Морок

Ольга Лапшина
                Морок
    Весна…  До чего же не любит Жека это время года! Все ходят ошалевшие, с сонными или, наоборот, с сиящими безумием глазами, говорят громче обычного, раздражаются по пустякам и так же без повода готовы чуть ли не в танец пуститься от случайного взгляда брутального мужчины.

    «Эге, милая, да ты, кажется, и сама не прочь уловить такой-этакий взгляд?!» - про себя улыбнулась Жека.
 
    «Ну, хочу! И что здесь такого?...  Я женщина, в полном расцвете. Одинокая и независимая».

    Жека подошла к большому, в полный рост зеркалу. Внимательно всмотрелась в отражение. На нее смотрело лицо уставшей женщины лет 40 – 45. Миловидное, ничем не примечательное лицо, собранные в тугой пучок волосы чуть оттягивают голову назад, в гордой посадке, открывая высокий, пожалуй, слишком высокий, лоб. Обыкновенная женщина,  каких много. И одета она неброско, но со вкусом, костюм стального цвета, блузка.

    Жека критически осмотрела себя со всех сторон. Нет, она совсем-совсем обыкновенная. Нет у нее ни соболиных бровей, ни ног «от подбородка» с легкой и стройной лодыжкой, как у подруги Тамары. Нельзя сказать, что некрасива, но и …она вздохнула и отвернулась: «Обыкновенная».

    В прихожей зазвонил телефон. Жека чуть помедлила, ожидая, что повторных звонков не будет. Но телефон все звонил и звонил. Вздохнув, Жека пошла к телефону и сняла трубку. В ней сразу зазвенел слезами голос Тамары, коллеги по работе.

    «Жека, приезжай! Он опять придрался по пустяку. Представляешь, я яичницу не так подала. Ой, у меня опять синяк будет! …» Дальше было уже не разобрать ничего, кроме подскуливания.

    «Ты где? Приезжай ко мне, у меня переночуешь. Танечка с тобой?»
«Жека, Таня ушла к подружке ночевать. Ты приедешь?»

    «Уже еду».

    Ехать было недалеко, пара остановок.
 
    Жека достала свежую блузку, аккуратно свернула и положила ее в сумку. Завтрашний рабочий день предстояло провести после бессонной ночи, так хотя бы одежда должна быть не помятой.

    Семейные скандалы у подруги не были редкостью, но в последнее время они участились. Не просто участились, а стали регулярными. И почти всегда призывалась Жека.
    После того, как она выслушивала признания Юрия о его единственной несчастной любви, он без малейшего нажима с ее стороны или уговаривания шел в комнату к ожидающей его появления жене, становился перед ней на колени и вымаливал прощение.
    Потом они втроем пили чай с коньяком, и вели себя так, будто просто собрались на дружескую встречу.

    Жека никогда не понимала долготерпения Тамары, ее смирения  и выдержки.
    А теперь, когда Юрий стал поднимать на жену руку…Что там у них в этот раз?
    И все это на глазах дочери-подростка, которая как-то сказала Жеке, сверкая глазами: «Если узнаю, а я узнаю, где живет эта папина любовь – убью ее!». И столько ненависти было в глазах девочки, полыхавших темным огнем ненависти, что Жека опешила и не нашлась с ответом.
    Позднее она не раз пыталась вернуться к разговору, но Таня ловко уходила от разговора. Неспокойная жизнь в семье, постоянная тревога за мать, которую девочка боготворила, сделали ее чуткой и ловкой в разговорах, научили прятать и не высказывать вслух свои чувства и мысли.

    Тамара ждала Жеку, сидя на подоконнике в подъезде. Она уже привычно успокоилась и только красные набухшие веки, да прерывающийся от обиды  голос выдавали переживания.

    «Ты иди, Жека, иди к нему. Я боюсь, как бы инсульт не случился, сама знаешь, давление у него. А я немного посижу, тепло здесь, тихо».
    Подъезд  действительно тихий и чистый, даже с цветами в горшках по окнам.
    Жека обняла подругу, ласково погладила по голове. Тамара чуть отстранилась, жалобно попросила: «Ты не жми на него, пусть давление измерит, лекарство выпьет».

    Жека кивнула и стала подниматься по лестнице.

    Юрий сидел в кухне, на полу валялась сковорода, в углу растеклась по полу яичница-глазунья.
    Жека брезгливо посмотрела на Юрия: «Подонок ты, Юрка! Вставай и убирай за собой. Уберешь, позовешь. А я пока пойду  умоюсь и потом соображу что-то на ужин, есть хочется».
    Сказала и сама удивилась, как легко выговорилось это «подонок», и как Юрий, не моргнув глазом, принял сказанное.
    Оба, не глядя друг на друга, занялись своими делами. Минут через пять Юрий стукнул костяшками пальцев в дверь ванной: «Выходи, все убрано».

   Жека прошла в  кухню, отметив, что Юрий все прибрал чисто и даже сковородку вымыл.
    «Юра!   (имя его выговорилось с трудом, слова буквально вязли и тяжело ворочались), Юра! Давление измерь. Тамара беспокоится, что ты лекарство не пил сегодня».

