22

- Во дают! – изумился Серёга. – А этот-то всё видел!
Серёга показал на Петра первого, сидящего орлом на чёрте-Карелине.
- А то!
- Чё ж он ему башку… гм!
- Вот именно…
- Слушай, но всё-таки эти, которые ныряют, не сильно похожи на тех, кто при жизни насилье ближнему нанёс. Э? Какие-то они все убогие…
- Ну, настоящие насильники по нынешним временам наверху обретаются, - туманно пояснил Вергилий, - а эти…
Он сплюнул в сторону ближнего водоёма.
- …Так себе, мелочь пузатая, шушера, в общем…
- Понятно. Но ты мне ещё вот на что ответь: на хрена здесь кое-кто убивается с собственным бизнесом? Какая на хрен здесь может быть прибыль? Профит, то есть. Или какие могут быть убытки?
Спрашивая, Серёга смутно вспомнил, что разговор на эту тему у них с Вергилием уже происходил. Но очень смутно.
- Ну, про убытки я ничего сказать не могу, потому что я не оффшорный специалист по репродукционному анализу расходной части валового бюджета, а всего лишь поэт, - снова принялся валять дурака Вергилий, - зато про прибыль скажу, что нету её здесь, никакой прибыли. Профита, то есть…
- Но ты же сам только что…
- И ничего я сам только что. Дело в следующем: здешние кое-кто убиваются тут вовсе не из-за какой-то прибыли, а из-за положения в здешнем ирреальном обществе. А что может быть положительней, нежели своя контора, лавка или даже целое производство хоть чего на любом производственном уровне нашей преисподней промышленной зоны?
- Сдаётся мне, - неуверенно возразил Серёга, - что раньше ты мне другое врал…
- Да ладно, не напрягайся, пошли дальше…
Как Вергилий предложил, так панорама производственного беспредела в теме «русскоязычного» производства морепродуктов сгинула восвояси, а Серёга со своим спутником оказались в какой-то геометрической чертовщине, похожей на тройную концентрическую задницу с намёком на выход в четвёртое измерение. Хотя первые три измерения рассосались по концентрическим кругам вышеупомянутой задницы так качественно, что Серёга перестал видеть не только Вергилия, но и самого себя.
«Что за фигня?» - попытался спросить он невидимого проводника, но вслух у него ни черта не вышло. Однако, перестав видеть себя и Вергилия без соответствующих измерений их обоих в длину, ширину и высоту, мыслить бывший учитель украинского пения стал гораздо лучше. И, когда Серёга понял, что с утратой первых трёх измерений в пределах новой чертовщины известной преисподней он утратил и способность говорить (равно как слышать), в его удручённых неожиданной трансформацией мозгах родилась первая гениальная мысль.
«Нет, это ваще полная мудня, которой быть просто не может!»
 «Почему?» - отозвался из ниоткуда ехидным вопросом невидимый Вергилий.
«Главные измерения-то пропали?» - вопросом на вопрос ответил Серёга.
«Ну, вроде», - мысленно ухмыльнулся подлец-Вергилий.
«А четвёртого ещё не открыли?» - снова спросил Серёга.
«Ну, это как сказать», - двусмысленно возразил Вергилий.
«Да не открыли, не открыли! – загорячился Серёга. – Я знаю! Тогда почему а) я вижу какой-то выход в какое-то четвёртое измерение; б) наблюдаю присутствие некоей чертовщины в виде концентрической задницы; в) всё остальное к чёрту пропало; г) но мысли-то они – вот они! Что, это мы так спим?»
Задав последний вопрос, бывший учитель украинского пения почувствовал некий спазм, предвестник значительного облегчения состояния духа, но спазм прошёл, а облегчения не наступило. Зато в невидимой и совершенно не ощущаемой голове родилась новая гениальная мысль.
«Значит, это я помер, но так как после клинической смерти мозги и прочие нервные организмы в человеческом теле живут ещё некоторое время, то я тут с этим хреном и продолжаю трепаться».
После данной мысли – как это ни странно – облегчение таки наступило. Однако всё дело испортил Вергилий.
