Машина времени new life
Панталыков потрогал голову и перевернулся на другой бок. Один глаз открылся и, как Вениамин Егорович не старался, закрываться уже не хотел. Пришлось, вперив одноглазый взгляд в неприглядную действительность, додрёмывть в таком неудобном состоянии. Но Панталыкову, привыкшему к разным штукам собственного организма, который по-своему протестовал в ответ на беспробудное пьянство хозяина, было не впервой, и он уже, было, стал засыпать. Но в это время похмельный туман пронзила мысль, и Панталыков вывалился из несвежей постели.
- Ах, ты! Язви меня в цирроз печени! – заахал Вень Егорыч и потрусил в коридор коммуналки. Однако вовремя спохватился, кинулся обратно, поворошил груду барахла, выудил из неё брюки, влез в них и снова потрусил в коридор. Дело в том, что, когда Вень Егорыч собирался соснуть ещё чуток с открытым глазом, но его затуманенные похмельные мозги посетила некая мысль, то в ответ на это редкое явление в памяти никчёмного Панталыкова образовалась следующая ретроспектива.
Бибер, в девичестве Биберман Семён Борисович, сосед и друг Панталыкова, изобрёл машину времени. Этот Бибер был отличным мужиком. У него, в отличие от Маньки Купоросовой, которая жила напротив Вень Егорыча, всегда можно было одолжиться деньгами на опохмелку. И он, в отличие от той же дуры Маньки, не стал бы вызывать милицию, встреть он Вень Егорыча в коридоре в одних трусах на босу ногу и даже без галстука. В общем, хороший человек, хоть и еврей. Вот он вчера и кончил изобретать свою машину времени. А по завершении изобретения пригласил Вень Егорыча обмыть это дело. Не то, что Манька, с которой Панталыков живёт дверь в дверь вот уже двадцать лет, двадцать лет они в один унитаз спьяну не попадают, и хоть бы раз, зараза, на восьмое марта пузырь выкатила. А вот Бибер – совсем другое дело. Водки, правда, он взял только две бутылки, и за третьей со своими деньгами пришлось бежать Вень Егорычу, но это дело пятое. Главное дело, Бибер с ним первым своим гениальным открытием поделился. А Манька, гнида, постоянно под дверями крутилась. Всё ждала, что пригласят или в ухо дадут. Но не дождалась. Как же: ты ей в ухо, а она – за милицией. Вот такая сволочь… А Бибер, мало, своё изобретение первому показал Панталыкову, но даже попользоваться разрешил. Пока окончательно не упились, конечно. Вот Панталыков и нырнул пару раз в прошлое. Ну, дела! А когда они с Бибером стали допиваться до потери памяти, Вень Егорыча осенило: это надо же, какая замечательная штука! Биберу он, конечно, ничего не сказал. Даже уболтал его о машине никому пока не говорить. Пусть-де, сначала, как следует испытает, а потом уже оповещает соседей – Маньку с её очередным хахалем – и остальное человечество. И Бибер согласился.
«Я, - сказал, - давно хочу написать историю рогоносцев…»
Или он сказал – крестоносцев? В общем, дурак, хоть и еврей.
«Ты, - ещё сказал он, - тут в моё отсутствие за машиной приглядывай. И вот из этой трёхлитровой банки в этот пузырёк каждые двадцать четыре часа вот этой жидкости доливай. Если уровень в пузырьке опуститься ниже положенного, то я из прошлого, куда собираюсь прямо сейчас, уже не вернусь. Процесс, как его, нарушится и всё такое…»
В общем, когда Вень Егорыч, прокравшись на цыпочках мимо Манькиного гадюшника, вошёл в комнату Бибера, изобретатель отсутствовал. Вень Егорыч нашёл в условленном месте ключ, открыл комод и увидел машину времени. На ней стояла трёхлитровая банка с коричневой жидкостью, на крышке банки имелась записка.
«Буду через месяц. Не забывай доливать. Семён».
- Дурачок, - буркнул Панталыков, - дались ему эти рогоносцы.
Сам он собирался заняться делом стоящим. Вернее, он им занимался с тех пор, как узаконили спекуляцию. Точнее, торговал творогом. С утра, когда народ пёр на службу, Панталыков покупал продукт в гастрономе за углом по одной цене, а вечером, когда народ пёр обратно, продавал творог уже по другой цене. Почему Панталыкову нравилось торговать именно творогом, он не знал, зато теперь он знал, что с машиной времени может значительно увеличить товарооборот. Вернее, творогооборот.
