Часть IV Силой сердца. Лад – клад.
Глава 3
Всё в порядке, нужно только сконцентрироваться и всё получится. Нужно собрать чувства в кулак, и они сами выплеснут себя на бумагу и пусть она при этом сгорит от стыда. Должен быть шок, и я добьюсь его, и плевать на рейтинг, я совсем не мягкая и не чувствительная, хватит быть в плену легенды!
Плавление души – плавление сознанья,
Проникновенность слов бесчувственной души.
Под мимолётность слов, безропотных стенаний.
Смердящий, гнусный пох пожрать спешит.
Слепящая вуаль зловонных испарений
Дыхание затмит от смрада и замрёт,
Замрёт последний миг немого откровенья
В ячейках бытия житейских сот.
В кровавой новизне разверзнется безумье
Способное в себя, на век, вобрать.
И мгла из густоты – припадочность падучей,
Начертит как клеймо порочную печать.
В коловращенье мук исторгнется проклятье,
От ликов мертвецов взметнётся душный тлен.
Быть может, это всё не следует, а значит,
Не может больше быть ни этих и ни тех.
Да! Мрак и пустота! Да, ярость и затменье, Затменье всех начал, движений и времён.
И в красоте уродств родится мрачный гений, Сумевший исчерпать всё, несомненно, всё.
И нет уже цены, и нет уже оценок,
Как нет и красоты рождающей любовь.
Проклятие спешит своей насытить пеной,
Припадочную блажь отринувших закон.
* * *
Там за чертой, где клубятся болотные зыби,
Чуть приоткроет рука тайну бледных, чарусных трясин,
Стылая новь, завлекая могучую неведь,
Тайну, смеющихся холодом голых ветвей.
Чья-то стопа чуть коснётся поверхности ложной,
Вниз, словно в бездну, издав, в душу плюнувший, чавк,
Кроме наивной плюгавости, скучно-безбожной нет ничего,
Чтобы можно для них пожелать.
Свист тонких крыл беспорядочно быстрых существ;
Хор утомлённых звучаньем своим голосов,
Это ль не образ всегда настигающей мести,
Мести, несущей крамольную блажь кутерьмы?
По его лицу трудно угадать чувства, тем более мысли, когда читает мою страстную галиматью. Но это только поначалу. Вдруг становится мучительно ясно: ничего не удалось, полный провал задуманного. Да, он будет мудрым, снисходительным, он не выскажется резко отрицательно, не станет уничтожать безликим: «Это не твоё». Он скажет что-нибудь очень тонкое, точное, и, в то же время, мягкое.
- Угго, пожалуйста, не говори ни чего, мне всё понятно, это плохая работа. Мои чувства плохо выражены.
- Да, – соглашается он, – до площадной брани тут очень-очень далеко. Но знаешь, любимая, я, старый, матёрый рокер, не могу это не принять, эти тексты зазвучали бы в хард-металл рифе и гроулинге. Ты могла бы их подарить любой рок-команде и они бы неплохо на этом раскрутились. Если ты не возражаешь, я сделаю перевод на английский, немецкий и датский, и кину это на рок-сайты. Или, нет, я сделаю лучше: у меня в Даннии есть знакомый фронт-мен Хугг Минге, у него несколько групп и своя студия записи. Давай мы ему пошлём, ручаюсь, он за это ухватится. Я с ним сейчас свяжусь!
Он хватает мобильник даже не дождавшись ответа. «Хай Хугг! Итс Берблонд ю уот кей си? Ю ми гудлесн?» Из динамика его мобильника доносится убойный низкочастотный хрип датского фронт-мена. Разговор идёт на каком-то общескандинавском байкер-сленге, жуткая смесь твёрдых, раскатистых, шипящих, свистящих согласных. « … Бахунд ург дахн схидд шхирд» - удаётся разобрать в нагромождении слов, дальше звуки сливаются. Вот он произносит внятно «Сабрина и Сафо» и дальше опять тарабарщина. Во шпарит!!! Он берёт ручку и пишет на листке бумаги: «Они тебя хорошо знают, они только не знали что мы с тобой команда. У них сейчас крутой тус-сейшн, обмен опытом между клубами, как раз идёт обсуждение текстов разных команд. Они говорят, ты крутая чувиха и стипи гёрл», - пишет он и подмигивает, — «Хугге и все кто с ним поздравляют нас с нашим джемом, говорят, что клёвый пацан и клёвая чика всегда созданы друг для друга. А сейчас я буду ему читать твои стихи». Он берёт листок со стихами и тут же бегло снимает с текста перевод. После первого стихотворения, из телефона доносится дикий рёв, словно на другом конце связи стая львов и тигров. Он снова берёт ручку. «Порядок» - пишет он. Пробурчав изрядное количество слов, он наконец решает прекратить поток звука напоминающий разбушевавшуюся стихию ветра, волн, грома и камнепада. «Хоу натса уттх» бросает он в трубку и отрубает связь. У меня кругом голова от таких метаморфоз. впечатление потрясающее, словно я присутствовала при межпланетном контакте, кажется, я слегка «того», типа поплыла.
- Ну вот, всё улажено, – слышу я его голос словно через ватное одеяло, – они там дали тебе прозвище «Урсфрейнбрунд».
- Хм! – Возглас, вырвавшийся из глубины моего сознания, выражает глобальное потрясение всей нервной системы. – И что сие значит? – произношу я чуть слышно на вдохе.
- Бурая Медведица – это значит. Ты крутая среди крутых.
- О, Боже! – руки хватаются за голову.
- В байкерской среде «медведями» называют мастеров своего дела, высшей категории – солидно объясняет он.
- Сподобилась, однако…
- Я горжусь тобой любимая! Сегодня же скину на их мейл все твои тексты. Думаю, ты не пожалеешь о сотрудничестве.
На это остаётся только вздохнуть и развести руками.
Новости не заставляют себя долго ждать, они приходят в один из вечеров святок Коляды на почту мужа. Текст послания написан по-русски: «Горячий привет Бурой Медведице из русской Ингерманландии от крутых датских парней! В твоих текстах – грозный, гордый рык; в твоих словах – суровая природа севера; в твоих чувствах – напор волн и твёрдость скалистых берегов; ты – голос наших богов!»
- Ну, – улыбается он, – и что ты им ответишь на это?
Пальцы отстукивают по клавишам: «Привет крутым датским парням от Бурой Медведицы из русской Ингерманландии! В ваших сердцах – свет Инглии; в ваших душах – блеск мечей; в ваших голосах—рокот Перкуна; в ваших руках сила Арды; вы –войны, взявшие из моих рук оружие, откованное моим сердцем, и да не заржавеет оно!»
