Глава V
Камень становится шёлком
Понурое небо не предвещало хорошего дня. Когда микроаэробус нехотя пикировал к остановке, часы показывали 10:30 утра. Пропустив двух отвратного вида старух, она шагнула в остановочный павильон. Полупрозрачные стены, как и полагается, испещрены рекламой и вандалистской мазнёй. У выхода уродливый плешивый кассир жадно озирает её, точно в городе нет других девиц. Распашные двери выхода заклинило так, что пришлось протискиваться боком. В этом изжёванном временем городе всякий шаг мог пасть в капкан ненадёжности.
Она двигалась по тротуару с футляром наперевес. Обветренное лицо рассекало дневную серость. Толстый слой косметики – могильный камень, под которым захоронены её эмоции. Но в душе беспутствует тревога, столь неохватная, что исторгается наружу в виде прерывистых оглядок по сторонам.
Её окружали коттеджные дома эконом-класса с угловатыми террасами. Она живёт в конце квартала – там, где улица петляет вверх к заброшенному парку. Отец скончался прошлой зимой и она перебралась в этот район в поисках тишины и покоя.
Она услышала шаги и резко обернулась. Нет, всего лишь старичок сосед пытался высвободить картридж из накопителя проекционной почты. Он недовольно хмыкнул и отправился домой за помощью. Через минуту старик выходит из дверей дома на пару с утлым юнцом.
Паранойя сдавливала разум. Нематериальной стороной себя, она ощущала присутствие враждебной энергии поблизости. Глаза метались по округе. Где же оно? В деревьях, что толпятся поодаль забегаловки? В многоярусной беседке, плавно покачивающейся на разветвленном шесте через дорогу? А может в окнах соседних коттеджей?
Волосы колыхались на ветру, мимо пролетали сухие листья. Она ускоряет шаг.
Перед входом домой она оборачивается, но резче прежнего.
-Чушь собачья, - не выдержала она.
А в ответ лишь обманчивая идиллия.
Воздух в маленькой прихожей слишком спёртый, как если бы здесь кто-то находился. Она откидывает футляр на кровать и бежит в ванную.
Зажурчала вода.
-Ты слишком много времени уделяешь урокам, даже слишком много, - тараторит она и подносит к лицу мокрые ладони. – Сходить… надо срочно сходить к Антонине, не то…
Чья-то колкая аура обжигает ей спину.
Она захотела поднять голову, но кто-то резко дёрнул её за косу, будто исполняя команду мозга, быстрее, чем она.
Она хочет кричать, но рот наполняется отвратным привкусом нубука. Она во власти рук неизвестного.
Грубыми движениями он волочит ее в угол ванной. От него разит гневом. Агрессивное дыхание обжигает слух. Еще ни один мужчина в мире не позволял себе такого обращения с ней. Потуги освободиться, лишь подкрепляют его ярость. Она оказалась в осадном положении. Нет сил, идей и счет идет на секунды. Где же ты, о провидение? Можно было бы упереться ногами в пол и выиграть пару секунд, а там авось пронесет. Но не тот случай; шпильки только царапают скользкий кафель ванной. Толчки, швыряние из стороны в сторону, боль, унижение, удушье, слезы.
Он доволок ее до цели и напористо склоняет ее головой к мусорной корзине.
-Ну, ничтожество, как поживаешь?
Он ей знаком.
-Видишь эту урну? Сейчас твоя голова окажется в ней.
Слабое прикосновение ледяного острия и шея порастает мурашками. Она зажмурилась. Кожа приготовилась вкусить сталь. И как бывает... Перед глазами в калейдоскопическом порядке проносится вся жизнь, а за последним кадром всплывает несколько вопросов: «за что? Почему так рано? Ведь моя совесть не очернена грехом».
Но у непрошеного гостя совсем другие планы на ее счет. Его правая рука по прежнему стискивает это обремененное косметикой лицо. Незнакомец поднимает девушку так, что затылок жертвы упирается ему в плечо. Он поворачивает ее лицом к себе. Их взгляды сталкиваются, как бильярдные шары.
