Без названия

Павел Шевелёв 2
Яркий солнечный свет пробился сквозь сомкнутые веки, пробуждая очнувшееся на мгновение от сна сознание.
Полный парнишка лет четырнадцати лениво заворочался, скорчил недовольную мину.
- Мама! Закрой занавеску, солнце спать мешает,- завопил проснувшийся организм, прикрываясь пухлой ладошкой от бьющего в глаза света.
Никто на жалобу ребенка не отреагировал, и тому ничего не оставалось, как вставать самому и закрывать тяжелые, плотные шторы.
- Лохушка, - зло прошипел толстяк, нервно тыкая коротким пальчиком в кнопку пульта.
Большой экран на стене послушно мигнул на приказ пластмассового манипулятора, развернулся объемом жалкой картины какой-то африканской деревни, демонстрирующей скопище чернокожих рахитиков.
- Отбросы, блин,- прокомментировал парнишка увиденный сюжет, переключая приемник на другой канал.
Телевизор предоставил на суд ребенка историю замученной женщины-обладательницы осунувшегося бледного лица, синих мешков под глазами и худющего отпрыска, внешний вид которого был не на много лучше материнского. Просила она о "хоть какой-то помощи" матери-одиночке и еще о чем-то подобном, мальчишка не вникал.
- Таскаться с кем попало нефиг,- дал благоразумный, по мнению толстяка, совет, наугад тыкая на следующую кнопку.
По "ящику" умный, но лысый, дядя в строгом костюме, на фоне какого-то графика рассказывал, как акции предприятия папаши зрителя поднялись на два пункта, еще какие-то сухие данные, непонятные ребенку, да они ему были и не нужны. Главное, что у него есть папа, который всегда может выполнить очередную его прихоть.
Настроение отпрыска миллионера улучшилось, мозг заработал в нужном направлении, вычисляя чего еще нет у его обладателя.
Впрочем, радужные грезы были вероломно разрушены новостью, делившейся очередной случайный канал.
Симпатичная девушка-репортер возбужденно повествовала о состязании экипажа самолета, который уже четверть часа пытается "увести" разваливающуюся на глазах машину подальше от населенного пункта. Рассказ корреспондента сопровождали интригующие кадры кусков неба, хорошо знакомых зданий родного города мальчика, с неминуемо падающим на них летательным аппаратом, но в последний момент каким-то чудом задиравшим тупой нос, уносящим его ввысь. Впрочем, совсем ненадолго, после чего самолет вновь начинал падать. 
- Во трупов-то будет, если рухнет! Хоть бы на школу уе..,- договорить парнишка не успел. На несколько секунд прямая телетрансляция запечатлела дом парня, в который с бешеным ревом падает многотонная машина.
Толстяк так ничего и не понял, даже когда оглушительный взрыв ударной войной снес половину его особняка. Оставшаяся же половина долго не простояла, начала осыпаться, погребая под грудами кирпичей обитателей дома.
***
Вновь очнуться ему довелось в кромешном мраке. Он, скорее всего, и не понял бы, что очнулся, если бы недалекие голоса, один из который был знаком мальчику.
- Все. Этого увозите,- скомандовал один, грубый, раздраженный, принадлежавший мужчине.
- Как увозить?!- раздался второй, знакомый, удивленный, даже, испуганный,- он же ребенок совсем...
- И что? Что ты хочешь этим сказать, Леночка? У меня, если хочешь знать, на это место десять "тяжелых", двоих из которых вполне реально спасти. Итак, уже третью неделю лежит без улучшений. Все. Санитары! Этого в коридор, сюда с черепно-мозговой.
Голоса стали отдаляться, знакомый пытался о чем-то просить, но натыкался на стену молчания.
Наконец, звуки заглохли под грузом тяжелого бессознания, неизвестно, сколько властвующего над телом парня, но пропало оно абсолютно неожиданно.
Мальчик распахнул глаза, уставился в серый потолок, повсеместно усыпанный хлопьями отпадывающей известки и трещинами.
С трудом уронил на бок тяжелую голову, с минуту разглядывал еле различимый рисунок на пожелтевших от старости обоях. Ничего осмысленного в голову не лезло, поэтому мальчик прекратил свои старания, принялся изучать странную мебель, удерживающую на себе какую-то блестящую посудину, рулоны бинтов и клочья ваты.