- Клянёмся! – Этим словом связь заканчивается.
- Угго! Значит, кто-то из них знает русский!
- И почему это тебя так удивляет, любимая?! В Скандинавии достаточно тех, кто знает русский. В ватагах викингов были не только скандинавы, это были настоящие интербригады того времени и русичей там хватало, как, впрочем, и других.
- Ну, хорошо, я рада – тексты пристроены. Видимо музыка их дополнит.
- Сабрина, любовь моя, - говорит он ласково и мягко – не насилуй свою душу. Это совсем неплохо, что ты не умеешь ругаться. Поверь, это очень неплохо! В мире этого добра больше чем достаточно. Очень много тех, кто хотел бы писать как ты, но им так не дано. А тебе дано – цени что имеешь!
- Угго, я хочу быть разной!
- А ты и так разная! Вот если бы ты посмотрела на себя моими глазами, ты бы увидела. Твои чувства сами себя облекают в ту одежду, которая им нравится. Ведь ты не смогла самостоятельно наделить образом, сознание, рождённое тобою в муках желания как ребёнка, как дитя, не видела его ни сыном, ни дочерью. Это было выше тебя!
Сердце совершает прыжок в район щитовидки:
- Игорёк, меня пугает твоя сведущность! Ты слишком много знаешь.
- Я часть тебя! Мы единое целое. Было время, когда меня пугала твоя информированность. Я не могу тебя не знать, я знаю о тебе всё, и, не моя вина, если ты об этом забыла. А потому знай: ты не можешь быть хуже себя, как бы тебе этого не хотелось. В сознании, ты будешь переживать всё, но облекаться всё это будет только в форму достойную тебя.
- Ты говоришь страшные слова!
- Послушай, ты хотела маски, и, она у тебя есть и она очень удобна для нас, ибо она одна на двоих. Литература – наше прибежище. Из него очень удобно вести прицельный огонь…
- Милый! Ты умудрён опытом. Ты действовал, а теперь рассуждаешь, а я до сих пор только рассуждала. Я хочу дела, хочу борьбы!..
- Ты делаешь! Делаешь не оставляя следов , как и хотела.
- Стечение обстоятельств ты называешь делом?
- Обстоятельства не бывают сами по себе.
- Тогда почему я ничего не чувствую?! Почему чувствую себя в стороне?!
- Потому, дорогая, что ты не сама по себе, и ты не одинока, и ты не пуста… Или ты забыла в каком ты положении? И потом, ты чувствуешь, но не осязаешь; ты осязаешь более важное. Я уже сказал, ты не можешь быть хуже себя. Смаковать победу – удел ущербных, это оглядка назад, а ты, идя вперёд, не можешь оглядываться. Но зачем я всё это говорю тебе? Ты сама прекрасно всё понимаешь, не научилась пока только принимать. Тебя удивляет лёгкость? Но ты эту лёгкость выстрадала!..!
- Иными словами, Смелогородов Игорь Олегович, является профессором института психологии международных отношений! Хоть я и не слишком верю вам, сударь, но вынуждена признать вашу высокую эрудицию, язык у вас подвешен отлично! Если вы меня не переубедили, то уж переговорили, точно. Честь вам и хвала: вы руководствуетесь высшими соображениями безопасности ваших детей. Уже за одно это я вам благодарна, господин Смелогородов, он же фрейр Смельгарх, он же Берблонд и кто ты там ещё?..
- Смелов, ваша честь!
- Ах, да! Верно! Как вас много…
- Вас не меньше….
Указательные персты обеих рук касаются висков:
- Всё! Всё! давайте на этом остановимся! Я полагаю мне достаточно, на сегодня обойдёмся без добавки.
- Слушаюсь и повинуюсь, о, госпожа!
Слушать со стороны из других уст глубоко личные, интимные переживания, жутковато. И всё же, следует признать, принадлежащее Смеловой, принадлежит и её мужу и от этого никуда не денешься. Эта связь не обычная, не обусловленная человеческими законами, человеческие законы здесь совершенно ни при чём, здесь законы другого начала.
Признаюсь, как не тяжело признать! Признаю перед своей совестью, без страха и с трепетом, без упрёка и вдохновенно. Желания рождаются в сердце, формируются в сердце и в сознание входят практически готовыми к употреблению, там они будут лишь до определённого момента реализации. Да, так происходит у людей. Всё поэтапно: сердце – душа – сознание, ум рассудок. Но человек не единственная форма разума, а человекоподобие, отнюдь не человек. Приближение к человеческому облику, ещё не означает приобретения полностью человеческих качеств. Можно чувствовать как человек и при этом не переживать как человек. До появления человека, на земле существовало достаточно разумных форм. Одна из форм его и породила. Греки её называли «Андроген», единство двух начал, гармония. Разделённые между собой, андрогены не стали людьми, не слились с ними и стали титанами-волотами-велетами-чурсами, четырьмя расами, ведшими борьбу с драконами-ящерами-нагами-кощеями.
Борьба то обострялась, то затихала, но никогда не прекращалась. Борьба велась за преобладание на земле в воздухе и в воде. Богам было абсолютно всё равно кто победит в этой борьбе, и, они никому в ней не помогали. Они помогали людям в ней не участвовать и мешали им принимать в этом участие.
Погибли титаны, погибли чурсы – не полностью, осталась малая часть, они скрылись в различных реальностях, оставив о себе лишь предания. Тогда волоты и велеты слились в один народ и назвали себя ариями – детьми Арды, они смогли договориться с драконами и стали двумя полюсами, Даарией и Нагимией и тогда стихии обрели в мире равновесие, покой. Люди белой расы, бывшие по образу ближе всех к андрогенам, назвали себя арийцами, детьми ариев, люди красной расы стали атлантами, как потомки титанов; златокожие асуры и чернокожие лямуры – потомки нагов. Каждая из рас на земле достигала на определённый срок могущества и за определённый срок его утрачивала.
Так было до тех пор, пока в мир не проник Иегова. Через свои порождения, он пытался принять закон нагов, говоря им о себе как о духе посреднике с единым началом, наги, его, отвергли. Он обратился к ариям, и был отвергнут ими. Один из потопов почти полностью уничтожил его народ, поселившийся на стыке Лемурии, Ассурии и Артании и тогда Иегова решил размножить себя в мире, он полностью растворил себя в своём народе, наделив его всеми своими свойствами. Так он воплотился, став нераздельным, вездесущим, уподобляя своему имени свои порождения, проникая во всё, насыщая собою всё, что только можно насытить, с ненасытной жаждой обладания большим, всем, не имея ни на что права.