-Не ожидала?
Она притеснена к стене. Странно, но ей кажется, что для удара он предпочтёт область под сердцем.
-Кк... т... - вытиснулось между указательным и безымянным пальцем плотной мужской руки, сдавившей ей лицо.
-Как? Легко и просто, - ответил я. Лезвие ножа упирается ей в левую скулу. Оно как ничто лучше отображает неподдельный ужас, запечатлённый на лице загнанной в угол красавицы. - Я знал, что ты гнусная скотина, но не до такой степени! Сейчас ты мне все расскажешь, от начала до конца. Попробуешь крикнуть, вспорю тебе брюхо! Мне нечего терять, моя смерть и так не за горами.
Я спрятал нож и убрал руку с ее физиономии.
-Но как? Разве ты не должен быть в больнице? - она захлебывается в кашле.
-Я сбежал оттуда. Мне нет смысла лечиться, мой дамоклов меч висит на двух ниточках. А теперь, бестия, говори правду! Зачем ты отключила свет в зале? Ты с ним за одно?
-О ком ты, Иеремия?
-Включила дурочку? - я полез за ножом.
-Если ты имеешь в виду того типа позапрошлой ночью, то я даже не знаю, как он выглядит. Честно, Иеремия, не убивай меня, - она попятилась назад, забывая, что стоит всего в двух сантиметрах от стены.
-Врешь Лена, врешь! Это ты отключила свет и тепловизор на моих очках!
-Клянусь, я тут не причем. Ты сам открыл огонь, может и попал в единственный источник света!
-Я тебе сейчас челюсть выбью, если не перестанешь лгать! Свет погас, но погасло и тепловое зрение на моем визоре! Это как ты обоснуешь? А?! Визоры работают за счет нанополей! На нанополя создаются микро генераторами! Микрогенераторы, черт бы тебя побрал, развешаны на потолках через каждые пять метров. На потолках! Слышишь? А я целился далеко не в потолок!
Лицо Елены было очерчено бурыми линиями стекающих слез. Неужели и она не может позволить себе толковую косметику?
-Я не причем, Иеремия, клянусь самым дорогим, это не отключила свет тепловое зрение на твоем визоре. Когда ты упал со строительных лесов, я тут же отправилась на поиски. Я проделала такой путь, в темноте, не зная, где таится этот тип. Это я вызвала скорую. А ты мне тут ножом грозишь.
Я не убийца и уж подавно не садист. Я лишь хотел вытянуть из неё правду, но слегка вошёл в раж. Эффект неожиданности не оправдал надежды. Если прервать внутренний диалог человека, то можно заглянуть ему в душу, подобно тому, как мы заглядываем в книгу с картинками. Я же прогадал: отпустил ее слишком рано или, наоборот, перебрал с грубостью. И теперь предо мной стоит трепещущая девица с гримасой, вызывающий зуд в кулаках. А ужаснее то, что ей не составит труда надумать лживую историю, в которую я поверю, как наивный подросток. Но стоит отметить, если бы я предложил ей встретится в более привычной обстановке, то эта строптивица могла бы и не прийти.
-Ты голодна?
-Немножко.
-Идем в забегаловку "Ромашка". Ты должна мне помочь! Должна!
В ответ не слышу коронного «я никому ничего не должна». Это радует. Это значит, что она расклеилась и сделает всё, что я скажу. И каждое слово будет произноситься с львиной долей опаски. Страх, он как психотропные таблетки, накапливается в сознании и действует необычайно долго. Так что для неё и в пустой руке попритчится нож.
Не спорю, странновато, получается: сначала немного изуверствую над девушкой, а потом приглашаю ее на обед.
Помещение сияло завидным уютом. Приятную атмосферу, помимо стабильной работы приборов и миловидных девиц из персонала, дополняла старая музыка. Она, как чайка парила по залу, отвлекая от приземленных дум.
