Бой продолжался уже более шести часов. Бойцы 3-й стрелковой роты лейтенанта Агеева держали оборону у излучины реки Ламы, на заснеженном, в черных оспинах разрывов холме, рядом с которым пролегало Ярославское шоссе. Враг рвался к Москве, вгрызаясь в нашу оборону мощными танковыми «клиньями».
Утро 27 октября 1941 года выдалось безветренным и снежным. Ударивший с вечера мороз сковал землю и все, что в ней было замешано костлявыми пальцами Смерти: комья земли, стрелянные гильзы, кровавое месиво изуродованных человеческих тел. Крупные снежинки, как лебяжий пух сыпались из снежных туч, укрывая истерзанные разрывами мин и снарядов поля и луга, повисая на голых ветках берез.
Очередная атака немцев полчаса назад была отбита, и у подножия холма дымилась черная стальная громада танка с белеющим на борту крестом. Чуть поодаль застыл завалившийся на бок бронетранспортер, рядом в пожухлой траве, валялись припорошенные снегом трупы немецких солдат.
Командир 3-й стрелковой роты Вениамин Агеев – тридцатилетний сероглазый лейтенант, в каске, потертом армейском бушлате, стоял в вырытом в полной рост окопе и, прижавшись к брустверу, внимательно смотрел в полевой бинокль ….
-Литовченко! –
Крикнул он посыльному – молодому белобрысому сержанту, заправляющему ленту станкового пулемета, -
- Быстро к Яковлеву, узнай как дела у бронебойщиков и сразу ко мне.-
- Есть, товарищ лейтенант! –
Лейтенанту нравился этот песчаный холм, удачно возвышающийся над окрестностью. Отсюда хорошо заметен любой маневр противника. Слева – берег реки, дальше, на другом берегу – заболоченная низина, за которой расположилась батарея «сорокапяток», вовремя подоспевшая вчерашней ночью, иначе было бы не выстоять во время утренней атаки, когда танки и мотопехота на бронетранспортерах попытались взять высоту. Дальше к востоку, в направлении Рузы – позиции курсантского полка.
В той стороне еще с вечера грохотал бой, да и сейчас слышны пулеметные очереди и минные разрывы.
Лейтенант перевел свой бинокль на максимальную дальность и стал всматриваться в край поля, за которым находились позиции немцев:
- В лоб они нас уже попробовали атаковать. Скорее всего, следующая атака пойдет на стык нашего и соседнего второго батальона, но там лощина и противотанковый ров - туда и ударит мотопехота, а танки пойдут на нас -
- Товарищ, товарищ лейтенант!-
Из-за поворота траншеи вынырнул взволнованный Литовченко, поправляя сбившуюся каску,
- У бронебойщиков всего по пять выстрелов, а подвезти смогут только к вечеру…-
-Вот что, Литовченко, быстро к комбату, передай, что у нас в роте осталось всего три «пэтээра» и лейтенант просит прислать еще хотя бы два расчета,- крикнул ротный, вслед убегающему посыльному,
- Слышь! Литовченко, минимум! -
Прошлой ночью, как только угасла полоска заката и прекратился массированный минометный обстрел, Агеев, вместе с другими командирами рот был вызван к комбату. Ветер сек лицо снежной крупой, огромный купол ночного неба, укутанный промозглой дымкой, расчерченный трассами пулеметных очередей, вспыхивал, то кроваво-красными, то мертвенно-синими затяжными всполохами от разрывов мин и вспышек осветительных ракет.
В жарко натопленном блиндаже, командир батальона Жилин – сорокалетний, капитан, высокий, плечистый, затушив замусоленную самокрутку, поздоровался со всеми за руку и склонился над столом, изучая полевую карту. Несколько секунд все молчали, потом комбат расправил плечи, обвел глазами всех присутствующих и начал отдавать приказ, водя по карте огрызком карандаша.