Всеми отверженый и стремящийся всеми обладать. Но сила права принадлежит тем, кто имеет её изначально. Арде принадлежат только те, кого она породила, её дети. И этого преобладания не уничтожить даже путём разделения.
Утверждение Иеговы в мире не состоялось. Магия Иеговы – каббала, оказалась годной лишь для обособления, но не господства, слияния с стихиями Арды, с её материнской сутью не произошло, а порождения её порождений – люди, даже став заложниками «чужого», не открыли ему тайну обладания, ибо став заложниками, утратили знание.
Шекель – порождение Иеговы, дух призрачного богатства – не сделал тайну доступной. И чужой знает – он чужой, и его народ знает, что он народ чужого духа, духа не от этого мира и его пребывание в этом мире это лишь зависимость от условий, но не сила права. И тогда, остаётся обман, и тогда остаётся ложь, а за этим скрывается страх, вечное беспокойство и без-покойствие. И нужно изобретать, изобретать, изобретать… Новую веру, новое оружие, новые условия. Ещё и потому, что есть те, кто борется, и они-то как раз и обладают силой права. Их можно убить, но у них нельзя отнять эту силу. А погибая, они умножают её, так как гибель тех, кто обладает Силой Права, лишь утверждает её, делая её более великой.
Можно назвать себя Великим, Вседержителем, можно назвать себя Вездесущим, можно назвать себя Спасителем; можно назвать себя Отцом, Сыном, Святым Духом, но сила права этим не приобретается. И даже назвав себя любовью, не возможно её приобрести. Можно только оттянуть конец своего пребывания в этом мире. Чужой не владеет тайной памяти, он очень бы хотел владеть ею. Разделив себя условно на дух света и дух мрака, он ищет её, ищет давно и ему в этом ни кто не помогает: заложники слабы; свой народ обособлен и к тому же заложников становится всё меньше и меньше. Они освобождаются и именно за счёт памяти, освобождаются и вновь обретают Силу Права.
В этой борьбе использовано всё - пространство, время, звук, стихии – всё это сыграло уже свою роль. Осталось последнее – чувства! Чувства не как результат, а как первопричина, как, изначальное, основа, глубина, которая сама по себе. Именно потому, женская суть Смелита была размножена и внедрена в мир людей, в их расы. Может быть, ещё кто-нибудь сделал так же, но об этом ничего не известно. Известно лишь одно: борьба ведётся и приближается к завершению. Сила чувства соединится с материнским началом Арды, и от слияния произойдёт всплеск, и это будет рождением нового начала, совершенно нового. А в далёком пошлом останутся утраты, смены перерождений, обеты, клятвы, послания, встречи, расставания. И всё это с одной целью – обретения. Оно состоялось, сознание слилось с миром, миром людей, обрело массу качеств и, при этом, не утратило свою основу, это было необходимо для связи божественных начал. Вера – основа мировоззрения в мире людей, основа их мыслей и поступков. Она насыщает их сознание надеждой в лучшее.
Люди не утратили память о своих прародителях, они их потеряли, утратив знание. Утрачено знание, а не память. Людская тяга к необычному есть, в сущности, жажда познания, жажда обретения знания и в то же время страх утратить уже привычное. Люди боготворят свои привычки, они хотят слушать о необычном, они хотят видеть его, и они не прочь это иметь, но они никогда не сделают и шагу к слиянию с этим, ибо для этого нужно отказаться от привычек, от того, что украшает жизнь, делая её привлекательной. И поэтому им нужны посредники; и потому людская жизнь так коротка; и потому проходя потоки перерождений, людские души утрачивают о себе память; и потому, боятся смерти так, как будто это у них в первый раз.
И вот, чтобы это понять, нужно было слиться с их миром. Люди не любят глубины, и потому любят фантазировать, измышлять, они украшают свою реальность выдумками, воображением, как более удобной формой в реализации жажды обретения знаний. Прошло время жертв во имя этого, утрата привычки для людей стала сродни гибели. То, что может лишить их привычки, рассматривается ими как враждебное. Очень мало из них тех, кто в состоянии пренебречь привычками ради обретения знаний, ещё меньше тех, кто идёт по пути знания, не оглядываясь назад. Люди слабы, они не в состоянии черпать силы сами в себе, для этого им нужна вера. Но и эта вера, их вера, нуждается в постоянном подтверждении, или она утрачивается. Утраченная вера в мире людей – явление совершенно обычное. Привычная красота для них уже не красота, но утратив её, они будут по ней тосковать; Одни из них устают от однообразия, другие от разнообразия и, потому, им никогда не собраться вместе, и, потому, им никогда не договориться. Они всё время меняются и, воображают при этом, что развиваются; и потому почти никогда не живут своей жизнью; верные своим идеям, считаются у них святыми, но никогда не служат для них примером, а лишь средством обретения некоей части святости, так удобнее, меньше затрат. Вещь проще приобрести, чем сделать и для этого нужно иметь нечто оплачивающее приобретение. Люди любят этот закон. Они очень давно слились с ним, он стал от них неотделим, именно он и отделил их от Естества, от Матери Природы, от Арды.
И что же из всего этого следует? В чём заключается предназначение женской сути Смелита, родившейся на древней земле русской Ингерманландии? Ведь мужская суть Смелита предпочла её всем остальным. Значит, до этого не было полного слияния? Значит, они не обладают полнотой образа? Это только лики, двойники, те, кто будет принимать на себя удар тогда как истинная, настоящая суть должна остаться неприкосновенна для более важного. Когда же я всё это успела провернуть? И каким образом. Это какой же нужно быть закошмаренной, чтобы такое забыть? Это же, покруче болезни Альцгеймера!
В слияньи сфер, рождается закон.
Закон стечения утраченных времён,
Закон свершения немеркнущих надежд
И укращения миров, что вечно между.
В шагах, исполненных размером бытия,
Непостижимо радости творя.
И это только следствие, но не причина,
Вдруг, явится отчётливо, личина.
И поразит реальным естеством,
Отвергнув суть сомнений – колдовство.
Взор не прельстится суетой страстей,
Стремясь проникнуть в существо идей.
И мысли бег, и чувств томленье
Не остановят пламенный упрёк.
Стремится ввысь безудержный поток
Из вечности в одно мгновенье.