Мы устроились за угловым столиком, куда не доходили склоки посетителей. Лена неохотно пережёвывала пищу и то и дело цеплялась взглядом за мои руки. Я заказал всё, что она просила. Судя по заказам, она придерживалась вегетарианства.
За окном тучи пленили солнце; где-то грохочет новорождённый гром. Не самый худший полдень в не самом худшем районе. Я урбанизированная крыса, и мне в диковину видеть чистый, не заставленный мрачными высотками горизонт.
-Чем же я могу тебе помочь? – наконец сказала она.
-Просто скажи мне правду. Зачем ты отключила свет в концертном зале? Неужели ты так сильно презираешь меня?
-Да, господи, боже мой, я не причем! Пойми ты. Пойди, проверь все отчёты по командам на позапрошлый вечер. Я чиста! Я не питаю к тебе негатива, ты для меня просто знакомый. На первом курсе, ты даже был мне симпатичен, – она избегает встреч взглядом. – Опрятный, обходительный молодой человек, а со второго курса в тебя вселились какие-то черти. Я сейчас расскажу тебе свою версию, но только ты пообещай, что не тронешь меня и выбросишь из головы все подозрения.
К её рукам, расталкивая тарелки, катится нож.
-Можешь спрятать его. Я не собираюсь причинять тебе вреда, - сказал я. – Расскажи мне свою версию, а я уж решу, верить тебе или нет.
Лена придаёт себе важную осанку и закидывает косу за спину.
-В последний момент, перед тем, как погас свет, я заметила, как мимо твоего визора что-то пролетело. Что-то чёрное и крутящееся, по устройству напоминающее бумеранг. Сначала я подумала, это ляпсусы в трансляторе, но…
-Что ты хочешь сказать?
-Я думаю. Это он запустил в тебя какую-то штуковину. Но промахнулся и попал в микрогенератор на потолке зала. А ты как с цепи сорвался со своими обвинениями! Запись с визора ведь сохранилась! Не я выключила свет! – она расправила плечи. – Ты не заметил, что я сегодня вернулась домой раньше прежнего?
-Да, утренние пары у тебя заканчиваются минимум в 15 00. А сейчас даже часу нет.
-Завидую твоей наблюдательности. Мне пришлось отпроситься с пар, чтобы успеть поработать над этюдами. В обычные дни я успеваю всё, и даже высыпаться, - голос Елены сошёл на хрип. – Просто, среди моих планов на вечер был визит к тебе в больницу. Как по мне, так обвал строительных лесов тоже его вина.
-Да уж, хочешь рассмешить бога – построй планы заранее. Какая ирония. А я сегодня сбежал из больницы. Вот мы свиделись.
Я с содроганием ощущал, как в душу вкрадывается доверие. Мне противна моральная слабость, хотя бы за то, что она сильнее меня. Я мог лишь скрыть её за холодным тоном и тусклыми зрачками.
-Ладно. Я тебе верю.
-Как он выглядел?
-Неважно уже, - смахнул я.
-Но всё же?
-Да высокий такой, в страшной маске. Суть не в этом. Скажи-ка, Елена, - я приблизился к ней. – Ты веришь в дьявола?
Её лицо обвили путы возмущения. Для нее вопрос показался абсурдным, как и сегодняшний день, как и скоротечная смена обстановки. А ведь шок еще не выветрился из ее сознания. Он не выветрится и завтра, и послезавтра, и через неделю.
-Нет, не верю я ни во что. Не в дьявола, не в бога. Верю только себя. Нет, ты не прав. Даже, когда ты окунул меня головой в мусорное ведро и приставил нож к шее, я нисколько не уверовала.
-По тебе рыдает преисподня.
-Ад - это прожигать свои дни в угаре безделья. Боюсь, сегодня я вступаю на первый круг. Я потеряла с тобой много времени... И сил, - она подносит к губам соломку, торчащую из фиолетового стакана. - А с чего, собственно, такие вопросы?
-Понимаешь, в тот вечер я поверил в существование сатаны.
Последнее предложение и то, как она принялась его обдумывать, походит на акт растворения таблетки в стакане с водой.
