Наши проблемы - социальные, окружающей среды, политические, религиозные - столь сложны, что мы сможем разрешить их только будучи просты, а не становясь необыкновенно эрудированными и умны.
Кришнамурти.
- Ты первый, быть может единственный из сухопутных, кто побывал в небе, - сказала могущая птица.
- Мы пролетали над нашей стаей? – Неуверенно, еще не отойдя от полета, спросил павиан.
- Быть может, - равнодушно ответил ястреб, - вы все на одно лицо, когда смотришь сверху.
- Нашего старика в своих когтях унес орел! – Кричала одна из мартышек, стараясь привлечь внимание окружающих.
- Как только он смог его поднять вверх? - С ужасом воскликнула старуха.
Для всех сухопутных, хищные птицы оставались чем-то запредельным, чем-то магическим, словно из другого мира.
- Его, верно, растерзали, - махнул рукой вождь.
- Нет, - волнуясь и тараторя, говорила мартышка, - в том то и дело, старик жив, он, видимо, дружен с птицей!
- Что ты мелешь! – С этими словами, вождь бросился на бедную мартышку и, что было сил, запустил в ее маленькую голову, булыжник.
В стае воцарилась тишина, все были испуганы, никто не понимал в чем вина маленького примата, каждый возмущался про себя, но боялся сказать об этом вслух.
- Если про старого болвана пойдут такие слухи, наша власть сильно пошатнется, - сказала на ухо вождю, старуха.
- Да…, - вождь был растерян, - ты права…
В очередной раз, старик нанес ему очередное оскорбление, в очередной раз он позволил всем показать, насколько призрачен и сиюминутен его авторитет и это он сумел, даже уйдя из стаи.
- Надо что-то делать, - продолжала старуха, - ты молод, силен, ты сможешь одолеть старика!
Мысль о том, что придется драться со старым павианом пугала вождя. Да, молодой вожак был силен и агрессивен, но как только ему вспоминается спокойный и пронизывающий взгляд единственного глаза старика, все силы куда – то уходили, руки немели и становились тяжелыми.
- Если ты не можешь его одолеть так, - давай забьем его всей стаей! – Предложила старуха, - он должен быть как мы, он должен страдать и никому не говорить, что видел, все видел с высоты. Обезьянам это не нужно, иначе они будут сомневаться в нашей силе и могуществе.
- Что за чушь! – Вожак крикнул, стукнув массивной рукой хитрую старуху. – Я никогда никого не боялся! Тем более этого старика.
После полета старик часто подходил к обрывам, смотря вниз, особенно его пленили горные места, где над лесом повисали туманы и облака, по которым, казалось, можно пройти, сделав только один шаг. Это так пленило, казалось таким близким и таким возможным.
В очередной раз, старый павиан, превозмогая холод утра, смотрел вниз, где застыли облака, слегка прикрывая маленький отрезок зленого леса, что располагался у гор.
- Павианы никогда не взбирались так высоко, - раздался чей-то до боли знакомый голос.
- Мерзкий голос, - тихо ответил старик, - такой не забудешь никогда.
- А мой голос тебе тоже не нравится? – Раздался, вслед за первым, еще один голос, но уже молодой и насмешливый.
- А этот голос говорит о надменности, которая прикрывает страх, постоянный страх.
- Скажешь ты не боишься? – Спросила старуха, вышедшая из темноты.
- Даже хищники бояться, куда уж нам, - задумчиво ответил старик.
Старуха и молодой павиан переглянулись, и начали подходить ближе к старику.
«Наверное и все, - подумал одноглазый старик, - наконец – то, я сорвусь вниз и проверю, смогу ли я летать как птицы».
В этот момент, с огромной силой, молодой вожак, набросился на старика, но получил отпор, затем еще и еще раз.
Никто не мог слышать, что происходило где – то там, на вершине одной из гор, только суетливые мысли и дела пронизывали жизнь племени. А, меж тем, вершина окрасилась цветом крови, наполнилась криками и стонами. Вот уже старуха подключилась к драке, вместе с вождем, они теснили старика, который оказался не столь слабым, как считали обезьяны.