«Помер он, как же, держи карман шире! – послышалась мысль древнего стихоплёта. – А как же не монтирующиеся в нормальную логику галлюцинирующего неуча такие несоответствия, как а) видимый неучем выход в четвёртое измерение на базе видимых же концентрических задниц при полном отсутствии классических измерений; б) где вы видели клиническую смерть без предварительной аварии или похожего инцидента; в) в никакие аварии с похожими инцидентами последнее время мы с тобой не попадали и г) какого хрена мы парились в верхней канцелярии на предмет техники безопасности? Ты, чё, олух, думаешь, шеф тебя сюда для того спустил, чтобы ты тут дал примитивного дуба? Авось для твоего дуба можно было придумать чего попроще предварительной экскурсии туда, куда живых пускают одного раз в тыщу лет, не чаще. Усёк? И потом: ты видишь не выход в четвёртое измерение, якобы никем не открытое, а всего намёк. Поэтому мы с тобой сейчас попадём не туда, чего ещё якобы не открыли, а…»
 «Ну, ты и сволочь!» - мысленно перебил мысленно расходившегося старца Серёга и снова обрёл себя, свою гитару, опухшую от давешних гениальных мыслей голову и козла-Вергилия, каковой ветхий козлина трусил себе рядком так, словно никуда временно пропадать не собирался. Концентрические задницы приказали долго жить, от намёка на выход в четвёртое измерение не осталось и следа, зато первые три присобачились к идущим Серёге с Вергилием не очень качественно. Поэтому их иногда косило в сторону, вытягивало вперёд, а иногда просто плющило. Зато новая окружающая местность выглядела нормально: жуткий лес с хреновой проходимостью, ужасные – вперемешку с корявыми деревьями – колючие кусты и сплошные узловатые под ногами корни.
- Вообще-то, она была не совсем концентрическая, - сказал первую нормальную фразу Серёга, влезая вслед за проводником в постпространственные дебри. Говоря, он имел в виду недавнее их с Вергилием место прохождения.
- Вообще-то, это была и не задница, - поддакнул Вергилий и чуть не вшибся лбом в какого-то местного чёрта, вывалившегося из-за ближайшего особенно корявого ствола.
- Вот именно, товарищи! – брякнул вместо приветствия местный. – Задница будет впереди, а вы миновали всего лишь анус. Можно было, конечно, назвать то место анальным или заднепроходным, но на шо, я вас спрашиваю, мы тогда придумывали новое мышление и плюрализм мнений? Впрочем, не будем углубляться в дебри фразеологической словесности и кущи специальной терминологии, поскольку я поставлен здесь не для того, а шобы сделать ваше времяпрепровождение на подведомственной мне территории максимально приятным. Так шо отдыхайте пока, товарищи, а я…
- Тю! Так это же Горбачёв! – наконец, осенило Серёгу. Они с Вергилием, как только чёрт вывалился из-за дерева, замерли на месте и с изумлением на него уставились. Впрочем, было на что. Местный чёрт ходил в белой под галстуком рубашке и тёмном пиджаке. Ниже чёрт не имел из одежды ничего. По этой причине там, где кончалась белая рубаха, стыдливо прикрывая половые признаки нечистого, наблюдались обыкновенные мохнатые лапы с копытами, меж коих болтался вульгарный ослиный хвост. Но самой примечательной у местного чёрта таки была его голова, на коей промеж рогов, где следовало кучерявиться соответствующей растительности, имелась обыкновенная лысина. Вернее – из-за затейливого пятна на ней – необыкновенная!
- А шо, похож? – застеснялся чёрт и стал прихорашиваться.
- Ты кто такой? – грубо спросил Вергилий.
- Новый смотритель вверенной мне по поручению вышестоящей инстанции подведомственной территории, - несколько замысловато доложил чёрт.
- Понятно, - процедил Вергилий. – Ну, веди!
- Так мне некогда! – возразил чёрт, упирая на «г». – Потому шо тут кое-шо срочно перестроить надо!
- Так перестраивай! – досадливо отмахнулся Вергилий и потащил своего экскурсанта за собой дальше. А в голове бывшего учителя украинского пения, продирающегося сквозь особо злостный кустарник, возникли слова – не слова, мысли – не мысли:
Там бурых листьев сумрачен навес,
Там вьется в узел каждый сук ползущий,
Там нет плодов, и яд в шипах древес.
