Часть 2
Что делать?
Делёж оказался недолгим. После него деревня моментально опустела. Бывшие кэгэбэшники разбежались, как тараканы, переустраиваться в новой жизни, каковая сулила людям ловким, сильным и беспринципным много возможностей. А Джин продолжал валяться в ногах трезвеющего козла. Когда 00Х13-й очнулся, он услышал:
- Вот те, бабушка, Юрьев день и Восьмое марта. Доброе утро. Ты как, шпион, очунявшись?
- Есть маненько, - блеснул знанием диалекта Джин и потрогал спину.
- Тады давай кумекать, земляк, - иронически предложил козёл. - Как у тебя со снаряжением?
- Полный порядок, - бодро доложил Джин, - есть оружие, патроны, гранаты…
- Ну, оружие с патронами мы ещё какому-нибудь лоху впарим, - задумчиво сказал козёл, - а гранаты можешь выбросить. Рацию не посеял?
- Когда бы я успел? - удивился Джин. - Да, у меня ещё парашют зарыт в надёжном месте.
- Знаю я это место, - вздохнул козёл, вспоминая пропитый парашют. - Однако с рации мы недельку продержимся.
- Почему это мы…
Джин сделал ударение на личном местоимении множественного числа.
- ...Должны продержаться неделю с моей рации? А у тебя что-нибудь есть?
- Во! - козёл, распахнув шкуру и, являя взору экс-резидента волосатую грудь с наколкой "Не забуду мать родную", хлопнул кулаком по наколке. - И во!
Другим кулаком козёл хлопнул себя промеж рогами.
- Что - во? - недовольно возразил Джин.
- Ладно, не пузырись. Сейчас мы займёмся инвентаризацией погребов, пока городские это дело без нас не прочухали, а потом айда на рынок, рацию с твоим палёным оружием толкать.
- Так пойдёшь? - усмехнулся Джин и ткнул пальцем в козлиную шкуру, а затем в рога.
- Да, рога теперь мне ни к чему, - согласился козёл, - а шкура пригодится. Подкорочу и выйдет из неё вполне сносный кожушок.
- Что выйдет? - не понял Джин.
- Неважно…
До города невольные приятели добрались почти без приключений. Козёл, правда, выглядел довольно экзотично в своей клочковатой одежде не по сезону, каковую он подвязал обыкновенной верёвкой. Но мало кого в России мог удивить драный тулуп на голое тело, хотя по пути на рынок тёплую парочку беспощадно освистали местные пацаны и неудовлетворённые райцентровские шлюхи. А патриотически настроенные юноши-допризывники хотели даже начистить отставному шпиону лицо. Однако козёл, на поверку оказавшийся дюжим мужиком с лицом рябым и хитрым, быстро разогнал смельчаков.
На толкучке Джина поразило обилие товара. Раньше, когда он здесь бывал, такого не наблюдалось. Теперь прилавки ломились от всего, что при ближайшем рассмотрении оказывалось третьесортной дрянью из самых развивающихся стран третьего мира. Помимо этих товаров, пользующихся, кстати, повышенным спросом, кипела оживлённая торговля военными диагоналевыми штанами, штатскими нарукавниками, латанными валенками, коринфской бронзой, армянскими джинсами, траченными молью норковыми шапками, бойцовыми курами и просроченным повидлом, из которого тут же делали пирожки и продавали на закуску угощающимся из-под полы торговца берёзовыми вениками дешёвым самогоном. Между торговцем под прикрытием берёзовыми вениками и торговкой семечками стоял упитанный милиционер и, почёсываясь новомодной демократской дубинкой, добродушно рэкетировал обоих.
- А вот кому первоклассная шпионская техника, - запел козёл, отзывавшийся на Феликса, и отправился между рядами, - тут вам и радиопередатчик, и радиоприёмник, и дешифровальное устройство, и всё в один советский ВЭФ вмонтировано…
Милиционер лениво встрепенулся и сказал:
- А ну, покажь.
- Не нукай, не запряг, - огрызнулся Феликс, запамятовав тот печальный факт, что мент, в отличие от него, распущенного восвояси, всамделишный. То есть, при исполнении.
