…Я как смешная носовая фигура, посаженная на релинг – только живая, ноги болтаются. Сижу, качаюсь на качелях своих любимых; глаза полузакрыты – сквозь ресницы море под солнцем превращается в расплавленное серебро. Наша лодка разрезает сверкающую, светящуюся воду, иногда плюхает – и тогда брызги летят, и я вся насквозь! – а через минуту опять сухая, спасибо тебе, ветер, гуляка морской, солнцем прогретый…
– Маш, не спи, – боцман Женька, друг мой лепший, высунувшийся из люка, протянул мне чашку с чаем. – Просыпайся, и интуицию свою давай буди. Уже скажи что-нибудь. А то сидим как дураки... трезвые, голодные – я лично с утра не жравши… Долго ещё, как чувствуешь?
Мы третий час торчали в морском порту, ждали пограничников и таможню. Выход был намечен на восемь вечера – очень всем хотелось поскорее отвязать веревки, и ветер был такой, как нам надо, и вообще в ночь хорошо выходить, особенно из Питера в конце июня, да в такую погоду!
Ребята уже который раз грели чайник, грызли сушки, но на большее не рассчитывали – камбуз должен быть чистым, когда придут проверяющие и разрешающие. И вообще всё должно быть в порядке, чтоб им было удобно искать, проверять и разрешать.
… А я лежала на палубе и растворялась в свободе, хоть мы и были пока привязанные – мне мало надо, я и в мечтах могу… Уже начался отпуск, и впереди было двадцать дней и ночей той жизни, по которой я так скучала предшествующие триста сорок пять дней и ночей… Я буду там, где я счастлива. И на самом тонком уровне я благодарила свою судьбу и Великого Творца – за всё! Ну, и в частности – за такой прогноз погоды…
– Машка! Маш! Может съедим хоть… я не знаю – кильку какую-нибудь в томате, а, Маш? – Женька снова показался из люка. – Где Ванька-то ходит? Разведчик хренов.
– Да вон он идёт, Жень. Потерпи.
Ванька, самый мелкий на лодке, был послан походить вокруг и узнать что-нибудь.
– Что-то не торопится… Вань! А Вань! Ну и чё ты плывешь как барышня в бассейне?! Тебя тут взрослые люди ждут, между прочим. Голодные…
Ванька и правда не торопился, наслаждался своей значимостью. Молча перелез через леера – а попить можно? а компотика нет? Прибью сейчас, – сказал боцман...
– Ну что там, Ванька? – это уже мой муж вступил, тяжёлая артиллерия.
– Анна Каренина пришла, – торжественно и трагично сказал Ванька. – Всё. Хана. Все погранцы там. Сказали, нас выпустят не раньше утра, часов в девять, сказали.
– Съездил на курорт, – расстроился Женька. – Хотя ладно, хоть ясность появилась. А то ждали бы как дураки, пока бы с голоду не поумирали.
Лодку на ночь переставили в соседствующий с портом водный клуб.
Первую выпили под хлеб с тушёнкой – и лица у всех помягчели…
В экипаже было семь человек, женщина – я одна. Трое были не из наших, но мы их уже считали почти своими – два сезона они с нами выходили, помогали материально – солярку покупали, в Европе платили за стоянки и питьевую воду; вахтили вместе со всеми, приобщались, не брезговали. Нас всех это устраивало – ребята были неплохие, и помощь их была очень кстати – это было время, когда у нас ни у кого не было денег – начало девяностых…
...я никогда не вздрагиваю при упоминании этого времени – оно было безденежным, но совершенно чистым для нас. Именно в это время с нами происходили удивительные события и приключения. Оно связано с самой большой любовью в моей жизни. Поэтому я действительно не помню ничего плохого, честное слово...
Я была хорошим матросом – даже мой муж меня иногда хвалил. Во всяком случае, рулевым я была точно лучшим, ну, не считая моего мужа, конечно… Поэтому, когда кто-нибудь непосвящённый спрашивал: Маша, а ты им здесь готовишь и посуду моешь? – я очень переживала, что люди и правда могут так подумать. Мы все готовили и мыли посуду на равных… ну, кроме моего мужа, конечно.
– Маша, вы извините, что мы к вам обращаемся, – это Женька в образе, – но положение наше плачевно, и только вы, Маша…
– Давай я яичницу сложную забацаю, Жень? Будете?
– Она ещё спрашивает! Маш, я вот думаю иногда – на фиг он тебе сдался, тиран этот? Я б тебя лично на руках бы носил – и умница, и красавица... Что доставать, говори. Лук? Чеснок? Сало… Оооо. Давай скорее, Машка.
– Допрыгаешься когда-нибудь, боцманюга, – сказал мой муж, тиран. – Но в данном случае я согласен с предыдущим оратором: давай скорее, Машка.