- Вот именно, - буркнул Вергилий, присел на пенёк и принялся сооружать козью ножку. Готовую отдал Серёге, свернул себе новую и только они запалили свои самокрутки, как на них спикировала какая-то крылатая поганка и насрала на самокрутку Вергилия.
- Ну, сука! – рявкнул поэтический старец.
- Хакамада! – ахнул Серёга.
- Да нет, это гарпия, - возразил Вергилий, выбросил обосранную самокрутку и стал мастырить новую.
- Да, но похожа на Хакамаду, - не отставал Серёга.
Он сделал затяжку, но в это время сквозь верхний ярус потустороннего леса спикировала ещё одна крылатая поганка, крупнее первой раза в два, хотела тоже обосрать самокрутку бедного музыканта, но так уж у неё получилось, что она обосрала его всего с ног до головы.
- Что вы, суки, творите?! – заорал Вергилий.
- А это Тимошенко! – заорал Серёга, утираясь чистой полой куртки от ядовито вонючего дерьма. – Только как она летает? У неё одна коса полпуда весит!
- Какая ещё коса? – недовольно огрызнулся Вергилий, прикрывая рукой новую самокрутку.
- Ну, эта, символ женской покорности, - объяснил Серёга. – Потому что если есть коса, значит баба готова, чтобы её за неё таскали. А если косы нет, то и делов нет. Только нашу Тимошенку фиг с два за что-нибудь потаскаешь…
- Коса какая-то, - пробормотал Вергилий и, продолжая прикрывать рукой новую самокрутку, протянул её Серёге. – Сказано тебе – гарпии, значит – гарпии. Сволочь, в общем.
- Ну, те, Хакамада с Тимошенкой, тоже не подарки…
Они с Вергилием облюбовали один на двоих поваленный ствол, уселись рядком, закурили, наконец, и, странное дело, очередной перекур обошёлся без очередных глюков.
- Слышь, старый, а здесь кто парится? – лениво поинтересовался Серёга, пыхтя поэтическим самосадом.
- Насильники над собой и своим достоянием, - объяснил старец, делая огромные кольца дыма.
- То-то я гляжу, народу здесь не густо, - оглядываясь по сторонам, сказал Серёга. – Да и то: какая собака в наше время станет покушаться на собственное достояние.
- Тут наглядишь, - ворчливо возразил Вергилий. – Эво-он, сплошная чащоба!
- И то, - солидно поддержал Серёга.
- Хотя насчёт достояния ты прав, - также солидно продолжил беседу Вергилий. - Однако насильников над собой тут предостаточно.
- Да-а? – неопределённо молвил Серёга и снова оглянулся по сторонам. Оглянулся и глазам своим не поверил: кругом – и откуда всё взялось? – кипела порубочная страда. Промеж деревьев шастали трелёвщики и суетились дюжие покойники с бензопилами. Ими руководил давешний чёрт, сначала пообещавший Серёге с Вергилием сделать их времяпрепровождение на данной территории максимально приятным, а затем нахально слинявший по своим каким-то перестроечным делам. Причём руководил так эффективно, что – не успели Серёга с Вергилием спалить и по трети самокруток – скоро вокруг них уже не было ни леса, ни трелёвщиков, ни дюжих покойников с бензопилами. Зато всюду виднелись аккуратные грядки с клумбочками, одни зеленели подозрительного вида травкой, другие полыхали самым натуральным маком. А за ними ухаживали другие покойники, какие-то субтильные и какие-то невменяемые. Субтильность новых покойников была налицо, а невменяемость определилась из их отношений с чёртом, каковые отношения образовались тотчас, как только пятнистый чёрт избавился от лесорубов, но взялся руководить «огородниками».
- Ну, шо это такое?! – надрывался чёрт, разгоняя группу перекуривающих травкой работников. – Не успели посадить, а уже употребляете! Так же нехорошо, товарищи, так у нас никакого хозрасчёта не получится!
Он разгонял, покойники лениво расползались, затем сбивались в новые группы и начинали: кто подрезать маковые головки, а кто щипать с других грядок другую травку.
- Ну, шо вы, в конце концов, делаете?! – продолжал надрываться чёрт, бегая среди невменяемых работников. – Товарищи! Прекратите сейчас же!
- Долго он тут не протянет, - заключил Вергилий, наблюдая за пятнистым энтузиастом.
- Не, не протянет, - поддакнул Серёга.
- Хотя дело замутил знатное, - продолжил Вергилий.
- Факт, знатное.
- И вот потому, что оно – дело – такое знатное, это дело у него скоро кто-нибудь и оттягает.
