2008 год Я расскажу вам о Бийске альманах 7
БИЙСК –300
СОЮЗУ ПИСАТЕЛЕЙ РОССИИ 50 ЛЕТ
Я РАССКАЖУ ВАМ О БИЙСКЕ
ФОТО
На снимке:
Сборник посвящается Членам союза
Писателей России города Бийска
В сборник вошли произведения профессиональных писателей,
членов литературных объединений
и студии прозы З. Десятовой – «Гран»
Бийск
2008 г.
ББК 84(2Рос-Рус)6я5
Я 10
Проект
литературной студии прозы г. Бийска «Гран»
Руководитель проекта и составитель
сборника «Я РАССКАЖУ ВАМ О БИЙСКЕ»
Зоя Десятова.
Редактор отдела поэзии Любовь Казарцева
КНИЖНАЯ СЕРИЯ
«Я РАССКАЖУ ВАМ О БИЙСКЕ»
2008 год № 7
Выражаем искреннюю благодарность
директору ООО «ЭКОГЕО» БАБУШКИНУ Виктору Евгеньевичу за частичную спонсорскую помощь в издании сборника.
Сборник издается, в основном, на средства авторов.
В авторской редакции.
Ответственность за достоверность фактов
несут авторы материалов.
Мнения авторов могут не совпадать с точкой зрения редакции.
© Литературная студия прозы г. Бийска.
СОЮЗУ ПИСАТЕЛЕЙ РОССИИ – 50 ЛЕТ!
В связи с 50-летием образования Союза писателей России в нашем сборнике рассказывается о членах Союза писателей России и Международного общества писательских союзов – профессиональных писателях Алтайского края, живущих и работающих в городе Бийске. Краткие сведения о жизни и творчестве дополняются характерными стихами и прозой.
В Бийском филиале Алтайской краевой писательской организации членов союза писателей России немного – всего семь. Кроме того, трое состоят в Международном Сообществе писательских Союзов. И каждый из них ведет в городе Бийске невидимую на первый взгляд, огромную общественную работу. Выпускают книги, альманахи, сборники. Ведут литературные объединения и студии, ежегодно проводят семинары поэзии и прозы молодых литераторов. Рецензируют, при необходимости, издаваемые книги, дают рекомендации талантливым писателям для вступления в члены СП РФ. Редактируют произведения начинающих авторов, выступают перед читателями в городских и районных библиотеках, школах, гимназиях, колледжах, ПТУ, лицеях, ВУЗах. Проводят мастер-классы, участвуют в качестве жюри в проведении конкурсов, фестивалей. Выступают на ежегодных Шукшинских, Соболевских, Мерзликинских, Чебаевских, Пановских и многих других чтениях.
Так как сборник «Я РАССКАЖУ ВАМ О БИЙСКЕ» основан в 2004 году студией прозы «Гран», то в нем и публикуется, в основном, проза – исторические, публицистические и художественные произведения студийцев. В преддверии Шукшинских чтений всегда есть материал о В.М.Шукшине.
Студия прозы г. Бийска поздравляет писателей с Юбилеем, 50-летием образования союза Писателей России!
Руководитель студии прозы «Гран»,
член союза Писателей России – З.Н. Десятова
ГОД ВСТУПЛЕНИЯ
В СОЮЗ ПИСАТЕЛЕЙ РОССИИ
1990
РЯБЧЕНКО Георгий Сергеевич – поэт, прозаик (11.01 1937).
1994
КОЗЛОВА Людмила Максимовна – поэт, прозаик (16.07.1948).
СЕМОНЕНКОВ Иван Трифонович – поэт, прозаик (11.10.1946 – 23.08.2006).
1995
ФИЛАТОВ Сергей Викторович – поэт, прозаик (01.06.1961).
ШАРАБАРИН Дмитрий Иванович – поэт, прозаик (07.09.1937).
1998
ВОЗЧИКОВ Вячеслав Анатольевич – публицист, литературовед, критик (24.10.1957).
2001
СКВОРЦОВА (Говтван) Ольга Вячеславовна – поэт (8.03. 1974).
ЯВЕЦКИЙ Павел Павлович – поэт (21.10.1949).
2005
ДЕСЯТОВА Зоя Николаевна – прозаик (12.10.1947).
ГОД ВСТУПЛЕНИЯ
в Международное Сообщество
писательских союзов
2000
ШЕВЦОВА Идалия Федоровна – поэт, прозаик, публицист,
член Союза писателей Приднестровья с 1995 г. (21.10.1936).
2001
БАТУРИН Лев Александрович – поэт (21.10.1936)
РЯБЧЕНКО Георгий Сергеевич был первым из г. Бийска, принятым в Союз писателей России.
Родился 11 января 1937 года в селе Дичня, под Курском. В 1939 году родители переехали на Западную Украину, в город Явор Львовской области. 22 июня 1941 года вырвались на единственном поезде из горящего города, подверглись бомбежке. Остались живы. Добрались на родину отца, под Курск. Отец ушел в Армию и погиб под Смоленском будучи пом. командира развед. взвода.
В оккупации, которая длилась шесть тяжких месяцев, Георгию Сергеевичу пришлось три ночи стоять у виселицы повешенного фашистами дядьки, бежать от расстрела ночью к своим. Потом – Курская дуга, освобождение. Учеба в школе старинного села Ивановское, в свое время подаренного государыней российской гетману Мазепе.
Первые стихи Георгий Рябченко написал в 7 классе. После окончания школы поступил в Харьковский политехнический институт. Печатался в студенческой многотиражке, учился в литературной студии. Получая диплом, дал согласие поехать на Алтай, в Бийск, где строились химические предприятия.
Именно в Бийске он стал серьезно работать над словом. В краевом издательстве вышло пять поэтических книжек: «Первый бой», «Признание», «Тревога за тебя», «Прости звезда!» и детская – «Что случилось». Печатался в журналах «Наш современник», «Сибирские огни», «Алтай», «Барнаул», альманахе «Бийск», в коллективных сборниках, газетах края. В 1997 году вышла его юбилейная книга «Земной поклон».
Работал на химкомбинате и в НПО «Алтай», почти тридцать лет – в науке. Прошел путь от инженера-конструктора до начальника конструкторской лаборатории. Имеет 19 изобретений (17 внедрено), 27 научных трудов. Награжден тремя правительственными наградами. Издал тринадцать книг поэзии и прозы. Лауреат литературной премии имени В. Бианки (2002 г), награжден медалью «100-летие со дня рождения М.А. Шолохова» (2005 г.), лауреат премии «Лучшая книга года, 2006 г.».
Возглавляет Бийский филиал Алтайской краевой писательской организации, член Совета краевой писательской организации, руководитель ежегодного семинара молодых литераторов г. Бийска. Редактор альманаха «Огни над Бией».
***
Двух ангелов во сне
все чаще вижу:
Схватились, тьму и свет вокруг круша.
Мне ангел света, несомненно, ближе –
Его защиту чувствует душа.
Но ангел тьмы,
непревзойденный ухарь,
Нет-нет, да и оставит след в судьбе,
Шепча так доверительно на ухо:
«Жизнь коротка, чтоб запрещать себе…»
И что греха таить: мечусь меж ними,
То отвергаю грех, то вдруг грешу,
А после каюсь и молюсь во имя
Пути, которым сам к себе спешу.
***
Только здесь, на земле Алтая –
Колдовство двух цветов дорогих:
От хлебов земля – золотая,
Изумрудная – от тайги.
Этих два ликующих цвета
Помогают вершить дела.
Я хотел бы, чтоб вся планета
В эти два ликующих цвета
Разодета всегда была.
И с открытой душою люди
Жили так, чтоб пелось другим,
Чтобы жерла старых орудий
Для салютов служили им.
Чтоб навек была золотою,
Изумрудной была навек
Мать-земля
с ее добротою,
С удивительной чистотою.
Стань достойным ее,
человек!
***
Река светла,
как взгляд любимой.
Как взгляд любимой,
холодна.
Ее волна,
как счастье, – мимо.
В ней не сыскать,
как в горе,
дна.
А с глупым сердцем нету слада.
Стою.
Смотрю.
Вздыхаю,
пью
Тайги заречную прохладу,
Реки смолевую струю.
И легкое крыло покоя
С души снимает боль мою.
Стою, сняв шапку,
над рекою,
Шепчу всему:
- Благодарю!..
КОЗЛОВА Людмила Максимовна
АВТОБИОГРАФИЯ
Родилась 16 июля 1948 года в городе Никольске Вологодской области. Детство и школьные годы прошли на Алтае в Смоленском районе, поэтому река Песчаная, Ануйский хребет и просторы предгорья – эта песня – навсегда в моём сердце. Об этих местах, их магнетизме, написана повесть «Энигма» и рассказ «Ануйский прямоугольник».
В 1966 году закончила среднюю школу в с. Солоновка и Сычёвка, затем – химический факультет Томского государственного университета. По окончании университета работала учителем, инженером, научным сотрудником НПО «Алтай» ( ФНПЦ «Алтай», г. Бийск), закончила аспирантуру. Кандидат химических наук.
Мои литературные университеты – это многочисленные городские, краевые литературные семинары молодых писателей, региональные литературные семинары (г. Новосибирск), восьмое Всесоюзное совещание молодых писателей (г. Москва), учёба у редакторов Алтайского краевого издательства при работе над книгой «Дикая мальва» – В.М.Башунов, И.Козловская. Многое в гуманитарном плане дал обширный университетский и аспирантский курс философии с изучением первоисточников, в том числе и литературных.
Стихи и проза публиковались в центральных журналах «Литературная учёба», «Студенческий меридиан», «Наш современник», альманахе «Поэзия», региональных и краевых журналах: «Алтай», «Барнаул», «Бийск», «Август», «Парус», «Бийский вестник», «Огни над Бией», в антологии «Писатели Алтая» т.1 и 2. Автор нескольких книг поэзии и прозы. Руководитель издательского проекта: Литературно-художественный, публицистический альманах Бийского отделения краевой писательской организации «Огни над Бией».
Лауреат краевых литературных премий им. В.М. Шукшина (1991 г), им. Л.С. Мерзликина (2003 г) и премии Славянского общества в номинации «Литература» (2005 г.).
В 1994 году принята в Союз писателей СССР – ныне Союз писателей России, членский билет № 1705, выдан 05.05.96 г. Место жительства – г. Бийск.
***
Ну, почему на первое апреля
Всегда валит
Печальный горький снег?
Быть может, потому,
Что отгорели
Все души мира –
Тёмен человек.
Я чувствую,
Как дикая волчица,
Горячей кровью небо зацвело.
И сердце протестует и стучится,
И рвётся,
Как зарница из темницы,
И копошится,
Дышит в спину Зло.
Но солнечная Матерь Пресвятая
Своей Душой,
Вмещённой в образа,
Поможет мне
В слепой звериной стае
Найти людей,
Имеющих глаза.
***
Где-то там, на горизонте,
В дебрях жёлтого заката
Сиплым голосом фаната
Всё кричит электровоз.
Всё зовёт, зовёт куда-то,
В царство грёз.
В круглых зеркалах
Вагонных
Сотни отблесков закатных,
Толпы запахов мускатных
Дыма, чая и вина.
Я сидела там когда-то
У окна.
Мне хотелось жизни новой,
Новых лиц, дорог, удачи.
Этот крик,
Подобный плачу –
Так кричит электровоз.
Время ничего не значит
В царстве грёз.
Заколдованное слово
Сберегают зеркала.
Мне хотелось жизни новой,
И она
Почти была.
***
Я хотела в затвор уйти,
Я хотела монашкой стать.
Неисповедимы пути –
Бездна велит летать.
Жадность её крепка –
Не отдаёт
Никого.
Пища её – века,
Но время её мертво.
В Бездну упасть легко
И раствориться в ней.
Облако высоко
Прежних счастливых дней.
Руку мне протяни,
Мой Милосердный Свет,
Не обвини,
Не урони,
Но подари рассвет.
И беспредельность дня
Вызреет в сорок лун.
И назовут меня
Птицею гамаюн.
ФИЛАТОВ Сергей Викторович родился 1 июня 1961 года в городе Омске. В 1965 году вместе с родителями переехал в г. Бийск. В 1978 году окончил среднюю школу № 5. Работал в НПО «Алтай». В 1979 году поступил в Алтайский политехнический институт, который окончил в 1985 году. Работал по специальности.
В литературное объединение города Бийска пришел в 1983 году. Участвовал в краевых семинарах молодых литераторов в Павловске и в Барнауле. Был участником IХ Всесоюзного совещания молодых литераторов в Москве (семинар В.Фирсова и Г. Серебрякова). На совещании дали рекомендацию для поступления в Литературный институт им. Горького. В 1989 году стал студентом. Окончил 3,5 курса. Далее учиться не удалось по материальным причинам. Стихи и проза публиковалась в городских и краевых газетах и альманахах «Истоки» (Издательство Молодая гвардия), «Бийск»; журналах «Алтай», «Дружба» (Молодая гвардия), «Литературная учеба», «Парус» (Издательство «Полымя», Минск); в литературном приложении к газете «Коре» (Алма-Ата).
