глава 3

Тихонова Ольга Васильевна
–   Может, просто случайность?

Я вздохнула. Вот уже полдня объясняю Белле все, что произошло, а она так ничего и не поняла. То есть, на самом деле не произошло почти ничего, но в моей душе все ниточки неожиданно сплелись в один большой узел, и я даже не представляла, как его распутывать.

–   Видишь ли, Белла… Ты когда-нибудь задумывалась над разницей между твоим отражением в зеркале и твоей фотографией?

–   Ты хочешь сказать, что в данном случае ты смотришь в зеркало?

Я кивнула.

–   Честно признаться, я не знаю, как объяснить твои чувства...

«Чувства? – подумала я. – С каких это пор я начала думать о своих чувствах? Нет! Сплошная глупость! Просто какая-то из прабабок знахарки была очень похожа на меня. Ну и что? Даже если допустить, что Беллины догадки верны, можно предположить, что душа той самой прабабки переселилась в меня. Но разве это конец истории!..»

В полупустом вагоне электрички было тихо. Пассажиры дремали. И мне вдруг стало стыдно, что мы с Беллой всю дорогу так громко спорили. За окном бежали фонари и шел снег. Первый снег в этом году. Я очень люблю зиму и ее мягкую ненавязчивую красоту. Никакой яркости и вычурности. Все предельно просто и скромно, и в тоже время – роскошно. Но вот, что мне не нравится, так это ходить по снегу в ботинках на тонкой подошве, а именно это, судя по всему, мне сейчас и предстоит.

Электричка остановилась на нашей станции. Белла помахала мне рукой и растворилась в ночном мраке. Я же побрела к остановке, куда к счастью, почти сразу подошел нужный мне троллейбус.

Я уселась на мягкое сиденье и уставилась в окно. Сделалось совсем спокойно и, может быть, стало бы даже весело, если бы не промокшие ноги. Неожиданно мне в нос ударило перегаром, смешанным с запахом чеснока и еще какой-то гадости. А над самым ухом хриплый голос прошептал:

–   Страшное проклятье...

Я оглянулась – возле меня сидела старуха, грязная и пьяная.

–   Я говорю, на тебе страшное проклятье, – сообщила она.

Подобные известия приносят мне массу удовольствий, но сейчас я ощутила, как желудок медленно ползет к горлу.

–   Сама знаю, – ответила я бесстрастно, – носить на себе проклятья – мое хобби. Но все-таки встаньте, пожалуйста, с моего плаща.

Старуха не поняла. По-видимому, она не знала значение слова «хобби».

–   Ой, я вижу... Обида. Давняя обида. Несчастная любовь. Женщина прокляла. Сильная... До третьего колена.

–   У моей бабушки любовь была одна, и та счастливая. Отвяжитесь, будьте так добры.

–   Позолоти ручку! Сниму!

–   У меня нет денег.

–   Да я же много не прошу! Ведь умрешь скоро! Потом искать меня будешь. Прибежишь...

Мои нервы не выдержали. Я решила выйти на остановку раньше, подумав, что прогулка по вечернему городу будет мне не вредней, чем общество ужасной гадалки.

Я шла по грязи, проклиная всех цыганок и гадалок, какие только живут на земле, и мечтая о теплой ванне и горячем ужине.

Полная уверенности, что я, наконец, дома, я протянула руку к двери, как вдруг кто-то схватил меня за локоть. Я завизжала и вырвалась. Передо мной стоял Стас – мой бойфренд.

–   Привет, Ингуша. Что ты так испугалась?

И он еще спрашивает! Еще бы! Мало ли кто может схватить тебя ночью, во дворе, где и людей-то нет.

–   Что ты тут делаешь?

Мой голос показался мне неприятно хриплым.

–   Жду тебя.

–   Почему ты не зашел в дом?

–   Я был там.

–   У Беллы умерла бабушка, и мы ездили в деревню. Я жутко замерзла.

–   Нам надо кое о чем поговорить.

Я пожала плечами.

–   Ну, тогда говори.

–   Знаешь, Инга, мне кажется, нам надо расстаться.

–   Что?! – я уставилась на него, не веря своим ушам. – Что ты сказал, Стас?

–   Я сказал, что нам надо расстаться.

Я молчала. Я не знала, что можно на это ответить.

–   Что случилось?

–   Так будет лучше.

Как спокойно он это говорит!

–   Значит, я просто тебе не…

–   Думай, как хочешь. Я с самого начала предупреждал тебя...

Я совсем забыла, что намеревалась всегда быть с мужчинами гордой и не показывать своих чувств. Мои щеки горели. Я не могла говорить. Это не справедливо! Это тысячу раз не справедливо!

–   Мне жаль, но я уже решил.                Я вдруг поняла, что реву, и стала сама себе противна.

Повернулась и, не сказав ни слова, вошла в подъезд. Не в силах ждать, пока приедет лифт, побежала по лестнице.

Когда я открыла глаза, мягкий дневной свет заливал комнату. Судя по тишине кроме меня дома никого нет. Я с трудом повернула тяжелую голову, и мой взгляд остановился на часах. Боже мой! Половина одиннадцатого! Я попыталась вскочить с кровати, но голова закружилась, перед глазами все поплыло, а сердце бешено заколотилось. Я машинально приложила руку ко лбу и удивилась тому, какая рука холодная. Ну, так и есть, простыла. Вот что значит ходить в тоненьком плаще, без шапки и, вообще, не слушать маминых советов. Но, интересно, почему это меня не разбудили? Надо привести себя в порядок, вдруг придет Стас... И тут в моем мозгу всплыли события вчерашнего вечера. Я откинулась на подушку. Стас больше не придет. Зато у меня есть теперь масса времени подумать о случившемся. Я криво усмехнулась и закрыла глаза.

Отчего так бывает, когда ни минутки свободной, всегда хочется смотреть телевизор, звонить друзьям, рисовать, читать романы и делать ещё кучу разных бесполезных дел. Зато, когда появляется целый свободный день, просто не знаешь чем заняться. Хорошо бы заснуть, но даже это у меня не получалось. Так я и лежала, закрыв глаза и упиваясь своим несчастьем, то есть своими несчастьями. Вспомнилась даже вчерашняя цыганка. «Страшный грех» – она сказала? Нет... Как-то не так. Страшное... Что же там было страшное? Да, проклятье... Вот и хорошо! Она, кажется, обещала, что я скоро умру? Замечательно! Пусть тогда все поплачут!