текст, озвучиваемый переводчиком с прищепкой на носу.
– Ты только представь. Сидишь себе в жизни и жизнь, как обычно, вокруг,
и вдруг – ой, нет – глухое забвение слов на фоне непрерывного шума,
колебания мыслей и звуков, сочащихся сквозь щёлочки микроклимата
в деревянных рамах, вместе с солнцем.
Такое, знаешь, подспудное, такое подводное отчаянное молчание о подноготном,
постыдно-личном.
Боже правый! Вроде как многое вызрело и готово к подаче румяной, тёплой,
наливной мыслью в словесной приправе,
и ещё вот-вот – и перестоит, переполнится, съест самое себя, обернувшись плесенью, а ты,
словно рыба глаза таращишь, подплывая к стеклу,
подплывая к стучащему любопытному пальцу с той стороны, и, разевая рот, говоришь,
говоришь – но, Господи Боже, кто же в силах понять пузыри?
Думаешь, – вот дерьмо. Говоришь, и пузыри спешат наверх,
они спешат слиться с единым воздушным де... с единым воздушным телом.
А ты, обрастая постепенно раковинами, водорослями, просто идёшь ко дну,
гордо подняв флаг любимого при жизни цвета.
И ничерта не помнишь, почему ты оказался в такой заднице,
почему ты стал сперва этой чёртовой рыбой, увидевшей собственный палец,
а после того, как закончился весь мотыль, перевернувшейся кверху брюхом.
Сидишь у окна, а палец продолжает отстукивать по стеклу эту дурацкую,
услышанную с утра песенку: «We all live in a yellow submarine...»
– Эй, может ещё немного мотыля?