Навалилась слабость, но вопреки устоявшимся привычкам, толстяк не поддался ей, скосил глаза на свое тело. Увидел, правда, лишь слепящую белизной простыню, накрывающую его до подбородка. Она совсем не соответствовала своей белизной, свежестью окружающей обстановке затхлого помещения, наподобие кладовки.
Как оказалось, кладовка имела и дверь, в проеме которой, набычив голову и, теребя грязного плющевого медведя, стоял незнакомый дистрофик.
- Ты злой,- проронил мальчик, стеснительно пряча бледное лицо в потрепанную шкурку игрушки. Развернулся, чтобы уйти.
- Мама!- прошептал очнувшийся, тем самым задержав худенькую фигурку, однако, совсем ненадолго.
Вновь восстановилось одиночество. Парень не пытался, что-то понять или узнать. Пришло знакомое осознание, что сами придут и все разъяснят. Пришло просто так, без предпосылок и последствии, словно было неким безусловным рефлексом.
Правда, ждать он не умел, поэтому уже через минуту после ухода посетителя почувствовал раздражение: как так?! Он в таком беспомощном положении, а вокруг никто не хлопочет, не лимизит в попытках угодить, скрасить тяжелое состояние ребенка.
Толстяк принялся активно шевелиться, пытаясь выбраться из-под покрывала. Выходило совсем плохо, будто конечности не нащупывали опоры. Наконец, мальчик выбился из своих чахлых сил, успокоился, лишь время от времени кидал по сторонам гневные взгляды, натыкающиеся повсеместно на серые, унылые стены, да злобно раздувал ноздри.
- Ну, наконец-то!- неожиданно раздался знакомый, обрадованный голос,- очнулся!
Парень поднял голову на звук, уставился на незнакомую, худую женщину. Замер, тратя остатки сил на поддержание поднятой головы. Наконец, силы закончились, и голова беспомощно рухнула на твердую подушку.
- Мама,- пролепетал мальчик.
Женщина, шаркая ногами, будто беспомощная старуха, подошла к кровати парня, уставилась на него бледным, усталым лицом с огромными, черными мешками под глазами, еще более страшным, чем в том ток-шоу. До толстяка, наконец, дошло, где он слышал этот слабый, нежный голос.
- Чего уставилась?!- с презрением в голосе спросил он,- приведи сюда маму.
Женщина отшатнулась, ее лицо на миг приобрело растерянное выражение.
- Я сейчас покушать принесу,- с трудом натягивая вялую улыбку, ответила она и вышла.
Толстяк несколько минут лежал без движения, собрался с силой, чтобы крикнуть, но из глотки получилось выдавить лишь высокий хрип:
- Маму приведи!
Вернулась женщина минут через десять. В руках она несла глубокую фарфоровую тарелку, парящую чем-то горячим. Поставила посуду на край столика с бинтами и ватой, присела рядом с больным, почерпнула ложкой содержимое тарелки, поднесла к своим губам, подула, после чего подставила к губам мальчика.
Носа толстяка коснулся жар горячей пищи, затем ее запах.
- Что за дерьмо?!- отдернул он перекошенное отвращением лицо,- убери нафиг эту кашу.
- Поешь, - начала, было, женщина, но тут же осеклась под злобным взглядом избалованного ребенка.
- Жри сама этот корм,- рявкнул сопляк, пытаясь оттолкнуть противную женщину, но его руки до сих пор слушаться не желали,- мать мою приведи, я сказал.
- Твоя мать умерла!- взвизгнул, вбежавший в комнату дистрофик,- не кричи на мою маму!..
- Максимка! Ну-ка хватит!- женщина соскочила с кровати, прижала к себе сына,- ему плохо, не расстраивай его.
Названный Максимкой выпучился умными глазищами в лицо мамы, наградил ее улыбкой, после чего схватил со столика чашку с кашей и принялся есть.
- Вкусная каша, мама. Не случай этого ка...
- Тихо, Максим! Пошли. Пускай отдыхает.
- Эй вы! Как вас там! Идите сюда!- очнувшись от накатившего столбняка, прохрипел оставшийся наедине с собой парень,- что там с моей мамой?
Никто ему не отозвался...