- Чё? - попытался сузить заплывшие жиром глазки страж любого порядка и размахнулся дубинкой. Произошла свалка. Феликс вырвал у неповоротливого стража его дубинку и дал ему ею же по фуражке. Джин подхватил обмякшего мента и тренированным броском уложил его за пустующий прилавок. Мент, упав за прилавок, высовываться оттуда не стал, но просто засвистел. На свист стали сбегаться коллеги упитанного. Они попытались применить свои дубинки по обстановке, но Феликс ловко парировал удары и глушил неуклюжих забубёнских ментов трофейным оружием. Джин подхватывал свежеотоваренного стража и складывал его за давешний прилавок. Свежеотоваренный, прочувствовав суровое обращение со стороны бывшего кэгэбэшника, также не высовывался наружу, но присоединял свой свисток к свистку коллеги. И они свистели из-под прилавка как соловьи. А когда свистунов собралось около дюжины, Джин вдруг обратил внимание на тот странный факт, что свистки собравшихся под прилавком отличаются тональностью и даже музыкальностью.
"Но это ведь непонятная Россия, - мельком соображал бывший американский резидент, продолжая паковать местных ментов под прилавок, - где даже стандартные табельные свистки свистят так разно, что из них при желании можно сформировать духовой оркестр специального назначения…"
В каталажке было сыро и мерзко. В тёмном углу бубнил какой-то невзрачный тип, от которого воняло так, как может вонять от российского бомжа. Джин лежал на лавке и потирал ушибы. Феликс матерился сквозь выбитый зуб. За решёткой маячили фигуры блюстителей любого закона. В глубине служебного помещения трезвонил телефон. Дежурный, не обращая на звонки внимания, зычно переговаривался по другому аппарату.
- Чё-о? Да хрен там…
- Чё-о? Да и хрен на него…
- Чё-о? Да пошёл он на хрен…
- Чё-о? Да хрен ему…
Когда трезвон достиг апогея, дежурный снял трубку и рявкнул:
- Дежотнистарнтов слушает! Чё-о? А не хрен с разинутой пастью ходить. Всё, конец связи…
Брякнув трубой, он продолжил прерванный базар:
- Да потерпевший, мать его. Чё-о? Челюсть золотую на ходу изо рта вынули... Ага! Я ему так и сказал: нечего пасть разевать… Хы-хы!
- Эй, ты, Лев Толстой! - заорал Феликс. - Долго нас тут держать будут?
- Ой, а ты ж у мене насидис-си, - сладким голосом запел дежурный и вдруг вскочил, приветствуя вошедших.
- Ну, где эти гуси? - услышали узники знакомый голос, а затем и увидели бывшего замполита бесславно загнувшейся группы по борьбе со шпионажем в известном районе неизвестной области.
- А, старый большевик, - заворчал Джин, признав постную физиономию профессионального обманщика.
- Ну, что ты, Женечка. В душе я всегда был демократом. А вот вчера вступил официально. Но это детали. Я к вам, ребята, по делу.
Дело обсуждали в кабинете начальника Забубёнской милиции, где к бывшему замполиту относились с бережной любовью, потому что Иван Иванович не только вступил в правящую партию обновлённой России, но и приступил к исполнению самых хлебных обязанностей - он занял пост директора Забубёнского торга. Короче говоря, демократическая Фемида любила и берегла демократическую Мамону. И, пока первая берегла вторую, а вторая повествовала узникам интересные вещи, бывший козёл веселился от души.
- А ну, ещё раз, а то я что-то стал туго соображать! - надрывался Феликс, хлопая себя по голым коленям, торчащим из-под полов бывшей козлиной шкуры.
- Да ты, Филь, не ёрничай, - по-отечески увещевал бывший замполит, - я же вам помочь хочу.
- Может, дать раза? - бдительно предлагал начальник милиции.
- Не надо, это лишнее. Ребята, объясняю ещё раз: меня выдвигают в мэры…
- Народ выдвигает, - уточнил милицейский чин.
- Вот именно. Но нужны ещё кандидаты, чтобы выборы проходили демократично.
- Народ их одних выдвигает, - снова встрял шеф забубёнской охранки, - потому что ещё не дозрел до демократии.
- Вот именно. Но мы не должны пользоваться темнотой масс, поэтому предлагаем вам, ребята, выставить свои кандидатуры на выборах. Ты, Филя, пойдёшь от блока коммунистов, а ты, Женя, от блока монархистов.
- Но я никогда не был монархистом! - запротестовал Джин.
- А тебе не всё равно? Тем более, ты за своё показательное выступление денежку получишь. А нет - срок и - по этапу.
Милицейский чин был по военному прямолинеен.
- Вот именно, - ласково кивнул бывший замполит, - так что лучше берите свои программы и дуйте в гостиницу готовить свои речи.