    «Тамара, Тамара, Тамара! Вот она где у меня!» Он широким жестом провел по горлу. «Задушила! Понимаешь, ЗА-ДУ-ШИ-ЛАА!!
    Любовью своей задушила, терпением своим.
    Вот такое здесь – он показал жестом на голову – поднимается от ее внимания беспрерывного, от ее вечной заботы! Эх!
    Плачет и то тайком, чтобы я не видел.
    А что, попал я сковородкой в нее, дурак!?
    Выбежала молча, как всегда.
    Развелся бы, так не дает ведь развода!
    А я на нее смотрю, а вижу - не ее!
    Всю жизнь вижу … да ты знаешь! Вот смотри, из наших окон ЕЁ окна видать. Зажегся бы сейчас там огонек, встал бы я на колени и пополз. Представляешь, пополз бы, на коленях пополз бы…».
    Он сел за стол и уронил голову на руки. Его крупная голова в седых, тугих завитках волос вздрагивала от рыданий.

    Жека тихо вышла в комнату, давая Юрию время успокоиться. Такого взрыва отчаяния она еще не видала.

    Входная дверь тихо отворилась и так же, почти бесшумно, затворилась. Это вошла, крадучись, Тамара. Она прошла в комнату и увидела Жеку. Переглянувшись, подруги тихонько перешли в комнату Тани, оставив дверь чуть приоткрытой.
 
    «Пусть и он посидит один. Все нормально, не волнуйся, здоровье в порядке – спасибо зарядке»,  - неловко пошутила Жека, скрывая за этой неловкостью свою растерянность и злость на невозможность что-то изменить, разрешить их ситуацию.

    Тамара поняла, взяла Жеку за руку и тихо сказала: «Недолго осталось. Ты Танечку не оставляй. Пожалуйста!».

    «О чем ты?!» - недоумевающе-вопросительно переспросила Жека.

    «Ты не волнуйся. Дай слово, что никому не скажешь! Я знаю – слово твое крепко.  Так вот: у меня рак, врач сказал, что месяц примерно остался. Я никому не говорила, ни маме, ни тебе. И тем более уж, Юре или Тане. И еще: я узнала, что у Ларисы муж умер и она собирается вернуться жить сюда, в мамину квартиру. Видишь, за нас судьба все решила…».

    Жека как сидела, так и осталась сидеть, только съежилась и глаза ее стали огромными на побледневшем до зелени лице. Сказать что-то она была не в силах.

    А Тамара продолжила, держа ее за руку: « Пусть они,  наконец, поженятся. Хотя я ни в чем перед ними не виновата. Это мать Юры тогда все так подстроила, что он, обидевшись на «измену» Ларисы, не повидавшись с ней, на мне с разбега да с обиды женился. А я счастлива была, думала, что смогу перебороть его любовь к Ларисе своей беззаветной любовью, нежностью и верностью.
    Служением своим ЕМУ… .
    Тем более,  она ведь тоже сразу уехала из дома, как узнала о нашей свадьбе;  и сказали, что замуж тут же вышла там.
    Ездила я к ней, у мамы ее, хорошая была женщина,  адрес узнала и съездила. Думала, если и  она несчастлива, так дам развод Юре, пусть они найдут друг друга и будут счастливы. 
    А Лариса  при встрече ничего слушать не стала,  прокляла меня, хотя дом у нее – полная чаша; соседи рассказали, что муж ее на руках носит и трое славных детишек у них. Так вот, подружка».

    «Нет, Тамара, нет! Не может быть! Врач ошибся, мы пойдем к другому врачу. Так не бывает, все это ошибка, дурной сон…».

    «Нет, Жека! Это не ошибка, я долго уже лечусь. Не помогло. Помнишь, я на курорт уезжала? В больницу я ложилась, на операцию. Только поздно уже оказалось. Ты уж Танечку не оставляй. Она не сможет жить с отцом без меня. Я как-то подвела ее к разговору о тебе, она и говорит, что рада бы жить с тобой, а не с отцом. Пожалуйста, Женя!».

    В комнату заглянул Юрий. «Девочки, чай пить будем?! Я заварил ваш любимый. С имбирным печеньем, как ты любишь, Жека.  А мы с Тамарой сейчас переговорим и тоже подойдем. Лады?».

    «Лады-лады», - поднимаясь и вытягивая за руку Жеку, проговорила Тамара. А затем, мягко подталкивая подругу к двери из комнаты, сказала Юре: «Ну, давай, говори, слушаю тебя».

    Жека на деревянных ногах и с головой, как ватой набитой, машинально вышла из комнаты.  Ей очень хотелось убежать в свою уютную, спокойную квартирку, где все было на своих, заведомо прочных местах. Она даже протянула руку к сумке, но вовремя опомнилась и уныло поплелась в кухню, где им всем предстояло пить горький, встающий комом в горле чай, как испытание верности  дружбе, обманутой любви и потерянных надежд.