-А вот отсюда по подробнее!
Чую, для лаконичного и нейтрального рассказа, мне чертовски не хватает сигареты. Не легка эта работа - беседовать с реалистами об ужасах, что вторгаются в наш мир, из черных узилищ небытия.
-Помнишь, я связался с тобой в три часа ночи. Ты ещё удивилась, почему я весь взмок и я наплёл тебе околесицу, что как-то умудрился облить себя водой, находясь во сне?
-Ещё бы. Такое невозможно забыть, - она позволила себе ухмыльнуться.
-Я не во сне облил себя. А наяву! Знаешь, я захрапел на рабочем месте. А проснулся от страшных звуков рояля. И тут на меня хлынули наваждения. Земля разверзалась под ногами и из трещин на меня смотрели какие-то чудовища. Я бегал по диспетчерской и обливал себя водой, стараясь отогнать видения. Потом я связался с тобой и всё моментально исчезло.
-Да, ты ещё тогда думал, что это я заигралась на рояле? Поначалу я ещё не верила тебе…
-Не верила и язвила про алкоголь. Хотя в тот вечер я и капли не принял на душу.
-…правда потом, я уже сама услышала эти звуки.
-Вот по этому поводу я и хочу поговорить с тобой. Ведь долговязый тип в концертном зале играл не абы что, а девятую сонату Скрябина, Лена, девятую сонату Скрябина! Каким образом она могла так взбудоражить на мой рассудок? Может ты, действительно права насчёт алкоголя. Не знаю.
-Девятая соната Скрябина, - она отчеканивает каждое слово.
-Да, именно она. Что случилось? Лена? Чего ты на меня так смотришь? Мои слова тебя смутили?
-Нет, дело не в тебе. Я ненавижу это произведение всеми фибрами души.
-Позволь узнать почему?
-Долгая и странная история.
-Лена-а-а, - обличающим тоном пропел я.
-Ну чего?
-Неужели тебе так сложно поведать мне ее?
-Нет же, говорю, эта история слишком странна.
-Да брось, просто стыдно признаться, что и тебе посетили наваждения в ту ночь.
Её лицо накрыто ладонями. Несколько минут нас окутывает надломленная тишина. Мёртвые листья бьются в окно, будто примыкая к моим просьбам.
-Нет, меня никто и ничего не наведало в ту ночь, - вымолвила она.
-Пожалуйста, расскажи же мне. Ты должна мне помочь.
-Я никому ничего…
-Стоп машина! У меня есть второй нож и ещё травматический пистолет.
Из сдавленных губ девушки вылетел звук, олицетворяющий нечто среднее между мимолётным недовольством и вековым призрением.
-Ладно. Но только все вкратце и по делу.
-Хотя бы так.
-Ты же помнишь моего отца, - вздохнула она.
-Да, он вел у нас фортепиано на первом курсе. Хороший человек был. Сейчас таких не сыщешь.
-На первом курсе и ты хорошим был.
-Да я и сейчас душка.
-Ты знаешь как он погиб? – в речь Елены вкрались мистические интонации.
-На него упал прожектор во время выступления, - с напускной грустью ответил я.
-Да, всё именно так и было. А знаешь, какое произведение он исполнял в этот момент? Да, Ордовский, ты всё правильно понял. Александр Николаевич Скрябин, соната номер девять Op. 68 «Чёрная месса».
Накатило странное чувство. Некая смесь безудержного интереса и сковывающего беспокойства. Смерть её отца во время исполнения девятой сонаты не может быть простым совпадением. А значит, справедливо быть версии, что видения в диспетчерской, уродились далеко не из чрева окропленного алкоголем сознания. Что, если её отец был столь же несчастным созерцателем ликов ада, но увидел слишком многое, чтобы остаться в живых? Был у нас на первом курсе один паренёк, слишком продвинутый по всякой чертовщине. Он как-то рассказывал: «те, кто живёт по ту сторону реальности – куда могущественнее нас; они слишком ревнивы к рамкам своего бытия и когда ваши познания в области неведанного превысят допустимый предел, за вами явится смерть». В газете же я читал, что мастер, отвечавший за свет на роковом концерте, был найден в состоянии наркотического опьянения. Бьюсь об заклад, всё это связанно между собой.