- Переодеться бы, - сказал Феликс.
- Не стоит, - возразил Иван Иванович. - Так ты за коммуниста лучше сойдёшь…
Джин с интересом разглядывал гостиничный номер, довольно шикарный для райцентра: целых двенадцать квадратных метров, две койки, две тумбочки, раковина и половичок, прибитый над одной из коек. С половичка на Джина таращились два ужасных бородатых мужика верхами на явных першеронах. Третий был без бороды. Поэтому он довольствовался понурившейся кобылой какого-то местного коннозаводчика. Средний мужик сидел на своём першероне с поднятой рукой, словно хотел посмотреть время на наручных часах или почесать насупленную бровь.
- Ты что-нибудь понял? - спросил Джин вынужденного приятеля. Феликс в это время вычёсывал гостиничным гребнем из своего тулупа дохлых блох.
- А чё тут непонятного? - огрызнулся Феликс (некоторые блохи пережили радикальную смену формаций и больно кусались). - Выступим с показательным на выборах, народ нас забракует, и Ванька станет мэром.
- Я всё равно ничего не понимаю, - пожал плечами Джин.
- Ладно, не напрягайся, - посоветовал Феликс и забарабанил кулаком в запертую снаружи дверь номера. - Эй, вы! - заорал он. - Передайте распорядителям, что без выпивки я никуда баллотироваться не стану!
Распорядители вняли и скоро друзья по несчастью имели три бутылки водки, батон ржаного хлеба, луковицу и банку кильки пряного посола. Всё это они водрузили на одну из тумбочек и принялись закусывать.
- Какой жадный тип, - бормотал Джин, пытаясь заглянуть кильке в глаза, прежде чем отправить её в рот.
- Зато целых две бутылки водки, - заявил Феликс.
- Как - две? Ведь было три?
- Да что ты? - фальшиво удивился Феликс.
- Вот она, твоя истинная козлиная сущность, - заворчал Джин, наливаясь кровью, предварительно налившись водкой, полторы бутылки каковой они с Феликсом уже усидели.
- Но-но, ты, монархист хренов из Северной Каролины!
- Что - но?! - Джин схватил бывшего кэгэбэшнтка за чуб и впечатал ему в лицо полбатона ржаного хлеба.
- Му-у! - завозился Феликс в цепких объятиях бывшего резидента, давясь непропечённым мякишем. Затем он изловчился и дал Джину коленом под дыхало.
- Эк! - сказал Джин и невольно присел. Вот тогда он обнаружил пустую третью бутылку. Она стояла у ведра под раковиной.
- Ты чё? - забеспокоился Феликс, пытаясь выпрямить товарища по несчастью.
- Силён, - просипел Джин, поднимаясь.
- Чё? - не понял Феликс.
- Я говорю: по сравнению с тобой китайский цирк - позорные чайники. Как ты умудрился незаметно выжрать целую бутылку водки, не имея возможности отойти от меня дальше, чем на два метра?
- Видишь ли, - туманно молвил Феликс, - у меня детство было трудное…
Площадь перед зданием бывшего горисполкома, по-новому - мэрии, не то чтобы была забита народом, но некоторое оживление наблюдалось. Большинство пришло поглазеть на судьбу памятнику товарищу Дзержинскому, каковой товарищ посещал Забубёнск на заре революционных свершений и лично распорядился вывести в расход нескольких товарищей, пойманных на краже столового серебра, экспроприируемого у местных купцов на нужды революции. Памятники Дзержинскому было решено снести повсеместно во всей обновлённой России по решению штаба всероссийского движения "Демократы за демократию", возглавленного бывшим расхитителем социалистического имущества в особо крупных размерах господином Боровым, которого советские законники не успели поставить к стенке. Этот новоявленный господин велел также повсеместно снести памятники Горькому, а вот Маяковского, как своего исторического земляка, велел не трогать. В общем, немногочисленные забубёнцы собрались на площади перед зданием бывшего горисполкома и на памятник поглазеть, что-то с ним сделают, и кандидатов в мэры послушать, что-то из этой затеи выйдет. Для кучности местное милицейское руководство дало отгул всем заключённым на мелкие сроки и сидельцам печально известных в Горбачёвские времена лечебно-трудовых профилакториев. Чтобы и те и другие не разбежались, на известную площадь прибыл грузовик стражей, каковые стражи оцепили "подшефных" и время от времени создавали в их рядах демократическое оживление с помощью дубинок.