Руководитель молодежной поэтической студии, литературный редактор литературно-художественного, научного и историко-просветительного альманаха «БИЙСКИЙ ВЕСТНИК», один из руководителей ежегодных семинаров молодых литераторов. Лауреат муниципальной премии г. Бийска (2002 г.) и премии им. Л. Мерзликина (2006 г.) Автор 8 книг.
* * *
Долго слушал февральскую вьюгу,
Оттого и остался один.
Да предательство лучшего друга…
Вот уже и дожил до седин!..
Бог не выдаст. Конвой не застрелит.
Баба сдуру запьет, как мужик…
Но когда ямб очнется хореем,
Положите меня у межи!
***
Скрипит под ногой половица…
И образ немного размыт.
И пыль переходит границу
Тончайшего света и тьмы.
Я вижу забытые лица.
Я знаю, чего я хочу.
И надо всего-то склониться
И молча поставить свечу.
И так все до боли понятно
В душе, очерствелой, как хлеб.
И я начинаю склоняться
Под тяжестью света. И лет.
***
Август – что поздняя вера…
Вмерзшие в душу следы:
То, что давно омертвело,
Долго и нудно саднит.
Сходит с берез позолота.
Даль проясняется… Но
Зябко в душе отчего-то,
Будто бы – настежь окно…
И только ветер колышет
Скорбный прогорклый настой
Зарослей рыжей полыни
Под придорожным крестом.
ШАРАБАРИН Дмитрий Иванович родился в 1937 году в Томской области. Выпускник Бийского педагогического университета. Историко-филологический факультет.
Со студенческих лет – член литературного объединения «Парус», а с 1983 года является его руководителем. Участник многих краевых творческих семинаров. Публиковался в периодической печати, в журнале «Алтай», коллективных сборниках, вышедших в крае.
Автор нескольких поэтических книг: «Живу удивленный» (1979), «Экзамен» (1986), «Шапка Мономаха» (!998). «А время тает» (2003), «Шиповник зацвел» (2005), прозаических книг «Сотворение» (2001), «Небо и кедры», «2008». Лауреат муниципальной премии (1998 г).
ЧЕЧНЯ
В тяжелых,
Грустных размышленьях
От нас за вековой чертой
Стоит кавказской думы пленник –
Великий русский, Лев Толстой.
Повсюду – линия огня,
И снайпер целится в меня.
Не знает пуля наций, званий.
И торжествующее зло,
Как вечный Демон, дух изгнанья,
Хохочет тысячью стволов.
И небо плавится в глазах.
Кто надо мной? –
Христос? Аллах?
ВЕЧНЫЙ ДВИГАТЕЛЬ
Стареем, видно!
Спать не хочется.
Опять в глухой тиши ночной
Седая птица одиночества
Кругами ходит
Надо мной.
А по земле
Поземка стелется.
Узнать бы, что нас ждет потом?
Мне так давно уже не верится
В мечту о веке золотом!
Вдали сутулый тополь видится.
Ему, наверное, века.
Скрипит надежды
Вечный двигатель,
И потому живем пока.
СОВЕСТЬ
Я дверь открыл на стук.
Передо мной –
С мешком старушка, одуванчик божий:
«Храни Христос тебя, коль чем поможешь
Бездомной, одинокой и больной».
Нельзя понять –
Отроду сколько лет?
Морганье впалых глаз
И горечь вздохов…
Я жизнь сегодня
Понимаю плохо,
А ведь немало прожил на земле.
Мне стыдно за себя и за других.
По городам и весям – холод лютый…
Старушка-совесть
Ходит бесприютно
И просит: «Христа ради помоги!»
***
Я к завтрашним событьям насторожен:
Непредсказуем в жизни каждый миг!
Непрочность всех основ меня тревожит
И шаткость равновесия томит.
Ударит час!
В холодной тьме потонет
Высокий свод в прожилках звездных троп.
Эпоха глину отряхнет с ладоней
В земной приют, похожий на окоп.
Отвоевались, друг мой, отпахались.
А крест, что нес ты, тяжело дыша,
Поставят над тобой, чтоб отдыхала
На нем твоя бездомная душа.
Возчиков Вячеслав Анатольевич – публицист, литературовед, литературный критик. Профессор. Доктор филологических наук. Преподаватель БГПУ имени В.М.Шукшина.
Родился 24 октября 1957 г. в селе Тогул Тогульского района Алтайского края. С 1965 по 1975 гг. учился в бийской средней школе №18, семилетней музыкальной школе по классу фортепиано. Окончил отделение журналистики филологического факультета Иркутского Университета (в 1980 г.), заочную аспирантуру БГПУ по специальности «Общая педагогика» (1999 г.). Работал в средствах массовой информации г. Бийска, газетах: «Бийский рабочий», «Импульс», «Субботнее чтение», «Городские вести».
Опубликовал более 50 научных и учебно-методических работ. В.А. Возчиков – член-корреспондент Международной Академии наук педагогического образования, член-корреспондент Петровской Академии наук и искусств. С 1992 г. – в БГПУ был главным редактором и директором научно-издательского центра, один из инициаторов выпуска в г. Бийске журнала «Розмысл» (сейчас – первый заместитель главного редактора) и общественно- просветительного издания «Добродей».
Дважды удостаивался премии Славянского общества Алтайского края (в 1999 и 2002 гг.). Лауреат литературной премии имени В.М. Шукшина (2005 г.). Начало регулярной литературной деятельности – публикация в журнале «Алтай» (1983).
В.А. Возчиков – автор 18 литературно-критических, публицистических книг. Член Союза журналистов России.
Вячеслав ВОЗЧИКОВ
ПОЧЕМУ « МЫ» - НЕ «ОНИ»,
ИЛИ О « КОРЕННЫХ НАЧАЛАХ» ПРОСВЕЩЕНИЯ
В сокращении
Некто Игорь Феоктостов в предисловии .. очередному труду гарвардского профессора Хантингтона («Кто мы? Вызовы американской национальной идентичности». – М., 2004) с неоправданным, на мой взгляд, пренебрежением пишет о национальном самосознании русских. Сей специалист полагает, что на вопрос «Кто мы?» русские отвечают: «Мы – не они», – не формулируя при этом, в чём состоит содержательный аспект отличия».
Между тем русские весьма преуспели в познании самих себя. Как бы ни было заманчиво обратиться за подтверждением сказанного к нашей художественной литературе, музыке, искусству, вынужденно воздержимся от этого. Единственно для примера вспомним потрясающий эпизод из романа Льва Николаевича Толстого «Война и мир», когда покидающая Москву семья Ростовых, отдаёт подводы для раненых в Бородинском сражении. «Мы же не немцы какие-нибудь», – так говорит Наташа Ростова, которой в то время, кажется, лет семнадцать. Кстати, я уверен, что здесь под словом «немцы» не имеется в виду конкретная нация, речь вообще об иностранцах.
Так что русские прекрасно понимали, «кто мы», и на бытовом, житейском уровне, а что уж говорить, когда вершились государственные дела!.. Мне думается, что в преддверии 2009-го года (официально объявленного рубежом перехода на двухуровневую систему бакалавр-магистр) весьма актуально обратиться к отечественным образовательным традициям. Спору нет, движение вперёд необходимо и неизбежно, но не менее необходимо и сохранить наше неповторимое «мы», не растворив его во всеобщем «они»!..
В настоящее время идёт заинтересованный всероссийский диалог о будущем нашего образования. Возможно ли вмешательство в него?.. Напомню о полузабытой сегодня статье Ивана Васильевича Киреевского «О характере просвещения Европы и о его отношении к просвещению России» – пусть это и будет развёрнутым аргументом для размышления о русской самобытности отечественном просвещении, нашем месте в мире…
Чтобы понять, «кто мы», нужно, по мнению Киреевского, осознать различия между Россией и Западом, русским и западным просвещением, что становится актуальным для второй половины ХIХ века. Раньше же, по мнению исследователя, данный вопрос или не ставился, или решался предельно легко – в том смысле, что мы всем обязаны Западу и «образованность наша начинается с той минуты, как мы начали подражать Европе, бесконечно опередившей нас в умственном развитии. Там науки процветали, когда у нас, их ещё не было; там они созрели, когда у нас только начинают распускаться. Оттого там учители, мы ученики; впрочем – прибавляли обыкновенно с самодовольством, – ученики довольно смышлёные, которые так быстро перенимают, что скоро, вероятно, обгонят своих учителей» (все цитаты даются по изданию: Киреевский И.В. Избранные статьи. – М.: Современник, 1984. – С. 199-238).
Теперь же мы поняли, продолжает И.В. Киреевский, что «обгонять» своих учителей нам вовсе даже и не нужно, ибо реальность свидетельствует, что западное просвещение уже исчерпало свои возможности. Почему же тогда очевидные успехи европейской науки и просвещения вызывают «почти всеобщее чувство недовольства и обманутой надежды»? А потому, что за знаниями, научными успехами «потерялся» человек, отныне он предстаёт какой-то «умственной функцией», рациональной единицей, словно у него никогда не было того, что называется богатым и неповторимым внутренним миром.
И.В. Киреевский печалится о «разрушительной рассудочности» западного человека, который уверовал в то, что «собственным отвлечённым умом может сейчас же создать себе новую разумную жизнь и устроить небесное блаженство на преобразованной им земле».
Однако реальность опровергает миф о всемогуществе разума, его однозначной «положительности» (совершенствование орудия убийства, технологии преступлений и т.п. – это ведь тоже плоды разума!), значит, у западного человека второй половины Х1Х века два пути: или «довольствоваться состоянием полускотского равнодушия ко всему, что выше чувственных интересов и торговых расчетов», или же «опять вернуться к тем отвергнутым убеждениям, которые одушевлял Запад прежде конечного развития отвлечённого разума».
Почему же культура Запада, характер его просвещения сложились именно так, а не иначе? И.В. Киреевский утверждает, что «три исторические особенности дали отличительный характер всему развитию просвещения на Западе. Вот они, «три элемента Запада: римская церковь, древнеримская образованность и возникшая из насилия завоевания государственность».
Обратимся к России, уникальным особенностям её облика. Коренные начала русского просвещения не бросаются в глаза, как, например, обращает на себя образованность европейская. И.В. Киреевский прав, что «римская церковь, древнеримская образованность и возникшая из завоеваний государственность – были совершенно чужды древней России». Последняя приняла христианское учение от Греции (через Византию). Образованность древнеязыческого мира «переходила к ней уже сквозь учение христианское, не действуя на неё односторонним увлечением, как живой остаток какой-нибудь частной народности».
Русский народ устраивался самобытно, поскольку не испытывал завоеваний. Да, были татары, ляхи, немцы и т.д., но враги, временами угнетавшие русский народ, «всегда оставались вне его, не мешаясь в его внутреннее развитие». Они «могли только остановить его образование и действительно остановили его, но не смогли изменить существенного смысла его внутренней общественной жизни». Россия даже во времена феодальной раздробленности сознавала себя как единое живое тело. Разрозненные мелкие княжества объединяло единство убеждений, «происходящих из единства верования в церковные постановления».
Государственное пространство России скрепляло множество уединённых монастырей, «связанных между собой сочувственными нитями духовного общения». То есть, на Западе – отгороженные друг от друга высокими стенами рыцарские замки, у нас – монастыри, хоть и уединённые, но представляющие между собой как бы единый духовный организм.
Церковь на Руси невидимо вела государство к осуществлению высших христианских начал, никогда не мешая его естественному развитию». И.В. Киреевский настойчиво доказывает «…русское общество выросло самобытно и естественно, под влиянием внутреннего убеждения, церковью и бытовым преданием воспитанного. Однако же – или, лучше сказать, потому именно – в нём не было и мечтательного равенства, как не было и стеснительных преимуществ. Оно представляет не плоскость, а лестницу, на которой было множество ступеней; но эти ступени не были вечно неподвижными, ибо устанавливались естественно, как необходимые сосуды общественного организма, не насильственно, случайностями войны, и не преднамеренно, по категориям разума».
Одно из самых характерных отличий Запада от России – в укоренённом в русском обществе убеждении, что «личность есть первое основание, а право собственности только её случайное отношение». Не то на Западе, где всё строится на «…развитии этого личного права собственности, так что сама личность в юридической основе есть только выражение этого права собственности». У нас же «отношения помещика к государству зависят не от поместья его, но его поместье зависит от его личных отношений».
Хорошо иллюстрирует русское национальное самосознание цельность семейной жизни. И.В.Киреевский полагает, что в ХIХ веке эта цельность ещё сохранилась в крестьянском быту: «…каждый член семьи, при всех своих беспрестанных трудах и постоянной заботе об успешном ходе всего хозяйства, никогда в своих усилиях не имеет в виду своей личной корысти. Мысли о собственной выгоде совершенно отсёк он от самого корня своих побуждений. Цельность семьи есть одна общая цель и пружина. Весь избыток хозяйства идет безотчётно одному главе семейства: все частные заработки сполна и совестливо отдаются ему».
А вот ещё одна важная особенность русского характера: не стремится выставлять свою «самородную особенность» как особое достоинство, «всё честолюбие частных лиц ограничивалось стремлением быть правильным выражением основного духа общества».
И ещё одно важное отличие русского от европейца, подмеченное И.В.Киреевским: « Западный человек искал развитием внешних средств облегчить тяжесть внутренних недостатков. Русский человек стремился внутренним возвышением над внешними потребностями избегнуть тяжести внешних нужд». Иными словами, для русских важнее внутренняя гармония, чем внешние блага. Или сегодня это не так?!.. Именно так, потому и раздаются всё громче голоса о возрождении духовности! Речь не о том, чтобы вернутся в избу, но о том, чтобы жизнь человеческая строилась на нравственных основаниях, а не по понятиям бизнеса.