-Что ты можешь рассказать мне о ней? – спросил я.
-А что рассказывать? Атональная какофония, все партии построены вокруг малой ноны. В основе развития заложен метод нагнетания. От легких и тихих диссонансов до полного гармонического и динамического коллапса. Все начинается с легкого недомогания и тревоги в виде арпеджированных трелей, а потом смятение переходит в беспутствующий гротеск и на слушателя каскадом маршируют будоражащие аккорды. В репризе, так вообще гротеск сменяется на ужас и начинается инфернальный разгул так называемых черных сил. Но это я так, образно.
-Это я уже читал где-то. Тебе известны какие-нибудь факты о ней? Ну, кто-нибудь, кроме твоего отца, погибал во время ее исполнения?
-Нет. Да и меня она не столько пугает, сколько...- Лена осеклась. Страх осел на взор девушки.
-Какой, Лен, говори.
-Вы, наверное, на курсе все считаете меня мужененавистницей, феминисткой и просто человеком с не правильными взглядами на любовь...
-Лично я всегда считал тебя строптивой...
-... а ведь я не всегда была такой. На первом курсе у меня был молодой человек. Он учился на фортепианном отделении, уже выпускался. Мы познакомились с ним на нудных вечерних репетициях. Знаешь, бывают ситуации, когда ты видишь человека всего пять минут своей жизни, но их достаточно чтобы прийти к заключению: он не пять минут твоей жизни, он вся твоя жизнь.
-Нет, не знаю.
-Ну правильно, куда тебе… Он был таким вежливым, галантным, ласковым. У нас была с ним настоящая любовь. Чистая и прекрасная. Любовь, которой никогда не увидит ни один из вас.
-Да лично я вообще в любовь не верю, мне главное гормоны во время успокоить.
-А ты не такой, как все. Многие просто прикрывают свои помыслы слащавыми словами.
-И где сейчас твой молодой человек? Он простил тебя?
-Он скончался.
-Вот как? Прости, я не знал. Зато я теперь знаю, почему у тебя в сердце камни.
После такого, ей следовало заплакать, но, видимо, все слезы на этот счёт были пролиты уже давно.
-В моём сердце нет камней. Там вообще ничего нет. Время учит жить с болью. Он скончался холодным зимним вечером у меня дома. Мы отмечали три месяца наших отношений. Он хотел купить шампанское, но мне было плохо. Тогда мы решили просто провести вечер за приятным ужином. А после трапезы, он пригласил меня послушать свою игру на фортепиано. Ты спросил, какая из сонат Скрябина пугает меня больше всего? Седьмая соната, Иеремия, седьмая соната, опус 64. В тот роковой вечер он исполнял именно её. После пяти минут игры, он схватился за грудь и упал замертво. Внезапная остановка сердца. Не знаю, кто назвал девятую сонату "черной мессой", но по мне, вся жуть сосредоточилась именно в седьмой.
Седьмая соната. Та самая, что на крыльях мрака парила над моими кошмарами.
-Вот что, у твоего парня бывали проявления сердечной болезни до того?
Ну, в смысле приступы, колики?
-Никогда. Все три месяца наших отношений мы постоянно были вместе. Мы знали друг о друге всё.
-Тогда ещё один вопрос: скажи-ка, Лена, тебя никогда не посещала мысль, что смерти твоих близких как-то связанны между собой?
-Бывало, но, сколько бы умозаключений я не строила, связи тут нет. Разве что один композитор. Но этого мало. Очень мало, чтобы делать выводы.
-Это не может быть простым совпадением! Подумай! Два человека умирают во время исполнения произведений одного композитора! Умирают весьма странным образом, при непонятном стечении обстоятельств. На одного обрушается прожектор в лучшем, слышишь меня, в лучшем концертном зале! Я лично знаю заведующего тамошнего техотдела. Они каждый миллиметр выверяют по пять раз в день. А парень твой? Не было проблем со здоровьем и вдруг, в один момент погибает от остановки сердца. Как это понимать? Явно не совпадение. Ты еще не веришь в иные силы?