В общем, было весело и занятно. Солнышко пригревало, лёгкий ветерок трепыхал непривычные глазу обывателя трёхцветные тряпицы, мелкие правонарушители и принудительно лечащиеся алкаши с тоской поглядывали на пивную точку, а временно вольные граждане Забубёнска подбадривали местного главного архитектора Леона Карбузьяна. А последний перебирал коротенькими толстенькими ножками по пьедесталу памятника, снимал размеры и клял в душе штаб всероссийского движения "Демократы за демократию". Узнав, что демократы собираются демонтировать около десяти тысяч памятников ненавистному режиму и хотят потратить на это благородное дело часть денег, вырученных от продажи бесплатной гуманитарной помощи, Леон потерял сон и аппетит. От мысли, что такие бешеные деньги попадут паразитам из коммунального хозяйства, Леону делалось дурно, и он принялся строчить в штаб проект, по которому эти деньги должны были осесть в кошельке Леона. Но штаб проект забраковал, и Леон трудился над забубёнским памятником.
- Идиоты, - ворчал Леон, обтирая пыль с бронзовой шинели некогда грозного революционного начальника, - наделали бы из всех Дзержинских Хакамад, и дело в шляпе…
В общем, в шляпе могло оказаться благородное дело по искоренению памяти о тех людях, которые когда-то заставляли трепетать преступников всех мастей от одного только упоминания имени этих людей. А в кошельке умного архитектора - кой-какой наварец, вырученный от реализации срезанных бронзовых бородок клинышком, революционных кепок и частей бронзовых шинелей, из каковых практичный Леон планировал делать юбочные костюмы самого смелого (в смысле юбок) покроя. Ведь какая на хрен Ирина Хакамада в шинели? Вот юбочный костюм - другое дело. И причёска у неё подходящая: не надо делать обескепоченному революционеру гипсовых накладок. Впрочем, в этом смысле и Дзержинский не подкачал, потому что к моменту увековечивания в виде бронзы не облысел, но сохранил подходящую шевелюру, выглядывающую из-под вышеупомянутой кепки.
- Ара, и длина подходящий, и такой же тощий, - продолжал бузить Леон, - такой Хакамада получится - пальчики оближешь…
В это время на трибуну перед зданием горисполкома вышел Феликс, подпоясанный верёвкой поверх клочковатой козлиной шубы, в обрезанных резиновых сапогах на босу ногу и с лицом заросшим и помятым. Явление другого Феликса визави исторического привлекло внимание собравшихся: скопление зевак подёрнула лёгкая рябь оживления, раздались недружные свистки.
- Кандидат в мэры от блока коммунистов, - с лёгкой иронией объявил распорядитель, демократ с трёхнедельным стажем, директор овощебазы и дальний родственник Ивана Ивановича.
- Товарищи! - хрипло начал кандидат. - Я буду краток… Если вы отдадите мне свои голоса, то я гарантирую завершение строительства коммунизма в нашем районе уже в текущей пятилетке…
- Настроились, хватит! - зашумели собравшиеся. Но сурового кандидата такое отношение ничуть не смутило. С возгласом "Правильно!" он словно провалился сквозь трибуну, в подполе которой на всё время выборов функционировал портативный пивларёк.
- Кандидат в мэры от блока монархистов!
Раздался смех. Послышались детские голоса:
- Гля-ань, шпиён в мэры намылился!
- Да неужели!
- Дамы и господа! - смущаясь, начал Джин. - Мне ли вам, родившимся в стране с устоявшимися монархическими традициями, доказывать преимущество управления государством одним лицом, нежели многочисленной и неуправляемой бандой, так называемым парламентом. Ведь случись какие-нибудь экономические или политические неурядицы, то одно лицо всегда легко взять за галстук, экспроприировать и поставить к стенке, как вы это когда-то сделали с последним Гогенцоллерном…Что? Простите, Романовым… В то время как с парламентом придётся изрядно повозиться. И, пока вы будете прищучивать одного, остальные разбегутся как тараканы вместе со всем вашим национальным достоянием...
Джин перевёл дух и продолжил:
- Дамы и господа! Голосуйте за меня, и от имени блока монархистов я обещаю вам надёжного самодержца из рода самого Всеволода Большое гнездо. На худой конец могу предложить по комплекту Валуа и Бурбонов…
Собравшиеся засвистели, в Джина полетели яблочные огрызки, кто-то крикнул:
- Долой!
- Кандидат от блока демократов!