По мысли И.В.Киреевского, следует осознать односторонность европейского просвещения, но не «вытеснять» его, а наоборот – «обнимать его своею полнотою» придать ему «высший смысл и последнее развитие». Тогда и будет в России современная наука, в тоже время опирающаяся на самобытные начала, разовьётся «искусство, на самородном корне расцветающее». Словом, путь просвещения – в «одухотворении» достоинств европейской образованности православием, в сохранении национальных самобытных начал, которые должны определять общественное развитие.
Перепечатка из журнала «АЛТАЙ» № 2, 2008. С. 137 – 145.
СКВОРЦОВА (ГОВТВАН) Ольга Вячеславовна родилась 8 марта 1974 г. в Бийске. В 1996 году окончила Бийский педагогический институт, художественно-графический факультет. Первая публикация стихов состоялась в 1990 году. Печаталась в местных изданиях, коллективных сборниках «Парус», «Начало», альманахах «Бийск», «Чуйский тракт», журнале «Алтай. Автор поэтических сборников «Исповедь» (1997 г.), «Прогулки по античному Бийску»(2004 г.), «Фарфоровые крылья» (г. Барнаул, 2006 г.).
Ольга Вячеславовна – руководитель детской студии «Жар-птица», редактор сборника «Жар-птица», один из руководителей ежегодных семинаров молодых литераторов (поэзия).
***
Корней скрипели твердые фаланги –
вмерз в землю лес.
И белый свет светился, словно ангел,
и шел с небес.
И поседели,
стали величавы,
как в Пасху – хлеб,
деревья,
на своих ветвях качая
прошедший век.
***
Ошибка всегда человечна.
Ей цену узнаешь потом,
когда на бескрылые плечи
Извечный укажет перстом.
Когда улыбнусь я нелепо,
не споря, – до нимба ли мне…
Когда между небом и небом
привычно стою на Земле.
***
Будет тыкаться в двери,
как озябшая кошка,
дождь промозглый, бездельник,
письма в желтых конвертах,
заплутавшие в лете…
Но на адрес заветный
вряд ли кто-то ответит.
А сентябрь непогодит
и вздыхает нервозно –
к нам обычно приходит,
но всегда слишком поздно.
***
Окно покинутого дома –
квадрат очерченной любви.
Всегда одно.
Всегда бездонно.
Всегда полуночно горит.
Всегда чужие силуэты
на подоконнике сидят.
Там телефоны безответны
И постоянен листопад.
***
Осень упала, как муха в стакан.
Жалко – не выпить.
И сразу не выпить…
Ветер на ветках качается – пьян.
Солнечный маятник в небе на нити.
Сяду у храма – горят купола,
где листопадного золота много.
Знать бы, о чем, замерзая, трава
тихо и долго беседует с Богом.
Не успевая себя пожалеть,
ярко живут и горят неизменно –
желтые листья на черной земле,
осень, упавшая в кофе вселенной.
***
И вострубил нам гибель скорую
какой-то ангел-радикал.
Его скрутили – и на скорую,
Двух санитаров по бокам.
Бедняга парень! Пусть подлечится.
Когда гудеть – пора бы знать.
А вдруг проснется человечество,
тараща глупые глаза?
А над землею миг безветрия
и до небес подать рукой…
Какой сегодня день?
Бессмертие.
А как же Бог?
Да Бог с тобой!..
ДЕСЯТОВА Зоя Николаевна родилась 12 октября 1947 года в селе Журавлиха Алтайского края. Окончила Бийский механико-технологический техникум (была лаборантом, инспектором по закупкам и качеству сельхозпродуктов), затем Алтайский технологический институт (специальность «Химическая технология высокомолекулярных соединений»). Около двадцати лет работала в НПО «Алтай» – «в науке», инженером, младшим научным сотрудником, затем, в перестроечные годы, председателем садоводства, комендантом лицея. Уйдя на пенсию в 45 лет, была предпринимателем.
Начало творческого пути и первая публикация – 1997 год в альманахе «Бийск» и журнале «Алтай». Участвовала в трех краевых семинарах молодых литераторов. Занималась в краевой литературной студии Юрия Козлова. В настоящее время – руководитель городской студии прозы города Бийска «ГРАН». Руководитель проекта и составитель литературно-художественного, публицистического сборника Бийского отделения краевой писательской организации «Я расскажу вам о Бийске». Член Совета Алтайской краевой писательской организации.
Публиковалась в краевых журналах: «Алтай», «Барнаул», альманахе «Бийск», «Я расскажу вам о Бийске», местных СМИ. Автор 4 прозаических книг: «Такова жизнь» (1998 г.), «Времена не выбирают» (2002), «Детдомовка» (2004 г.), «На грани» (2007 г.). Дипломант БО Демидовского фонда.
Зоя ДЕСЯТОВА
Из повести «БЕЖЕНЕЦ»
Отрывок
- Вот, знакомьтесь – это Люба… Любовь Викторовна, – сказала Оксана, подводя подругу к мужчине.
Люба неожиданно оробела… и удивилась этому. Стеснительной она, может, и была в юности, но период этот прошел, теперь она зрелая сорокалетняя женщина. И так вот стоять и не знать, что сказать? Любовь Викторовна поразилась своему смущению! Что с ней? Чуть пролетела искорка интереса к мужчине, и тут же вспыхнуло и загорелось в ней давно не испытанное живое чувство радости и изумления! Неужели ожидание чуда сделало свое дело? Но… не настолько же сильно, чтобы потерять дар речи? В школе, где она работала, слыла хорошим оратором, всегда находила, что сказать, как ответить. И сейчас ей приходится общаться с высокопоставленными лицами, бывать в администрации города, в налоговой инспекции, в банке, где у садоводства свой счет, и чтобы стушеваться или растеряться перед людьми – такого Люба вообще не припомнит.
- Сергей Николаевич, – представился мужчина, скользнув взглядом мимо смущенной женщины, лицо его стало вежливым и непроницаемым, как для покупателей. Сергей подал руку. Она показалась ей мягкой, податливой и послушной.
«Такая же, как сам хозяин… а от меня он, кажется, не в восторге», – взволнованно подумала Люба. С ужасающей ясностью она понимала, что робкая искра надежды на взаимный интерес, не успев разгореться, может тут же угаснуть. Настроение испортилось. Люба понуро стояла рядом с мужчиной, мысли копошились, как крысы, она вдруг почувствовала себя одинокой и никому не нужной.
Люба не знала даже, что делать в данной ситуации, которая показалась такой же неразрешимой, как в юности, когда ей пришлось стоять на танцплощадке одной. Подружка пришла с парнем, с ним весь вечер и танцевала, а Любу никто ни разу не пригласил. Гремела надрывная музыка, задевая самые сокровенные душевные струны. Крики, вздохи, визг… Перед глазами все мелькало, сливалось, танцующие пары стали общей, одновременно взбесившейся радостной толпой, а Люба, взбудораженная до глубины души, одиноко стояла у стены, как оплеванная, и, чем больше веселились танцоры, предаваясь веселью до одури, до умопомраченья, как в последний раз, тем горше становилось ей. На глазах появились слезы.
Тогда она убежала, не дожидаясь конца вечера, не могла больше испытывать в душе бурю пронзительных разрушительных чувств, от которых не хотелось жить. Всю дорогу, шагая по темной улице домой, Люба плакала. Неужели она самая худшая, самая последняя девчонка на свете, недостойная мужского внимания? Это потом Любой восхищались, говорили комплименты, предлагали выйти замуж, но однажды испытанный ею позор остался жить в душе, и долго еще ласковые слова, обращенные к ней, Люба воспринимала с недоверием.
Те же самые чувства овладели ею и сейчас. Стоя рядом с мужчиной, который ей сразу понравился, она интуитивно почувствовала испытанное тогда на танцплощадке чувство одиночества. Любу охватил ужас, глаза подернулись влагой, захотелось, как тогда, убежать… Но Люба резко одернула себя. Теперь ей не шестнадцать, она контролирует себя, она не заплачет, не пойдет в киоск, не схватит свою сумку, не кинется вон, вызвав усмешку за детское поведение. Но полностью взять себя в руки Люба, сколько ни силилась, не смогла. Она стояла рядом с подругой и подавленно молчала, понимая странность и неприятие своего поведения.
- Я закрываю киоск, ты-то долго будешь работать? – спросила беженца Оксана.
- Нет, сегодня я итак задержался, тебя жду, – широко улыбнулся мужчина.
- Тогда собирайся, – приказала она.
Любовь Викторовна чувствовала себя униженной и не слушала, о чем еще говорила подруга с мужчиной. Она понимала, что неожиданно возникшее чувство, без ответной поддержки не только улетучится, исчезнет, как туман, как дым, и она вновь станет тем, кем была – орудием труда, рабочей скотинкой, чуждой радостным переживаниям, но это знакомство надолго выведет ее из равновесия, напомнит о том, что она не живет, а существует.
- Оксана, я поеду домой, – сказала Люба, когда женщины вернулись в киоск.
- Да хватит тебе! Договорились же!
- Я не хочу быть третьей лишней…
- Да отвали, ты! Мне он не нравится. Пусть посчитает за счастье, что такие женщины, как мы, с ним вечер проведем! – в сердцах уже говорила Оксанка.
- Зато ты ему нравишься!.. – с сожалением утвердила Люба, понимая, что раздиравшее ее чувство неуверенности, соседствовало с чувством не проходящего интереса по отношению к мужчине, которого увидела впервые.
- Конечно! Но это ничего не значит. Я хочу тебя с ним поближе познакомить, подруга, – ответила Оксанка, придирчиво оглядела свое отражение в висевшем на стене зеркале.
В очередной раз убедилась, что хороша, гордо вскинула голову, и добавила:
- Но, кроме того, он у меня в киоске оставляет свою сумку. Я для него – еще и бесплатная камера хранения.
«Ну, и познакомила, а что толку?» – подумала Люба и, покосившись в сторону беженца, увидела, как тот быстро начал скидывать товар в сумку.
Выражение лица показалось ей озабоченным. И даже ответственным. Человек будто готовился к бою, настолько напряженно он выглядел. Оглядываясь по сторонам, словно кого-то потерял или от кого-то скрывался, он двинулся к мясному прилавку, продавщица подала ему сверток, потом пошел вдоль рядов, что-то купил и скрылся из вида, затерявшись среди прилавков и покупателей.
Радости на лице его Люба не увидела и вдруг подумала о том, что радоваться ему и нечему: ни квартиры у него здесь нет, ни работы, ни семьи… по сравнению с беженцем, даже она неплохо живет. У нее есть собственная квартира и не одна. Ее никто, никогда и никуда не выгонит, она не станет скитаться по свету в поисках пристанища, и с голоду не умрет. И даже то, что у Любы низкооплачиваемая, но постоянная работа, дети и мать со своими проблемами, показалось сейчас преимуществом.
Любовь Викторовна любила нагонять на себя блажь, представлять все в черном цвете, вечно ей казалось, что только у нее все плохо и никакого просвета нет! Ну, вернется она сейчас домой, в свое жилище, будет весь вечер «пластаться» с заготовками, уставшая, ляжет спать, заставив себя забыть, что вне ее квартиры существует огромный мир – жизнь, не придуманная и не вымышленная, не приукрашенная и совсем не такая радужная, какой виделась когда-то в мечтах, зато настоящая и реальная.
Увидев, как подруга прихорашивается перед зеркалом, Люба подумала: «Вот для кого законы и правила не имеют значения. Она не стыдится ни самой себя, ни окружающих людей. Делает и поступает так, как считает удобным и приятным для себя».
А Оксану раздражала Любовь Викторовна своими вечными, как маятник, колебаниями: то иду, то не иду, то буду, то не буду – постоянным нытьем по поводу и без повода, копанием в себе, а так ли она поступила, как надо… Носится со своими садоводами, принимает все близко к сердцу, на каждую мелочь внимание обращает. Послала бы всех подальше, не нянькалась с ними, и все остались бы довольными.
Единственное, что Оксана ценит в ней – умение Любы поговорить, поддержать беседу, поэтому Оксане легко быть с ней в компании, особенно с образованными мужчинами. Только сегодня Люба показалась ей подозрительно молчаливой, растерянной и не общительной.
- А мне беженец понравился, – вдруг смущенно созналась Любовь Викторовна и испытующе посмотрела на подругу.
- Да, правду говорят: на вкус, на цвет товарищей нет. Тогда тем более, тебе надо поближе с ним познакомиться! – сказала Оксана Николаевна. – Хотя я не понимаю, как тебе мог понравиться этот хлипкий мужик? Конечно, если хочешь воспользоваться, чтобы картошку помог копать, тогда другое дело. А так… Хотя… Можешь проверить в постели… вдруг понравится – оставишь.
- Оксана! О чем ты говоришь? Я… – возмутилась Люба.
- Все, молчи, он сумку тащит, – перебила Оксана, понимая, что подруге просто нечего сказать. А может, ей каждый мужик в радость?
