Что-что? Уже налито? Поздравляем! Поздравляем!
Он стал лицом кафедры, любимцем декана и вечным свадебным генералом на сборищах друзей и знакомых. Каждый норовил пожать ему руку, похлопать по плечу и продолжить длинную цепь брудершафтов.
День он отдавал работе, ночь – Фортуне. Его семья, засыпанная дорогими подарками, купленными на его фартовые деньги, научилась плакать негромко и обходиться без него. Когда новый блестящий везунчик запел бурную серенаду, переменчивая Фортуна разомкнула свои объятья и прервала на полуслове их интимный жаркий диалог. Он смотрел на сверкающий шлейф уходящей красотки и ухмылялся, уверенный в своей неповторимости. Когда ожидание затянулось, чтобы убить время, он наливал, наливал и пил, чтобы вернуть себе возбуждающее состояние победителя. Но без Фортуны нет победителей, так думал он. И стал искать ей замену. Желающих и влюбленных в молодого философа было достаточно. Но сердца этих женщин были испорчены страхом потери, и их нежные слабые руки не могли удержать надолго. Он все звал, пил и ждал возвращения наглой подруги и в бреду занимался с ней любовью, подминая ее под себя. Но отряхнувшись, зеленоглазая Фортуна, звеня браслетами, уходила под утро из его сна... Закрывая за собой дверь, она нежно его столкнула с их общего пьедестала. И он начал свой одиночный полет вниз.
Он замерз прошлой ночью в сугробе. На Той стороне его встретил Кант с серебряным кубком в руке: «Присоединяйтесь, сударь, мы заждались. Вы согласны, талант – это дар делать то, чему нельзя ни научить, ни научиться». Да, он был слишком талантлив. Он оставлял на каждом, к кому прикасался, пулевые отметки своей неумелой любви.