- Факт, оттягает.
- Ладно, кончай дымить, погнали дальше.
- Погнали.
Парочка слезла с бревна и направилась, условно, говоря, дальше. И скоро Серёга с Вергилием попали в пустыню – не пустыню, на пляж - не пляж. «Наркологические» клумбы с аналогичными грядками больше не мозолили глаза, также не стало слышно воплей пятнистого чёрта, выясняющего со своими подопечными покойниками-самоубийцами интересные отношения. Зато кругом нарисовался желтый песочек, сверху образовался ажурный каркас, а по всему каркасу крепились ультрафиолетовые лампы, излучающие специфический свет.
- Это что? – не понял Серёга и стал на ходу раздеваться.
- Ты чё, сгореть хочешь? – одёрнул спутника Вергилий. – Глянь, как жарит.
- Точно, - опомнился Серёга и накрылся гитарой.
- Вот именно, - буркнул Вергилий, достал из-за пазухи безразмерный кисет и последовал примеру бывшего учителя украинского пения.
- А где народ? – поинтересовался Серёга. – И за какие грехи здесь парят?
- За всякие, - уклончиво возразил Вергилий.
Тем временем из ниоткуда выпятился полосатый шезлонг, из шезлонга высунулась донельзя загорелая скабрезная харя и продекламировала:
- А над пустыней медленно спадал
 Дождь пламени, широкими платками
 Как снег в безветрии нагорных скал.
- Привет! – махнул свободной рукой Серёга. – Как поживаете?
- Терпимо! – весело отозвался абориген. – Зонтик не нужен?
- Нужен.
- Ну, так это мы быстро оформим, пан Антипов, - засуетился местный, выскочил из шезлонга и протянул Серёге какую-то обугленную бумагу.
- Что это? – не понял Серёга.
- Заявка на четыре души ваших не усопших ещё родственников, - объяснил загорелый, - совсем недорого прошу. А зонтик какой?
Местный повертел перед Серёгой довольно оригинальным зонтиком с кованными ручкой и набалдашником.
- И не вздумайте связываться с этим проходимцем, - невесть откуда взялся новый абориген, тоже донельзя загорелый и тоже с обугленной бумагой. Новый держал под мышкой два зонта и торговал за них всего три души ещё живых родственников Серёги. Или пять, но просто знакомых.
- Нет, что творится! – завопил третий абориген, появившийся перед Серёгой с Вергилием промеж первых двух, которых ему – третьему – пришлось слегка растолкать. – Стоит только на минуту отличиться, как уже торговлю перебивают.
Третий, в общем, просил за три кованных зонта всего одну душу ещё живого близкого родственника господина Антипова, две – дальних родственников и четыре души шапочных знакомых.
- Ну, вы даёте! – только и отдувался Серёга. – Да как же я вам души моих родственников, близких с дальними и просто знакомыми?
- Да всё нормально, товарищ Антипов! – заорал четвёртый абориген, появляясь среди «земляков» и одновременно отпихиваясь от них. – Выгодное дело: вы нам – тьфу! А мы вам – во!
- Да идите вы все! – разозлился Серёга, повертел головой и обнаружил, что новая местность, состоящая из жёлтого пляжного песка и осветительного каркаса, набита вторичным, условно говоря, народом. Народ частью стал подтягиваться к торгующейся, условно говоря, группе, но большей частью продолжал жариться на искусственном свету, прикрывая лица и обнажённые интересные места кто чем. И ещё Серёга не обнаружил рядом с собой Вергилия. Бывший учитель осмотрелся более внимательно и таки увидел сопровождающего его старичка. Тот стоял на некоей бетонированной (опять же, условно говоря) столовой возвышенности рядом с каким-то армянином и оживлённо с ним беседовал. Сам армянин, как большинство армян, предпочёл пустому пляжному времяпрепровождению некое занятие, с помощью которого мог ещё больше повысить своё армянское благосостояние.
- Да пропустите вы меня, чёрт бы вас побрал! – огрызался Серёга, продираясь сквозь небольшую толпу вторичных коммерсантов к возвышению. – Кстати, за что вы здесь?
- Да за ерунду, товарищ Антипов! – раздались обиженные голоса. – Насильники над божеством! Смешно даже сказать!
- Вот именно! Да какие мы насильники!?
