Когда дорога переходит на
другой режим, то за окном столбы
бегут быстрее, ибо это – спуск.
А далее наступит тишина.
На финишной дистанции судьбы
нажать на тормоза велик искус,
но всё пустое: поздно: жми, не жми –
колодки стёрты, скорость лишь растёт –
у настежь растопыренных ворот
не слишком почитаемый людьми
Аид, в ухмылке рот,
стоит и ждёт;
и знает, что недолго ждать уже...
Зла – нет: его работа такова.
И страха – тоже: здесь, поди, страшней –
среди людей, представших в неглиже
своём… Дано нам однова
придти сюда на двадцать тысяч дней
плюс-минус… Впрочем, скрытый счёт
неведом нам; видать, жалеют нас:
поскольку жить и видеть свой конец
довольно-таки скучно; нечет, чёт,
конкретное число и даже час
свой знать – с костлявой под венец
пойдёшь уже свихнувшимся с ума:
ей это надо? Вряд ли. А тебе?
Колодки стёрты. Мельтешенье за
окном растёт, как будто бы сама
судьба – на взлётной полосе: судьбе
взлёт более к лицу, чем спуск. Лоза
уже бесплодна: мёртвое – в огонь;
не плодоносит – что нутром мертво.
(Евангелист донёс слова Христа).
Не обессудь, друг, времена погонь
за синей птицей – в прошлом. Естество
уже не жаждет с чистого листа
осуществить попытку номер два;
равно: ему и финишная прыть
не то, чтоб не по силам, – нет нужды.
Когда случится то, что дОлжно быть,
надеюсь, что останутся следы.
Пусть скромные, заметные едва.