Глава 7
Ехать Егору до города, в котором жил и трудился, предстояло двадцать восемь часов. Плацкартный вагон поезда был битком набит народом. Кричали дети. Голые пятки торчали в проходе и, идя к своему месту, Егор был вынужден постоянно уворачиваться от них. Место у него было верхнее, и он, забросив на багажную полку свою сумку, занялся благоустройством. Накрыв плоский, набитый слежавшейся ватой матрац влажной простынею, он забрался на полку и, чтобы отвлечься, достал из портфеля «Изгоя».
Егор погрузился в чтение. В романе повествовалось о крестьянском сыне Ваньке, привезенном в возрасте тринадцати лет в Москву, на господский двор. Обокрав своего господина, Ванька бежал из господского дома, но был схвачен, бит и возвращён обратно. Вскоре Ванька снова сбежал и попал в воровской притон, называемый «Под Каменным мостом». В романе Ванька выступал весьма неординарным человеком, который грабил дома и магазины богатых купцов и церкви. Однажды ночью, желая отомстить своему прежнему хозяину, от которого столько претерпел в детские годы, он проник в его дом и был застигнут дочерью хозяина. Девушка - изысканная, образованная, вхожая в высший свет Москвы, воспылала к вору любовной страстью, и они проговорили до рассвета… Но… После целого ряда авантюрных похождений в Москве, Ванька, к тому времени усиленно разыскиваемый полицией, отправился на Волгу, где примкнул к понизовой вольнице, и стал разбойничать в шайке атамана Мишки Зари.
По мере развития запутанного сюжета, полного тайн и недомолвок, подробностей и сомнительных сцен, уводящих в сторону от основной сюжетной линии, героиня постоянно, изо дня в день пыталась разыскать Ваньку и раскрыть ему свою душу.
На Егора роман подействовал угнетающе. Все было описано настолько реально, что он видел все происходящее так, словно смотрел на жизнь Ваньки сбоку, со стороны. Перелистывая страницу за страницей, он вдруг ощутил какую-то непонятную тоску и острую жалость к девушке, рьяно пытающейся связать свою жизнь с никчемным человеком, который наверняка разобьет ей сердце и никогда не принесет желанного счастья.
Не желая знать, как это произойдет и чем закончится, Егор, едва дочитав роман до середины, захлопнул книгу и сунул ее под подушку. Он был разбит, раздавлен. И всем сердцем вдруг возжелал, чтобы Анастасия, как звали героиню, так никогда и не нашла Ваньку. Настроение было окончательно испорчено, и Егор отвернулся к стене вагона, пытаясь уснуть. Он долго ворочался на жесткой полке, но сон не шел к нему.
И тогда он решил перечитать «Зеркало»…
Егор начал вновь читать роман, только на этот раз более внимательно. Захваченный повествованием, он вдруг обнаружил в тексте ритмы, сменявшие друг друга, словно музыкальные мотивы. Он читал, распутывая загадки слов и пауз, букв и знаков препинания, на которые не обратил внимания при первом прочтении. Он словно проживал жизнь Андрея Суслова, безнадежно влюбленного в женщину, которая была вдвое старше его, умнее и выше по социальной лестнице. Его безоглядное преклонение перед нею и угнетало и восхищало одновременно. Женщина, которую звали Ираида, была ему верным другом, и, возможно, чувствовала в юноше что-то близкое ей самой, ее одиночеству и ее утратам.
Со временем Суслов начал задумываться. В глубине души он понимал, что зашел в тупик, и у него нет никакой надежды на то, что Ираида когда-нибудь перестанет видеть в нем юношу, мальчишку, который на двадцать лет ее моложе. Но остановиться он не мог: его все больше волновало ее присутствие. В конце концов, настал момент, когда, стоило ему приблизиться к ней, и он начинал ощущать чуть ли не физическую боль.
Ираида была умной женщиной и, конечно, видела его состояние. Но все попытки поговорить с юношей и поставить его на место не приносили никакого результата.
Суслов опасался, что его призрачный мир, центром которого была Ираида, может вот-вот рухнуть. Но ему и в голову не приходило, что он просто беглец, спасающийся от реалий жизни под книжным корешком, жаждущий затеряться в вымышленных мирах и взятых напрокат грезах.