Голос комбата был знаком Агееву уже не один месяц. От голоса этого у всех бойцов екало не только в сердце, но и в животе, а по спине бежали мурашки. Этот голос не раз бросал их в смертельную атаку, призывал их быть стойкими и смелыми, защищать Родину, не щадить жизни…
- Товарищи командиры, положение на 0 часов 27 октября критическое. Нависла угроза сдачи города. Если это произойдет – противнику открывается возможность захвата участка Волоколамского шоссе, идущего на Истру. -
Голос комбата звучал ровно, без срывов и эмоциональных оттенков, отрывисто и четко. Пальцы с зажатым карандашом перемещались по полевой карте, от ориентира к ориентиру, от реки к холму и далее по всей позиции батальона.
- Агеев! У тебя самая лучшая позиция, но и самая танкоопасная. Видишь! - Комбат ткнул карандашом в горизонтали холма. – Она на восемьдесят метров выдается вперед. И ты контролируешь своими пулеметами все пространство перед линией обороны батальона. Первыми они полезут на тебя. Если ты выдержишь, у тебя со второй ротой создается возможность маневра огнем для создания огневого котла. Как только они начнут отступать – сразу же контратакуем. Если будем сидеть на месте, они вызовут авиацию и смешают нас с землей. Поэтому, Агеев, наладь взаимодействие с бронебойщиками, не спеши, подпускай танки поближе и бей наверняка. Даю тебе два станковых пулемета. Понял, действуй! Тебе самое главное – не пропустить танки. –
- Главная задача батальона, постоянно контратакуя, удержаться на своем рубеже и не дать противнику захватить шоссе на Истру. Если мы это сделаем - наступление немцев в этом секторе захлебнется…-
Эту последнюю фразу комбат произнес не столько для командиров рот, сколько для себя, укладывая карту в свою полевую сумку.
Агеев посмотрел на часы - был уже полдень. Утренний бой развивался стремительно. Благодаря стойкости роты Агеева батальон контратаковал, нанес противнику значительный ущерб. Но главное! Было выиграно ВРЕМЯ! Счет которому в эти страшно напряженные, трагические дни конца октября 1941 года шел уже не на недели и дни, а на часы и минуты… Счет был велик. Позади - Москва!
Однако и силы батальона значительно убавились. В роте лейтенанта Агеева осталось всего два взвода – стрелковый и пулеметный. Поэтому батальону пришлось перегруппироваться и вернуться на свои прежние позиции, прихватив трофейные пулеметы и автоматы. И вот сейчас бой готов был начаться с новой силой.
Но, вместо рева танковых двигателей, лейтенант Агеев услышал заунывное гудение «юнкерсов», от которого стыла кровь в жилах.
У подножия холма для каждого взвода лейтенант приказал еще позавчера выкопать щели-укрытия от массированных минных обстрелов и авианалетов. Вот и сейчас, повинуясь командам командиров взводов, бойцы бежали к спасительным щелям, петляя в ходах сообщений.
Лейтенант, окинув взглядом поле боя, тоже спустился в перекрытую щель, заботливо вырытую Литовченко у подножия холма, в его тыльной части.
- Только бы он успел добежать до батальонного блиндажа!.. – Подумал лейтенант.
Ротный Агеев прекрасно помнил те страшные летние дни начала войны, когда от артобстрелов и авиа налетов гибло до 80 процентов личного состава подразделений, так и не сделавших ни одного выстрела в сторону противника. Поэтому он, как только позволяла боевая обстановка, наряду с основными позициями старался всегда оборудовать защитные укрытия, сокращавшие потери в разы. Больше всего доставалось новому пополнению, когда по нескольку раз подряд, до полного изнеможения, приходилось тренироваться бегом, с оружием выполнять команду командиров взводов:
- Взвод! В укрытие!!! -
- Взвод! По местам! К бою!!! -
Наверху, к приближающемуся звуку летящих фашистских самолетов,
добавилось торопливое «аханье» зениток полковой зенитной батареи:
- Ах-ах-ах!!! Ах-ах!!!- И тут же – нарастающий свист авиабомбы! От первого взрыва Земля, дрогнула, как будто раскололась пополам! Потом – еще! Еще! Еще! Постепенно все эти страшные разрывы слились в один сплошной и дикий вой, такой страшной силы, что ухо его уже отказывалось слышать и более слышными стали удары сердца в груди! Это состояние было знакомо Вениамину. Он знал и много раз повторял это бойцам роты, что самое главное, после бомбежки – заставить себя распрямиться, встать во весь рост, сбросив с себя щенячью дрожь, и продолжать выполнять свой солдатский долг…
… Он вспомнил родные лица матери и жены с двухмесячным сыном на руках, в толпе плачущих и кричащих прощальные слова женщин на перроне станции Курлово. У клуба залихвацки разливалась гармошка, бухал барабан духового оркестра. Более трехсот мужиков со всего Палищенского куста забирали на фронт в те жаркие и скорбные июльские дни сорок первого…
… Из родного дома в селе Палищи уходили еще ранним утром. Шли молча вдоль ограды Ильинского храма, мимо дома учителя Евгения Григорьевича Процерова, до околицы села, а там по лесной дороге, через светлую сосновую рощу и луга до соседней деревни Перово, где мать – Прасковья Васильевна договорилась в колхозе на счет подводы.