Сергей Николаевич занес и поставил в угол свою сумку, быстро, по-деловому помог Оксане закрыть киоск металлическими ставнями, и все двинулись в сторону выхода. Сергей, видимо, понял, что Оксана надумала взять с собой подругу, но деликатно промолчал.
- Что с собой из еды возьмем? – без стеснения спросила беженца Оксана.
- Я вот кусок свинины купил, пожарим с помидорами, хлеба взял, крупные яблоки есть, вино сухое… Может, еще что купить?
- Нет, не надо. Иди к лестнице… Мы зайдем в одно место, а потом догоним…
- В какое место? – напугавшись беспардонного откровения подруги, спросила Люба, когда мужчина отошел. – В туалет, что ли?
- Ты знаешь, что я вино не пью, бутылку самим придется брать, – заметила Оксана.
- Водки? – уточнила Любаша.
- Ну, не этой же… мочи, что он купил. Знаешь, у меня появилось желание смыться от него.
- Нехорошо это, – заметила Люба.
- Нехорошо, и хрен с ним! Мог бы узнать, что я пью, – возмутилась Оксана, поняв, что за беженцем надо было проследить, как за маленьким, с подруги-нищенки взять нечего, потому и придется самой расходоваться.
- Он и подумать не мог, что бабы водку хлещут… – оправдала мужика Люба.
- Кто хлещет? С устатку, да за компанию – сам Бог велел.
Оксана купила бутылку водки, сигареты, сунула Любе в пакет, где и так было с полведра огурцов, помидоров и зелени, гордо подняла голову и под восхищенные взгляды Сергея Николаевича с достоинством зашагала по широкой лестнице вниз, приподняв юбку, из-под которой виднелся черный кружевной подъюбник.
- Оксана, у тебя подъюбник виден, – догнав подругу, шепотом сообщила ей Люба.
- Ага, – кивнула Оксана, но юбку опускать не торопилась. Подумала: «Бестолковая эта Любка, не понимает, что я специально так делаю. Пусть мужики полюбуются моими красивыми загорелыми ногами, да еще и в кружевах».
Люба, запинаясь и держась за поручни, шла медленно, боялась уронить тяжелый пакет и разбить бутылку. Ей все не нравилось: и то, что она безденежная, и Оксанка считает своим правом командовать ею – держать за грузчика, и то, что беженец не обращает на нее внимания. Зачем она тащится с ними, слушает заносчивые слова подруги, унижается? Разве Сергей Николаевич не видит этого, не может оценить ситуацию? Ведь он неплохой продавец, а значит, и психолог! Дойдя до остановки, Люба повторила Оксане:
- Я домой поеду, мне заготовки надо делать!
- Не дури! Ты же говорила, что дочь в лагере, сын на облепиху уехал…
- Ну…
- Ну. Загну! Пошли, давай!
***
От центрального рынка до Оксанкиного дома шли пешком. Ехать на трамвае Оксана не захотела и не потому, что «приспичило» прогуляться – просто моложавая Оксана, будучи старше Любы лет на десять, не хотела показывать себя старухой. Она могла ездить бесплатно на любом виде транспорта по пенсионному удостоверению, успев, как говорила сама Оксанка «заработать вредность». Выглядела она просто замечательно, никто и представить себе не мог, что ей – пятьдесят. Кроме того, было в Оксане что-то такое, чем не обладала простоватая Люба – какой-то шарм, кураж и манерность. Оксана знала, что нравится мужчинам, и вела себя кокетливо, с достоинством. Никогда не рожавшая женщина, сохранив девичью фигуру, не только казалась, но и была молодой и красивой.
Казалось, что путь к дому Оксаны не такой уж длинный: мимо дома-клюшки до универмага, в сторону строящегося медицинского комплекса «Мать и дитя», возле которого и жила Оксана. Сумка оттягивала руки, поэтому Люба то и дело останавливалась. Она ставила груз на землю, стояла мгновение, выпрямившись, растирала побелевшие пальцы и тяжелой поступью смиренно двигалась дальше.
Ни Сергей Николаевич, ни подруга не обращали на плетущегося в хвосте «грузчика» никакого внимания. Беженец шел рядом с Оксаной, рассказывал ей что-то о шахматах и шахматистах. Дама важно и одобрительно кивала головой, но для Любы было очевидно, что все его потуги заинтересовать женщину, были бессмысленны. Главное достоинство мужчины для темпераментной Оксаны заключалось совершенно в ином, Люба знала это и, несмотря на усталость и напряженность, скупо улыбнулась. И все же она с напряженным интересом поглядывала на шагавшего впереди мужчину. Сергей Николаевич за все время следования ни разу не прервал разговор.
Из мужчины буквально лился словесный поток: знал он много таких событий, фактов и дат, о которых Любовь Викторовна, будучи учителем, даже не подозревала. Мужчина не переставал ей нравиться. Было досадно, что на нее он так и не обратил внимания. Она вдруг сообразила, что мнение Оксаны по отношению к беженцу может и поменяться: она с содроганием увидела, как в подъезде, при подъеме по лестнице на свой четвертый этаж Оксана, шедшая впереди беженца, вновь задрала подол юбки, демонстрируя свои стройные, утопающие в кружевах ноги.
Люба, наконец-то, поняла, что подруга завлекала мужчину. В душе ее вспыхнула ярость, бессильная, запоздалая и неуместная. Она душила ее, не находя выхода, и надо было как-то справиться, утихомирить ее, всю свою волю бросить на то, чтобы успокоить самое себя, бесившую ее злость и неприятие происходящего. Сколько можно злиться и сдерживаться, она не железная, не каменная, чтобы вновь и вновь успокаивать, обуздывать свои эмоции! Но выхода им нет.
И вот уже малиновым жаром полыхает лицо, она чувствует, как разливается краска, и понимает также, что сейчас все увидят, узнают то, что она так тщательно скрывает. Но никто не собирался обращать на нее внимания. И мужчина, и женщина были заняты только друг другом. Приостановившись, Люба приложила холодный платок к пылающему лицу, стараясь успокоиться.
Люба придирчиво оглядела идеально чистую Оксанкину квартиру. Немного мебели, красивые шторы на окнах, свежие розы в хрустальной вазе, которые периодически привозила подруге с огорода она же. Оксана открыла балкон, и ворвавшийся ветер развевал теперь оконным ажурным занавесом, как живым флагом, доставая до середины комнаты. На кухне тоже все блестело, каждая вещь лежала на своем месте. Собранные волнами занавески с красным рисунком в горошек освежали кухонное окно. Люба поставила сумку на кухне, вымыла руки и сполоснула холодной водой пылающие щеки,
- Сможете пожарить мясо? – спросил Сергей Николаевич, глядя на Любу большими зелеными глазами, которые показались ей холодными, колючими льдинками.
- Не знаю, – ответила Любовь Викторовна и тут же, боясь, что мужчина увидит ее красное воспаленное лицо, наклонилась к сумке, сделала вид, что достает овощи.
Мало того, что готовить не любила, так еще и мясо. Она давно не покупала его и не знала, что с ним делать. А если и выгадывала иногда денег на небольшой кусочек свинины, то делала фарш и стряпала пельмени или пироги – так получалось гораздо выгоднее.
Все внутри нее продолжало клокотать. Она никак не могла смириться с той непонятной ролью, которую ей отвели. Любу то грызла обида, и на глаза наворачивались слезы, то вспыхивала злость на весь несовершенный мир, и слезы тут же высыхали. И эти колебания жалости к себе, ненависти к людям, которые вели себя не так, как надо, изматывали ее.
Волнение все усиливалось, захотелось вдруг закричать, сделать что-то неожиданное и бессмысленное, в конце концов, хлопнуть дверью и с шумом навсегда исчезнуть из квартиры. Но Люба лишь склоняла свою голову все ниже и ниже, стараясь не показывать бушующую в груди бурю чувств: она не имеет права взрываться. Ведь люди эти самодостаточны и вольны делать то, что считают нужным, тем более, одного из них Люба видит впервые, а другая – ее подруга. Они ей ничем не обязаны и тем более ни в чем не виноваты.
- Пожарим, конечно! – услышала просьбу мужчины Оксана.
Она переоделась в белоснежный халатик, который оттенял загоревшее тело, открывал красивую грудь и стройные ноги.
- Если не сможете, то я сам, – заметив неладное, предложил Сергей Николаевич.
- Сможет, она хорошо готовит, – решилась подтвердить Люба.
Она все еще стояла, полуотвернувшись к сумке, и разговаривала, скрывая свое лицо. Ей хватило выдержки признать практические способности подруги. И вдруг Люба сообразила, что это еще один плюс в пользу подруги – и красивая, и хозяйственная, и бездетная, и живет одна в двухкомнатной квартире, а куда лезет она? Со своими-то «хвостами» и проблемами!
Раздираемая двойственным чувством: огромным желанием понравиться мужчине и пониманием невозможности этого сделать – Люба вновь почувствовала, как напряглись мышцы рук и ног, будто оттого, что она волнуется, переживает и начнет биться головой об стену, что-либо изменится. Она понимала это, но натянутое, как струна, тело не слушалось, щеки продолжал заливать алый румянец. Люба даже покачнулась, будто ее толкнули в грудь, и вся красная, на слабых ногах, опустилась на край стула, обругала себя: «Так и в больницу загреметь недолго. Трясешься, будто от этого что-то изменится. Успокойся,… пожалуйста. И все пусти на самотек!»
Чтобы прийти в себя, Люба решительно и поспешно взялась мыть, а затем резать огурцы, помидоры, лук для салата, стараясь не вникать больше в нелепую для себя ситуацию, не распалять свое богатое воображение до бесконечности, постаралась отвлечься, отключить свое сознание до уровня автоматического робота. Чтобы окончательно успокоиться, Люба, как со стороны, стала наблюдать за каждым своим шагом и отгоняла рой неприятных мыслей прочь.
Хозяйка достала и поставила каждому серые стеклянные тарелки, мельхиоровые вилки, цветные салфетки, Люба пододвинула яркий красно-зеленый салат на середину стола, что сразу придало ему нарядный праздничный вид. На сковороде уже шипело, разнося насыщенный, аппетитный запах, мясо. Сергей Николаевич достал из сумки бутылку вина, начал ее открывать.
- А давайте с водки начнем, – не стесняясь, предложила Оксана Николаевна. – С такой-то закусью!
Под удивленный взгляд Сергея Николаевича она торжественно поставила на стол бутылку водки. При этом полы халатика распахнулись, и Люба увидела мелькнувшие на ней плавки. Женщина не торопясь, запахнулась. Беженец, которому, казалось, предложение хозяйки не совсем понравилось, ничего не ответив, продолжал открывать дорогое марочное вино, но хозяйка вновь категорически заявила:
- Будем пить водку!
- Как скажете… – протянул беженец, с сожалением закрыл бутылку и вздохнул.
Люба, решив не волноваться что бы ни произошло, взяла на себя роль бесстрастного стороннего наблюдателя, исподтишка неотрывно следила за ними, никак не реагируя и не принимая участия в разговоре. Сценарий, затеянный Оксанкой, она не знала и, немного успокоившись, уже не хотела знать, что будет дальше. Она дала себе установку, ни во что не вмешиваться и ничему не удивляться. Оксанка, говоря, что Сергей ей не нравится, теперь открыто кокетничала с ним. Выпив водки и толком не закусив, она побежала на балкон, села на стульчик, закинула ногу на ногу и, красиво придерживая сигаретку в тонких пальцах с длинными ногтями, показывала себя не то продвинутой, не то доступной …
Люба с напряжением наблюдала за непонятными действиями своей подруги, которая, оказывается, завлекала мужчину изо всех сил. Вначале Любе показалось, что она не сможет спокойно наблюдать за развитием любовных отношений подруги и человека, который ей безоговорочно нравился. Нравился, несмотря ни на что. Люба, не спеша, прокручивала ситуацию вновь и вновь. Какая же она все-таки доверчивая и безвольная! Сказала Оксана, что беженца пригласила для нее, и Люба поверила этой версии, позвала с собой, и она, почти не сопротивляясь, пошла. А сейчас она, будто собака, следит за каждым движением людей и дожидается слова «Фас!». Так нацелила ее Оксанка. Это не она так низко пала, это ее обманули. А Любовь Викторовна, действительно, никогда не знала промежуточных оттенков. Только белое и черное.
Вслед за Оксанкой и беженцем Люба вышла на балкон. Голодная и обиженная на неожиданное поведение подруги Люба продолжала молчать. Сергей, обнаружив затянувшуюся паузу, стал восторгаться парком, окружающим Оксанкин дом, открывающимся с четвертого этажа видом на реку, но монолог, никем не поддержанный, затих. Оксанка с недоумением оглянулась на Любу: «Что это с ней? В аналогичной ситуации она должна была подхватить и продолжить разговор, зная, что собеседником Оксана была «никудышным».
Развлекать гостей – Любина неписаная обязанность!
Не понимая, что творится с подругой, Оксана закатила глаза, издала многозначительное: «М-да» – и вновь глубокомысленно замолчала. Люба продолжала прокручивать ситуацию: «Дурочка, что я тут делаю, зачем сижу, чего-то выжидаю? Дома сейчас бы уже давно спала. Лукавая подруга знала, для чего меня брала».