Цикл «Сферы» пресекает «Идиллию», уводя в неведомую запредельность общественной реальности, универсальной объективности. Это полная отстранённость, отрешённость, но, тем не менее, не отвлечённость, этот мотив, странным образом, заставляет осмыслить проблемы реального мира, увлекая за собой набором понятий – результат слияния - от этого никуда не деться. Сябрина – вечная заложница и пленница Сафо. Сафо заполнила, заполонила; она диктует, она рулит; она управляет, мудро и коварно, от неё никуда не деться; она не отпускает ни на шаг, в общем – пасёт.
На общественных сайтах в интернете появилась сенсационная информация: в Скандинавии идёт массовая волна самоубийств в еврейской подростковой среде; Скандинавский раввинат связывает это с целой серией рок концертов. Обращение раввината к главам скандинавских государств выражает сильную обеспокоенность по этому поводу: «Рок-среда является разрушительной изначально!» - так считает синидрион —«развращённость нравов в среде рокеров всем известна, а плоды более полно характеризуют её духовную сущность и то что проявилось это изначально пока среди еврейской молодёжи, не может гарантировать безопасности других от такого явления. Таких концертов стало слишком много! Их следует ограничить, или даже прекратить на какое-то время».
«Странность тематики многих рок-групп не имеет ничего общего с ранней пропагандой насилия, секса, алкоголя и глумления над святынями. Мировоззрение рокеров странным образом сильно меняется. Их асоциальность, социопатичность, неформальность приобретает странную тенденцию к неоязыческому классицизму. Это уже не нигилисты-романтики первых времён, - так считают католическая и протестантская церкви Скандинавии. – и, даже, не декоратиные язычники на базе произведений Толкина. В неформальной среде рокеров, идёт мощный процесс созревания, чего-то очень яркого, доселе, небывалого. Тексты их композиций завораживают глубокомыслием, но это не уход, не отход от реальности и не огонь возбуждения разгула оргий языческого мрака. Это нечто возвышающее реальность мира сего, ставящее его вровень с божественным. Нет никакого сомнения в скором пришествии антихриста. Мир должен готовиться к последним дням. Церковь должна сплотиться как никогда, дабы отстоять истинное учение о спасении. Дух мира сего не должен одержать над ней победу!».
Его пристальный взгляд выражает бесподобное многообразие чувств от благоговения-гордости до восхищения-умиления. «Какое странное стечение обстоятельств, не правда ли, милая?» - Произносит он. В его голосе ни тени усмешки, таким тоном признаются в любви. Кстати, он сейчас пишет цикл стихотворных произведений, посвященных жене. Всем своим видом в совокупности с обуревающими его настроениями-переживаниями, он показывает связь обстоятельств: символизм слова родил действие, действие оказало воздействие. Нет палачей и нет жертв. Его глаза вопиют: «Это всё ты!! Это сделала ты! Ты пошутила, ты назвала это оружием, и оно им стало, и оно выковано тобой!!!»
- Смелогородов-Смельгарх-Смелов, не надо, пожалуйста, на меня так смотреть! У меня уже кружится голова, и я могу вот-вот хлопнуться в обморок. Имейте в виду, монсеньор, Сафо очень чувствительная, тонкая натура! - Его взгляд становится ещё опаснее. - Угго, ты меня пугаешь! Угго, ты ужасен, ты весьма опасный тип! Разбойник, соблазнитель, тиран-деспот – мучитель! Ты терзаешь моё сердце!
Прикосновение его рук вырывает из груди сладкий стон, веки тяжелеют, ноги подкашиваются, дыхание становится глубоким и частым. Под сердце накатывает волна снизу, из утробы. Я, Смелова, окружена по всем фронтам, сопротивление бесполезно.
Людок переехала, наконец-то у неё появилось собственное жильё, теперь, она живёт в Лебяжьем. У неё, одноэтажный «коттедж» с мансардой, и, четыре сотки плодового сада с кустарником. За два года работы в «Акре», ей удалось скопить на своё жильё. От счастья Людок тихо помешалась. Во избежание необратимых процессов в её сознании, к ней из отеческих побуждений, от руководства организации, прикреплён консультант из психоневродиспансера. Раз в неделю она проходит курс массажа. Акумов сильно встревожился: возникла реальная угроза потери стилиста, Людмила Климовна почти перестала выражать свои мысли в прозе и, чуть ли не полностью, перешла на поэтическую волну, в стиле Гомера. Как сказал Антон: «Две Сафо – уже перебор». Людок по гороскопу скорпион в стрельце, на неё действуют две враждебные друг другу стихии, вода и огонь. Однако реализм собаки, знак года, в котором Людмила Климовна имела счастье родиться, возобладал, декламации пошли на спад, приобрели чисто комическую форму, а юмор, как всем известно, симптом здорового сознания. Руководящая верхушка «Акра» с облегчением вздохнула и увеличила Остафьевой ставку за вредность.
Людок чуть ли не каждый день появляется в Ижоре. Цветущая от душевных переживаний, она привносит с собой благоухающий вихрь чего-то невесомого и, в то же время, существенного. Пашка Михайлов превращен в её покорного галерного раба, он стал её извозчиком-снабженцем. Шутит, что прирос к баранке, так как госпожа Остафьева его загоняла, дёргает днём и ночью. Он уже научился спать за рулём, так как у него только один маршрут, Литейный – Лебяжье.
«Сферы» растянулись на три тома. Людок потихоньку, осторожно намекает, дескать, пора закругляться, приземляться, опускаться на землю, дабы настроения читателей не стали перехлёстывать через край, а то, мол, экзальтированные натуры могут воспринять это как руководство к действию. Муж посмеивается, считает для этого трёх томов маловато.
Странно, но чрево обеременённое, не слишком увеличилось, хотя на подходе всё-таки восьмой месяц и там находятся как ни как трое и они далеко не паиньки, судя по поведению. Частые ночные бдения этого трио, довольно ясно выражают их настроения, живот тогда становится сейсмически опасной зоной. Процессы бурные, чрезвычайно, утихомирить невозможно. Им явно не скучно друг с другом. Интересно, они там просто резвятся, или выясняют, кто будет первым?
Совсем недавно, неприкаянное тепло из близлежащего пространства переместилось в утробу. Видимо ему надоело блукать по дому, оно теперь живёт внутри, там, откуда появилось в результате материнских переживаний, тоски по материнству, материнских страданий.