- Или ещё вот слово какое придумали – содомиты! – визгливо поддала какая-то тощая совершенно голая бабища неопределённого возраста. – Я и слова такого не знала, а сюда загремела!
- Нет, она и слова такого не знала, крыса! – завопил новый голос. – Как с водолазом трахаться – нормально, а как сюда – так караул! Вот мне – точно обидно. Ведь я-то всего педофил, так какого хрена меня тоже сюда впёрли?!
- Граждане! – завопил Серёга, ужасаясь от осознания факта своего вынужденного общения с такой непотребной сволочью, как скотоложи и педотрахи. – Так чем вы тут недовольны? Песок, искусственное освещение, полная мама не горюй и даже кое-где шезлонги с прочими аттракционами наблюдаются.
Аттракционы, действительно, наблюдались. Какие именно, Серёга ещё толком не разглядел, откуда они взялись, он не знал и знать не хотел, но в том, что некие вдали сооружения являлись аттракционами, почему-то не сомневался. Впрочем, покойники тотчас это – насчёт аттракционов – подтвердили.
- Да фигли шезлонги с аттракционами! – загомонили они вразнобой.
- Надоело!
- Скучно!
- Сколько можно!
- Дела хочу, дела! Настоящего!
- Ах, где мой Рекс!
В это время среди местных покойников возник местный управляющий чёрт, похожий не то на Верку Сердючку, не то на Борю Моисеева.
- Дамы и господа! – засюсюкал чёрт. – Ну, я вас очень прошу! Не мешайте экскурсионному процессу! Пожалуйста! Вы ведь знаете, кто санкционировал эту прелестную экскурсию?
- Вы тут за главную… за главного? – машинально сторонясь Борьки Пердючки, машинально поинтересовался Серёга, продолжая двигаться к возвышению.
- И за главного и за главную, - кокетливо ответила Борька.
- Вот вы как главная, и скажите мне, - пробормотал Серёга, - за каким хреном такой беспорядок: насильников над божеством с педофилами и зоофилами в одну кучу.
Про содомию Серёга слышал в какой-то современной российской культурной передаче, про педофилов знал давно, а вот насчёт насилия над божеством пребывал втемне: над каким божеством и какое насилие? И спрашивал больше для проформы. Спрашивал и никак не мог понять: почему он до сих пор не может достичь намеченного возвышения? Ведь оно – вот оно – а Серёга всё ещё к нему только подходит.
«Так это, наверно, потому, что меня постоянно тащит влево, а надо идти прямо», - сообразил Серёга, хотел выровнять ход, но ни черта у него не вышло.
- Видите ли, голубчик, - засюсюкал Пердючка, - по нынешним временам кто теперь нас будет отделять тех от этих, потому что все мы, по-своему, добропорядочные и равноправные члены вашего цивилизованного социума. И потом: чем в вашем современном обществе нормальный человек нормальней педофила или зоофила? Или прочего лица нетрадиционной сексуальной ориентированности? Или чем он лучше? Но, как говорится: не суди и не судим будешь. Поэтому замнём для ясности, но поговорим о другом. Скажем, об истории. Ведь то, что вы теперь наблюдаете в виде общественного солярия со вспомогательными терминалами, построено на месте бывшего постсталелитейного производства компании «Гефест, Вулканизация & Инкорпорэйтэд». Это было ужасное место, тут всем нам – и надзирающему персоналу – приходилось не сладко. Ходить приходилось строго в спецодежде совершенного закрытого невозможного типа. Об ажурном белье нечего было и думать! Про макияж и не вспоминали! А в каком состоянии пребывала личная жизнь?! В таком-то бедламе со встречным ирреальным планированием и вечно ломающейся вентиляцией! Даже вспомнить страшно… Зато теперь – слава Антисоздателю! – полный конформизм: производство сгинуло, как пережиток прошлого, наступила праздность и грянула терпимость, мать умеренности мер наказаний за грехи не столь тяжкие, какими они кое-кому кажутся.
- Ну, да, - буркнул Серёга, таки вскарабкиваясь на возвышение, - чем у вас дальше в лес, тем меньше дров. Там рыбу тырят, кое-где травку курят, а тут и вовсе загорают.
- А почему и не позагорать? – загорячилась Борька. – А почему и не половить? Или покурить? Нет, ну что мы такого натворили?