«Сейчас!» - Подумал старик.
После этого, он схватил старуху, свободной рукой, метнув в глаз вожаку острый камень, и бросился вниз.
Рассеялся страх и только острая боль пронизывала голову и глаз. Вожак ничего не видел раненным глазом, стараясь утереть кровь. Старухи не было рядом, как он ее не звал. У ручья, он промыл глаз, но так и продолжал им ничего не видеть.
Сил не было совсем, казалось, тошнота, боль и обида стали чем-то единым, одним отвратительным чувством, а джунгли продолжали шуметь, продолжали кричать и, словно, насмехались над проигрышем вождя. Ему хотелось в бессильной злобе, бросаться на каждую тень, рвать в клочья каждый листок, но силы совсем покинули его. А главное, его мучал вопрос, как и зачем старик пошел на такой шаг, ведь каждый хочет жить, быть самым страшным и сильным, быть лидером, наслаждаться жизнью, а он сам прыгнул в пропасть. Да и как он будет теперь жить без кровожадной старухи, как теперь поддерживать в племени страх.
Племя встретила вождя безрадостно, словно что-то скрывая от него, боясь чего-то. Единственным глазом, он посмотрел на свое племя. В воздухе витало какое-то напряжение, словно что-то должно было произойти, что-то рвалось наружу, что-то назревало словно гнойный нарыв.
- Что вы умолкли? – Злясь на племя, спросил вождь, - почему вы молчите! – Он кричал в истомной злобе.
«Неужели…», - в этот момент, молодой вождь понял, что ему брошен вызов.
Никто не может быть страшен для всех вечно, даже каменный идол, ведь любое землетрясение повергнет его в руины, да и каждого вождя сломит время.
На камне, который был предназначен только для него одного сидел молодой самец.
«Как это я не увидел, что самцы подросли!» - Внезапно ощутил вождь.
Словно пронизывающий ветер – истинное положение вещей ворвалось яростным холодом в его привычный мир.
«Глаз, - он провел лапой по лицу, - его нет».
Ему хотелось смеяться, кричать, кричать о том, что теперь он – одноглазый старик, но крика никто не услышал. Молодой самец сорвался с камня, и обрушил всю ненависть и ярость на старого вожака. Драка была долгой и кровавой. Итог был ясен и неизбежен. Даже джунгли молчали, когда окровавленный одноглазый павиан молча смотрел на своего противника, который кричал и показывал огромные клыки. Прежний вождь только медленно развернулся и ушел прочь в джунгли. Кто-то кричал, что он осквернил память предков, что надругался на идолом.
«Какая горечь, - шатаясь, он шел и разговаривал сам с собой, - ведь я сам выдумывал историю этого проклятого идола».
За спиной слышались крики: «Смотрите, смотрите! Старик сошел с ума. Одноглазый безумный старик».
Именно в этот момент, старый павиан понял, что сам стал похож на сорвавшегося со скалы павиана, что старый безумец был прав и его безумие заключалось только в том, что он единственный понимал суть вещей, а все остальные были слишком заняты собой, глупыми проблемами, вроде дележки фруктов или самок.
Павиан и не заметил, что вокруг была пустошь, с редкими высохшими деревьями. Над ним кружили тени, и он увидел хищных птиц, вольно круживших над равниной. Своим единственным глазом, обезьяна смотрела ввысь, впервые завидуя полету птиц.
- Старик, ты вернулся? – Раздался чей-то голос, - снова хочешь полетать.
Павиан обернулся и увидел огромного орла, что сидел на вершине высохшего дерева. Птица не увидела различия в обезьянах.
«А, впрочем, может это и к лучшему, - подумал прежний вождь, - слышишь, старик, я стал похожим на тебя. Я хочу стать таким как ты, чтобы обрести себя».
- Что же ты молчишь? – Удивился орел, - или ты не хочешь летать?
- Я хочу летать, - уверенно и спокойно ответил старый павиан.