1.
Пашка Громов считал себя человеком со вкусом. В глубине души. Он родился и вырос в то время, когда школьные экскурсии по музеям и театрам, стихи Пушкина, добрые сказки и прекрасная музыка еще были большой частью окружающего мира. Родители, конечно же, много работали. Отец тогда был моряком загранплавания, и на работу уходил на месяц, два, а то и на полгода.
Когда папа приходил из рейса, пахнущий морем, кораблем и одеколоном “Хет-трик”, у маленького Пашки был настоящий праздник.
В их 14-метровой комнате, в темно-вишневом платяном шкафу, с обратной стороны дверцы, на алюминиевой вешалке висели папины галстуки.
Там было, на что посмотреть: белый голландский галстук с черными наклонными полосками; темно-коричневый с необыкновенным золотым блеском; узкий красно-белый клетчатый, ставший серым на черно-белых фотографиях родительской свадьбы; темно-синий галстук с рассыпанными по нему маленькими длинношеими желтыми жирафами, жующими пучки какой-то зелени и еще, и еще….
Пашка любил наблюдать, как по утрам отец, свежевыбритый и торжественный, непостижимым образом завязывал на шее хитрый и красивый узел.
2.
В институте Пашке повезло. Это произошло во время зачетной недели - зимой, на третьем курсе. Серым утром, после очередной неудачной попытки сдать теорию машин и механизмов, невыспавшийся Пашка зашел в «Аквариум» - недавно отрытую политеховскую пивную - выпить на завтрак бокальчик немецкого пива. За этим занятием застал его начальник кафедры –профессор Антон Семенович Аверин - зашедший в «Аквариум» заказать банкет для немецких гостей. «Хорошо сидишь, никак все зачеты сдал?» - прокартавил Аверин, снимая клетчатую кепку. «Конечно сдал!» - бодро соврал Пашка, поправляя узел сползшего набок галстука. «А в Германию-то поедешь?» -«Надо будет – поеду…» На консультации перед экзаменом по резанию металлов Аверин потешался над Пашкой: «Режим резания устанавливается…а Громов бы сказал – устаканивается!»… То ли в результате этой встречи в пивной, то ли из-за того, что лучше всех в группе знал английский (по немецкому у всех был полный «ноль»), но так и вышло, что на стажировку в Штуттгарте, казавшуюся нереальной мечтой, попал-таки Пашка с легкой руки профессора. Да и папа помог – дал деньги на билет, и компьютер новый – 486-ой – по просьбе Аверина для кафедры купил.
Ни много ни мало – два семестра проучился Громов в Германии. Сразу после весенней сессии устроился Пашка подрабатывать на конвейере и к своему дню рождения уже успел раздать долги и даже скопить кое-что.
День рождения прошел на славу. Теплым летним вечером на крыше общежития накрыли они с друзьями из общаги стол на 20 человек. Собралась разношерстная компания – со всего мира – немцы, понятное дело – Кай, Михаэль, Тильман Фауст, еще человек пять, подруги из театрального кружка – испанки Ноэми и Моника, француженка Сесиль, американцы с третьего этажа, китаец Цу, албанец Цими, Таня с языковых курсов, соседи по лестничной площадке, была даже одна кубинка. Жалко было Пашке, что Джоанн, ах , Джоанн, не пришла. Моника и Ноэми передали от нее привет, и подарили Пашке галстук с жирафами, очень похожий на тот, папин.
3.
Много лет спустя, приехал Пашка в один монастырь за советом. Старец, которого искал он, болел, и не принимал. Настойчивого посетителя направили к схимонаху Антонию, подвизавшемуся здесь. Это был бодрый жизнерадостный старик. Он с гордостью показал Пашке мини-трактор, на котором сам распахивал монастырский огород. Поболтали минут десять. Антоний все время подшучивал над Пашкой, и хотя и не разрешил все его сомнения, но сильно подбодрил. Галстуки, кстати, старик не одобрял и называл их «масонской удавкой». Пашке даже представилось:
… Обер-прокурор святейшего синода князь Голицын сидел за своим любимым английским бюро красного дерева. “Вот так!” –бросил он перо и обеими руками стиснул в воздухе невидимое горло… Стал читать вслух: “Дабы не вызывать неоправданных опасений об угрозе основам православия, могущих возбудить волнение в народе и даже смуту…” – прищелкнул языком, глаза сверкнули на миг - “…изъять весь тираж книги Евстафия Станевича «Беседа о бессмертии души», и передать в личный архив обер-прокурора Синода.” Сладко потянулся князь. Подпишут. И еще поблагодарят за заботу о монаршем покое. Не на того напали! Россия почти наша – во всяком случае, передовая часть дворянства – А ортодоксы – если кто и умен, хотя таких конечно мало, то, по привычке своей бьются в открытую. Не зря загнали попов в синод, не вырвутся, а будут рыпаться – найдется им и другое, не слишком отдаленное местечко в новом царстве свободных мастеров! Взнуздаем, взнуздаем мы Россию. Вот только выпряжем ее из цуга ненужных традиций, выпутаем из силков! – В энергическом порыве захлопнул князь крышку бюро, вскочил на ноги. Что-то сдавило горло. “Проклятая удавка!” – прошипел Александр Николаевич, высвобождая свой французский галстух из-под крышки. Петля ослабла, но не сразу отпустил вдруг возникший безотчетный ужас. “Совсем, совсем развинтились нервы, пора, давно пора в Прованс отдохнуть, глотнуть воздуха свободы”- Голицын запечатал конверт и вызвал распорядителя…
4.
Пашка по-прежнему продолжал ценить хорошие галстуки. У него их теперь было намного больше, чем у папы двадцать лет назад. Правда, среди многочисленных переездов, тот синий галстук с желтыми жирафами потерялся куда-то.