Толик, один из спонсоров наших, вдруг расстроился, вспомнив, что забыл дома справку на покупку валюты – а валюты, видно, было много, поэтому он собрался ехать домой прямо сейчас, за справкой этой. А вдруг попросят предъявить? Всякое бывает…
– Толик, не дури, – сказала я, – это же яхта, здесь, при желании, можно и человека спрятать, никто не найдет. Сколько там у тебя? Раздай нам, да и всё. Сейчас уже есть будем, почти готово.
Мне досталось двадцать бумажек по сто долларов. Не буду описывать смятение, охватившее меня – скажу только, что у нас с мужем на двоих было сто двадцать долларов. И мы планировали заход в Финляндию и Швецию – то есть, по шестьдесят на страну. На двоих… Но сама предложила – поэтому виду не подала, просто взяла деньги, сложила пополам и в задний карман джинсов засунула.
Яичница почти была готова – репчатый лук зажарен на растопленном сале – много лука! Яиц тоже много – штук пятнадцать, сверху банка тушенки размазана (что б мы без нее тогда делали!), чесночок… Плита на яхте устроена так, чтобы на волне поверхность её оставалась в параллельном земле положении – то есть она качается. Естественно, варочная поверхность имеет ограждение, чтоб кастрюли не вылетали.
Сковорода была огромная, волны не было – мы тихо стояли в гавани, какая волна… поэтому сняли этот ограничитель.
– Нали-вай! – командую я. – В центре стола место го-товь! Хлеба порежь, Ванька! Вот если я не скажу – никто не порежет?
И ВДРУГ!.. Сильнейшая резкая волна – катер скоростной прошёл совсем рядом – и сковорода моя на меня переворачивается, я и мякнуть не успела.
Обжечься серьёзно не обожглась – но вы ж понимаете…
Женька орал как резаный: не трооожь!!! Я с пола съем! – ну и так далее.
Джинсы мои сильно пострадали и были замочены в ведре, с порошком Лотос. Ужин, конечно, всё равно состоялся – собрали по-быстрому. Через час всё забыли, пели песни. На музыку слетелись местные, принесли с собой и пития, и угощений – картошки вареной, колбасы.
Я про джинсы вспомнила ночью, быстро сбегала, пожамкала их в ведре, привязала их веревкой к лееру и за борт бросила, полоскаться.
Утром наводили порядок часа два... – а всё равно было хорошо, сказал Женька.
– Машка, убирай веревки свои, – сказал мой муж, – уходим.
Я вытащила штаны, мы их с Женькой отжали со всей дури.
– В море выйдем, повешу – не забыть, главное.
– Я напомню. Я ж тебе друг.
Все формальности были закончены, и в девять утра мы действительно отчалили, ура.
Погода стояла, как в Италии, двадцать лет помню это небо синее. Я уже начала было улетать птицей, парить над водой, как вдруг Женька вспомнил про штаны мои – Машка, вот других воспитываешь, а сама что? Безответственность какая.
– А кто обещал напомнить?
– Так я и напомнил!
– Ты не напомнил, а попрекнул, морда наглая...
– Чистые дети, – сказал мой муж.
...прямо удивительно, он никогда меня не ревновал… Никогда и намёка не было. Как я ему благодарна за это…
Я сгоняла вниз, притащила их, повесила вниз карманами – и снова улетела..
Чайки за кормой верны кораблю,
А ветрам облака…
Трудно в первый раз сказать Я люблю,
Так любовь нелегка…
Все собрались наверху, в кокпите, и пили чай – работы не было, лодка шла сама, так правильно дуло. Толику дали отоспаться, спонсор всё-таки. Он вылез неожиданно, появился из люка – ну что, всё по плану?
И тут меня накрыло, и я чуть не потеряла сознание.
– Маш, садись, порули, – мой муж знал, что я всегда с радостью хваталась, неважно, чья вахта.
– Я чуть позже, – сказала я чьим-то голосом. – Я пойду вниз ненадолго.
Я посмотрела на Женьку страшным взглядом. И ушла вниз. Он спустился через минуту.
– Неси джинсы, – прохрипела я. – Только незаметно постарайся.
Пока он ходил, я постарела лет на сорок.
– Жень, проверь сам, пожалуйста… Я тебе тоже когда-нибудь пригожусь…
– Не надо мне когда-нибудь, хочу сейчас, – сказал Женька. – Сгущёнка, три банки. Ладно, ладно... понимаю, что не смешно.
Деньги были на месте. Немыслимо, но факт. Карман был узкий и глубокий, спасибо ему.
– Всё-таки, Маш, качественно они деньги делают, согласись, – Женька внимательно рассматривал их, бумажку за бумажкой.
