Все, я ушла. Господи, если бы кто-нибудь хотя бы на четверть, да что уж там, хотя бы на сотую долю понимал, чего мне стоит это терпенье, он бы рухнул, как старый замок, под грузом всех моих чувств. Кто-бы знал, как я скучаю; я выжжена этой печалью, томящей, не щадящей ни чего. Я чувствую,…правильней сказать я почти не чувствую…ничего, кроме Того, что схватило и изо всех сил сжало мое сердце,- оно, наивное, надеется на свободу. Выживет. Без сомнений. Но память действительно сильней; сильней нашей воли, наших желаний, нас самих. Так что рубцы останутся. Глубокие и четкие. Зная себя, не могу сказать, что навсегда, но точно надолго. Точно.… В чем мы вообще можем быть уверены? Люди, действительно странные существа. Самоуверенные, странные, переоценивающие себя и недооценивающее каждое, буквально все. А середины мы не находим, даже если кажется, что вот она, где-то рядом…. Это все только кажется…
Где он?! Где? Где… Сколько еще терпеть, сколько украдкой терпеть, сколько можно приводить себя в чувства, подставляя лицо под порыв свежего ветра, томиться, грезить и надеяться, ища поддержки у иссиня-черного неба и уличных, с теплым нежным светом, фонарей, мостовых с перламутро-фиолетовыми переливами и бликами, крон деревьев, листья которых мозаикой складывают невероятные узоры осени, сухой, матово-шуршащей уютной осени. Помоги…