- Сгинь! – рявкнул Вергилий на Пердючку и помог Серёге подняться на некую бетонированную площадку, оборудованную армянином для производства своих дел. – Вот сука! – продолжил разоряться старец вслед сгинувшей Борьке. – Раньше тут нормальный чёрт верховодил, а теперь… Извращенец хренов, уже и себя от контингента отделять перестал!
- Чего это вы тут? – поинтересовался Серёга у Вергилия с армянином.
- Да какой я тебе армянин?! – заорал на Серёгу волосатый кучерявый мужик завидной комплекции и так ахнул молотом по наковальне, что аж вся площадка содрогнулась.
- Что, разве нет? – удивился Серёга, привыкший, как все бывшие советские славяне, считать любого смуглолицего брюнета не то армянином, не то грузином.
- Грек, я, грек, понял, рыло?! – пуще прежнего заорал мужик и снова как ахнул.
- Гефест его фамилия, - объяснил Вергилий, а Серёга приметил, что мужик выковывает на своём передвижном кузнечном оборудовании не лемеха к плугам и даже не подковы, а давешние зонтики.
- Так это ты бывший Инкорпорэйтэд? – насмешливо переспросил бывший учитель украинского пения. – Нашёл себе занятие!
- А чё ему делать? – пожал плечами Вергилий. – Хоть такая работа нашлась плюс кой-какая коммерция.
- И почём зонты от производителя? – поинтересовался Серёга.
- Мешок алеврита, - буркнул Гефест, втыкая свежевыкованную ручку с набалдашником для нового зонта в специальную бочку с песком.
- Мешок песка, - перевёл Вергилий.
- Вот козлы! – ахнул Серёга. – А те…
Он махнул в сторону «пляжа».
- …Просили за зонт от одной души ещё живого родственника и больше.
- Свободный рынок, - пожал могучими плечами Гефест и взялся ковать очередной зонт.
- Но на хрена тебе толкать зонты за песок? – спросил Серёга. – Вон его сколько кругом!
- Кругом – да не кругом, - парировал Гефест. – Дело в следующем: некоторое время назад, не будем уточнять, какое, тутошние постдемократы, глядя на ваших, опустили моё производство так, что от бывшей моей территории остался только вот этот пятачок…
Гефест обвёл глазами бетонированную «столешницу» своего возвышения.
- …Остальные площади каким-то хитрым образом и без всякого для меня барыша попали к какому-то левому бесу, тот соорудил то, что сейчас нас окружает и…
- Ясно, - перебил Гефеста Серёга, - и теперь ты на свою бывшую территорию даже плюнуть бесплатно не можешь. А песок нужен тебе для дела. Так?
- Так, - согласился Гефест и кинул новую горячую заготовку зонта в бочку с песком.
- Да, кстати, - вспомнил Серёга, - я ни черта не понял про насильников над божеством.
- Сейчас расскажу, - пообещал Вергилий и стал вертеть самокрутки. Одну он сунул в рот работающему Гефесту, вторую протянул Серёге, третью оставил себе. Когда самокрутки были готовы, все закурили. Гефест курил, не переставая работать: он сопел козьей ножкой, сплёвывал на бетонированную площадку и азартно крякал вслед своим устрашающим ударам молота по наковальне. Серёга с Вергилием перекуривали нормально, усевшись на «столешницу» кузнечного возвышения и свесив ноги вниз. Вокруг них парились под искусственным освещением бывшие извращенцы и какие-то неведомые бедному музыканту насильники над божеством. Кто-то играл в пляжный волейбол, кто-то строил песочные городки, а группка каких-то накачанных амбалов, но с повадками голубых, строила из кубиков пирамиду.
- Так вот, - приступил Вергилий, - про насильников над божеством. Объясняю на живом примере. Вернее: на мёртвом, потому что сам понимаешь. Видишь вон того гуся в звёздно-полосатом халате и будёновке?
- Ну, - выдохнул дым Серёга и раздвоился. Один Серёга продолжал слушать Вергилия, второй взялся помогать амбалам. Вернее, путаться у них под ногами.
- Данный гусь при жизни был попом. Умер от удара по голове мясорубкой.
- Как? – не понял первый Серёга, в то время как второй получил первый выговор от одного из амбалов донельзя слащавым голосом на предмет его, Серёгиного, неумения правильно мостить кубики так, чтобы пирамида из них получалась выше.