Сына, завернутого в цветастое лоскутное одеялко, всю дорогу нес сам, прижимая к груди маленький тепленький комочек. Жена Фима – шла, рядом…
Вспомнил отца, как в детстве ходил с ним в Палищах на свою первую рыбалку к ближней запруде – на Бурычу.
Отец работал фельдшером на станции Черусти и умер рано, в двадцать восьмом году от дифтерии. Ртом, через зонд, отсасывал дифтерийные пленки у больного ребенка. Ребенка спас, а сам – заразился и умер…
Вспомнились его слова:
- Учись, Венюш, на электрика. За электричеством – будущее. Ты смотри, что в газетах пишут, какое строительство начинается кругом! Электрик – сейчас очень нужная профессия.-
Потом, после рабфака, пошла работа в бригаде электриков, которую вскоре пришлось возглавить самому, когда на Курлово тянули первую высоковольтную линию…
… Основательно перепахав весь холм, фашистские бомбардировщики перенесли свои удары за реку, на позиции артиллерии. Но там их ровные ряды были расстроены внезапно налетевшими двумя краснозвездными парами наших истребителей, которые бесстрашно врезались в самую гущу фашистских самолетов. И вот уже один и второй «юнкерс», завалившись набок, стали чертить по небу дымные черные полосы, падая вниз, в гущу подмосковного леса. Бойцы из боевого охранения батальона, следившие за воздушной схваткой, в пылу восторга, кричали и обнимали друг друга, радуясь мастерству наших летчиков. Но скоро в небе появились верткие «мессеры» из группы сопровождения, и наверху закрутилась смертельная воздушная карусель…
Авиа налет продолжался всего несколько минут, а показалось, что целую вечность. Перекрытую щель, где укрывался лейтенант, первым взрывом засыпало мерзлыми комьями земли, это и спасло его от контузии. С трудом, отвернув в сторону сбитый на бок деревянный щит у входа, Вениамин вылез наверх и, пригнувшись, сжимая в правой руке автомат, побежал напрямик, ве'рхом на свой наблюдательный пункт, так как ходы сообщений все были завалены. Тут же послышались знакомые команды взводных:
- Взвод, по местам! К бою!-
С первого взгляда было хорошо видно, что обороне роты, да и всего батальона, был нанесен значительный ущерб. Повсюду до тошноты пахло гарью. От снежной белизны не осталось и следа. Подбитый немецкий танк лежал на боку, показывая свое горелое брюхо, бронетранспортер откинуло на двадцать метров правее, и перед ним зияла огромная воронка. В голове сверлила мысль:
- Где же Литовченко? Успел он или нет связаться с комбатом?
Как там в батальоне? В других ротах?-
- Товарищ лейтенант! Товарищ лейтенант!-
Литовченко бежал с тыльной стороны второй роты, прижимая к левому уху окровавленную тряпку. Вслед за ним, отстав метров на пятьдесят, бежали четыре бойца с двумя противотанковыми ружьями и ящиками патронов в руках.
- Литовченко! Как там комбат?!-
- Жив, товарищ лейтенант! Прибежал на «кп» как раз, когда эти
сволочи загудели…
- Литовченко! Бери ручной пулемет и давай - вон к той лощине правее бронетранспортера, возьми противотанковые гранаты. Когда начнется атака - не торопись, подожди, пока танки развернутся и попрут к нам на холм, правее они не пойдут.
