Глава 16
Итак, постепенно в голове Егора складывалась, словно мозаика картина жизни писателя. Потерпев крах как романист, чьи произведения так и не были оценены по достоинству ни критиками, кроме, пожалуй, Василия Жуковского, ни публикой, Федоров жил на подачки какой-то богатой дамы, которая почему-то решила оставить ему все свое состояние и покинуть этот бренный мир в ореоле славы меценатства и любви к искусству. Годы же, которые Федоров провел до своего появления в Москве, по-прежнему были покрыты завесой тайны. Все, что от них осталось, - это забытые и вероятно уничтоженные произведения.
В очередной раз демонстрируя свою способность делать все исключительно не вовремя и некстати, Кондрат появляется на страницах дневника секретаря издательства Износова в 1812 году, в те самые дни, когда войска Наполеона Бонапарта вторглись в пределы России. И некоторое время спустя его находят мертвым с пулей в сердце на одной из улиц города, что исключает версию о гибели Федорова на дуэли…. И вскоре на сцене появляется зловещий персонаж, желающий, чтобы его называли Касьяном Черняком, - именем, позаимствованным из последнего романа Федорова. И суть издевки заключается в том, что персонаж с этим именем - ни кто иной, как сам владыка преисподней. Черняк объявляет о своем намерении стереть с лица земли то немногое, что еще осталось от Федорова и уничтожить все его книги…
- Ну-с, молодой человек, нашли что-нибудь интересное для себя? – Егор вздрогнул. Погруженный в свои мысли, он не слышал, как подошел Анатолий Игнатьевич.
- Да! – ответил он старику. – Но то, что я нашел, породило больше вопросов, чем ответов. Мне, например, совершенно непонятно, каким образом полиция связалась с отцом Федорова, коль скоро он проживал в Пятигорске, а не в Москве. Непонятно, почему Серебровский заявил, что у него нет сына, и отказался опознавать и забирать из морга тело Кондрата. Это очень странно, даже противоестественно. Ни один отец в мире так не поступит. Неважно, что между ними было при жизни, перед лицом смерти мы все становимся сентиментальными. Стоя у гроба, мы прощаем и забываем все плохое и помним только хорошее…
- Здесь нет загадки! Мне кажется, что Федоров не приехал в Москву один-одинешенек. Это не вяжется с обстановкой в семье Серебровского, поскольку оставить мать одну на растерзание отцу, Кондрат вряд ли решился бы. Логично предположить, что он прибыл вместе с матерью. А вот здесь, - старик открыл тонкую кожаную папку с каким-то вензелем, до которой Егор еще не добрался, - мы видим газетный лист с отпечатанной рекламой - «Пошив седел, сбруи, конской упряжи. Магазин и мастерская Леонида Серебровского. Турчанинов переулок (близ Остоженки) ». Значит, один, или с супругой Серебровский в то время уже жил в Москве. А вот по поводу его отказа предать тело Кондрата земле… Думаю, моя прабабушка здесь что-то путает или не договаривает.
- Но нам ведь известно, что Леонид Серебровский был человеком весьма странным, - сказал Егор. – И все же его поступок не поддается ни объяснению, ни оправданию.
- Все, что мы о нем знаем, это сплетни из третьих рук, - перебил его старик. - Когда все в один голос называют кого-то чудовищем, тут одно из двух: он либо святой, либо о нем не говорят и половины того, что есть на самом деле. Я думаю, что со временем Серебровский полюбил Кондрата, но такие вещи хранятся у каждого глубоко в сердце, их не афишируют и о них не говорят…
- Н-да! Однажды кто-то сказал: в тот момент, когда ты задумываешься о том, любишь ли кого-то, ты уже навсегда перестал его любить.
Старик поднял глаза, безуспешно пытаясь разглядеть иронию на лице Егора.
- Хорошо сказано! Кто это сказал?
- Некий Кондрат Федоров...
- Я мог бы и догадаться… Ладно, Егор. Я приготовил ужин и вашу комнату. Давайте пройдем в дом. Вечереет, и скоро налетят полчища комаров. Пойдемте!
В столовой был накрыт стол, и они поужинали, изредка перекидываясь парой фраз. Егор думал о том, что времени ему может не хватить, и это угнетало его.
После ужина он прошел в комнату, отведенную ему стариком, и понял, что Анатолий Игнатьевич предусмотрел все: даже старомодная настольная лампа с широким абажуром, какую он видел только в фильмах в кабинете Сталина, была принесена сюда из кабинета хозяина.
Егор дочитал дневники до последней закладки и стал машинально листать последнюю тетрадь, пробегая по несколько строчек, как вдруг снова натолкнулся на упоминание о Федорове.