***
Проснуться его заставило прикосновение легкого, угловатого тела, то тут-то там упирающегося в его плотные бока и живот твердыми, узкими выступами. Парень открыл глаза и увидел восседающего на его груди жалкого дистрофика.
- Тебе чего надо, дрищ?- возмутился толстяк, рассматривая узкое, костлявое лицо с выпученными глазищами.
- Не обижай мою маму,- прошипел дистрофик,- она хорошая. А ты нет.
- Да слезь с меня, скотина,- взревел парень, начал шевелиться, дрыгать конечностями, но сбросить худое тело не смог.
- Не обижай, иначе я тебя убью,- твердым голосом заявил Максимка,- я вижу тебя. Ты плохой. Мама много работает, чтобы лечить тебя. Ты должен быть ей благодарен.
Толстяк замер, будто осмысливал сказанное дохлым пленителем, потом расхохотался.
- Убьешь?! Чем убьешь,- парень попытался садануть по тощему парнишке, но рука вновь подвела,- погоди, дрищ. Папкины телохранители и тебя, и твою мать, и сарай ваш укатают,- договорить он не смог. Слабенькие, но цепкие пальцы сжались на толстой шее, перекрывая толстяку воздух. Тот выпучил глаза, распахнул рот, пытаясь захватить воздух, но не мог.
- Максим!- закричала сзади мать,- отпусти!
Женщина подскочила к кровати, толкнула своего сына, но мертвая хватка его худых пальцев удержала слабое тело на ненавистном толстяке.
- Максимка,- взревела женщина, всей силой дернула его за худые плечи и сдернула, наконец, на пол. Падая, тот схватился за белую простыню и уволок ее вместе с собой.
Парень закашлялся, начал жадно глотать воздух и вдруг замер, уставившись на свое оголенное тело. Побледнел, уперся бледным, испуганным лицом в застывшую женщину.
Представлял он собой грузное, оплывшее от долгого лежания тело с четырмя торчащими обрубками рук и ног.
- Какого, - вновь задыхаясь, выдавил из себя парень, уставившись слезящимися глазами в преображенные конечности.
Женщина кинулась за покрывалом, накинула уродливое тело.
- Тихо. Тихо,- захлопотала она над испуганным парнем, попыталась поцеловать.
- Да иди ты нахер,- взвыл толстяк, отталкивая ее башкой, - мать позови, или отца. Отца позови, он поможет!
- Отец от тебя отказался, когда увидел после операции,- угрожающе прошипел поднявшийся с пола Максим, готовый вновь броситься на обидчика матери.
- Максим! Выйди, пожалуйста!- плача, попросила женщина,- он ни в чем не виноват.
Мальчик стоял не двигаясь. Женщина взяла сына за рукав и вывела из комнаты.
***
Она умерла тихо. Просто однажды не смогла поднять голову от стола в дежурке медсестры.
Постоянное недосыпание, совмещение рабочих смен, голодовки, экономия на собственном здоровье доконали двадцатипятилетнюю женщину, за каких-то полгода окончательно истощив ее организм. Но иначе прокормить СВОИХ детей она не смогла бы.
***
Максимка сидел напротив ненавистного толстяка. Его рассеянный взгляд пронизывал врага насквозь, будто выглядывал что-то святое в теле парня.
Мать Максимки умерла из-за этого калеки. Парень видел, как она истязала себя, сутками не вылезая с работ, все деньги отдавала на какие-то препараты для лечения неблагодарного человека.
- Что выпучился?- зло бросил толстяк,- думаешь, как жить теперь без мамаши своей станешь? Я тебе помогать не собираюсь. Меня-то папка заберет, а ты теперь нафиг никому не нужен.
- Я не буду без нее жить,- едва слышно прошептал Максимка.
Худые пальцы принялись медленно рвать тетрадку с рисунками мальчика. Все, кроме одной, на которой парень коряво нарисовал две худые человеческие фигурки, державшиеся за руки: одну высокую, в синем платье, другую поменьше, в рубашке и шортах.
Поставил рисунок на столик с бинтами, подпер его ватой, чтобы придать стоячее положение, зажег спичку и бросил в обрывки тетрадки, а сам сложил худые ручонки перед картинкой и уперся в них подбородком, разглядывая ее.