В очередной раз, когда Оксанка пошла курить, а Сергей кинулся за ней, Люба осталась на месте. Чувство досады и беспокойства не проходили. Люба была на взводе и вновь взялась успокаивать себя: «Вот, представь, что ты одна за столом. Ты просто сидишь, просто ужинаешь, и сегодня неплохие блюда, шикарные куски мяса, пир на весь мир, чем можно быть недовольной? Итак, я одна и спокойно ужинаю…».
Люба украдкой налила из красивой бутылки вина… и молча стала есть жареное мясо, которое показалось ей восхитительным, пусть вкусная еда порадует ее больше, чем мужчина. И … глупо, конечно, сравнивать хороший ужин с мужчиной, но постепенно настроение ее заметно улучшилось.
Люба не чувствовала себя безнадежно убитой горем. Удовольствие от еды вдруг оказало на нее благоприятное воздействие, прошло то напряжение, те разрушительные колебания злобы и бессильной ненависти. Люба начала, наконец-то, здраво рассуждать. Она поняла, для чего ее пригласила Оксанка – для сравнения, которое было не в пользу Любы.
Вот почему так настойчиво тянула Оксана к себе подругу, не для того, чтобы поближе познакомить с мужиком, а для того, чтобы он посмотрел насколько хороша она на фоне этой замухрышки Любки, которая, по сравнению с ней, ничего из себя не представляет. Да что про нее говорить! Она просто какое-то ничтожество! «Вот и хорошо, что сама развязала мне руки, дала возможность действовать ее же методами. Пусть тешит себя иллюзией, что все идет по плану, а я… да что это я сделаю, ишь, расхрабрилась, – спокойно осадила себя Люба. – Единственное, что можно сделать в данной ситуации, не сидеть молча, а поговорить с ним».
На этот раз сотрапезников не было долго. А может, просто Любе показалось, что время тянется бесконечно и нудно. Люба упрямо продолжала сидеть на кухне, показывая, что все ей надоело, и поведение подруги не нравится. «Интересно, чем они там занимаются?», – уже равнодушно думала Люба. Она уже сдалась на милость победительницы, понимая, что борьба за мужчину, так и не начавшись, была ею проиграна.
После выпитого вина захотелось спать. И только она собралась подняться, чтобы лечь в другой комнате на диван, как появилась загадочная пара. Люба подвинулась, давая им возможность сесть, и ожидала хоть каких-то слов или объяснений, почему надолго пропали, но они молчали. Люба вмиг очнулась, интуитивно чувствуя, что у пары что-то не заладилось, и, не отрываясь, смотрела на мужчину, лихорадочно соображала, что сделать, что сказать, как привлечь к себе его внимание? Не ускользнуло и то, что беженец был чем-то расстроен. Налив себе вина, он выпил и сразу же накинулся на еду.
- А вы к нам откуда приехали, Сергей Николаевич? – все же вспомнила о своем намерении не молчать Любовь Викторовна, после того, как мужчина немного поел.
Скорее по инерции, из чувства упрямства и в отместку подруге, Люба начала свою игру. Если бы кто-то раньше обвинил ее в том, что она втайне жаждет соблазнить мужчину подруги, она подумала бы, что тот бредит. Но теперь, когда подруга обманула ее, все средства для достижения цели показались оправданными, Люба решила ни перед чем не останавливаться и предпринять все, что в ее силах, хотя на успех и не надеялась.
- Из Таджикистана! – коротко ответил мужчина, продолжая жевать.
- Неужели там так плохо, что пришлось уехать? – ласково продолжала расспрашивать Любовь Викторовна, давая понять, что ее не ужасает абсурдность ненужного разговора. Все ей нравилось в этом человеке: и то, как прямо он сидит, как бесшумно, не торопясь, ест, как, повернув голову, быстро и внимательно оглядел ее…
- После окончания института меня распределили на Нурекскую ГЭС. Русских таджики и раньше не любили, а после распада Союза, когда директором поставили таджика, он собрал команду из родственников, а русских специалистов разогнал, – сказал беженец, и глаза его засветились. Видимо, воспоминания о прошлом взволновали мужчину.
Люба с удовольствием встретила его завораживающий благодарный взгляд: «Неужели зацепила вопросами?»
- У вас семья там была? – продолжала расспрашивать она.
- С женой я в разводе. У меня двое детей, теперь уже взрослые. Дочь замужем, сын в армии служит. У меня однокомнатная благоустроенная квартира там осталась, – разговорился беженец, и, судя по ожившим чертам его выразительного лица, мужчине нравилось, что хоть кто-то интересовался им.
Люба видела теперь на себе вопрошающий и, вместе с тем, недоверчивый взгляд, казалось, все существо его рвалось ей навстречу, ожидая внимания, ласки и сочувствия. Люба понимала, что он с благодарностью ждал все новых и новых расспросов. Большие зеленые глаза его уже не оставляли ее в покое, в них она видела оживление. Этот чужой человек, почувствовав неожиданный к себе интерес и поддержку, на глазах ожил.
- А сын в какой армии служит?
- В российской. Когда забирали, еще Союз был. Теперь вот и возвращаться некуда.
- А жена где живет? – продолжала Люба, не давая ему времени на раздумья и молчание.
Изумрудные глаза беженца смотрели и смотрели на нее, вызывая желание не отпускать их от себя ни на миг.
- Да там же. Мы давно разошлись. Лет пять как.
В нем что-то проснулось, прорвалось. Неожиданные вопросы разбудили его, заставили, видимо, со стороны посмотреть на прошедший период жизни. Он на глазах помолодел, а на ресницах, казалось, блеснула влага. Любовь Викторовне хотелось забыть о существовании Оксаны, вот бы подсесть поближе к мужчине, рассказать о себе, о нелегкой своей жизни, о том, что она так давно его ждала, свою половинку… Неужели он не видит этого, не чувствует? Ах, как бы им было здорово вместе!
«Стоп! Размечталась», – подумала Люба, и, увидев, какие перемены происходят с мужчиной, начала закидывать его все новыми и новыми «невинными» вопросами. Боялась только одного – нечаянно сказать не то, что необходимо человеку в данный момент, в данном месте и времени. Не ошибиться, не сломать появившийся слабый росточек интереса к себе. Пусть беженец почувствует доверие, а это пока самое главное.
- Неужели надо было уезжать?
- Да я вроде и не собирался переезжать, но когда толибы стали ходить по улицам и расстреливать окна в домах, где жили русские, и убили соседку на третьем этаже, которая случайно оказалась близко к окну, вот тогда напугался по-настоящему. Жил я на втором этаже, по моим окнам тоже стреляли, но я в это время оказался на диване – этим спасся. Вот тогда и созрело решение бежать, куда глаза глядят. А тут знакомая уезжала в ваш Бийск, место оставалось в контейнере, я и решился. Взял кровать, постель, кое-что из мебели, ковры… только все это валяется теперь на станции Чемровка, я там некоторое время жил и успел поработать мастером. На кровати теперь спят дежурные, посуду растащили, ковры у друга в вагончике на полу валяются, и сам я теперь – бомж натуральный.
- А где сейчас живете? – продолжала расспрашивать Люба, заметив, что его рассказы становятся все более продолжительными.
- Комнатку снимаю неблагоустроенную, недалеко от церкви. Мне ее отдал церковный помощник, тоже беженец. Они с матерью приехали из Казахстана. Здесь у них родственники. Эту комнатку, где сейчас живу, они им приготовили. А для двоих там очень тесно, меня пустили на месяц, а теперь вот отказывают, – с удовольствием отвечал Сергей Николаевич, будто дорвался до собеседника, который слушал его с искренним интересом.
- Но ведь жена-то не уезжает? Значит, в Таджикистане можно жить?
- К женщинам там особое отношение. Да и работает она главным бухгалтером давно. Власть сменилась, а она осталась.
Люба видела теперь обращенный на нее взгляд, и радовалась установившемуся доверительному разговору и настрою. Теперь она точно знала, что пришла не напрасно, что это судьба. С Сергеем ей было легко и просто, будто они знали друг друга много лет. И уверенность в том, что отношения с ним все же наладятся, все более и более в ней укреплялась. Наконец-то Люба почувствовала себя уверенной, раскрепощенной, способной на любую остроумную выходку.
- Хватит вам собирать, что попало! – вдруг вмешалась Оксанка, и обратилась к Любе: – Что ты все выспрашиваешь, будто интересно?
- Мне интересно, не знаю как тебе? – ехидно заметила Люба. И подумала: «Недолго музыка звучала!»
Только что ею был построен чувственный мир. Помогли и планирующие, как летучие мыши, слова-разведчики, легко окутали добычу прозрачными нитями и слова-паучки. Рухнули оковы непонимания. Из «ниоткуда» появился легкий тончайший шлейф приподнятого настроения, и… вот его уже нет. Он разрушен словами злобной женщины, а праздничный настрой испепелен и растоптан. Хрупкий мостик отношений между мужчиной и женщиной исчез безвозвратно. Вновь появились раздражение и тяжесть. Все усилия оказались напрасными. Первым же окриком ей дали понять, что пора занять свое место.
- Что и поговорить с человеком нельзя?
- Да о чем говорить-то? У самой проблем выше крыши, а лезешь… туда же!
- Не поняла юмора, – удивилась Люба.
И, действительно, она ничего не понимала. Что Оксанке не нравится? Что она разговаривает с мужиком? Не понравилось, что он душу выкладывает? Люба видела в его глазах боль и желание, чтобы хоть кто-нибудь пожалел его. А может, Оксанке не понравилось, что у них появилось взаимопонимание?
- Мне бы женщину хорошую найти, все бы для нее сделал, – сказал вдруг напрямую Сергей Николаевич и… посмотрел на Оксанку.
Люба с ужасом поняла, что мужчина свою историю рассказывал не ей, а Оксане, надеясь на ее интерес и внимание. Любу обдало кипятком. Не смогла она найти ключика к сердцу мужчины. Ей только казалось, что появился взаимный интерес, что она понравилась Сергею. Нет и еще раз нет! Как ни прискорбно, но факт налицо. И подруга тут ни при чем, усилия Любы были смешны и напрасны. Почувствовав, что больше не выдержать, она резко поднялась из-за стола, чтобы уйти в другую комнату, не видеть людей, играющих на ее оголенных нервах, но услышала крик Оксаны:
- Иди домой!
Люба оторопела. Подруга ее выгоняет?! Из-за мужика? Но, резко обернувшись, увидела, что Оксана обращалась к мужчине.
- Куда же я пойду в два часа ночи! – огорчился беженец, и глаза его погасли.
- Не в два, а во втором! – парировала Оксана. Люба уже ничего не понимала. Что это подруга взбеленилась? Ни с того, ни с сего…
- Тем более, город чужой, автобусы уже не ходят. Пешком только к утру доберусь. А может, и не доберусь. Убьют где-нибудь! – «давил на жалость» беженец.
- Да кому ты нужен! – резко дернулась хозяйка.
- Оксана Николаевна, можно я в коридоре прилягу, дашь мне какую-нибудь тряпку. Ну, куда я сейчас? – умолял беженец.
- Ничего не знаю и знать не хочу. Уходи!
- Я даже города не знаю, могу заблудиться, – тихо сказал мужчина.
- Это твои проблемы. Уходи!
«Странная женщина: то приглашает, то выгоняет. И какая ее муха укусила? Мужик потратился, возможно, последние деньги отдал, и теперь на улицу?» – думала Люба, ожидая конца переговоров, но вмешиваться не стала – не она здесь распоряжается. Да и мужик не ее, чтобы заступиться или уйти вместе с ним.
Беженец пулей вылетел в коридор, схватил свой пакет и, хлопнув дверью, ушел, не попрощавшись.
ШЕВЦОВА (УРСАТИЙ) Идалия Федоровна
О СЕБЕ
Публиковалась в периодике и общих сборниках, альманахах, журналах России и Зарубежья с 1973 года. В 1994 году выпустила первый поэтический сборник в Бийске – триптих «Музыка души», куда вошли тоненькие брошюры: «Адажио сердца», «Соната военных лет», «Шукшинская рапсодия».
Эти маленькие брошюры явились визитной карточкой при вступлении в Союз писателей Приднестровья, куда меня приняли в 1995 году. После издано более десяти сборников поэзии и прозы.
Сейчас работаю над книгой «Сверстанное время», пробный экземпляр которого выпущен в 2006 году в Бийске.
Публикуюсь на Алтае, альманахах и журналах Приднестровья и Молдовы и постоянно – в сборниках «Я расскажу вам о Бийске», «Огни над Бией».
Занимаюсь общественной работой. В настоящее время – член Бюро клуба Шукшинистов. Веду постоянную переписку с шукшинистами России и Зарубежья. Выпускаю газеты-стенды, фотомонтаж о В.М.Шукшине и шукшинистах. Собираю уникальный материал по культуре, истории города Бийска и литературном объединении «Парус».
Руковожу детской студией в школе № 2, веду заочный кружок «Ветка сирени» в городе Рыбница ПМР. Пишу рецензии начинающим авторам, выступаю перед читателями в городах и селах Алтайского края.
Идалия ШЕВЦОВА
ВСТРЕЧА
Собрались ветераны на встречу
поделиться своим, сокровенным.
Тихо слушали друга речи…
Вдруг хлопок, и выстрел мгновенный!