-Нет, и не собираюсь верить. От тюрьмы и от сумы не зарекайся.
-А почему ты тогда ненавидишь седьмую сонату?
-Просто ассоциации. Но тебе, о смертный безумец, зарящийся на промысел чуждых сил, я могу поведать кое-что интересное.
Она говорит в манере ведущей детского спектакля, когда та обращается к маленькому зрителю.
-Я весь во внимании.
-Ты веришь, что каждая мысль - это определенный поток энергии?
-Отчасти.
-Существует теория, по которой каждая мысль и эмоция - это ментальный поток энергии. Он невзрачен и не ловится ни одним прибором. Слишком долгий и напористый поток имеет свойство скапливаться в ментальный конденсат, способный как-то влиять на материальные стороны жизни.
-Вот так? – изумился я.
-Но и это ещё не все. Оседая на каких-либо предметах и вещах, конденсат обретает самостоятельное бытие – становится иноматериальной формой жизни. В оккультных движениях для явлений подобного рода существует термин «эргеркор», или, простыми словами, душа вещи.
-Э-ргер-кор, - зачарованно протянул я.
-Многие люди сделали себе имя на понятии эргеркора. Например, в конце позапрошлого века японский писатель Кодзи Судзуки опубликовал свой знаменитый роман «звонок». И там прослеживалась тема эргеркора. По сюжету, одна девица обладала способностью записывать свою зловещую энергию на информационные носители. Она, каким-то образом, записала на видеокассету предсмертные мысли. И все, кто по несчастью смотрел эту кассету, умирали через неделю. Это я вкратце.
-Интересно.
-Послушай Иеремия, ты знаешь Софроницкого?
-Ну, великий пианист, если мне память не изменяет. Жил в первой половина позапрошлого века.
-Верно. Он переиграл почти все произведения Скрябина. Но именно седьмую сонату, он никогда не играл публично.
Реплика прозвучала, как заклинание. Зал на время оцепенел.
-Вот как? – робко спросил я.
-Я реалист, повторюсь, я говорю просто то, чего ты жаждешь. Александр Николаевич Скрябин, обладал теми же способностями, что девица из романа «звонок». Самая чёрная и негативная энергия композитора запечатлилась именно в седьмой сонате. Боль, утрата, понурость, безвыходность, страх, обреченность грусть, тяжёлые думы, крушение надежд, депривация, все эти чувства сплелись в один ментальный конденсат и осели в седьмой сонате. Так что она имеет свой губительный эргеркор, - Лена одарила меня многозначным взглядом. - Поэтому великий Софроницкий, при всей любви к творчеству Скрябина, не исполнял этот ужасный опус.
-Постой, я не вижу тут логики. Ведь много других пианистов исполняли её?
-Исполнить одно, хорошо исполнить – другое, а хорошо исполнить и понять – третье.
-А может твоему молодому человеку удался третий пункт?
-Я не запрещаю тебе об этом думать, но я не солидарна с тобой. Ищи реального человека, по чьей вине ты приговорён к смертной казни, а не рыскай в потусторонних дебрях.
Пожалуй, с неё достаточно. Мозг битком забит информацией, а на переваривание мыслей нужно время. Я снял пальто с вешалки и надвинул шляпу на нос. Лена бесчувственно наблюдает за коловращением листьев в окне.
-Мне пора идти.
-Да, Ордовский, иди уже, иди… - её взгляд довершал фразу. «Давно пора, Ордовский».
-И вот ещё… прости, пожалуйста, что пришлось так.
-Забудь. Просто я не понимаю: неужели нельзя было просто договориться о встрече?
-Я тебя знаю. Никакой бы встречи не произошло. А так, видишь, ты стала шёлковой, и я узнал много нового. Я волшебник, я сделал из камня шёлк.