Бей короткими – отсекай пехоту от танков. Патроны береги…
Звук его голоса прервал нарастающий свист, и раздались оглушительные разрывы – вновь заработала немецкая минометная батарея.
- Кто старший?- Крикнул лейтенант, сквозь грохот разрывов, залегшим рядом с ним бойцам из подкрепления, присланного комбатом.
- Я, командир первого расчета сержант Нестеров!-
- Командир второго расчета младший сержант Яблочкин! –
- Так, слушай мой приказ! Нестеров,-
обратился лейтенант к долговязому, веснушчатому сержанту, почти двухметрового роста, в короткой не по росту, рваной фуфайке:
- Занимай позицию вон у того бронетранспортера! Не торопись, бей
наверняка! Когда вас засекут – переходите к Литовченко, в лощину.
Там тоже на одном месте не сидите, чаще меняйте позицию!-
- Есть, товарищ лейтенант! Сорокин, за мной, –
приказал Нестеров бойцу своего расчета, тащившему тяжелый ящик с патронами и немецким автоматом за спиной.
- Яблочкин! Основная твоя позиция будет здесь.
Видишь танк удачно лег! –
Коренастый, чернявый командир второго расчета кивнул.
- Танки его будут обходить справа или слева, в любом случае они будут тебе борта подставлять – бей в двигатель. Самое главное не дай им сходу на холм забраться…-
Как будто в подтверждение его слов, из-за лощины на той стороне поля послышался нарастающий гул танковых двигателей. Вскоре один за другим, в шахматном порядке шесть танков выползли на поле и, набирая ход, двинулись на позиции батальона. Позади танков серели шинели немецких солдат и надсадно гудели двигателями бронетранспортеры. Танки с короткой остановки стреляли по брустверу окопов на холме фугасными и осколочными снарядами. Короткими очередями стреляли крупнокалиберные пулеметы немецких бронетранспортеров. Дым и смрад разрывов заволокли все небо.
Первыми ударили по танкам наши бронебойщики, а затем послышались резкие и хлесткие, как удар бича, звуки выстрелов противотанковых ружей. Загорелись два танка, но остальные продолжали упорно приближаться к подножию холма. Напряжение боя нарастало. Пулеметной очередью был убит заряжающий Яблочкина, а потом и сам младший сержант упал на дно окопа. Лейтенант схватил противотанковое ружье, ловким движением дослал патрон в патронник и прицелился в самый ближний танк, уже вползавший на холм. На миг Вениамину показалось, что он видит через амбразуру танка наполненные злобной ненавистью глаза фашиста и нажал на спусковой крючок. Выстрел! Громада танка, будто бы вздрогнув, начала сползать, заваливаясь на правый бок в сторону реки. Из под защитной решетки его двигателя повалил густой черный дым.
Умелыми действиями бойцов пулеметного взвода и Литовченко немецкая пехота на добрую сотню метров отстала от танков, залегла, а потом, ожесточенно отстреливаясь, стала пятиться назад. Три танка второй линии атаки и оставшиеся бронетранспортеры, пустив дымовую завесу, также повернули вспять. Отход атакующей группы прикрывала минометная батарея, усилившая обстрел позиций батальона.
В тот день атаки продолжались до темноты. Сколько их было - Агеев уже со счета сбился. Все поле боя перед позициями батальона было уставлено подбитыми танками и бронетранспортерами. Минометный обстрел продолжался, но мины ложились уже не так густо, как днем.
Оставив на вершине холма дежурный пулеметный расчет, Агеев сполз с холма и между разрывами мин добежал до бомбовой воронки у сгоревшего бронетранспортера, где была позиция сержанта Нестерова. И сержант и его заряжающий погибли.
Перебравшись в лощину, Агеев увидел Литовченко с перебинтованной головой и обеими кистями рук.