«…Через несколько месяцев я случайно наткнулась на бухгалтерский отчет, который типография прислала в издательство. Просмотрев его, я заметила, что издания книг Кондрата Федорова были целиком оплачены человеком, не имевшим никакого отношения к издательству и мне тогда еще совершенно неизвестным, неким Александром Сулакадзевым. Более того, я увидела, что расходы на печать и распространение книг на самом деле были существенно меньше той суммы, счета на которую были выставлены господину Сулакадзеву. У меня не достало смелости поставить под сомнение финансовую отчетность Износова из боязни потерять место. Я лишь записала адрес, по которому мы посылали счета на имя Сулакадзева. Этим адресом я воспользовалась лишь несколько месяцев спустя, осмелившись нанести ему визит. Меня одолела совесть, и я пришла к нему с намерением рассказать о махинациях издательства. Сулакадзев выслушал меня и с улыбкой сообщил, что знает о них: «В этом мире каждый несет свой крест, сударыня» - сказал он».
«Вот и разрешилась еще одна загадка», - подумал Егор. – «Но добавилась другая: с какой стати известный библиофил Сулакадзев оплачивал тиражи никому не известного автора»?
Егор стал листать дальше, уже более внимательно просматривая записи. И нашел листок бумаги, тонкой, словно папиросной, сложенный вчетверо.
Медленно и осторожно Егор развернул его…
С первого же взгляда было понятно, что перед ним копия полицейского отчета, вернее, отрывок из него. Егор разгладил листок, боясь, что он рассыплется у него под руками, и стал читать:
«Тело неизвестного было доставлено в морг 2-ой Градской больницы в брезентовом мешке из Тверской Константиновской Хамовной слободы, с улицы Хамовнический Камер-Коллежский Вал. Труп был обнаружен дворником бляха №23 Юсупом Хайрудиновым перед рассветом 5 июля 1812 года. Тело прибыло в морг в середине утра. При теле были обнаружены паспорт, в котором указывалось, что предъявитель сего – Кондрат Леонидович Федоров-Серебровский, мещанин города Пятигорска, 1776 года рождения, и книга с его собственным именем на обложке, именуемая «Изгой». Причиной смерти являлось пулевое ранение. По заключению врача-анатомиста Кузьмы Михайлова Остринского, выстрел в область сердца был произведен в упор. Смерть наступила не позднее полудня 4 июля 1812 года. По паспортным данным нашли отца убитого, которого в тот же вечер привели в морг на опознание. Кроме того, мною был отправлен служитель морга Берестов в издательство с повелением известить о случившемся заинтересованных особ»…
- Стоп! – вслух произнес Егор. – Согласно записи в дневнике, служащий морга явился в издательство три дня спустя, а еще через три дня тело уже похоронили в общей могиле. Все становится еще более запутанным, чем было прежде.
Он вздохнул и стал читать дальше.
«Вечером сего же дня, 5 июля 1812 года мной было проведено опознание с отцом убитого Серебровским Леонидом Сергеевичем. На вопрос, принадлежит ли оное тело его сыну Кондрату Леонидовичу Федорову-Серебровскому, последний менее минуты смотрел на труп, потом отвернулся и попытался уйти. На повторный вопрос по существу означенный Серебровский Леонид заявил, что это тело он забирать из морга и предавать земле не намерен, что следует считать признанием трупа, с которым отец не желал поддерживать отношения ни при жизни, ни после смерти. Полагаю расследование законченным, с захоронением тела по инструкции через трое суток после обнаружения, ежели никто не заявит своих прав на тело, за счет градских попечительских средств».
- Вот это да! – воскликнул Егор. – Вот это, ничего себе, пример полицейской казуистики! Ведь даже сейчас, спустя столько лет совершенно ясно, что старик Серебровский тело Кондрата не опознал! На столе в морге лежал другой человек с паспортом в кармане и книгой Федорова, которая и нужна-то была, скорей для того, чтобы полицейские поверили в то, что перед ними тело Федорова! Что ж, еще более запутываясь, история становится все более и более достойной того, чтобы ее распутали!
- А вы всерьез полагаете, что прочитав книгу неизвестного вам автора, вы можете вторгаться в жизнь людей, о которых ничего не знаете? – в дверях комнаты стоял старик-букинист. – Я услышал ваш голос и подумал, что с вами что-то случилось. Так как, Егор, быть с моральным аспектом ваших изысканий? Вы считаете, у вас есть право вмешиваться в то, чего вы не можете понять, в то, что лично вас не касается?
- Теперь касается… Черняк не оставит меня в покое! А ведь речь идет о человеке, который свою жизнь посвятил уничтожению всех следов, оставшихся от Кондрата Федорова, который и сегодня сжигает его книги! Если вы знаете больше, а в этом я нисколько не сомневаюсь, так объясните мне, как быть и что делать! - настаивал Егор с твердостью, в глубине души сомневаясь в своем праве так поступать.
Он явился в эту тихую обитель обвинителем и судьей, но с каждым мгновением все больше чувствовал себя виновным…
Продолжение следует -