Моя беременность весьма странно отражается на аппетите, я-то полагала, буду жрать со страшной силой, а бывает, совсем есть не хочется. Зато, обостряются приступы трудоголизма, иногда могу всю ночь просидеть в беседе с музой. Эта самая муза, не посещает меня, она живет во мне как хозяйка в собственном доме. Мук творчества не испытываю, у меня творческий кризис, который я определяю, как гипер-синдром культа вдохновения и когда на меня находит, мои близнецы тише воды ниже травы, ясное дело: «когда я ем, я глух и нем». Та энергия, которую я продуцирую в творческом потоке, для них деликатес. Они духовные гурманы, заказывают самые изысканные блюда в моём меню, то лирика, то батальная фиерия, то романтический кураж, то сентиментальная пастораль, то чувственный драйв. Сама питаюсь с пятого на десятое, приходится учитывать вкусы «клиентов», не дай-то бог, коли не совпадут, обратный ход обеспечен. Я очень люблю мясо и иногда, они идут мне на встречу, иногда их милость бывает снисходительна ко мне, но перед этим, я должна расположить всячески эту троицу, ублажить какой-нибудь там слезоточивой чушью, то есть создать такое, от чего у меня самой будет перехватывать горло спазм, глаза будут на мокром месте, от чего я буду в трансе… И ни больше ни меньше. И вот на такие произведения от издательств приходят суперрецензии и увеличиваются гонорары.
И потому я буквально прихожу в ужас от дикого желания пива! Вот так вот - Бац! — среди ночи, и хоть караул кричи. А я его на нюх не переношу! А им плевать – клиент всегда прав! Интересно, они там долго соображали на троих? Не, ну нормально! Среди ночи типа: «Эй там! Наверху – пива в номер!» я им что, метрдотель, мажордом!? Ах, вы мать вашу, паразиты!!! Полтора часа, я мужественно жду, что элита одумается и отменит заказ. Ну да, как же! Размечталась!
Он, тоже, почуял неладное, просыпается моментально, приникает головой к моему плечу, кладёт руку на живот. На поток от папашиной руки следует, резкий толчок. Меня аж подбрасывает на постели. Башка — кругом. «Угго, беда, – шепчу еле слышно, – наши дети – алкоголики!» Он недоверчиво качает головой: «Дорогая, я думаю, ты их неправильно поняла. Попробуем решить вопрос иначе».
Он приносит три банки безалкогольного. Подделка возмущает близнецов, после первых же трёх глотков, эрзац покидает организм, сопровождая уход дикой головной болью: им не нужно суррогатного пойла! И вообще, магазинная продукция их не прикалывает! Моя попытка договориться с господами присяжными с помощью материнской нежности, натыкается на стену непробиваемого непонимания. Мои слёзные причитания в стиле намаза, обращённые к тиранам, только усугубляют страдания, плач матери выслушивается с холодным презрением, ни больше, не меньше. Муж привозит пять сортов пива. Ни одна из марок не пользуется у них успехом!
- Какого же рожна им надо, гуманам этим?! Угго! Эта тройка удалая сведёт меня с ума! Я ведь никогда не пила пива, я его терпеть не могу, а теперь, должна ублажать, какую-то ораву паразитов, и непонятно чем!
Он в ответ глубоко вздыхает:
- Кажется, я понял их, дорогая, им нужен, сугубо натуральный продукт, без добавок.
- Ну и где мы возьмём этот «сугубо натуральный»?
- Придётся делать самим – разводит он руками.
Я подскакиваю как ужаленная:
- О, ужас! Смельгарх, ты соображаешь, что говоришь? Да я сдохну пока мы его сделаем – ни ты, ни я не знаем, как оно делается!
Он складывает ладони как католик на молитве, трясёт ими в мою сторону:
- Дорогая, их это не касается. А вот если мы его не сделаем, тогда ты точно сдохнешь. – Он хлопает в ладоши. – Я очень хорошо знаю этот тип мужчин, они тебя сгнобят.
За четверть часа из интернета, добыто с полсотни рецептов пива. В ответ на истерический смех, муж поднимает указующий перст:
- Погоди, ещё рано. Давай рассуждать последовательно, с точки зрения объективного реализма, я останавливаюсь на «Медовом бархатном классическом» люблю, понимаешь ли, мед. Ты тоже любишь мёд…
- Люблю, но…
- Достаточно, – делает он мягкий жест рукой, – одно совпадение есть. Ни ты, ни я не любим пива – второе совпадение. И то, что нашим детям его захотелось, может выявлять у них потребность в каком-то компоненте, входящем в этот продукт, ячмень или хмель. Я к чему? Может нам вовсе не нужно варить пива, а выпечь ячменные лепёшки, сделать отвар, или настой шишек хмеля…
- Милый! Я не знаю, в чём они там нуждаются больше всего, но я нуждаюсь в покое, они меня истерзали! Вот уже скоро сутки как я мучаюсь. А экспериментировать, я уже не в состоянии! Мне нужно принести им эту жертву и только тогда они оставят меня в покое, эти трагладиты!
Он сочувственно кивает: «Да, конечно, экспериментов было больше чем достаточно. Раз им нужно пиво, будет им оно!» С этими словами муж выходит из комнаты. Из кладовки доносится грохот железа – это двадцатилитровый бак из нержавейки – и радостный:
- Дорогая, один из компонентов у нас уже имеется. Тут в кладовке целый мешок шишек хмеля.
Наверное, бабушка собирала. Он появляется сияющий на пороге комнаты с матерчатым мешком солидных размеров.
- Тут килограммов на десять, не меньше! - Подмигивает он, снимая с вешалки ключи от машины. – Отправляюсь решать проблему с ячменём!!
Ключи гремят в замке, дверь открывается и в неё тут же влетает в вечерних сумерках, посланница госпожи Вечной Неожиданности, незабвенная Остафьева. Мой Смельгарх галантно целует ей руку, она было шутливо приседает в книксене, но увидев, меня выражение её лица меняется с беспечного на озабоченное, её шутливое: «Привет почтенному семейству», блекнет и тухнет.
- В чём дело, Бринуль?! - бросается она ко мне встревоженная, хватает меня за руку, щупает пульс.
- Похмельный синдром. - Отвечаю я ей, и судорожно икаю. И надо же, как громко, словно бабка старая.
- Это в твоём-то положении! — выкатывает Людок шары на лоб.
- Это не моё положение, Люд, - я большим пальцем руки тычу себе в живот, – это их положение…
Людок трясёт головой:
- Ты, попонятней, можешь?
- Они хотят пива.
- Они!?? Хотят?!! – с каждым словом людкины брови взлетают на лбу. – А воблы к пиву, они не хотят!?!
- Пока не знаю…
- И давно это у тебя?
- С раннего утра!
- Вы чего, малохольные? Купить не в состоянии?!!
