Он её не любил, она его тоже. Это было обречённое притяжение двух одиночеств. Иногда они разговаривали, иногда занимались сексом, иногда казались друг другу очень даже ничего. Он не пытался ей угодить, а она не подстраивалась под него. Они часто ругались, часто ссорились в пух и прах. Но это ничего не значило. Страх одиночества был сильнее неприязни. Иногда они отпускали друг друга на расстояние. Но неотвратимо сближались обратно. Порочная роковая связь, выстроенная на обоюдном отчаянии. Это длилось не очень долго, но гораздо дольше, чем думали они оба, когда всё только начиналось. Липкая не-любовь и не-близость двух глубоко раненных и давным давно разочаровавшихся. Они могли бы быть вместе, но были всего лишь рядом. А ведь всё так просто, близко-близко, достаточно сделать шаг, шажок, любому, каждому. Сорвать с себя зачерствевшую броню предательств и обид, открыться навстречу... подставиться под удар.
Они оба одновременно мотают головой и зажмуриваются, от одной лишь мысли. По спинам проходит холодок страха, отголоском фантомной боли от ещё не нанесённого, от ещё не совершённого, от пока не сделанного шага. Страшно.
Страшно открыться, чтобы быть вместе.
Страшно остаться в одиночестве, чтобы окончательно расстаться.
Они смотрят друг другу в глаза. Её губы шевелятся, он отводит взгляд. Она вздыхает. Не сказанные слова растворяются в тишине. Она хмурится, он прищуривается. И вдруг они улыбаются, с усилием растягивая уголки губ. Он достаёт из шкафа бутылку вина. Она достаёт бокалы.
Дзынь.