В пятницу под вечер на скамейке перед домом деда Егора собирались сыновья. День медленно угасал. Розовые облака с лиловым оттенком в лучах уходящего солнца отражались на крышах соседних домов багряно-красным румянцем. Вечер был тихий, тёплый с душевным ароматом жасмина.
Старший сын Иван по обыкновению приходил раньше других. В свои сорок лет он выглядел как мальчишка. Добрый, работящий и безотказный в просьбах, он как будто и не уходил из под родительского крыла. Всё свободное время проводил у стариков. Всегда улыбчивый, чуть хмельной, он никогда не копил зла и обид на кого-либо.В его собственной семье у него жизнь ну никак не складывалась. Дети выросли, обзавелись своими семьями, а жену Зинку горластую терпел от нужды и безвыходности, как и впрочем она его. Возвращался домой к ночи, выслушает тираду её ругательств, выругается в ответ беззлобно, да и спать завалится. Так и жил, можно сказать, на два дома.
Другой сын Алексей – высокий, стройный, красивый. Глаза крупные, с длинными чёрными густыми ресницами. Он был моложе Ивана на три года. Ни семьи, ни детей. Вернее всё это было в своё время, и жена, и дети. И всё как-то не сложилось. Очень уж любил свободную разгульную жизнь. Что и говорить, парень фартовый, пять лет на флоте отслужил, душа нараспашку. Про таких говорят « за словом в карман не полезет». Как раскинет меха гармошки - трёхрядки, от девок отбою нет, сами виснут на шее у него. Теперь всё чаще заходил в отцовский дом. Трепло несусветное, как он сам заявлял:
- Люблю я культурно отдыхать, имею право после трудового дня.
Так и не укоренился в семье, выгнала жена Галка вместе с его правом на отдых. Приживался то у одной, то у другой разведёнки.
Один сын Сашка, можно сказать, был путёвый, помоложе на год Алексея. Вроде бы и семья, и дети. Но занесло далеко на Север в Архангельск. А вот нынче в самый раз приехал погостить один без семьи в отпуск. Да и тот как «с катушек слетел» всё больше где-то по ночам пропадает. Одно беспокойство старикам.
Младшенький Мишка только что вернулся со службы на дембель. Видный, волосы волнистые, с ямочкой на подбородке. Внешне очень похож на Сашку, разве что характеры разные. Мишка правда помягче, а всё одно до женского пола охоч также.
Правду сказать, уродились сыновья у Егора все как на подбор крепкие, здоровые, весёлые, для женского глаза одно удовольствие. С виду мускулистые, высокие, широченные в плечах от природы. Бывало как пойдут по селу вразвалочку, пошутят с бабками, сидящими на скамеечках возле домов, позубоскалят в своё удовольствие. Кому надо по заслугам выдать – это за ними не заржавеет, что и говорить хулиганистые, всё село держали в страхе. Известно всем, что с этой братией лучше не связываться. В селе многие зубов лишились через их кулаки. А уж покуражиться, это их хлебом не корми. Все знали, что лучше с Копыловыми не связываться. Нарывался разве тот, кто совсем незнакомый. Лютовали по-чёрному, если кто обидит их, или что показалось несправедливым. Да и родни в селе, куда не глянь: то двоюродники, то троюродные. Если подмога какая потребуется, всегда поддержка была.
Бывало соберутся все в горнице. Шутки, прибаутки, в картишки любили перекинуться, в дурака. Найдут в погребушке солёных помидоров, сбегают за выпивкой. Пока мать поклоны в церкви отбивает, они дома отдыхают после трудового дня. Дед Егор, их отец, тоже любил к ним присоединиться, поговорят о том, о сём. Всем весело и хорошо. И над отцом посмеются:
- Тять, а что это Вы такие богатые стали, деньгами разбрасываетесь? Глянь, вон трёшка под столом, - шутил Мишка, лукаво поглядывая на отца.
- Где трёшка? Хватит пустое молоть.
Отец хоть и не верит, а все же заглянет под стол. А они давай хохотать, так что стены трясутся.
- Эх, и не стыдно Вам…, - ворчал отец.
Вот такие несерьёзные, а всё ж свои, родные сыновья. Выйдут во двор, и давай друг друга похлопывать со всех сторон, мерять друг на друге нагулявшуюся силёнку.
Отец посмотрел на сыновей:
- Ну, кто пойдет первым? Баня-то готова. Я чегой-то ноне не того, идите кто пожелает. Ты чо ли, Лёшка, иди первым, весь жар загребай. Идите с Сашкой, веник-то дубовый замочен. Да недолго там, надо обкумекать одно дело…
- Ты, тять, не темни… Чего еще там за дело, говори толком чего стряслось-то, - спросил старший сын Иван.
- То и стряслось, что наша-то дурочка замуж собралась.
- Кто, Маруська? – встрепенулся Мишка.
К слову сказать, у Егора было еще три дочери: старшая Маруська, средняя Нюра и младшая Даша. Маруська - великая труженица. Работала штукатуром-маляром. Одна без мужа отстроила себе дом. После того, как её муж уехал с полюбовницей в Ковров, жила отдельно в своём доме с сыном. Маленькая, красивая с ямочками на щеках, по-девичьи стройная и крепкая женщина легко управлялась и с хозяйством, и со всеми жизненными трудностями. Ждала первое время,что вернётся муж, горевала очень, а в дальнейшем – свыклась со своей долей. А младшую Дашу, крупную и миловидную с большими синими глазами и русыми косами по пояс, еще весной выдали за одного вроде путёвого. Парень – не промах, своего не упустит, работает мастером на заводе и уже квартиркой обзавёлся. Спокойная, с певучим голосом, работала Даша при заводоуправлении. Пожалуй, лучше всех обустроилась в жизни. Одна только Нюрка, как ее за глаза братья называли «божья невеста», засиделась в старых девках. Вроде бы ладная из себя, круглолицая, покладистая, в теле, крестьянского замеса: уж очень любила в огороде копаться. Профессия у неё - мужской парикмахер , которая всегда прокормит. А вот не нашёлся хороший жених.
