На фото- ВХОД В ДЕТСКИЙ ГОРОДОК-БЕРЕЗОВАЯ АЛЛЕЯ
Не знаю было ли это место дачного Останкино, до советского периода,общественной детской площадкой, документов у меня не имеется. Но короткая березовая аллея на его входе, свидетельствует о том, что она была посажена лет 70-80 назад, как раз к открытию парка.
Располагался городок в самой глубине парка над проточными прудами речки Каменки. Попадали мы в него с дальней стороны подворий церкви Святой Троицы, заходя в пустующую липовую аллею парка, имевшею, скрытый от глаз въезд.
Реже, шумной и веселой ватагой ребят, шли через оживленный главный вход. Двигаясь, все время, налево и вглубь, по любой из тропок или аллей густой сетью пересекающих парк. Ориентиром, на полпути, для нас служила, наполненная воздухом, библиотека с открытой верандой, легкими столиками с газетами, и старинными плетеными стульями.
Своей ажурной белой оградой и центральным мостиком выдачи прессы, она была созвучна нашему настроению, напоминая нам пароход плывущий, сквозь зеленый, пронизанный солнцем, океан парка. Затем были другие знакомые и притягательные места-сгнивший от времени, мшистый изумрудно-зеленый пень; крупное таинственное дупло, уходящее пугающей пустотой вглубь старого дерева или палатка со сладкой газированной водой - «Соки-Воды".
В конце пути, на пересечении аллей, мы высматривали оранжевый туалет, нахально, обращавший на себя всеобщее внимание. За ним и начиналась, та березовая аллея, ведущая в мир детского городка. Следует сказать, что полуразрушенные круглые стены каменного общественного места сохранились до наших дней.
Городок, хорошо ухоженный, протяженностью пол - километра в глубину, и чуть меньше в ширину с аллеями, обсыпанными крошкой красного кирпича, и обсаженными постриженным кизильником, занимал угловую территорию парка. Юный посетитель легко терялся среди неожиданных поворотов аллей, повторяющихся белых скульптур и окружающей листвы дубравы.
Это, был исчезнувший памятник социализма, который строился с розовой мечтой равенства всех людей и прежде всего детей. Если,в те времена одеть и накормить всех хорошо не удавалось, то создать нормальные условия для коммунистического воспитания и отдыха предпринимались серьезно и ответственно. Детский городок был примером тому. Официально запустили его, в первой пятилетке, вместе с открытием парка культуры и отдыха имени Дзержинского в 1932.
Обязательным атрибутом, всех мест отдыха того времени, была центральная аллея с белыми гипсовыми фигурами, установленными на внушительных постаментах. Здесь это были фигуры - пионеров, отдававшие честь входящим, с красиво повязанным галстуком, в коротких штанишках или пионеркой в шароварах. Далее стояли: мальчик, прижимающий правой рукой мяч, или шагающая девочка, держащая теннисную ракетку.
Затем главная аллея растекалась на несколько ручейков - дорожек с одинаковыми щитами - плакатами,
- картиной бдительного пограничника, в обнимку с овчаркой, призывавшего любить и защищать родину,
- с цитатой В.И. Ленина - хорошо и много учиться, и уж обязательно
- портретом, друга всех детей, внимательного И.В. Сталина с девочкой на руках.
Бросались в глаза общие призывы того времени «Помогай сажать лесополосы», «Пионер всему пример» или конкретные обращение к отдыхающим ребятам «Пионер, учи младших, беречь социалистическую собственность».
Для нас, знавших только бабушкино ЛОТО, самым интересным был уголок с настольными играми, которых большинство приходящих сюда, не имели в своих коммунальных домах. Это были широко распространенные, внушительных размеров шашки, для особо одаренных ребят шахматы; картонные игры-картины, раскладывающиеся на столах.
Цветные картины игр-панорам изображали, личный опасный путь играющего из-за неожиданных сказочных препятствий и приключений. Скорость движения к цели, поэтому коварному пути, зависела от выпадавших цифр, подбрасываемого кубика (кости).
К особо желанным и востребованным относилась переносная игра в хоккей или футбол, с проталкиванием, крутящимся рычажком, мяча в ворота противника. Имелась в пионерском городке и настоящая футбольная площадка с воротами, но таковых хватало нам и у себя, во дворах полу-пустырях.
Для самых младших сотворили сказочную площадку с игровыми скульптурами: совсем не страшным,дедом-Черномором, смешным - соловьем-разбойником и особенно затейливыми деревянными скульптурами зверей.
Задумкой построенных композиций была - возможность осторожного малыша общаться со сказочными фигурами «запанибрата» - забираться на них, ударять, обнимать. Например, в огромном слоне, к квадратному лазу в брюхе, которого вела лестница, могло поместиться в темном и страшном животе от трех до пяти ребятишек. Всегда, тесное и сумеречное сидение внутри слона вызывало восторг у маленькой компании, или ужасный волк, со ступеньками-горбиками, для лазания по спине, начиная от хвоста до загривка, неизменно притягивал к себе удивленную малышню.