- Они покупного не хотят! – После этого ответа Остафьевские очи становятся ещё шире и ещё глубже. – Они хотят домашнего. Мы с моим сошлись на медовом бархатном классическом, так как оба любим мёд и не любим пиво.
- Уау! –Хлопает себя Людок по щеке. – Я с вас угораю, граждане! У вас не жисть, а сплошной анекдот! Это он за хмелем сейчас умотал? – Тычет Остафьева в сторону двери.
- За ячменём. Хмель у нас, оказывается, есть, мёд тоже…
- Да-а-а, - Людка в восхищении поднимает руки. – Вам-то уж точно не скучно! Смелова, я даже не знаю, как это назвать! Это какая-то поэм-ма-мистерыйя-а! Значит, ты сейчас хочешь пива?
- Да что б ему ни дна, ни покрышки! Я его терпеть не могу, и я его хочу?!!! Это не я его хочу!!! Это они его хотят!
- Крутые мальцы у тебя, Смелова, ты не находишь?!
- Ой, не говори! Но на дурную наследственность, тоже не похоже! Он-то пива не пьёт.
- А чего он пьёт?
- Коньяк!
- Аррисстокра-ат, блин, однако…
- Угу, и в кого они такие? У меня в роду, вообще, трезвенники-язвенники!..
- А может, он в молодости увлекался пивом? Может он с него начинал, глядишь и они у тебя к тридцати на коньяк перейдут.
- Не знаю, на что они перейдут, но сейчас им пива вынь-положь и домашнего приготовления… Ой, Люд, как у меня башка гудит! А !
- Обычный токсикоз…
- Не-е-е... Остафьева, не обычный, какой-то навороченный…
Снаружи раздаётся гул мотора. Приехал! Он вваливается в дом с пятидесятикилограммовым мешком, неся его под мышкой.
- О , как вы оперативны , монсеньор!
- Ах, - томно произносит он, – чего только не сделаешь ради своих детей! Был на товарной – груз из Астрахани, первый сорт. - Докладывает он кладя бережно мешок на стол. Поднимает крышку бака.
- Ага, - довольно хмыкает благоверный, – уже закипело.
- Вообще-то, - влезает Людок, – если по науке, солод выдерживать надо. Что б реакция была…
- Остафьева!! Ты меня угробить хочешь, какое, к дьяволу «выдерживать»!!!! Мне каждая секунда дорога! Чем скорее это пойло в меня вольётся, тем быстрее я успокоюсь и приступлю, между прочим, к работе! И мне кажется, это и в ваших интересах тоже, Людмила Климовна! Или я ошибаюсь?!
Людок ласково обнимает: «Софочка моя ммаленькая – щебечет она вкрадчиво – всё будет хорош-шо».
- Ничего, – говорит муж, – реакцию нагоним температурой. Он распечатывает мешок и алюминиевой миской высыпает в кипяток тёмнозолотые зерна с приторным запахом.
Нет ничего мучительнее томления ожидания, ощущения слегка притупились, но такое чувство, что стоит только сделать движение и они вопьются в душу с новой силой. Остаётся, замерев, полулежать в кресле. Банда недовольна необходимостью ожидания и своё недовольство, они выражают резкими толчками, то и дело заставляя ойкать. Людок делает су-джок терапию плечевого пояса и, видимо, этим отвлекает близнецов, или развлекает: они вдруг начинают кувыркаться, перемешивая собой все внутренности. И эти два вида массажа, Людкин с наружи и близнецов изнутри, навевают сон.
Пробуждение наступает от резкого запаха, бьющего в нос. От этого крепкого, густого запаха, весь рот наполняется густой жгучей слюной и давит, до рези в щитовидке. На столике, рядом с креслом стоит здоровущая деревянная посудина - где только он такую достал? – и в ней, благоухая, парит густая, бурая, почти чёрная, жидкость, обрамлённая янтарной пеной.
- Пусть остывает. - Слышится сзади его шёпот.
- Угго, я не пойму, – доносится из кухни Людкин голос, - зачем, ты так много наварил? Двадцать литров – это же упиться можно! К тому же ты, явно, с хмелем переборщил. У твоего пива крепость как у рома…
- Думаешь, мне для моих детей хмеля жалко! — Сердито отвечает он. – А насчёт количества, так запас карман не тянет! Кто знает, может, им ещё потом захочется!
- Ну, ты гениальный мужик! Завидую Смеловой…
- Зачем завидовать? Выходи замуж. У тебя разве мужчин мало?
- Таких как ты, нет!
- А ты посмотри получше, может и лучше найдёшь. И не тяни с этим, а то потом, сильно пожалеть можешь.
- Решено!! Выйду за скандинавского русского эмигранта - гангстера! Ты мне поможешь, Смельгарх?
- Могу познакомить, а помогать будешь себе сама. Только гляди, не раскайся потом, и стрелки на меня не переводи.
- Договорились! Вашу лапу, гер Смел!
Людок, стало быть, решила атаковать Скандинавию. Видимо, в Питере скоро начнётся мода на варягов, история любит повторяться.
Запах тёмно-бурой, чёрно-бурой субстанции рождает в организме глубокий отклик и удивительно сильный! С возгласом «Ой!!», пробуждение наступает окончательно. «Проснулась!» - Одновременно дуэтом реагируют муж и подруга.
- И уже давно! Слушаю, как любимая подруга отбивает у меня мужа, пользуясь положением моим бедственным. Остафьева, имей в виду, ты этого мужика не получишь.
Людок смеётся:
- Госпожа Смел-Смельгарх может быть спокойна, Остафьеву блондины не возбуждают!
- Да? А кто же возбуждает Остафьеву???
- Рыжие! Мне нужен огонь! Какой-нибудь лев, царь зверей!
- А тебе российских львов не хватает?
- Я хочу русского льва со скалистых берегов Скандинавии, лохматого и дикого, я из него сделаю ручного, стану укротительницей…
Муж хохочет: о - Знаю одного такого! Живёт в Норвегии, потомок беглого русского каторжника с галерного флота, его величества Карла двенадцатого. Имени не знаю, так как разыскивается интерполом и Моссадом за торговлю по демпинговым ценам оружия палестинцам. А ещё, он сотрудничает с ИРА, и с шотландскими синдикалистами, и с Северным Уэльсом; Он рыжий, почти такого же роста как я, ему около тридцати, начинал на боях без правил и аймреслинге.
- Ах, как романтично! — Громко вздыхает Людок. – Кто же этот таинственный незнакомец?!
- Знаю только одно, по линии отца у него все русские уголовники, а вот на счёт матери - ничего не могу сказать.