– Что делать-то? – вторая волна ужаса разбилась о меня. – Стираные деньги ж не берут.
– Это у нас не берут. Сиди тихо, сейчас приду, – Женька выбрался на палубу.
– Мужики, – услышала я, – мне нужно с Машкой поговорить, пока она добрая. У меня опять полная хрень с Иркой, не разберусь, что ей надо. А Машка – она ж соображает. Не дёргайте нас, ладно? мы быстро...
Мы перебрались в форпик, подальше от всех.
– Сушить нужно для начала. Что у нас здесь тёплое? Правильно, мы сами тут тёплые, – Женька быстро снял штаны и прилепил себе по пять бумажек на каждую ногу, поперёк, от трусов до колена. – Что сидишь? делай как я. Заодно проверим, у кого ноги длиннее.
Я послушно повторила – и сидела ни жива ни мертва, представляла, как кто-нибудь спустится и увидит нас. Смешно.
Через десять минут деньги высохли. Мы их аккуратно сложили и убрали подальше.
– Я пошёл. А ты сиди тут и думай, – он взглянул на меня и сжалился... – Маш, ты самая умная баба из всех, кого я знаю, ты сейчас придумаешь. Как говорит твой муж – тебе голова зачем? кепку носить?
– Штаны надень, бестолочь, – сказала я.
Помните, как Штирлиц сидел в гестапо и спички складывал?
Спасло меня то, что Толик про деньги не спросил – как выяснилось, он и не собирался их у нас забирать до самого порта прибытия, боялся по незнанию, что финики тоже могут проверять.
Первой мыслью было пойти в банк, как придём в Хельсинки, и обменять их на немочёные. Но как только я представила, что я там буду объяснять... Даже если я сначала поменяю их на марки, а потом снова на доллары в другом банке… Толиковые доллары были новенькие, одинаковые – а что они мне в банке дадут? Каких-нибудь мятых и рваных денег они мне дадут.
Можно, конечно, вызвать управляющего банком и рассказать ему чистую правду. И попросить дать новые купюры…
Я два дня составляла речь на английском языке для управляющего банком. (Машка у нас какая-то мечтательная сегодня, не заметили?) Вроде все слова вспомнила и сложила, но когда пошла тренироваться перед зеркалом в гальюне, расстроилась, потому что чётко услышала свой внутренний голос: не такая уж ты, Маша, и красавица. Не прокатит. Не обаять тебе этого управляющего. У них такой налички вообще в кошельке не бывает – а тут пришла русская и просит поменять две тыщи долларов на две тыщи долларов же, в тех же купюрах, только новых. Полиция твой дом.
Так, какие ещё предложения? Деньги нужно потратить. На них нужно что-нибудь купить. Например, я могу сказать: Толик, а давай я буду твоими деньгами за всё, что ты захочешь купить, сама расплачиваться, давай? Такая вот у меня фантазия, Толик… Полный бред! Бред, конечно, но вдруг я почуяла, что приближаюсь, что вот оно, рядом – знаете, наверное, как это бывает!
И через минуту - ЕСТЬ! Очень простое, и, без сомнения, единственное решение! Всё сошлось, и тут же снова засияло солнце и заплескалось море...
Чайки за кормоооой верныыыы кораблюююю…
Мне нужен был сообщник – искать долго не пришлось.
– Машка, ты поёшь снова? Запела! – и, шёпотом: – Придумала, что-ли?
Мы швартанулись в маленьком яхтклубе километрах в пяти от Хельсинки. Пришли утром, часов в шесть. Ванька пошёл на камни ловить рыбу, червей вез аж из Питера. Я сгоняла в лес, набрала колосовиков целый мешок. Пока собирала, встретила местных клубных – они со мной поздоровались, но смотрели неодобрительно: никто, кроме русских, грибы не собирает, они у них для красоты.
Ванька за час наловил плотвичек целое ведро, половину скормил хромому птенцу чайки, а потом этот птенец сожрал всех оставшихся Ванькиных червей, балда…
Я сварила уху на завтрак, чтоб рыба не пропала – все были счастливы. Не нужно было никуда торопиться – пеший поход в город запланировали на час дня.
– Ну что, Маш, всё в силе? Не бросишь меня в беде? – начал свою партию Женька. Все притихли после ухи, перекуривали.
– Женя, я ж пообещала, значит, помогу, – какой он всё-таки молодец, правильный момент выбрал. – Это ж не трудно, даже наоборот. Только давай в Швеции.
– Нет уж, давай здесь начнём. Может, повезёт, и сразу найдем всё – да и забудем. Не люблю я эти магазины.