Вздрогнул зал: встрепенулись люди –
а всего-то костыль упал:
ветерана ослабли руки…
Слава Богу, сверкнула не пуля,
только вздрогнул притихший зал.
И задвигались шумно стулья…
СКВОЗНАЯ СТРЕЛЬНА
И снова я с тобой, сквозная Стрельна:
и снова вижу я Дворцы и Парки,
и снова след свой ставлю в стремя
судьбы прославленной и жалкой.
Подарком нежным смотрит Почта века –
о, вечный Пушкин, ты бывал здесь, зная,
что возвеличил имя человека,
короткими стихами Стрельну славя
и стрельненскую Почту и деревню,
где козы блеют и белеют своды.
Я здесь крылатость счастья знала в годы,
что бликами на башенках мерцали,
и словеса, и листья созерцала,
и лицам улыбалась прихожан.
Как жаль, что время не возьмешь в беремя,
не понесешь,
но ногу бросить в стремя
еще смогу сейчас!
***
Я тоскую о мальчике,
этот мальчик – мой внук.
Я тоскую о девочке,
эта девочка – внучка,
проживает на Вальченко
с остановкою – «Круг».
А тоска ведь не семечки,
а тяжелая тучка.
Посмотрела б на внучка,
да нельзя лишний раз.
Поглядела б на внученьку,
подержала б за рученьку,
но мечтанья – мираж.
Это серая конница
абсолютного времени
не дает вместе быть.
Это мельница быта
человечьего племени
в сердце каждого ломится
зажимая в гранит
зерна чувств.
***
Гроза и град,
играть решили,
и ливень с ветром;
по метру высветились лужи.
Зарница, молния и град.
Любимый вымок, ждет и рад.
Здороваюсь,
а пальцы светятся,
передавая счастьепад!
БАТУРИН Лев Александрович родился 21 октября 1936 года.
«Мальчик родился, когда отец его уже бросил. Ничего хорошего не ожидалось. В школу пошел со всеми вместе. Учился не очень хорошо: пришлось учить и русский, и узбекский язык. На Украине, куда вскоре переехали пришлось изучать еще и украинский язык. Поэтому основной целью стало: доказать учителям, что я все сумею. Радовало то, что получались стихи. Так со стихами и живу, о чем совершенно не сожалею. Находились и слова, и мысли. И, слава Богу…», – пишет о себе поэт.
Лев Александрович – автор восьми поэтических книг: «Серебряный снег» (1998), «Мгновения осени» (2000), «Зазвенела капель» (2002), «Сердцу не прикажешь» (2004), а также детских книг: «Зайчики» (1995), «Если б…» (1997), «Радуга» (2000). К своему 70-летию Л.А.Батурин выпустил книгу «Замри, мгновение судьбы». В нее вошли наиболее яркие произведения из предыдущих сборников.
БАЛЛАДА О СЛОВЕ
О слове я слыхал немало:
Оно грохочет, словно гром,
Оно – как лезвие кинжала,
Оно несет душевный стон.
Ручьем журчит,
Рокочет морем,
И, согревая теплотой,
Бывает жарким, если спорим,
Бывает паузой пустой…
Сродни смешному анекдоту,
Зубасто, колко, бросит в дрожь,
В нем монотонную зевоту
От истин скучных наживешь…
Ударит тупостью ослиной,
Прижмет своею правотой,
Дохнет обычаем старинным
И зачарует красотой…
Загадок сколько в нем,
Открытий,
И неизведанных путей!
Оно, как женщина в зените,
Когда робеешь перед ней…
О, сколько нежности в нем,
Света!
Не запугай!
Не задуши!
Не отрешайся от совета
И откровения души.
***
Молиться вовсе не учили –
Прости, Господь, за немоту,
Прости за эту жизнь, за ту,
За все, что в жизни нагрешили.
Молиться нас не научили…
Молиться вовсе не учили.
Прости, Господь, заблудших нас.
Прости, пожалуйста, сейчас –
Пока не много нагрешили.
Прости, Господь, спиши грехи
И нас хорошему учи.
Молиться нас не научили.
***
Я ручейком пробил распадок,
Взъерошил бугорок травой,
Я нынче в звездном небе падал
Одной сгоревшею звездой.
Я плакал дождиком в апреле,
Засох осеннею травой,
Во мне ветра о чем-то пели,
И верен я тебе одной…
А много ль нам от жизни надо?!
Дышать, смеяться и любить,
Спиной не чувствовать приклада
И до конца собою быть.
СЕМОНЕНКОВ Иван Трифонович родился 11 октября 1946 гола в селе Соколово Зонального района Алтайского края. Окончил среднюю школу в Буланихе. За повесть «Пустынь земная» стал лауреатом премии им. В.М. Шукшина, за повесть «Голубой котенок» удостоен премии Славянского общества. Был членом редколлегии журнала «Алтай», редактором, а затем и главным редактором альманаха «Бийск».
23 августа 1998 писателя не стало. 10 марта 2006 года, по инициативе БО Демидовского фонда и литературного сообщества города Бийска на доме по улице Н.Трофимова, где жил писатель, была установлена мемориальная доска.
Из повести «ПУСТЫНЬ ЗЕМНАЯ»
Отрывок
…У мамы полна горница гостей: тетя Варя, Гутя со Светкой. Светка совсем взрослая девка. Круглолицая и светловолосая в отца, высокогрудая, она унаследовала от матери только стройные ноги; кисти рук ее по-мужски сильные, с широкой ладонью, крестьянские. Все-таки сельский труд, постоянный, нелегкий, взрослит человека, немного опережая время. Только глаза и губы у Светки еще по-детски доверчивые, распахнутые; я вижу в карей глубине глаз откровенное любопытство, и сочные, чуть полноватые губы полуоткрыты в том же любопытстве, за ними ровные, белые-белые зубы, подернутые радужной пленкой слюны. Светка стоит, привалившись спиной к печке, у самой двери, что ведет в горницу. Мне становится как-то не по себе и вместе с тем весело.
- Здравствуйте, дядя Тимофей! – Светка скрещивает концы махерового шарфа, прижимая к груди.
- Здравствуй, племянница! – улыбаюсь ответно. Светка едва заметно смущается, но глаз не отводит, не прячет; они только чуть прищурились, в них прежнее любопытство и еще, мне кажется, нечто оценивающее, как у взрослой женщины. Меня это сбивает с толку, чуть коробит, кажется странным: такой оценивающий взгляд я встречал в глазах городской молодежи – там, в городе, все продается и покупается; мои же земляки – ковыльчане, сколько я помню, привыкли оценивать человека в работе, по труду. Откуда же у Светки это? Она и в городе-то была считанные разы. Я тоже неотрывно гляжу на Светку; она не отводит глаз, только крепче стискивает скрещенные руками груди.
- Ты, Тима, на наших невест не заглядывайся! – тете Варе отчего-то весело, бледно-алые губы ее улыбаются. – У нас, хошь и пустошь, а мы все ж своих красавиц кому попало не отдадим…
Я не успеваю ответить; мама сердито смотрит на тетю Варю и столь же сердито говорит:
- Ты, Варька, все не успокоишься, мелешь и мелешь языком, машешь, как помелом!
- Ты чево эт, баб Насть? Ну, пошутила… Што ж, Светка – ребенок, што ль? – тетя Варя смешно поджимает губы, получается то самое сердечко, которое рисовали, помню, на лубочных открытках и виньетках.
- Да не о Светке я. Мужики продрогли… И начнется скоро…
Мама включает телевизор, стабилизатор начинает гудеть и потрескивать. Я давно обещал привести новый, да все как-то не получается: то на глаза не попадает, то лишних денег нет.
- Вы сидите, я мужиков накормлю.
- Похороны што ль? – спрашивает отец, бренча умывальником.
- Ну… Привезли? – спрашивает мама, налаживая на стол: режет хлеб, ставит жаровню с тушеной капустой.
- Куда по такой погоде везти? Гноить?!
- Так с утра ж сухо было.
- С утра… – неопределенно говорит отец и машет рукой.
- И то, – соглашается мама, понимая его жест. – Садись скорее!
- Куда спешить-то? – отец садится за стол на свое место.
Я сажусь на свое – у окна. С этого места мне хорошо видно телевизор, только скрещенные Светкины руки заслоняют верхний угол экрана. Она, глянув на меня мельком, вроде бы догадывается и опускает руки. Но это не меняет дела – теперь ее груди заслоняют чуть ли не треть экрана. Впрочем, покамест и смотреть нечего, все та же – уже который день! – музыка: на сцене – на экране крупным планом – скрипач и чуть сбоку, в глубине, пианист. Спокойная, навевающая тоску музыка заполняет крестьянскую избу. На моей памяти это второй такой случай. Я помню март пятьдесят третьего года. Тогда тоже передавали музыку. Я не знаю, был ли это Чайковский, или Моцарт, или Бах, но только музыка нескончаемо билась в эти вот бревенчатые стены, навевая больную тоску. У нас был радиоприемник «Родина-47» на батареях, и чтобы послушать его, чтобы услышать незабываемый и знакомый с недавних лет войны знаменитый голос Левитана, сообщавшего о здоровье вождя, в нашу избу набивалось много народу. И потом несколько дней – музыка и музыка…
СТУКАЧЕВ Борис Сергеевич
О СЕБЕ
Детство и отрочество – в древнем городе Ярославле, на Волге. Юность – в поисках призвания: Архангельская мореходка, средняя школа на золотом прииске в Иркутской области, учеба в политехе Томска; мужание – служба при штабе Заб.ВО в Чите.
Становление – Литературный институт в Москве. Зрелость – четверть века газетная работа в Бийске. Жизненное кредо – противостояние мерзостям жизни. Итог – сын и дочка, внук и внучка – судьбой не обижен. Член Союза Журналистов.
А МЫ ПЕТРОВСКИЕ
По весям Родины немало пройдено,
Порой экзотика, ой, хороша!
Но этим городом, неброским вроде бы,
Вся переполнена моя душа.
Через столетия, мой город встретились,
Пройдя десятки троп и сто дорог,
Петра творение, как озарение,
Наверно, жить без нас и ты не смог.
Припев:
Земля российская, просторы бийские,
Слова любви сказать пришла пора,
А мы таковские, а мы петровские,
И наша удаль – удаль от Петра!
Когда не верится, что счастье склеится,
Придёшь на тихие, на берега,
Волною ластится, по гальке катится,
Снимает горести твои река.
Пойдём по бережку и бросим денежку,
Где родниковая бежит вода,
Планета вертится, мы снова встретимся
И обязательно придём сюда.
Припев…
На малой родине цветёт смородина
И слышен смех детей и плеск весла…
Мы нашим городом гордимся смолоду –
Мои истоки в нём и два крыла.
Ещё потрудимся, ещё налюбимся,
И по-другому нам не суметь.
Нам дай, пророчество, всего, что хочется,
Мы жизнь хотим, как песню спеть!
Припев…
ДУША
Время сердце стреножит
И рванет на излом…
Обрядят и уложат,
В яму ухнется ком.
Помянут, отпечалят,
Поплыву, беспричален,
Я в нутре земляном.
Повисит над пригорком,
Смертным криком крича…
Перед Господом Богом
Ей, душе, отвечать.
Беспризорною станет
От тоски и утрат,
Полетит над кустами
Толи в рай, толи в ад.
Перед вечной разлукой,
Нисходя в миражи,
Над речною излукой
Будет долго кружить.
А как землю покинуть,
Всех оставшихся жить…
Лист качнется калины
И чуть-чуть задрожит. Расположение строк
Яна РЯБИНА (Глазырина Татьяна Павловна) родилась 5 апреля 1947 года в г. Бийске. Участник многих краевых семинаров. Закончила АПИ в Барнауле. Автор шести поэтических книжек. Пишет прозу и стихи.
Секретарь литературного объединения «Парус».
КРИК МОДЫ
Рассказ
Степан зарылся в стог сена и блаженно вытянулся. Как хорошо, что сеется дождь, можно ещё вздремнуть. Вспомнил Оксанкины пушистые волосы и уснул.
Проснулся от разговора.
- Брехун ты, Сёма, это всем известно.
- Вот тебе крест, не вру! Я отца возил в больницу.
Голоса смолкли. Зажурчало.
- Зачем мне врать? Юбка короткая, разрез – во, всё видать. Голая она снизу, голая. Наклонилась босоножку снять, камешек, видно, попал, вот я и разглядел. Честное слово, голая. А когда повернулась, я чуть не упал: она и выше – голая. Потом рассмотрел: кофта надета, но такая тонюсенькая, словно нет её. Всё видать.
- Ну, фря заморская!
«Про кого это они так?» – подумал Степан, но не пошевелился.
- Так ты-то чего терялся? Может, она завлекала тебя?
- Хотел я её обнять, но вспомнил бугая этого. И вся охота пропала. Стёпка запросто пришибить может, если узнает.
- Этот точно может.
Мужики ушли. «Боже мой, так это они моей жене косточки перемывали, паразиты».
…Приехала Оксана два дня назад. По путёвке ездила за границу. А Степан с уборки возвращался поздно. Смывал дневную грязь и – к супруге. Засыпали под утро…
Степан стал успокаивать себя: сочиняет Сёмка. Но внутри разрастался комок сомнений. Сёмка часто брешет, но – наполовину. Нет, надо сейчас же всё выяснить!
Степан нашёл бригадира.