- У него есть какое-нибудь прозвище, погоняло?
- У него их уйма!! Одно из них «Рэд Рик», или «Кинг Росса», Красный Король, это ещё можно перевести как Король Червей, Червонный Король.
- Когда ты его видел в последний раз, Угго?
- Года два тому назад в Исландии.
- И что он там делал?
- Просто отдыхал, купался в горячих источниках.
- Он был один?
- Да в тот раз он был один, но вообще-то, он любит одиночество. Он увлекается живописью и ювелирным делом. Думаю – познакомиться с ним будет трудновато, разве только случайно, у меня нет с ним связи, хотя у нас есть с ним общие знакомые.
- Ну вот, всегда так! Стоит мне увлечься, как сразу это оказывается недоступным! Какая я несчастная! – Гневно и бурно реагирует Людмила Климовна.
Кажется, содержимое деревянной посудины несколько подостудилось. Прыжки близнецов в утробе приобрели характер некоей сферичности. Чувство отвращения к пойлу дополняется желанием прекратить эту дикую пляску в себе. Эх, была не была! Глоточек. Маленький, малюсенький и если им и это не подойдёт, то… Густое, почти вязкое, шипящее, сладкое, с привкусом хлеба, бьющее в нос вливается внутрь, обдирая горло крепостью. Подруга и муж в молчаливом ожидании глядят во все глаза.
Ну!??? - Не выдерживает он.
Людок заинтересовано шмыгает носом. Бурные процессы в утробе несколько видоизменяются, но до успокоения ещё далеко. Сработает ли? А если сработает, то надолго ли? Что?!!! Неужели ??? Тьфу-тьфу, не сглазить. Тишина. Пока тишина, сейчас они там дегустируют, анализируют, думают. Если и завернут назад, беды большой не будет. Ау-у, эй вы там! Ну как, договорились??? Не заворачивают, притихли. Не затишье ли это перед бурей? Ну, мы договорились, или нет?
- Может, ещё глоточек? Контрольный?? – Шепчет Людок.
Отрицательный жест головой, и, посудина ставится обратно на столик. Блаженная тишина разливается в моём организме – святая. Жертва принята, внутри мягко поглаживает. Благодарят или просят ещё? Что, всё?!! И это всё?! Им достаточно??? И из-за такой малости всех на уши поставили!? Ну и фрукты-овощи! Я в шоке! «Порядок», - двигаю я одними губами, боясь сглазить. Но все, всё понимают. Он поднимает высоко брови, кивает, делает пальцами «о кей». Людок чешет себе нос.
- Ну-с, с благополучным завершением – говорит она, и отлив себе в стакан смеловского, фирменного, на базе Медового Классического Бархатного, всаживает его в себя. - Ром, — Людок облизывает губы как кошка после сметаны, – настоящий ром, что б, мне, сдохнуть! Жалко если пропадёт.
- Хорошо, – кивает муж, – пять литров тебе за комплимент.
Он берёт воронку, вставляет её в алюминиевую канистру. Близнецы успокоились, теперь их движения мягкие, деликатные, поглаживающие. Муж разлил пятнадцать литров по банкам и бутылкам и отправил всё в погреб. «До лучших времён» - говорит он и с рвением принимается за прерванный роман.
Поэма «Близнецы» выходит отдельной книгой в четыреста страниц. Сафо закрутила отчаянную интригу в стиле метафорических оборотов, сюжет не имеет ничего общего с названием. Да, у Сябрины могут быть чувства, а у Сафо – обороты и глубоко натуралистические ощущения её касаются лишь, постольку поскольку. Они ей вообще чисто «параллельно». Ощущения ощущениями, а изложения – это изложения. И от Сябрины в этом произведении только название, настолько всё закодировано, замаскировано общими возвышенностями, глубинами иносказаний и широтой образности. Только один он всё и понял. Людок оценила нетривиально: «Это т-такое! Оно всё! Как потому что!!!» На основе такого высказывания предполагать можно всё. На форумах обсуждение произведения, идут настоящие дискуссии. Каждый видит то, что хочет видеть в силу своего опыта, мировоззрения и испорченности. Мои переживания по поводу моих близнецов, приобрели трансцендентальный аспект и вышли на орбиту, космогонического астрофизиологизма. На пресс-конференциях я, конечно, говорю, что посвятила произведения своим детям, но кто в это верит? Да и как поверить, если, чуть ли ни каждому, чудятся намёки, то на катаклизмы, то на конец света, то на инопланетное вторжение. Эзотерики взялись за поэму всерьёз и, видимо, надолго - убеждены в моём пророческом даре. Что ж, их проблемы. Уфологи пытаются подбивать ко мне клинья как к контактёру. Один на очередной пресс-конференции так прямо и врубил мне в глаза правду-матку, дескать, Сафо с Созвездия Лебедя, является информатором межгалактичского центра по отслеживанию экологической ситуации в нашей галактике, не больше и не меньше. Он много мне поведал про меня и в таких подробностях! Вплоть до моей физиологии. Оказывается, я ещё буду мутировать, пока не воспроизведу свой истинный образ - я от этих комплиментов чуть в обморок не бухнулась. Хорошо, он не зрел меня в качестве висельницы, он бы и не такое рассказал. Я своими «Близнецами» создала себе жуткую проблему. А ведь там глубокие женские переживания, суть материнства, трепет душевный! Я попробовала было это объяснять, а потом рукой махнула – а ну их всех к чёрту!
Мои личные переживания проходят радикальную, репрессивную обработку в умелых руках Сафо и вырываются в мир в абсолютно универсальной форме, переживания идут глубинным подтекстом, подводным течением. Они, конечно, присутствуют и тем не менее, докопаться до них, понять, невозможно. Воспринять – да, понять – нет; форма совершенна, сочетания звука идеальны. Всё обтекаемо, кругло, глубоко, высоко, широко, необъяснимо-понятно и невыразимо приятно. Меня это, честно говоря, серьёзно настораживает. Смелова для Сафо поставщик материала, рабочая лошадка не стоящая внимания. Её дело подносить, уносить, и не путаться под ногами у высоко обожаемой и, глубоко уважаемой, Сафо!
Дело дошло уже до абсурда. На социологическом опросе несколько молодых людей ответили: «Сябрина Смелова – псевдоним поэтессы Сафо». На сдаче сессии в университете, преподаватели, вдруг, ни с того ни с сего, ставят зачёт - причём так, словно сговорились между собой – Сафо! И на возражения, восторженно объявляют: «Ну, какая вам разница, милочка, что же делать раз так вышло! Не будем же формалистами! Поэзия – область высоких отношений! А ваш поэтический образ экологически идеален!»