Сейчас, рекламные журналисты, про-такое, пишут - «игровые сооружения с интерактивным погружением». Конечно, это все было несравнимо, с сегодняшними затейливыми компьютерными играми, но как говорят умудренные жизнью – «песочница в лесу, лучше любой пластмассовой горки в городе».
Рядом, с территорией детского городка, несколько лет лежала военная достопримечательность - брошенный фюзеляж от сбитого самолета. Не знаю, как он туда попал, привезли ли его туда, для игры, или он там упал после боев, бушевавших над воздушным пространством соседней Сельскохозяйственной выставки, но всегда, кто ни будь из любопытных мальчишек, обязательно рылся внутри этого страшного трофея ушедшей войны.
Для нас этот фюзеляж не было диковиной, так как жили мы, неподалеку, у свезенной отовсюду, огромной самолетной свалки, обосновавшейся у Останкинского путепровода Октябрьской железной дороги. Это был другой, не официальный детский городок со своими жесткими законами и правилами. Частенько мы наведывались туда, копаясь среди свалочной груды огромных обломков самолетов, с приборными досками, блестящими деталями, кабинами и креслами для летчиков, выискивая попутно, сдаваемую за гроши в "утильсырье" медь - «медуху".
Основным законом, растаскиваемой всеми, свалки было вовремя «смыться». Во всей свалочной иерархии подчинения, малолетняя шпана была самой крайней. Отношение к ней, как сборщику металлолома, было соответственное, младшую ребятню могли обирать всем кому не лень. На вершине вертикали, стояли приемщики самолетного лома, они же сторожа, бегло осматривающие сброшенный с платформ груз и забирающие себе то, что по их представлениям имело спрос: отвинчивающиеся кресла-сиденья, рабочий инструмент, заказанные кем- то приборы-барометры, радиоустройства, часы. Следующим были, не просыхающие от вина, безобидные сборщики, особо ценимой меди и ее сплавов.
Самым опасным для нас были старшие ребята, жившие
в ближнем поселке НКПС (Народный комиссариат путей сообщения), выходившим окнами прямо на свалку. Эти подростки, делясь добытым со сторожем, проводили на ней все свободное время, считая ее своим домашним городком и местом заработка. Они проникали во все труднодоступные места, куда не мог залезть не один взрослый. Имели личные фонарики, инструмент. Не случайно у них оказывалось никем, не найденное оружие, патроны, кожаные куртки, шлемы-ушанки и многое чего, что оставалось от ушедшей войны и что годилось для жизни и продажи. Слесаря заказывали у них полосы стали, для изготовления резаков, кухонных ножей, сапожники кожу, медь они уступали алкашам.
Мы, жившие за пределами их поселка, были конкурентами, которых они великодушно впускали, не теряя из виду. Время от времени, подходили отбирать собранное нами, забирая все, что считали стоящим. Со словами
- «А, ну покажи. Это тебе не нужно. Медуха нам пойдет, а эту фигню оставь здесь, не разрешается брать».
Поэтому, поход на свалку был всегда сопряжен с плохими приключениями – отниманием, по праву «старшего», личной вещички, битьем при сопротивлении или нашим молниеносным драпаньем.
Самым безопасным было явиться на свалку, со своими старшими ребятами, которые нас брали с собой, из-за уважения к нашим взрослым родственникам. При них, наше воровство по выкручиванию, свинчиванию, всего чего угодно, были успешными, до тех пор, пока не появлялся из каптёрки вахтер, стреляющий солью в сторону, настырной шпаны с криком
- «Убью, за себя не отвечаю». В этот момент ноги уносили тебя быстрее осознания происходящего, вплоть до близких могил ближайшего Хованского кладбища. Здесь, отдышавшись, и успокоившись, мы делили «натыреное». Скажу, на предвиденное читателем замечание, мы не считали это воровством, коим мы никогда не занимались
- «Мы делили со всеми, сброшенный войной хлам», зная свое место и свою долю.
Старшие ребята не спешили убегать со свалки, в ответ на стрельбу, они вступали в матерную перебранку. Предлагали сторожу подойти «потолковать», на что он, скрываясь в каптерке, кричал - «сейчас милицию вызову», но никто не шел на обострение, все сохраняли лицо.
Чем дальше уходило окончание войны, тем сильнее увеличивали охрану, алюминиевый металлолом планомерно стали вывозить на переплавку. История доходов со свалки заканчивалась. Но отношение к добыче денег, по легкому, остались в привычках бывших королей свалки, но это другая история.
.
То первоначальное любопытство к забытому у детского городка фюзеляжу самолета, брошенному и ободранному, даже от проводов, мы давно потеряли. Вскоре, его, как металлолом, увезли, осталось только это воспоминание.
Постепенно, интерес к парковому городку слабел, он отставал в развитии от общего качества жизни, библиотека скудно пополнялась, настольные игры растрепывались и ветшали, скромное общественное достояние заменялось личным.
При переходе к капитализму, детский городок с вывеской «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ» исчез, осталось только его чудесное место, жадно перехватываемое различными арендаторами и совсем короткая березовая аллея, посаженная далекими от нас мечтателями - энтузиастами и романтиками.