- Митрич, Христом-Богом прошу, отпусти домой, я потом отработаю.
- Да ты что, Степан, дитё малое что ли? Видишь, разведривается, через полчаса убирать можно. Ночи что ли не хватило? – спросил он помягче.
- Ну, надо, Митрич, поверь!
- Ладно, шуруй, только мигом, чтоб туда и назад!
Оксанка гладила бельё, когда Степан добрался до дома. Тёща гремела вёдрами.
- Вы бы, маманя, погуляли или к соседке сходили.
«Ночи им не хватило», – проворчала про себя тёща, а вслух сказала:
- Хорошо, Стёпа, я к Анне схожу на часок. Она мне вышивки обещала показать.
Оксана бросила гладить и обхватила Степана за шею:
- Вернулся!
- Оксан, ты ведь мне даже не показала, что привезла.
Женщина стала доставать из комода обновки.
- А это я себе купила, – показала она на джинсовую юбку и прозрачную кофту. – А ещё вот, – и расстегнула халат.
Степан увидел на загорелой Оксанке плавки телесного цвета с чёрной вставкой внизу и бюстгальтер с двумя чёрными кружочками.
- Крик моды!
- Ну, вот что, милая моя, юбку ты отдашь соседской Настьке. Маленько ушьёт, и пусть носит. А в этом ты можешь ходить, но, чтобы кроме меня, тебя никто не видел.
- Ещё чего!
- Оксана, я тебе сказал!
- Да, что ты понимаешь? Это же крик моды! За границей все, кто за модой следит, носят такое! Когда я там гуляла, все мужики языками цокали и взглядами провожали. А продавец их сказал: «О, класс!» Ты же кроме своей деревни ничего не видел! Погляди на себя, в чём ты ходишь! Серые штаны да рубаха в клетку!
- Я что, костюм должен надевать, чтобы под комбайн лезть? Ты чего говоришь?
- А то и говорю, что дубина ты деревенская, ничего не понимаешь!
- Ах, дубина, значит, дубина деревенская! – Степан ухватил ремень и вжикнул два раза по Оксанке. Кончик ремня пришёлся на ногу и оставил две красные отметины.
Оксана взвизгнула и заплакала. Степан обнял жену, прижал к себе. Она сначала вырывалась и всхлипывала. А потом сидела у Степана на коленях, а он гладил большой шершавой рукой Оксанкину голову и приговаривал:
- Родненькая моя, да нам своей головой надо думать! Станем на заграницу смотреть, и точно, с голым задом ходить будем. А мы ж русские! Нам же стыдно так-то.
- И как я теперь на ферму пойду? – вздыхала Оксанка, разглядывая две красные полосы на ноге.
- А, вон, маманину юбку наденешь, она длинная, не видно будет.
Тёща потихоньку пробиралась под окнами, прислушиваясь, что там, в Оксанкиной комнате, может, ещё где-нибудь погулять, или уже хватит?...
ЛИДЕР
Рассказ
Дмитрий шагал широко, а дядя Вася, худенький, маленький семенил, словно вышивал ногами маленькие стежки.
- Так говоришь, тётка Матрёна ещё шире стала? – переспросил Митька, открывая свою квартиру.
- Ещё шире, в дверь боком проходит.
- Ну, и здорова!
- Кабы здорова, болеть-то чаще стала.
Старик что-то вспомнил и заулыбался:
- А какая вы парочка с Ларисой были. Вся деревня на вас любовалась. Да где Лара?
- Эх, дядя Вася, – вздохнул парень, – ушла от меня моя Лариса.
- Почему так-то?
- Да из-за Бориса всё.
- Значит сынок у вас? Надо же Борисом назвали, – пробормотал дядя Вася.
- А где Борис? – громко спросил он, оглядывая Митькину квартиру.
- Сейчас покажу, – сказал Дмитрий и полез под кровать.
- Да ты что, дитя под кроватью держишь? Сдурел что ли?
Митька вытащил что-то объёмное, закрытое тряпкой. Тряпку стянул:
- Во, гляди!
Дядя Вася увидел прозрачный дом не дом, коробку не коробку.
- Ничего не пойму! Игра, что ли какая? А Борис-то где?
- Да ты погляди лучше. Вон в самой большой комнате сидит, – Митя ткнул пальцем в прозрачную коробку.
- Видишь, усы торчат. Сейчас вылезет.
И тут дядя Вася разглядел большого чёрного таракана.
- Так это Борис?
- Ну, да.
- Тьфу ты, а я думал сынок у тебя Борис!
- Что ты, дядя Вася, разве сейчас кто так детей называет? – Митька удивлённо вскинул брови.
Из-под кровати достал он водку и стаканы. Налил почти до краёв. Обшлёпал рыбу о шкаф.
- Ну, давай, дядя Вася, со свиданьицем.
И не дожидаясь, пока старик донесёт свой стакан до губ, залпом вылил всю водку в горло. Только слышно было: буль-буль-буль-буль.
- Ну, ты даёшь, Митрий! Где это ты так научился? – дядя Вася раскрыл рот от удивления.
- Да, в одном месте. Главное – практика.
Он приоткрыл верхнюю створку в домике, смахнул туда крошки со стола и брызнул воды.
- Гляди, дядя Вася, сейчас представление будет.
Митька раскраснелся, глаза заблестели. Из всех комнат игрушечного домика поползли и побежали тараканы разных размеров и мастей на водопой.
Дядя Вася стоял с недопитым стаканом и удивлялся:
- О, ясное море! Сколько прожил, а таких чудес не видывал.
Митька пояснял:
- Вот это у меня «народ». Видишь вон ту тёмную тараканиху – это Люся, а та, посветлее, с сумкой – Машенька, плодовитая страшно, какой раз сумку таскает, а ни одного детёныша не сожрала.
- А вот теперь гляди сюда, – Дмитрий показал на большого чёрного таракана и открыл рычажком дверку его комнаты.
Таракан побежал. Размерами и своей стремительностью он явно отличался от своих собратьев. Бежал прямо, не замечая, куда и на кого наступает. Мгновение – и он у поилки.
- Ну, молодец, умница! Ну, чем тебе не лидер, дядя Вася? – умилялся Дмитрий. – А, гляди, какой важный! Одно слово: лидер! Из-за него с Лариской разругались.
- Ну, чудо, ну, чудо, ясное море, – приговаривал дядя Вася, допивая свой стакан маленькими глотками.
- Со скуки смастерил им дворец и стал наблюдать тараканью жизнь. Как у них все там бывает? Интересно! Весь цех ко мне приходил на экскурсию. Бутылку принесут, пьем и смотрим. А Лариске потом это дело надоело. Ругаться стала: «На тараканов меня променял!» Я ей: «А что я в жизни этой вижу? Что?! Скажи на милость? Работа – дом, дом – работа. Детей нет. Скука! Так хоть на тараканов посмотреть!»
Однажды то ли я шибко пьяный был, а, может, кто из мужиков пошутил, створки распахнул – тараканы мои разбежались. А Лариска их невзлюбила, страсть. Давай всех тапками лупить. Когда она «народ» давила, я молчал. Но когда на Бориса замахнулась, не выдержал и толкнул ее. Вроде не сильно толкнул-то, а она голову разбила и руку сломала. В больнице лежала. Домой больше не вернулась. Даже вещи забирать подруга приходила.
После водки мужики пили пиво и обгладывали костистую рыбу. Дядя Вася рассказывал о деревне, а Митька – про свою городскую жизнь. Вскоре, не слушая друг друга, каждый говорил про свое.
- Однако Матрена ругаться будет. Утюг не купил, водки попил, попадет теперь, ясное море, – бормотал дядя Вася.
Митька прикрывал глаза и плакал:
- Лариса, милая ты моя, да пойми же меня, не могу я их убивать. Да как я Машу шлепну или Борю? У меня, может, дочка будет, Машенька, Мария Дмитриевна…Кругом всё рушится. На работе того и гляди сократят… И в семье разлад…Ты уж прости меня, Ларисочка! И чего сделать, чтобы ты простила?
Пиво убавлялось, горка костей росла. А тараканы жили своей тараканьей жизнью.
КАЗАРЦЕВА Любовь Владимировна
Родилась в 1945 году в селе Петропавловском. Окончила Бийский педагогический институт. Работала в школе, музее, библиотеке. Ветеран Магаданской области, Ветеран труда. Публиковалась в городских и районных газетах, сборниках и альманахах Бийска, Барнаула и Магадана. Автор 3 поэтических и 1 книги прозы. Живет в Смоленском. Член литературного объединения «Парус». Посещает студию прозы «Гран» г. Бийска.
Любовь КАЗАРЦЕВА
КРАСАВИЦА
Рассказ
Пятое лето денно и нощно Бой сторожит непокой хозяйки. Пес глубоко убежден, что она должна доподлинно знать обо всех передвижениях не только на родной улице, но и в ближайших переулках. И невдомек служаке, сколько пережито хозяйкой бессонных ночей!
Сколько потеряно светлых утренних или предобеденных мыслей, во время выглядывания в окно, на калитку, прежде чем Надежда начала понимать Бойку. Прошлой ночью он проявлял особенную бдительность.
Злейшими врагами Бой считал собачонок, пробегавших на почтительном расстоянии по разным срочным делам. Едва уловив размытые флюиды чужих опознавательных ароматов, он поднимал истошный лай, демонстрируя свои сторожевые качества, словно говорил: «Слышишь, любезная хозяюшка, эти к нам не сунутся. Вон как грозно я их облаял».
Бой самоотверженно душился тесным ошейником в надежде, что разогнется какое-нибудь слабое звено ненавистной цепи. И при этом не просто остервенело гавкал, но произносил довольно четко и угрожающе: «Р-гамр, р-р-гамр!» Видимо, по его сторожевым понятиям, это наводило на четвероногих злоумышленников страх неминуемой гибели от Бойкиных клыков, попытайся кто из них ступить на его охраняемую территорию.
По-особому реагировал этот изобретательный страж на «алконавтов». Издалека почуяв ненавистные летучие пары, Бойка брезгливо чихал и мучительно, словно аллергик, кашлял. Если обладатель нестерпимого, на Бойкин вкус, запаха продолжал движение в сторону заповедного двора, непреклонный трезвенник открывал такую собачью какофонию, состоящую из лая, рычания, гавканья и гарканья, что создавалась полная аналогия со скандалом обитателей какой-нибудь одиозно-киношной коммунальной квартиры.
Похоже, но несколько апатичнее, Бойка сигнализировал о передвижении старушек, которые за древностью возраста отвыкли приводить себя в порядок или не успели сменить огородную одежду и обувь на выходную.
«Этих-то куда носит по ночам?!» – думала Надежда, невольно вникая в нюансы собачьего лая. Ворочалась с боку на бок, взбивала и снова приминала жаркую подушку, не опасаясь потревожить Николая, безмятежно храпевшего рядом.
О посетителях приличного человеческого вида, чей путь лежал неподалеку от хозяйской, неприкасаемой, по мнению Боя, калитке, он подавал иные звуки. На слух постороннего это казалось просто громким лаем.
Надежда же научилась различать среди серии взлаиваний некие придыхания. И теперь она знала, если бы таковой посетитель открыл калитку, пес угрожающе встал бы на задние лапы со злобным хрипением: «Эй, ты, – мол, – человечишка! Стоять! Бояться! Ростом-то и меня бог не обидел. А что лапы короткие, зато покрепче, чем твои мосолыги. Могу и уронить тебя ненароком, видишь, какой ошейник ненадежный! Смотри, какие клыки – р-р-р! Они меня никогда не подводили».
Нет. На этот раз Бойке не приходилось идти на такие крайние меры, но ночь была беспокойной. Бессонной.
С тяжелой головой Надежда встала чуть свет. Почистила пару крупных картофелин, приготовила «фри». Разогрела в микроволновке вчерашние котлеты. Проснулся Николай. Что-то сказал невпопад.
Кофе сбежал на плиту. Надежда бросилась к турке, споткнулась через кота Кузю, сладко дремавшего у ее ног, и чуть не упала.
Во время завтрака разные прочие мелочи, которые и перечислять неловко – действовали на нервы. Женщина крепилась, опасаясь сорваться и наговорить лишнего. Руки дрожали мелкой дрожью, рассыпая сахар с чайной ложки. Почувствовав, как где-то в основании черепа мелко вибрирует голова, Надежда прослезилась. «Похоже, что немощь не за горами, – в смятении подумала она, незаметно меняя позу за столом. – Неужели и впрямь подкралась старость?»
Супруг ушел на работу, а Надежда (уже вторые сутки!) – простая пенсионерка, решила (в кои-то веки!) сделать себе косметическую масочку. Освежающую. Сначала, правда, потратила полдня на то, чтобы привести жилье в должный порядок. Пропылесосила паласы, протерла полы, выбила пыль из диванного ковра и подушек. Пролила семь потов. Ворчала, что в собственном доме нет житья от братьев меньших: «Куда ни прислонись, сама становишься похожа на животину в клочкастой шерсти непонятной масти».
То и дело смачивала в мыльном растворе голые ладошки, круговыми и поглаживающими движениями терла обивку дивана и кресел, стараясь удалить все до единой разномастные шерстинки: от белой, рыжей и до черной. Так старалась, что ладони начало саднить, словно мозоли.