- Ну, Литовченко, жив! Молодец! Здорово сегодня с пулеметом выручил. К награде тебя представлю. А сейчас терпи, в медсанбат тебя отправят, подштопают маленько… –
Лейтенант говорил и утешительно гладил своего посыльного по плечу, а у самого будто ком в горле застрял, когда заглянул в постаревшие за один день боев глаза девятнадцатилетнего парня…
Готовясь докладывать комбату, лейтенант пролез всю позицию роты. К ночи 28 октября в 3-й роте осталось тридцать бойцов вместе с одним расчетом станкового пулемета и двумя расчетами противотанковых ружей.
Землянка комбата была не привычно пуста. Сам комбат с перевязанной головой, с клоком седых волос, вылезших из-под бинта, на чем свет стоит, ругал своего телефониста, что он, вот уже битый час, никак не может наладить связь с «КП» полка.
- Вот что, Прохоров! Что хочешь делай, хоть по воздуху летай, а связь мне дай! Дай мне связь! Полчаса тебе еще! Слышал! Бегом!-
Увидев лейтенанта, капитан улыбнулся:
- А, Агеев. Ты у нас сегодня – герой дня! Орел! И бойцы у тебя – орлы! Пиши список – всех представлю к награде. Как рота? -
- Тридцать человек, станковый пулемет и два «ПТР»-
ответил лейтенант, насупившись.
- Да, не густо. Если к завтрашнему утру бронебойщикам и нам не подвезут боеприпасы – «фрицы» нас сомнут. Как пить дать, сомнут! Что же делать? Как воевать будем, Агеев? -
- Есть одна мысль, товарищ капитан… Я считаю, что надо контратаковать. Именно сейчас, ночью. Скрытно, по лощине пробраться до березовой рощи, одновременно ударить по минометной батарее и по деревне. Уничтожить батарею, выбить немцев из деревни и закрепиться на их позициях. Здесь нам завтра не устоять!-
- А ведь верно толкуешь, Агеев! Сейчас подойдут командиры рот и бронебойщики – все и решим! –
И тут вдруг загудел зуммером долгожданный телефон. Комбат по- кошачьи - в один прыжок оказался у телефона и с рывком поднял трубку…
После разговора с командиром полка и обсуждения с командирами рот предстоящей ночной контратаки, комбат повеселел и с каждым прощался за руку. Решено было начинать контратаку в два тридцать ночи.
Пройдя по позиции роты и каждому командиру поставив задачу, Агеев посмотрел на часы. Было два пятнадцать. Ветер стих. Темная кромка березовой рощи ясно вырисовывалась на фоне неба. Главная задача роты - скрытно выдвинувшись в район рощи, по сигналу зеленой ракеты, внезапно напасть и уничтожить минометную батарею. В случае успеха двигаться в направлении деревни, занятой немцами, и быть у комбата в резерве…
До березовой рощи бойцы роты добрались во время и без происшествий. Знакомые по утренней контратаке очертания позиций минометной батареи смутно вырисовывались сквозь ветви деревьев. Бойцы роты, затаив дыхание, заняли свои исходные позиции.
Зеленая ракета, на миг, осветив все мертвенно-бледное пространство вокруг, взлетела над лесом. Бойцы сорвались со своих мест. Бой был коротким: звуки выстрелов, остервенелые крики немецких командиров, вопли и звериный рык бойцов дерущихся врукопашную: штыками, ножами, саперными лопатками. Через полчаса рота лейтенанта Агеева, захватила позиции минометной батареи и большой склад боеприпасов. Чуть левее, за лугом пылало зарево, слышались разрывы гранат, автоматные и пулеметные очереди - батальон вел бой в деревне, и надо было спешить комбату на помощь. Но в этот момент со стороны дороги послышался звук моторов. Десять крытых грузовиков с эмблемой «SS» неожиданно появились из-за поворота!..
Пропустить «эсэсовцев» было нельзя, иначе они бы вышли в тыл батальона. Поэтому лейтенант Агеев отправил бойца предупредить комбата, а сам, с остатками роты, принял бой…
Когда в живых осталось только четверо израненных бойцов, лейтенант отослал их на окраину деревни. А сам - взял гранату и открыл дверь большого подземного склада боеприпасов…
Над березовой рощей высоко в небо взмыло яркое пламя и раздался оглушительный взрыв…