- Друзья! - вкрадчиво начал Иван Иванович. - Дорогие мои забубенчане! Мы все переживаем не лучшие времена, доставшиеся нам по наследству от ненавистного коммунистического режима. Скажу больше: по инерции некоторое время жизнь будет ухудшаться. Спрашивается: как долго это будет продолжаться, и как нам всем с этим бороться?
Иван Иванович развёл руками. Собравшиеся слушали.
- Но быть нам по сему, и да не убоимся мы грядущих трудностей, поелико данным трудностям уготован самый позорный самый короткий срок! Но только в том случае, дорогие мои друзья, братья и сёстры, если вы выберете меня мэром! И, как только вы меня выберете, я тотчас наведу порядок в народном хозяйстве вверенного мне района, проконтролирую качество товаров и продуктов, поступающих в торговлю, а также лично прослежу, чтобы цены на них стали стихийно снижаться в самые кратчайшие сроки.
Иван Иванович выпятил живот и победно оглядел собравшихся. Те радостно зашумели.
- В кратчайшие сроки - это когда? - прорезался одинокий голос. Иван Иванович слегка спустил живот, милиционеры переглянулись.
- Ровно через месяц после того, как я стану мэром, начнутся улучшения, - клятвенно заверил бывший замполит. - Мы построим новую больницу, здание райкома отдадим детям, а весь общественный транспорт станет бесплатным.
- Ура! - заволновались собравшиеся.
- Это с какого радостного хрена транспорт станет бесплатным? - снова раздался злокозненный голос. Иван Иванович насупился, милиционеры снова переглянулись, а одни, самый глазастый, быстро вычислил в скудной толпе случайно забредшего интеллигента. Он единственный не испытывал идиотского экстаза от пустых обещаний, но пытался диспутировать с бывшим кэгэбэшным выжигой.
- А ну, кто здесь против демократии! - зарычал глазастый мент и, поигрывая дубиной, попёр на резонёра.
По окончании выборов, с треском выигранных бывшим замполитом, друзья вернулись в Сраные Погорельцы и засели в избушке деда Матвея.
- Раз, два, …, девять, десять, - бормотал Феликс, оседлав лавку и пересчитывая вырученные от выборов деньги. Время от времени он плевал на средний палец левой руки, задумчиво смотрел на Джина и возобновлял счёт.
- Всё правильно, как и обещали, - успокоил приятеля Джин. Свои деньги он уже пересчитал и прятал во внутренний карман телогрейки, где у него хранились остатки цианистого калия, которым он травил непобедимых русских крыс, накладные усы и университетская фотография.
- Деньги счёт любят, - возразил Феликс и снова забубнил: - три, четыре…
- Считай - не считай, а на билет до штатов всё равно не хватит, - сказал Джин и с тоской посмотрел на наглого русского таракана, который сидел на столе и шевелил усами в сторону обгрызенной ржаной краюхи.
- До Болгарии хватит, - убеждённо возразил Феликс, пряча свою долю во внутреннюю складку козлиной шкуры.
- А что мне Болгария?
- Оттуда автостопом…
Шутил или просто не знал географии бывший младший офицер КГБ - этого Джин тогда не узнал: дверь избушки с треском распахнулась, в единственную комнату ввалилась орава юношей в живописной щетине поверх румянца, и самый маленький заверещал:
- Спокойствие! Это рэкет! Деньги на бочку!
- Какой же это рэкет? - удивился Джин. - Это обыкновенный грабёж.
- Грабёж - это когда морды бьют и деньги силой забирают, - добродушно объяснил самый большой, - а мы по-хорошему…
- Морды, говоришь? - переспросил Феликс и хорошим ударом в челюсть вогнал незадачливого чичероне в узкую щель между кадушкой с прошлогодней квашеной капустой и печкой. Джин схватил самого маленького за воротник и клапан заднего кармана и швырнул его под стол.
Рэкетиры сопротивлялись вяло и неумело. А самый маленький взывал к милосердию и благоразумию рэкетируемых.
- Братцы! Не бейте нас! Лучше вступайте в нашу грозную банду!
- Щас вступлю! - рычал витязь в козлиной шкуре, энергично шурую кочергой под столом. Взывающий ойкал и резво прыгал через ненавистную железяку.
В это время самый большой очнулся, нюхнул из кадушки и выступил со своевременным предложением:
- Мужики! Хватит колбасится! Я тут тётку знаю одну: самогон по стольнику. Ась?
- Что ты говоришь?
Феликс заботливо вытащил знатока из щели.
- С места не сойти!
