Лена была поэтесса. Причём, очень хорошая: на сайте Стихи.ру она номинирована была на премию «Поэт года» за прошлый 2012 год. Наконец-то она добилась хоть какого-то признания, три года не смогла о себе заявить, кроме публикаций на сайте. Была гонима в своём городе: ни одно творческое объединение не принимало Лену, хотя её стихами восхищались, просили в печатном виде на память с подписью самой Елены Рябининой.
Союз писателей, расположенный в городе по ул. Чехова,20, вовсе надсмехался над Рябининой: на поэтическом марафоне Рябинина была освистана, высмеяна. Когда она закончила читать один из Монологов по пьесам Чехова, в зале раздался смех. А эти монологи теперь стали народными: нет ни одного почти дня, чтобы они не были востребованы публикой, причём неизвестными читателями из всех поисковых систем и просто с других сайтов. Живут Монологи Рябининой, пусть освистанные, но живут. На Марафоне в Союзе писателей Лена была как живой труп: такого провала она не ожидала.
- Я обуреваю, как она пишет, - заметил один из сопредседателей Союза, - Нет, это не графоманство. Это настоящая поэзия. Давно не читал настоящих стихов.
И началась травля настоящего человека с настоящими стихами. Что-то не похожее на всех, из ряда вон выходящий ум( признал и сам председатель Союза писателей), стихи полны чувственности, лирики, связи с природой, они философичны и так далее. То есть настоящие стихи. Ей дали кличку: Пушкин в юбке. Это были живые стихи, полные жизни и гармонии.
О чём не смогла она сказать про свою реальную жизнь. Частные уроки по математике таяли как свечи. То один ученик откажется от занятий, то другой. Сплошные нервы, и пристрастилась она курить. Начинала курить сигареты с ментолом, потом уже без ментола, но всякий раз выбирала, где поменьше смолы на 0,2 или 0,3. Никогда не покупала сигареты с содержанием смолы 5 или 7. Один раз покурила, и ей показалось, что сердце выскочит из тела: так оно билось и трепыхалось. Вообще, сердце такая штука: барометр да и только.
А у Лены ещё и блокада какая-то обнаружена на сердце, поэтому курить опасно.
Написав стихов пять или семь за вечер, выкурив при этом пачку сигарет, Лена казалась себе счастливой: помогли сигареты думать. Она курила и писала одновременно. Была Лена живая, реагировала на всё происходящее живо, весело и бойко. Её незаурядный ум давал ей возможность написать о чём угодно, чувства любви ещё не остыли; и всё было прекрасно: и любовь, и счастье, и философия отношений, и социальные проблемы, - всё отражалось в стихах. Живая, живая река словосочетаний, рифм и красивых эпитетов. Но труп, почти трупом она была в жизни: питалась кое-как, сидела на одних кашах, зато сигареты пачками каждый вечер были в меню. Без сигарет она не могла: они давали ей импульс для жизни, для творчества. Это мощнейший импульс.
- Я не смогу уже без сигарет прожить, - утверждала Рябинина. Ей казалось, это выход для одиночества, для поэзии, для ориентации себя в обществе.
Так прошли три года. Рябинина написала полторы тысячи стихов одним махом, с сигаретой в зубах. Она не знала своих стихов, только когда перечитывала, начинала различать свои стихи от чужих. Ей казалось, что это не она написала все эти стихи, что они слишком хороши , чтобы это она сама написала. Вообщем, своя поэзия для неё была как, например, поэзия Ахматовой. Она бы не удивилась, если бы своё стихо было подписано именем великой поэтессы. Загордилась Лена, стала заносчивой и вела себя вызывающе по поводу стихов и поэзии. Не признавала больше никого, кроме себя. За это отомстили ей коллеги и братья по перу. Лишили её основной работы в школе, они умудрились и в частные уроки залезть: так осталась Рябинина по жизни трупом с живой фантазией и творческими замыслами.
Но главное было впереди. Наладилась работа у Рябининой, прошёл кризис экономический, опять стали появляться ученики, работа пошла в гору. Елена вздохнула, казалось, полной грудью. Наступала весна, она кое-что обновила из аксессуаров и гардероба, стала следить за своей фигурой, купила турбислим, с которым даже ночью худеют. Всё наладилось, но что-то не срасталось: Лена нервничала, как всегда, но уже больше не писала. Экономический кризис заставил её измениться, она уже не писала стихов с полгода. Что-то сломалось внутри, как пружина, и недаром ей говорили:
- Ты что так пишешь много, умирать, что ли собралась?
Умирать она не собиралась, а вот сигареты говорили обратное. Шутка ли в деле: курить понемногу, но часто, разделяя сигарету на три или две части. То есть каждые пятнадцать минут у тебя в теле и в крови никотин, пусть даже содержанием 0,2. А силы воли нет, чтобы не закурить через 15 минут, а то и ранее. Начала пропадать реакция, не слушаться руки и ноги: встанешь утром на ноги, а они не слушаются, падаешь почти ты. Идешь в магазин, а реакция у тебя замедленная: ну, тормоз и есть тормоз; руки скрюченные, как невменяемый движешься осторожной походкой, и кажется, что не надо идти, не стоит этого делать. Это ужасное чувство, когда ощущаешь отсутствие реакции на действие, которое ты делаешь. Как старушка, не хочу, но надо делать, надо двигаться и так далее. Вот где настоящий живой труп. И это Лена почувствовала спустя три года курения. Теперь она бросила курить. Сразу вернулись и реакция на желание что-то делать, и оптимизм, и вольность в движениях. Сейчас даже не волнует и такие заявления со стороны коллег:
- Вон, Соколова, уже третью книгу издаёт, а у тебя ни одной нет. Не капризничай, издавай.
Понятно, как всё происходит в Союзе писателей. Почти каждый человек там тоже живой труп: стоит только подмазаться к начальству, выпустить для себя же и для братьев по Союзу небольшие книжонки, отдать документы в Российский Союз писателей, как моментально станешь с рекомендациями членом Союза Писателей. Механизм прост, сам поэт или писатель становится именно тем живым трупом, о чём я говорю: ничего не может опубликовать стоящего, только числится членом…Вот так. Так вот они где живые трупы, и по сравнению с Рябининой, это ничто. У неё поправимо, а у них – нет.