– Что опять задумали, соколы? – мой муж никогда не в курсе моих дел – продаст на счёт два, вообще не умеет притворяться. – Маш, куда это вы собираетесь? Женька вообще-то на лодке хотел остаться, отоспаться. Заодно бы дом посторожил.
– Не, кэп, я передумал. Машка меня уговорила – пойдем Ирке шмотки покупать. Машка говорит, что все проблемы у девочек возникают из-за отсутствия шмоток… эээ, пардон – внимания со стороны мужчин, о как…
– Жень, кончай ты хохмить, не смешно. Ведёшь себя как… да все вы одинаково себя ведете! – Я сразу пошла ва-банк. – Который раз к финикам мотаетесь, хоть бы раз колготки бабам своим купили. Пива по десять литров выпьют, и домой поплыли – вот им радость-то вас ждать! – Я по-настоящему завелась, вошла в роль. – А потом: Мааш, помоги с Иркой разобраться… Иди купи своей Ирке подарков раз в жизни, и не нужно будет разбираться с твоей Иркой. Потому что всё просто, Жень... – да и не в подарках дело! Мужик настоящий и пива попьёт, и в море оторвётся – а женщине наврёт, что пиво в горло не лезло, и море не радовало – так по ней скучал, так скучал… никогда больше никуда ни ногой! – а на плечики ей пуховичок фирменный, да на попу – джинсики настоящие… И не будет у тебя никаких проблем с Иркой твоей… Всю жизнь будешь делать, что захочешь, хоть в Австралию плыви, хоть на остров Пасхи... Вот так, Жень.
…ладно, что-то я разоралась…
– Нууу, Машка… – муж мой смотрел на меня с интересом.
– А ты вообще неплохо устроился, на матросе женился. Всё, отстаньте. Посуду вымойте, – и я ушла вниз, будто бы поспать пару часов – мы вахтили ночью.
Женька чуть позже спустился, прокрался ко мне – а я ждала его как Деда Мороза в детстве – НУ ЧТО???
– Всё, Маш, – зашептал быстро Женька. – Он клюнул, вернее заглотил. Спросил меня, может ли он попросить тебя выбрать кожаное пальто или куртку его Насте. Она, говорит, такая же высокая, как Маша, только чуть худее… Будь готова, нужно подлить масла в огонь – только смотри, аккуратно…
Я действительно задремала, и вздрогнула, когда мой муж крепко меня обнял в нашем форпике: Машуня, я старый дурак? Тебе плохо со мной? – я спросонья даже и не поняла сразу, о чём он…
– Господи, любимый мой… Спи, не думай ни о чём таком… Я тебе честное слово потом всё объясню… Всё это чушь собачья, ничего мне не надо, у меня всё есть, спи..
Когда все уже были готовы к выходу, я громко ойкнула: Толик! Деньги-то! Чуть не забыла, держи.
– Подожди, Маша… Это к утреннему разговору, ну, про подарки… Тут такое дело – у меня сегодня встреча в городе, запчасти я заказывал… У меня если б этой встречи не было, я б с вами пошёл, – тут я сложила за спиной пальцы крестом. – Я давно Насте хотел что-нибудь привезти, да как-то всё… ну, не получалось. Если вы всё равно с Женькой пойдете, может, и мне поможешь? Машенька, я понимаю, это наглость с моей стороны ужасная, но… поможешь?
По дороге всё обсудили. Дошли до города – и разбежались в разные стороны, кто пиво пить, кто за запчастями, а кто на дело…
Деньги поменяли в банке на марки – все две тысячи! С этого момента меня вообще отпустило. Мы заходили в магазин и просили показать всё самое дорогое – на нас так смотрели! русские сумасшедшие миллионеры с причудами. Женька подыгрывал, как народный артист. Мне понравилось – я так кривлялась в первый раз в жизни – и в последний! – хоть это было и непросто.
Мы остановились на тёмно-зелёном кожаном пальто, длиннющем, фалдящем; добавили такую же по стилю сумку, оооо… Плюс куртка красная, на пуху, с сотней молний и капюшоном – это в специальном магазине, для горнолыжников – ооочень дорого, слава богу. Три пары джинсов, в том числе красные, к куртке. Чулки кружевные – вообще улёт. Три пары. Футболки – здесь не получалось дорого, зато получилось много…
К шести часам все деньги кончились.
Вечером Толик выглядел совершенно счастливым – у него удалась жизнь. Не поспоришь: он ходит в море, как настоящий романтик, при этом и деньги зарабатывает, и женщину свою любит – вот вам всем доказательство: пальто зеленое, чулки… Кстати, про чулки – Толик подарил мне одну пару – за беспокойство, которое он мне доставил. Хорошо, что у нас с Настей размер один – ну, почти…
– Боцманюга, говори тост, грибочки стынут...
– Да у нас сегодня исключительно один тост. За Машку...