Уже больше полугода Пашка жил один. Вернее сказать, полгода назад его выгнала из дома жена.
Это произошло промозглой ноябрьской ночью. Пашке ужасно не хотелось возвращаться в свою старую, заброшенную квартиру на Пионерской, но остаться с Аллой было уже невозможно. Последний год их совместной жизни был нестерпим...То есть они почти совсем перестали терпеть друг друга. И первой это осознала решительная и властная Алла. В ту черную ночь дверной замок пашкиной квартиры на 4м этаже был залеплен воском, ключ не пролезал в скважину, и пришлось съездить за растворителем, чтобы открыть дверь. Пашка устроился спасть на узком диванчике, привезенном когда-то со старой тещиной квартиры. В конце концов, это было проще и честнее, чем спать на ротанговой двуспальной кровати с Аллой, не подпускавшей его к себе еще с весны, или смотреть на ее голую спину, и коротко остриженный крашеный затылок, когда она делает субботний маникюр на балконе, прихорашивая свои тонкие, длинные, с недавних пор пахнущие предательским табаком пальцы.
Теперь же - наступил июнь! И Пашка был в отпуске, на Крите, с трехгодовалой дочкой Аней. Аня, как и последний год перед разводом родителей, большую часть времени проводила у бабушки, а с папой теперь виделась даже чаще.
Греки журили Пашку за полуденные виски с колой, но он только отмахивался. На третий день отпуска Пашка с Аней познакомились с пожилой парой из Москвы -"Аркадьевичами" ( у супругов были одинаковые отчества), и теперь они обедали вчетвером. Надежда Аркадьевна бралась расчесывать Анины волосы, а Владимир Аркадьевич рассказывал про свои героические приключения.
На пляже Аня часто играла с московской девочкой Машей, маму которой звали Оля. Оля - невысокая ладная брюнетка с легкой восточной ноткой в лице - была типичной москвичкой на пашкин взгляд, часто задерживавшийся чуть ниже ее спины. "Путь к телу женщины лежит через сердце ее ребенка" - подзуживал Пашку за очередным обедом Владимир Аркадьевич. Оля вскоре должна была уехать, и, за день до ее отъезда, когда дочка спала после обеда, Пашка договорился с официанткой Надей из Эстонии, что та посидит у них в номере следующей ночью и посмотрит за Аней. Еще вчера вечером, в баре, Оля предложила Пашке съездить на дискотеку, но Пашка не знал, с кем оставить дочь. Теперь вопрос был решен, о чем Пашка и объявил Оле, встретив ее перед ужином...
На ужин Оля пришла в черно-белом коктейльном платье. Пашка, уложив дочь спать и оставив ключи официантке Наде, вышел на террасу отеля. Оля ждала его у ночного бара. Через двадцать минут черный старинный лимузин мчал их в городок ночных критских развлечений. Дискотеки там открывались поздно, и в ожидании открытия, Пашка с Олей слонялись по уличным барам. Пашка хмелел. Он обнял Олю за талию.... У входа в дискотеку столпилась очередь. Стоявший у дверей вышибала негр заговорил с Олей, но Пашка, полушутя упершись локтем в грудь охраннику, отодвинул его в сторону, в глубине души удивляясь своей храбрости.
Первый же медленный танец превратился в сплошной, срывающий голову, сладкий и томный, как южная ночь, поцелуй...Тот же старинный лимузин вез Пашку с Олей обратно в отель. Водитель смущенно запыхтел, стараясь не замечать бурных ласк на заднем сиденьи. В гостинице Пашка с Олей до утра не могли успокоиться, перебираясь с пляжного лежака к стойке закрытого бара, потом в подсвеченный гостиничный бассейн...
Через два дня после окончания своего отпуска, поздним вечером, Пашка полетел в Москву, к Оле, как ему казалось, для того, чтобы сказать, что им надо прекратить отношения. "Романтическая у Вас поездка - вечером туда - утром обратно" - сказала Пашке продавщица билетов. Оля встретила его во Внуково. "Что-то ты странный какой-то" - сказала она с улыбкой. "Надо поговорить" - ответил Пашка, стараясь не глядеть на ее загорелые колени. Они вышли из здания аэропорта, сели в ее двухместное купе. "Если неудобно сидеть, кресло можно отодвинуть" - сказала Оля, когда они остановились на одном из перекрестков, и, тут же, наклонившись, откатила пашкино сиденье назад, выпрямилась, скользнув смуглой рукой по его ноге. У Пашки бешено забилось сердце. Загорелся зеленый. Оля, азартно прищурившись, нажала на газ маленькой ножкой.
Они приехали в ресторан, которым Оля владела на паях с бывшим мужем. Там заканчивался банкет. Усадив Пашку за столик в отдельном кабинете и направив к нему официанта, Оля пошла в банкетный зал попрощаться с гостями. Минут через десять она вернулась к Пашке, запивавшему салат от шеф-повара бокалом французского вина. "Банкеты - это главный заработок ресторана, я гостей всегда лично стараюсь обслужить. Надеюсь ты не сильно скучал" - сказала Оля. "Знаешь, нам надо расстаться",- ответил Пашка, втайне гордясь своей твердостью. "И что, ты ради этого прилетел?"-взметнула Оля черные брови. "Ну да, поговорим, и вернусь во Внуково". Они выпили еще по бокалу. "Давай хоть погуляем немного" - предложила немного задумчиво Оля. Они заехали еще в какой-то ресторан, долго разговаривали. На выходе из ресторана она сказала небрежно: "До рейса еще далеко - не ехать же тебе сейчас в аэропорт. Переночуешь у меня - а утром на такси уедешь." ...
Утреннее такси везло Пашку по просыпающейся Москве. Название района, где жила Оля, багровело на огромной наклонной клумбе слева. Широкое радиальное шоссе вбирало в себя постепенно увеличивающиеся потоки машин из боковых улиц. Июньское солнце вполсилы, вальяжно накатывало на пока еще свежий город, обещая безжалостный полдень.
...Выспавшийся в самолете Пашка со стыдом вспомнил, как накануне торопливо каялся на исповеди в своем отпускном грехе, как с гордостью представлял, что приедет, и объяснив все Оле, положит конец их отношениям. Не получилось. Повторно идти каяться казалось чем-то немыслимым, невозможным, неправильным. По крайне мере не сейчас, надо все осознать, успокоиться, а там видно будет - думал Пашка, направляясь из аэропорта прямо на работу.
На следующей неделе надо было ехать в командировку в Псков. За обедом в суши-баре Пашка с коллегами обсуждали будущую поездку. Напротив, за столиком весело болтали три симпатичные девушки. Одна из них улыбнулась Пашке. Пашка ответил тем же. Через какое-то время девушки ушли. Через минуту после их ухода к Пашке подошла официантка и подала ему записку. На листочке красовалось имя Жанна и номер телефона.