Эта Сафо – гадкая баба! Она мешает, невозможно от души выругаться как раньше. Досада, гнев, обида, облекаются ею в мерзкую изящную форму. Уста искажаются совершенно, хотя результат с ног сшибающий. Но всё равно, когда говорится не то, что хочется – тяжело, душа не освобождается.
Увидев однажды на одной из презентаций корреспондента из «Московского Комсомольца», еврея, захотела, просто прилюдно оскорбить его, назвав сучим сионистом, пархатым марамоем, ублюдоашкеназом, а вместо этого разразилась поэтическим экспромтом на четверть часа, так и не произнеся ни одного слова из того, чего хотела. «О, вероятность благолепья, неизреченность благонравья, не умалит затменья чувства, непостижимостью событий...» и т. д. Поэтическая возвышенная чушь оказывает на еврея ошеломляющее воздействие. Этот прожжённый циник, развращённый до мозга костей газетный деляга, сенсационный делец, вдруг начинает безудержно рыдать, и прилюдно кается. Оказывается, он уже полгода не звонил своей мамочке. Называя себя ничтожеством, он покидает зал в расстроенных чувствах, а спускаясь по лестнице, подворачивает себе ногу, падает и, благополучно ударившись виском о ступеньку, скоропостижно оканчивает свой жизненный путь. Ну и кто его до этого довёл Сябрина или Сафо? Полночи мы с ней выясняем отношения, пока нас обоих не морит сон. После того случая, неделя относительного покоя, затем, очередная педагогическая репрессия. Фантики от конфет, бросавшиеся совершенно свободно под ноги, теперь находятся в руке вплоть до урны и если не попадают в неё сразу, то нет ни какой возможности оставить их лежащими спокойно там, где они лежат. Нет, надо подойти, пусть и на виду у всех, нагнуться поднять и бросить обязательно в урну, страдая от невозможности выругаться, как следует. Ведь, стоит только открыть рот, как, оттуда, польётся, совершенно оторванная от реальности, возвышенная чепуха – следствие духовно-морального разложения. Вывод: в состоянии раздражения, рот лучше не открывать; фантики от конфет лучше прятать в карман; слушать счастливчиков, свободно выражающих свои мысли на все буквы алфавита опасно. Это порождает дикую, яростную зависть, которую лучше и не пытаться выражать, ибо у выражающегося свободно, может возникнуть комплекс неполноценности и гиперобострённое чувство вины. Даже во взгляде, явно выражающем зависть, ими читается упрёк, начинают извиняться. О, боги всеблагие! Да за что же извиняться?! Вот так и пропадают самобытность и особенности языка! Характер свободной речи. Нет никакого сомнения в дурном влиянии Сафо на окружающих. Эта экологически чистая ханжа способна испортить любую девственную душу, ввести весь мир в заблуждение относительно себя. Свободно можно только мыслить. Туда деспотия Сафо ещё не добралась, но уж если доберётся, тогда конец. Тогда от Сябрины ничего не останется!
«Сябрина , любовь моя, – говорит он, – умоляю, не раздражай Смелит, или она тебя погубит. Сделай вид, расслабься, ты её не обманешь, но она пощадит тебя. Не пытайся её контролировать, оставь её в покое. Она сильнее тебя — это та сила, бывшая раньше в тебе, дремавшая. Она проснулась и стала сама по себе, это твоя изначальная сила – твой оберег, щит и твоё оружие. Заклинаю, не мешай ей !» Он не шутит, он встревожен не на шутку – он прав: Сафо опытная, за её плечами такое! А что есть Смелова? Даже не девочка в сравнении с ней – амёба! Остаётся только созерцать работу мастера, быть носителем, футляром, скафандром или чем там ещё? И удивляться, удивляться, удивляться без конца. А удивляться приходится: беременность перевалила за десятый месяц, близнецы явно не торопятся, им и там хорошо, сухо тепло и мухи не кусают. Живот не растёт – тяжелеет, вес увеличился, к своим семидесяти прибавилось девять кг.
- Бринка-а, - качает головой Людок, – что же это с тобой происходит? У некоторых, недоношенные, а у тебя, переношенные!
- Не у меня! Не у меня, Люд, это у Сафо, она же у нас необычная…
- Как чувствуешь-то, себя?
- А, нормально! Лучше и быть не может.
- Ну, рожать-то собираешься...
- А как же!
- Ну и когда собираешься?
- Всё будет так, как Сафо скажет.
- А она, что, к тебе ни какого отношения не имеет?
- Не-а! Это я имею к ней отношение. Как она решит, так и будет.
Людок мотает головой:
- Смелова, у нас с тобой какой-то странный разговор, ты не находишь?
- Может быть, но мне сейчас всё равно…
- С кем же я сейчас разговариваю – растерянно бормочет Людок – с Сафо или Смеловой?
- А всё зависит от того, дорогая моя, кто тебе в данный момент нужнее…
- Смелова – на одном дыхании произносит Людок.
- Ну вот, Смелова тебе и ответила.
- Ну а что же сейчас делает Сафо в таком случае? – Пытается шутить дрожащим от волнения голосом подруга дней моих суровых.
- Рулит…
Людок кивает глубокомысленно.
- По-нят-но, – произносит она по складам – это называется: картина Репина «Приплыли».
- Люсь, я не знаю, как эта картина называется, но она меня устраивает. И к великому счастью, я, ещё пока, могу говорить сама от себя…
- Ты полагаешь, может быть и…
- И ещё как «может», солнце моё! А поскольку я веду себя правильно, то потому я и есть я!
Людок с шумом выдыхает воздух. - Да-а, -- тянет она, – ты фантастическая натура! Твой артистизм перешёл все границы. Не знаю, что сказал бы Станиславский, но я преклоняю колени в глубоком почтении. Вы, Сябрина Свиридовна, просто неподражаемы. Сафо мне позволяет обнять Сябрину?
- Только не сильно…
- Да-с, конечно мы понимаем-с.
Людок с трепетом обнимает. Она уже ощущает нечто ставящее незримую преграду, хоть и продолжает шутить. Поймёт ли, она, в конце концов? А если поймёт, сможет ли воспринять? Может намекнуть?
- Люсь, посмотри мне в глаза! – Это странное обращение заставляет вздрогнуть мою подругу, она с ужасом воззряется. – Побег из плена потерпел провал. Ты поняла?
Остафьева ничего не отвечает, но в её глазах мелькает глубокая тоска, она чуть слышно вздыхает и судорожно сглатывает.