Самый большой преданно заглянул в колючие глазки бывшего младшего офицера КГБ.
- Так что? - встряхнул рэкетира Феликс. - Давай, дуй.
- Да это вот, как его…
Рэкетир смущённо похлопал себя по карманам.
- Денег нет? - изумился экс-козёл.
- Мы ещё не успели, - пискнул из-под стола самый маленький.
Феликс вопросительно посмотрел на Джина. Джин отвернулся.
- Ладно, - пробормотал Феликс, доставая из заветной складки тысячный билет.
- Васёк, мухой, - высунулся из-под стола главарь.
Деньги были пропиты за два дня, легко и бездарно. Утренний свет наступившего дня третьего неуверенно заглядывал сквозь мутные стёкла, выхватывая из избяной темени фрагменты безобразной послепопоечной картины. Бражники валялись вперемешку с бутылками, остатками скудной закуски и предметами ещё более скудной сервировки. Феликс невыносимо храпел в красном углу. Джин, очнувшись и вспомнив всё, с тоской трогал раскалывающуюся на мелкие куски голову, в которой образовалась актуальная мысль: застонать или не стоит? Притерпевшись к боли, Джин решил вздремнуть ещё часок и моментально вырубился. И ему стали сниться какие-то несуразные кошмары. То он видел во весь условный экран сонного просмотра нижнюю часть отцова лица, извергающего проклятия с применением отборного русского мата в адрес непутёвого сына, то ему мерещились совершенно невменяемые толпы дураков, марширующих по совершенно невозможным дорогам.
"Чё ж ты так материс-си, фазер? - продолжая маскироваться под деда Матвея, взывал во сне к отцу Джин. - Не я ведь придумал эту глупую Россию с её абсолютными дураками и отвратительными дрогами…"
В этом месте нижняя часть отцова лица, дураки и дороги сменялись приятной картиной времяпрепровождения Джина в компании завербованных им гнилых советских торговых интеллигентов, спившихся председателей отстающих колхозов и одного члена лавочной комиссии, непьющего, некурящего, но слабого до женского пола и почтовых марок. Затем шли титры в виде последней шифровки, согласно которой Джину Батлу, агенту 00Х13-му, предписывалось закругляться со своей шпионской деятельностью и в течение трёх месяцев вернуться в Лэнгли.
- Щас, - прохрипел Джин, имея в виду больную тему возвращения на родину без цента денег в карманах, - теперь уже и до Болгарии хрен доеду…
Теперь, с вновь обнулёнными карманами, о Болгарии и автостопе через всю Европу до Объединённого Королевства, где верные союзники англичане всегда подсобили бы с переездом через Атлантику, думалось с ностальгией. Дело в том, что Джин достаточно пожил в России и знал, что в ней автостопом можно ездить только за наличные бабки или натуроплату, а если таковых не предполагалось, то можно было не мечтать добраться не только до Болгарии, но и до райцентра.
И, пока Джин ностальгировал, храп прекратился и вместо него бывший 00Х13-й услышал подозрительное бульканье. Джин встрепенулся и увидел, что Феликс, накрывшись полой козлиной шубы, похмеляется прямо из горлышка. Когда Джин, утомлённый жестоким чисто русским похмельем, схватился за бутылку, его сомнительный друг делал кадыком последнее агонизирующее движение.
- Ну, ты и козёл! - горестно воскликнул бедный американец.
- Бывший, - благодушно рыгнул Феликс.
- А ещё товарищ…
- Гусь свинье…
Феликс громко испортил воздух и повернулся на бок.
- Гусь козлу, - поправил Джин, поднаторевший в русском языке настолько, что мог бы преподавать его в родном университете.
- Поговори у меня, - зевнул Феликс.
- Да с тобой не говорить, а…
Джин схватил Феликса за шкуру и началась потасовка. Но отвратительное пойло и хреновая закуска в смысле двухдневного беспробудного пьянства сильно подпортили эффективность потасовки между бывшим американским шпионом и бывшим кэгэбэшником. Другими словами, они оба больше сопели и топтались на месте, хватая друг друга за грудки, чем применяли специальные приёмы дзюдо и каратэ. Затем противоборствующие стороны стали топтаться по головам непутёвых рэкетиров, валявшихся кто где, и, когда те окончательно проснулись, противники окончательно выдохлись и решили расходиться. Джин выходил на крыльцо, с надрывом вопя, что ноги его больше здесь не будет. Феликс с таким же надрывом вторил, что скатертью дорожка…