Надо сказать, в те мутные времена, любимые всяким трудолюбивым проходимцем, деньги обесценивались так стремительно, что старые бумажки не успевали менять на монеты из какого-то облегчённого металла. Поэтому наряду с новыми купюрами в обороте продолжали тереться старые бумажки. То есть, разменяв новые пятьсот рублей на старые трояки и пятёрки, можно было с помощью машины времени нырнуть в прошлое лет эдак на пять назад, закупить там творог и – эх!
При мысли о грядущих коммерческих перспективах глаза у Вень Егорыча замаслились. Любил, подлец, своё дело. Чтобы, значит, и деткам с их бабушками и прочими диетчиками радость нести, и чтоб себе не в убыток. Он долил в пузырёк жидкость и поспешил выполнить свой план. При этом решил временно завязать с выпивкой. Даже похмеляться не стал.
Деньги повалили к Вень Егорычу дуром. Он раз за разом сделал в прошлое и обратно три ходки. При этом выбрал такое прошлое, когда его, профессионального тунеядца, принудительно лечили в ЛТП от пьянства и тунеядства сразу, а Бибер ездил навестить родню в Биробиджан. Потом Панталыков чуток отдохнул и погнал снова, не забывая доливать в пузырёк жидкость. Сначала он хотел плюнуть на это мокрое дело: в конце концов, еврей Бибер и с рогоносцами найдёт общий язык. Но потом Панталыков раскинул своими мозгами и усомнился: ведь эдак и себя можно оставить в проклятом советском прошлом, где ему пришлось бы дожидаться дня независимости и закона об отмене уголовной ответственности за тунеядство на пару с Панталыковым первым, который рано или поздно всё равно бы вышел из ЛТП и вернулся в свою комнату.
В общем, Панталыков благородно продолжил следить за уровнем жидкости, но после седьмой ходки запил. Но, даже заливая за воротник, Панталыков продолжал шастать туда и обратно, с вожделением щупая новообретённую пачку крупных купюр, которая, даже невзирая на злостное расточительство Панталыкова в графе «горячительные напитки», всё равно продолжала пополняться. А так как графа «закусь» в Панталыковском бюджете не значилась, то он скоро снова допился до беспамятства. То есть, когда он однажды проснулся в своей комнате в шесть вечера, Панталыков долго не мог сообразить, где он – тут или там? Вень Егорыч дополз до холодильника и обнаружил, что он полон творога.
«Это значит, что я тут, а не там», - рассудил Панталыков, оделся, запаковал большую спортивную сумку и поканал на выход. Народу на удивление оказалось мало, а возле гастронома отсутствовали даже коллеги по бизнесу. Но Панталыков решил не грузить больную голову дополнительными мыслями, плюхнул свою сумку возле урны и, достав из неё творог, принялся по-купечески причитать:
- А вот творог, кому творог?
Пару раз в его сумку сунули свои носы какие-то подозрительные личности и, недовольно ворча, отвалили. А потом Панталыковым заинтересовался какой-то незнакомый мент.
- Так, что тут у нас? – поинтересовался он дубовым голосом, подваливая к коммерсанту и поигрывая дубиной.
- Чё надо? – огрызнулся Панталыков. – Не мешай работать…
- Ага, работать, – удовлетворил своё любопытство мент, сунув служебный пятак в сумку Панталыкова. - Сейчас мы тебя отработаем…
Он взял своей железной клешнёй коммерсанта за воротник, и, поднеся другой клешнёй ко рту специальную радиокоробочку, что-то тихо с мерзко-сладострастным выражением на лице пробормотал. Старушки и подозрительные личности, оказавшиеся поблизости, злорадно хихикали.
Весь кошмар случившегося дошёл до тупого Панталыкова в зале суда, где какая-то бойкая тётка за пять минут осудила трёх хулиганов и двух мелких (крупных не судили) спекулянтов, в том числе, Панталыкова.
- Пятнадцать суток! – звонко объявила тётка.
- Граждане! Я всё объясню! – завопил Панталыков, выдираясь из дружеских объятий блюстителей перестроечной законности. – Накладка вышла!
- Пошли, пошли, у нас накладок не бывает, - строго одёрнули распоясавшегося спекулянта милиционеры.
- Адвоката! – заорал Панталыков и с ужасом понял, что никакой адвокат ему уже не поможет. И, пока он будет подметать московские улицы, уровень жидкости упадёт ниже положенного и процесс, как его, прервётся. А Бибер уже никогда не вернётся из своего прошлого, где он может и не ужиться с этими рогоносцами или крестоносцами, которые могут запросто порешить культурного еврея. И придётся уважаемому коммерсанту Панталыкову первому до конца дней своих маяться в одной комнате с пьяницей и тунеядцем Панталыковым вторым. А может, наоборот, - второму с первым, чёрт его знает…
1993 год
1 Лечебно-трудовой профилакторий