Ираида теперь под любыми предлогами старалась не оставаться с Сусловым наедине. Всякий раз, когда он приходил, тут же появлялась суетливая горничная Евдокия, бросавшая на него косые взгляды, которая принималась что-то убирать, переставлять, напевая себе под нос. Иногда Ираиде составляли компанию одна или несколько ее подруг, отмеченных печатью душевной чистоты и девственной скромности. Они берегли пространство вокруг Ираиды, недвусмысленноно давая понять Суслову, что он здесь лишний, что само его присутствие оскорбляет женщину и весь белый свет. А потом появился кузен Ираиды Борис, вдруг приехавший к сестре из Киева. Он постоянно жил теперь у нее, и, приходя в дом, Суслов неизменно видел Бориса, сидящего в глубоком кресле в гостиной и притворяющегося, будто читает газету.
В день своего двадцатипятилетия Суслов купил вина, зашел в пекарню и купил самый лучший торт. Он заранее послал Ираиде приглашение и решил поговорить с нею начистоту, наивно полагая, что в такой день ему легче будет добиться взаимопонимания с женщиной, которую безумно любил. Андрей сам накрыл на стол, отослав слугу. Он выложил серебряные приборы и парадный Саксонский сервиз. В приглашении было указано, что ужин состоится в восемнадцать тридцать. В половине десятого он все еще ждал… Слуга, зайдя в комнату со свечами, с грустью посмотрел на барина и промолчал.
Через полчаса явилась Евдокия с посланием от Ираиды. Со скорбным выражением лица она передала Суслову письмо и гордо удалилась. Ираида желала ему всего самого наилучшего и сожалела, что не сможет прийти на его праздничный ужин.
Вне себя от клокочущей в нем ярости, Андрей побежал к дому Ираиды. Он знал, что черный ход никогда не запирается и прошел через него, чтобы не звонить в парадную и не видеть подленькой ухмылки Евдокии. В конце коридора виднелась дверь в комнату Ираиды, и он представил ее раскинувшейся в неге на постели во власти сна. Юноша вдруг живо вообразил, как его пальцы скользят по женскому телу, о котором он не имел ни малейшего представления: никогда в жизни он не видел обнаженной женщины…. Ему стало душно и стыдно от греховных мыслей, и он, рванув тесный ворот сорочки, повернулся, готовый уйти, готовый распрощаться с пятью годами напрасных иллюзий, но… услышал голоса за дверью… Мужской и женский…
Дрожащими пальцами он взялся за ручку двери и слегка приоткрыл ее.
В комнате, освещенной лишь двумя свечками, царил полумрак, но Суслов увидел все! Нагое тело Ираиды покоилось на белоснежных простынях, придавленное смуглым телом кузена. Руки Бориса мяли ее груди. Пальцы Ираиды впились в блестящие от пота ягодицы кузена, направляя его движения внутрь себя с дикой, животной страстью.
Суслов отчаянно хватал ртом воздух, не в силах оторваться от гнусного зрелища совокупления своей возлюбленной с ее собственным братом. Борис вдруг повернул голову и… увидел юношу. Взгляд его, вначале недоуменный, вспыхнул злобой. Он вскочил с кровати…
- Ты куда, Борис? — простонала Ираида, все еще не открывая глаз.
Не ответив сестре, Борис схватил Суслова за горло и поволок по длинному коридору. Как ни старался юноша вырваться, ему это не удалось – сила Бориса, умноженная яростью, значительно превосходила его собственные жалкие силенки.
На шум выскочила из своей комнаты Евдокия, и тут же испуганно шарахнулась к стене.
- Пошла прочь! – рявкнул Борис, и Евдокия шмыгнула обратно в свои покои…
Рывком распахнув парадную дверь, Борис вытащил Суслова на крыльцо, словно тюк с тряпьем, и сильно ударил в лицо кулаком. От удара Суслов упал. Когда он поднялся, его рот был наполнен кровью и осколками разбитых зубов.
- Как ты вошел, мерзавец?! – прохрипел Борис.
- Не твое дело! – ответил Суслов, сплевывая кровь на голые ноги Бориса.
Он даже не увидел последовавший за этим удар. Почувствовал только, будто кузнечный молот обрушился на его грудь. Суслов сложился пополам и упал на колени, больно ткнувшись лбом в мраморные плиты, покрывающие крыльцо…
С этого момента начался длинный путь к нравственному падению и полному обнищанию духом молодого человека, оказавшегося неспособным ни к жизненным ударам, ни к сопротивлению судьбе…
В вагоне было уже темно, и Егор убрал обе книги в портфель. Он смотрел в темную, матовую поверхность полки над собой, и ему ясно виделось лицо Суслова, с разбитыми в кровь губами…
продолжение следует -