- Какая Маруська, если бы… Нюрка с ума сходит ,- озабоченно ответил отец.
Мишка, присвистнув, хмыкнул:
- Это кто же такой смелый?
- Да есть тут один пришлый с автобазы, слесарит, не первую неделю околачивается тут, штаны протирает, - ответил отец.
Нюрка, как будто предчувствуя неладное, выскочила из дома и сходу всем собравшимся заявила:
- Я и спрашивать вас не буду. Сами болтаетесь, не живете толком с семьями, пьянствуете. Еще буду у вас разрешения спрашивать, как мне жисть устроить!
Отец подошел к ней поближе и строго так, глядя в глаза, сказал:
- Шла бы ты домой от греха, Нюрка! Слушать она не будет! Кто тебя спрашивать-то будет… Ишь какая смелая…
И громко в открытое окно крикнул:
- Мать, слышь ты, уйми эту дуру. А то слушать она не будет…
Нюрка, фыркнув, убежала в дом.
Иван помолчал и добавил:
- Ты, тять, не волнуйся, разберёмся что к чему. Поглядим жениха и разберёмся.
Отец был рад такому разговору, что ни говори, а сыновья его поддержка.
Из дверей дома вышла тяжело ступавшая старуха – жена Егора, Елизавета с накинутым на плечи цветастом платке. Она тут же направилась к Егору.
- Слышь, отец…. Христос с Вами… Угомонитесь…- Елизавета перекрестилась дрожащими дряблыми руками. – Нешто не навоевались? Подумай, старая твоя башка… Так ведь одна останется… Эх, не в пору затеяли. Хоть бы малость повременили. Слышь, Егор, не дури…
- Цыц, баба окаянная! Не было женихов, и всё одно не жених… Всё! Будет скулить-то… Пошла в дом!
- Господи… Ну, беда с Вами, - запричитала Елизавета.
Лёшка с Мишкой, как всегда, шутили, лузгая семечки. Иван и Сашка засобирались пойти попариться.
Вечерело. Уходящее солнце опускалось всё ниже.
- Глянь, глянь-ка, идёт… - Мишка, подтолкнул Лёшку, заметив приближающуюся фигуру жениха.- А вот и жених своей персоной, смотри брюки-то нагладил, обрезаться можно.
Браться захохотали, переглядываясь друг на друга. Дед Егор, теребя кепку, подошел к жениху и как-то очень нерешительно спросил:
- Ты, Микола, того… Ну, принёс паспорт-то…
- Принёс, - смущенно ответил новоиспеченный жених.
Дед бросил окурок на землю, подошел к жениху:
- Ну, давай покуда принёс.
Жених протянул паспорт. Дед Егор взял паспорт и подал Ивану.
- Видал! Принёс. Ну, как, Иван, посмотри-ка что за фрукт?
Иван, разглядывая фотографию в паспорте, заговорил:
- Скажи-ка, мил-человек, что-то ты это или не ты? Что-то не похожа физиономия?
Жених усмехнулся:
- А кто же это тогда?
Сашка взял паспорт в свои руки, и стал пристально всматриваться в лицо жениху. Присмотревшись, ответил Ивану:
- Мели, Емеля… Похож! Это он!
Затем все пятеро склонились над паспортом, изучая графу «особые отметки», где были штампы о приёме и увольнении с работы.
- Я смотрю, ты летун, скачешь с места на место, три работы сменил. Гляньте-ка: принят – уволен, принят – уволен… - удивленно заявил Сашка.
- Никакой я не летун. То я в Кемерово работал, а то в Арзамасе, а нынче в Выездном, - возмутился жених.
- От кого бегаешь? Скрываешься, я говорю, от кого? Отвечай мне! – Лёшка грозно взглянул на жениха, придвинувшись к нему на расстоянии вытянутой руки.
- Да чего это вы? Ни от кого я не бегаю…
Окружив жениха плотным кольцом наперебой настойчиво стали убеждать его, что не про его честь эта невеста, не пара она ему, и, если подобру –поздорову не забудет дорогу к этому дому, то ноги ему повыдергают и калёным железом одно место выжгут.
Жених невысокого роста худой парень стоял бледный и растерянный от всего происходящего. Затем поморщился как-то болезненно и прошептал побелевшими губами:
- Да пошли вы…
Вырвался из окружения оголтело настроенной компании и пошагал быстро-быстро в сторону тракта. Больше его и не видали. Долго в ту ночь не могла заснуть Нюра, думала о нём, прислушивалась. Ей казалось, что он вернётся. А она за ним готова побежать на край света. Но не случилось, не вернулся. Так и осталась в девках, не зря, видно, братья её называли «божья невеста». И что интересно, у Нюры открылся свой путь к Богу. Стала она воцерковленным человеком. Каждое воскресенье или в праздник какой её можно увидеть в церкви, исповедуется, причащается… Живёт всё также одна в родительском доме. Из братьев-то в живых остался балагур младший Мишка, и тот уехал куда-то в Сибирь, заезжает иногда на недельку погостить.