Будни интерната
Жизнь в интернате шла по четкому расписанию, словно в солдатской казарме. Сказывались привычки и уровень солдафонов-воспитателей. А они ведь, действительно, ничего не знали, кроме армейской муштры. О духовном уровне их и говорить не приходилось. Немало воспитанников писали, читали не в пример грамотней своих «учителей», а дети развитые, много читавшие, со способностями к иностранным языкам, музыке, живописи, естественно, вызывали раздражение и злобу у воспитателей. Ограниченные люди всегда ненавидят культурных и образованных.
Были и особо одаренные дети, один мальчик Игорь Москалев прекрасно рисовал. Он занимался некоторое время в изостудии в Москве, а потом оказался в интернате. Привыкнуть к новой жизни никак не мог. Мучился, страдал, тосковал по родителям. Впрочем, здесь мучились все дети. Ему разрешали рисовать красками только по большим пролетарским праздникам и то после того, как он напишет на красном кумаче всякие дурацкие лозунги вроде: «Сталин — великий вождь трудового народа» или: «Спасибо Сталину за наше счастливое детство». Последний лозунг особенно «подходил» к детям врагов народа. Им было за что «благодарить» вождя. Но талант Игоря удивлял всех ребят. Он писал прекрасные портреты воспитанников и воспитателей. Последние никогда им не показывал, ибо умел схватывать все человеческие пороки. Дети у него выходили удивительными. Яркие индивидуальности, характеры, настроения...
Вернисажи устраивались в лесу, подальше от глаз интернатских солдафонов и Мартынова.
Маша Тютчева великолепно играла на фортепьяно. Она сочиняла музыку. В интернате, конечно, не было музыкальных инструментов, если не считать старого расстроенного рояля, стоявшего в школе. Маша сама настраивала его и играла в свободное время, которого было мало. Немного легче становилось летом, когда заканчивались покосы и уборка сена.
Володя Оболенский подружился с Машей и Игорем и часто слушал Машину игру, и вспомнил дом, и маму, и ее подругу — тетю Лизу — Елизавету Мордкину, дочь известного балетного танцора Мордкина, вдову штабс-капитана Цветковского, расстрелянного большевиками в Москве, в бывшем Алексеевском юнкерском училище, только за то, что он был офицером. Тетя Лиза учила Володю французскому языку и скоро стала как член семьи.
Маша Тютчева очень нравилась Володе, он «почти влюбился» в нее, хоть был младше на два года. Историю ее появления в интернате окутывала тайна, известно было лишь, что она какая-то дальняя родственница по отцу русского поэта Тютчева. Белокурая, голубоглазая с тоненькой талией и прекрасными чертами лица славянского типа, Маша имела хороший добрый нрав и задумчивую улыбку, немного грустную... и нежную. Как ей удалось сохранить все это в сталинском аду в Мещере? Часто думал Володя.
Маша и Игорь сделались особенно близкими его друзьями. И много позже, став взрослыми, он пытался найти их, разбросанных по свету немилосердной судьбой. Но так и не нашел. Они словно канули в вечность, в небытие... или улетели на другую планету... А, возможно, погибли в этой жестокой стране, где уже давно человек человеку не друг и не брат. Эта потеря всю жизнь терзала Володю.
Но вернемся к будням специнтерната. Подъем начинался рано, в шесть утра. Спали в двух бараках, мальчики в одном, девочки — в другом. Зимой, в лунные морозные ночи на опушку леса выходили голодные волки и выли на луну. Зрелище было впечатляющее. Зарядка проходила почти всегда на улице, за исключением, когда на дворе стоял 20—30 градусный мороз. Потом все шли в столовую. На завтрак давали какую-нибудь жидкую кашицу на воде, кусок черного хлеба и жидкий чай без сахара. Что такое белый хлеб и масло, дети давным-давно забыли. После завтрака перед занятиями проходила обязательная линейка. На ней обычно Мартынов произносил речь, сводившуюся к тому, что дети должны благодарить Сталина и советскую власть, поскольку их тут, дармоедов, кормят, и они не отвечают за своих отцов — врагов народа.
Далее шли занятия. За полученные двойки — целый день не давали пищи. В два часа дня наступал обед. Суп или щи варили на воде, но больше клали картошки и капусты. На второе — пустая картошка с солеными огурцами или каша без ничего, даже без растительного масла.
Кстати сказать, овощи воспитанники заготавливали себе сами. Сажали и выращивали картошку, капусту, морковь, лук. На сельхозработы уходило все лето и часть осени. Собранными овощами, политыми детским потом, пользовались и воспитатели, и Мартынов. Хотя они имели собственные огороды и скотину, это не мешало им обирать детей. Воровали все, что могли... И продукты: масло, мясо, сахар, которых дети не видели, и одежду. А голодные, часто больные, ободранные дети бегали по интернату в поисках съестного. Они никогда не наедались досыта. Так Сталин и большевики расправлялись с ни в чем неповинными детьми. Их система не отличалась от обыкновенного фашизма. А потому и прокляты они своим же народом и их жертвами.
После обеда обычно начиналась трудовая повинность. С трех до семи вечера. Дети работали до седьмого пота, на скотном дворе, в землянках-овощехранилищах, скалывали лед, убирали снег, летом косили траву для скота интернатского (четыре лошади) и скота воспитательского (десять коров, восемь коз, десять овец). Косьба начиналась на рассвете с четырех и до восьми утра, и с четырех и до восьми вечера. Итого, полный восьмичасовой рабочий день. Тюремщики умело использовали детский труд. Наверное, это тоже было нужно для «всемирной победы коммунизма».
В семь все шли на ужин. То же «меню»: кусок черного хлеба, каша или картошка, жидкий морковный чай. Выходило, что дети сами добывали свой хлеб в поте лица в большевистском раю.
С восьми до десяти дети учили уроки. В двадцать два ноль-ноль — отбой и сон.
Так и шла жизнь в этом специнтернате для детей врагов народа. Изо дня в день одно и то же.
Вокруг, правда, раскинулись леса и поля, уникальные по своему происхождению озера и реки. В некоторых озерах, как в Белом озере, прозрачная вода отражала дно, а в Черном была черная и густая, как деготь, и там водились жирные караси.
Природа изумляла своей девственностью и красотой. Мещеру хорошо описал К. Паустовский, но он, скорее всего и предположить не мог, что этот очаровательный край можно превратить в тюрьму для детей.