- Молча. Пришёл поп домой, а баба его, попадья, то есть, фарш для котлет делает. А между делом жалуется на нехватку денег для личного пользования. Ну, любовника она завела, здоровяка-афророссиянина с хреном по колено. А здоровяку деньги на новую иномарку понадобились. А попадья к мужу. Но тот был не в духе и стал кочевряжится. Слово за слово, то-сё, поп попадье в ухо, а та его мясорубкой по голове. Помер, в общем, батя, но о чём это я?
- О насильниках над божеством, - напомнил Серёга первый. А Серёга второй треснул кубиком по голове наиболее приставучего слащавого строителя пирамиды.
- Точно. Так вот: смерть бывшего попа и её крайние предпосылки тут не причём. Не притом, то есть, того, что касается объяснения качества одного из грехов, за каковой грех здесь – в третьем поясе седьмой производственной зоны нижней преисподней – парят. Зато поучительна дальняя история данного грешника. В нашем случае, вышеуказанного гуся, перед смертью пять лет справлявшего должность приходского священника в одном из ваших подмосковных храмов-новоделов. И самым интересным в истории данного священнослужителя является тот факт, что до демократии он преподавал в одном из московских вузов, ни много – ни мало, историю КПСС. Чувствуешь?
- Чув-с-твую, - машинально охнул Серёга первый, когда Серёгу второго похотливо шлёпнули по худощавому заду нехилой лапищей бодибилдера.
- Потом, когда недоразвитый социализм в вашей стране накрылся медным тазом, данный гусь кинулся в политику. А так как знал несколько языков – и английский в том числе – примкнул к Явлинскому. Ездил в штаты, хлопотал о помощи патрону в виде живых денег, каковые обещал вернуть сторицей после победы патрона на президентских выборах. Но обломился, озлобился и переметнулся к коммунистам. Причём одно время считался крайне левым. Настолько левым, что его сторонился даже Ампилов. Но потом как-то остепенился, от политики отошёл и занялся строительным бизнесом. Параллельно завалил экстерном курс богословия в одной новой духовной академии в Егорьевске и был рукоположен самим областным архиереем в настоятели храма, каковой сам же и обязался построить. Ну, и построил, благо от строительного бизнеса у него много лишнего строительного материала оставалось. Заодно построил свечное с иконописным производством, и дело пошло: таджики отливают свечки, молдаване пишут иконы, а новоявленный поп со знанием дела – всё-таки бывший преподаватель высшей школы – свою паству окучивает. Открыл счёт в Швейцарском банке и всё бы хорошо, да баба – дура похотливая, связалась с ушлым афророссиянином…
- Так я не понял: а причём тут насильники над божеством? – возмутился Серёга первый, с ужасом наблюдая, как Серёга второй таки приспособился правильно помогать бисексуальным качкам и теперь, балансируя почти под самым «куполом» местного цирка, принимает снизу очередной кубик.
- Ну, ты и тупой! – разозлился Вергилий.
- Действительно, - поддакнул Гефест и с любовью поплевал на раскалённую заготовку.

 

next

 
 








1) Данте, «Божественная комедия»






2) Всё тот же Данте, он же Алигьери, всё та же комедия, она же Божественная






3) Содомия – зоофилия – разновидность полового извращения (половое влечение к животным)






4) Обладатель нового голоса имел в виду не водолаза, а водолаза. То есть, ньюфаундленда, каковая порода служебных собак отличается крупными размерами и способностью нырять на дальние дистанции






5) Граждане! Не надо щериться! Автор знает, что вулканизация не имеет никакого отношения к сталелитейному производству. Но знает ли читатель, что второе имя Гефеста – Вулкан?






6) Мука по-гречески, осадочная горная порода






7) Bodybuilder – культурист (англ).






8) Карикатура, в натуре, на коммуниста. Впрочем, на Зюганова посмотреть, тоже усомнишься. Хотя говорит красиво. Повторяться, правда, стал, приспособленец хренов






9) Автор не уверен, есть ли в Егорьевске духовная академия, однако теперь их – духовных академий – на территории России стало в разы больше, чем при советской власти