В завершение, для полного ощущения чистоты и свежести, сменила наволочки, протерла мебель специальным средством. Полила фиалочки и равномерно распределила складки оконных занавесок.
Наконец, сделав легкий (все равно смывать) макияж, достала из шифоньера платье из струящегося шелка. Переоделась. Увенчала несколько пальчиков золотыми колечками. Надела соломенную шляпку с травянисто-зеленой лентой, обулась в босоножки молочного цвета и выпорхнула за калитку.
Легко, от бедра, шагая по тополево-березовой аллее, ловила на себе внимательные, а иной раз, завистливые взгляды встречных женщин, и уже мечтала, как дней через десяток удивит всех деревенских, когда проведет курс вычитанных в модном журнале омолаживающих массажей.
Пройдясь неспешным шагом по центру села, купив молока, сливок и творога, не забыв при этом лимон и банан для своих косметических экспериментов, Надежда в спокойном расположении духа вернулась домой. Улыбнулась Бойке, который увидел ее еще издалека и радостно разметал дворовую пыль своим пышным хвостом.
Надежда одобрила старания приветливого Боя, бросив ему только что купленную сахарную косточку. Открыла веранду, разулась, поставила тяжелую сумку на пол, повернула ключ, потянула на себя входную дверь и… В висках туго застучал кровоток, в ушах образовался шум, сердце, бешено заколотилось. Женщина, держась за косяк левой рукой, медленно села, полусознательно радуясь, что приземляется не в придорожную пыль, а на домашний зеленый палас, сегодня – еще чистый. Перед глазами женщины поплыла довольно идиллическая картина.
Рыжая такса по кличке Самовар в обнимку с непримиримым черным котом Ферри мирно спали, блаженно развалившись на свежих наволочках мягких диванных подушек. На алых розах, вышитых болгарским крестом!
«Теперь можно начинать все сначала, – туманно ворочалось в мозгу Надежды неопределенное чувство: не то бессильная обреченность, не то сдерживаемое возмущение. – А, еще говорят, что домашние животные успокаивают нервы. Ну, да. Если смириться с вечными «разборками» Самоварчика с Ферри. Не обращать внимания на вездесущую шерсть. Не замечать отпечатки лап и когтей на всех дверных косяках и на мягкой мебели. Закрыть глаза на то, как бестолковый Самоварчик пытается проверить свою половозрелость на интеллигентном, бело-рыжей масти, коте по имени Кузьма. Тогда, наверное, нетрудно будет привыкнуть спать всем вместе впятером на одном диване. Впрочем, почему впятером? А цепной Бой? Он, что? Хуже всех? Он самый демократичный. И хлопот с ним почти никаких».
Надежда, слегка продрогнув на прохладном полу, встала, вернулась на веранду за сумкой, разгрузила ее. Включила духовку и, нежась в исходящем от нее тепле, начала замешивать тесто для экзотичного пирога с лимоном и бананом…
Николай припозднился, но Надежда, похоже, не обратила на это внимания. Он приятно удивился плавной медлительности в движениях супруги, новой мягкости во взгляде и уголках губ:
- Тебе идет быть пенсионеркой, – проговорил он за ужином. – Ты стала еще симпатичнее. Просто – красавица. Вот что значит беззаботная жизнь.
Необыкновенно мягкий и ласковый солнечный свет разгорающегося августовского дня подсушивает последние искры росы в малахитово-сочных огородных кущах. Из форточки ближнего окна струится завораживающий аромат обжаренной курочки. Бой пружинист и весел: вот-вот выйдет из дома хозяйка с миской аппетитных косточек. «Ах, какой прекрасный денек, – думает пес. – Позавтракаю и, как следует, отосплюсь после ночной смены».
Бой с наслаждением зевает и радостно взвизгивает, приветствуя любимую хозяйку.
БЫКОВА Татьяна Васильевна родилась в 1964 году в Барнауле. Окончила Алтайский политехнический институт. По распределению попала в г. Бийск. Работала на олеумном заводе и химкомбинате. Участвовала в трех краевых семинарах молодых литераторов. Издала книгу прозы «Параллельные миры» (2004 г.).
Печатается в местных газетах и коллективных сборниках. Посещает студию прозы «Гран».
Татьяна Быкова
ПОДАРОК К РОЖДЕСТВУ
Рассказ
Вода в кастрюле закипела, и Анна Петровна закрыла кран газовой горелки. Залила кипятком смесь из комбикорма и картофельной шелухи, поставила её томиться на печь. Присела на табурет возле стола и посмотрела в окно. На улице занимался рассвет, и видно было, как крупные снежные хлопья лениво падали на землю, маскировали ямы и выбоины на дорогах белым покровом.
«Надо почистить дорожки от снега, – озабочено подумала Анна Петровна. Еще одна забота накануне Нового Года. Если бы Федор не хворал, то он бы занялся этим делом, а то придется самой лопатой махать». Накануне звонила дочь, приглашала в гости на Новый Год. Она бы пошла с удовольствием, посидела за столом с дочерью и зятем. Порадовалась бы за внучек, понянчилась бы с правнучкой – Дашунькой. Да как оставишь без присмотра захворавшего мужа, Фёдора Степановича, у которого обострился застарелый ревматизм? Да и скотина: куры, гуси, две свиньи, коза – тоже внимания требуют. Со всеми заботами-хлопотами приходиться управляться самой, а на это много времени уйдёт. Ничего, отметят они с Фёдором Новый год вдвоём. Посидят за столом, выпьют наливки за здоровье дочери, зятя, сына со снохой, внучек и правнучки, телевизор посмотрят. Младший сын с женой в городе живут, справно, богато, только не дал Бог им детей. Зато дочке повезло: двоих внучек народила, недавно старшая внучка дочку родила. Младшая внучка в прошлом году подарила им дорогой подарок – мобильный телефон. Занятная вещь этот телефон: без проводов, а разговаривать по нему можно хоть с роднёй в посёлке, хоть с сыном в городе. И пользоваться им оказалось нетрудно. Время на нём можно посмотреть, и как будильник он может работать. Сосед говорит, что по нему можно песни слушать, только зачем им эта забава, когда есть радио и телевизор.
На печи забулькало варево. Анна Петровна помешала его деревянной лопаткой. Сняла бак с плиты и отнесла в сени – остужаться. На освободившееся место поставила кастрюлю с мясом и села чистить картошку. К вечеру она приготовит гуляш с толчёной картошкой, а соленья и наливку достанет из подполья вечером.
На кухню, шаркая ногами, прошёл Фёдор. Кряхтя, опустился на табурет, посмотрел в окно.
- Однако добавится тебе работы сегодня, мать, – сочувственно произнес он. – Вон как снег наметает, словно годовой план по снегосбросу погода решила за день выполнить. Но ничего, нынче техника мощная пошла – быстро дорогу расчистят. Только во дворах придется лопатой помахать.
- Поняла уже, как утром в окно взглянула, – обречёно вздохнула Анна Петровна.
- А знаешь что, Аннушка, налей-ка нам с тобой по стопочке наливки, Новый год всё же сегодня, – предложил муж.
-Так ведь, он вечером будет, а ты с утра напиться хочешь. До ночи не дотянешь – спать свалишься, – проворчала Анна Петровна.
- Не бойся за меня, Аннушка, продержусь! – рассмеялся муж. – Праздник, ведь, сегодня, а он должен быть на душе и в желудке.
Анна Петровна, тихо ворча, встала с табурета и прошла к буфету. Достала с верхней полки графинчик с наливкой и две стопки. Поставила их на стол. Достала из холодильника сало, маринованные огурцы, из хлебницы – хлеб. Пока она резала сало и хлеб, Фёдор Степанович разлил тёмно-вишнёвую жидкость по стопкам.
- За здоровье, и чтобы не было войны, – произнёс он ставший уже привычным за многие годы тост.
Анна Петровна пила наливку маленькими глотками, чувствуя, как по телу разливается приятное тепло.
- С плитой нашей опять что-то случилось. Открываю кран на баллоне полностью, а пламя совсем чуточное, – пожаловалась она мужу.
- Может газ в баллоне на исходе? – предположил Фёдор Степанович.
- Нет, три дня назад зять новый привёз, – возразила старушка. – Старая она у нас. Видать, снова горелки засорились, в ремонт везти нужно. Заменить бы её на новую, да денег нет. Наталья обещала собрать деньги в складчину с внучками и купить нам плиту. Да вот не знаю, смогут ли? – сокрушилась Анна Петровна.
- Не расстраивайся, мать, будет тебе к лету новая плита, – приободрил супругу Федор Степанович. – Продадим гусей, поросят – будут деньги. А сейчас и на печке готовить можно. Давай лучше выпьем еще по стопочке наливки и займемся делом. Новый год нынче!
- А давай, – повеселев, согласилась с ним супруга. – Варево уже, наверно, остыло, пора кормить скотину.
Федор Степанович разлил наливку по стопкам, выпили, закусили солониной и салом. Анна Петровна, надев фуфайку и полушалок, вышла в сени.
Зимний день короток. Только дождешься рассвета, а уже незаметно подкрались серые сумерки, мгновенно переходящие в темноту звездной ночи. А ночь-то нынче особенная – Новогодняя!
В десять часов вечера супруги сели за праздничный стол, на котором стояли миски с солониной: огурцами, помидорами, грибами – разрезанный на куски домашний холодец, розовое с прожилками мясо, сало и тушеная с мясом картошка. Почетное место среди этого великолепия занимал графинчик с наливкой. Позвонила дочь. Поздравила стариков с праздником, пожелала здоровья и веселья. Переговорили с зятем, внучками, даже маленькая Даша что-то пролепетала в телефон. От такого внимания на глазах у Анны Петровны выступили слезы, и она передала трубку мужу. Федор Степанович тоже выслушал поздравления и расчувствовался. Потом позвонили сын со снохой и тоже поздравили стариков с праздником.
Наконец, супруги сели за стол. Выпили за здоровье и благополучие детей, внучек и правнучки. Разговорились о прошлом, вспоминая светлые, а иногда курьёзные, случаи из своей долгой совместной жизни. После того, как они послушали по телевизору поздравление президента страны своему народу, Фёдор Степанович задремал, а Анна Петровна не могла уснуть. Она, закутавшись в шаль, прилегла на диван и стала смотреть музыкальную программу, где молодые исполнители пели любимые песни их молодости и зрелости.
Неожиданно во дворе залаяла их собака, Курай, и в дверь кто-то постучался. Озабоченная столь поздним визитом нежданных гостей Анна Петровна, накинув на голову шаль, вышла в сени.
- Кто там? – спросила она.
- Откройте, пожалуйста, я замёрз, – послышался за дверью незнакомый мужской голос.
Без колебаний старушка отодвинула засов и открыла входную дверь. Снаружи стоял незнакомый парень лет тридцати, одетый в рубашку и брюки. И это когда на улице мороз градусов двадцать! Он стоял, скрестив на груди руки, обхватив ими плечи, и сильно дрожал.
- Бабушка, впусти погреться, совсем замёрз, – попросил он, стуча зубами от холода.
- Заходи, заходи, погрейся у печки, – предложила старушка, впуская парня в дом.
Парень, словно загулявший ночью и замёрзший под утро кот, быстро юркнул в тёплое помещение. Старушка закрыла дверь на задвижку и прошла на кухню. Незнакомец стоял у печки и грел руки над раскалённой плитой. Он довольно улыбался.
- Как ты здесь оказался? Почему раздетый? – учинила ему допрос Анна Петровна.
- Приехал к армейскому другу на Новый год. Хорошо выпили. Вышел в уборную, а потом побрёл куда-то. Не помню уже зачем, вот так и заблудился, – охотно пояснил незнакомец.
- А где живёт твой друг? – продолжила допрос старушка.
- На Краснооктябрьской.
- Далеко! – сказала Анна Петровна, прикинув, что до названной улицы километра два будет. – Как зовут тебя, сердешный?
- Пётр.
- А меня Анной Петровной.
- Вот и познакомились, – парень улыбнулся доброжелательно.
- Может, зайдёшь в горницу? У меня там ещё наливка осталась. Поди, сильно замёрз? Не помешает и изнутри согреться? – поинтересовалась Анна Петровна.
- Не откажусь! – согласился Петр.
Они зашли в комнату, где на кровати спал, постанывая, старик.
- Это мой муж, Фёдор Степанович, – пояснила хозяйка. – Он сегодня выпил лишнее, теперь его до утра не добудишься. А ты садись к столу, не стесняйся, – предложила она гостю.
Они сели за стол. Анна Петровна налила настойку в стопки и предложила Петру отведать разносолов. Гость не стал отказываться и положил себе в тарелку холодец и маринованные огурцы с помидорами. Они выпили содержимое рюмок, и парень с аппетитом стал поедать положенную в тарелку закуску. Попутно поведал о себе и сегодняшних злоключениях.
С Андреем Степановым он познакомился в Чите, куда их, необстрелянных новобранцев, привезли для обучения военному делу. После их направили служить в Чечню. Им пришлось участвовать в военных операциях, многое пережить хорошего и плохого, а главное – крепко сдружиться. После демобилизации Андрей вернулся на родину, в их поселок, а Пётр решил навестить девушку, с которой познакомился по переписке. Так он оказался в Калининграде, да там и остался. Занялся доходным, но опасным бизнесом – перегонять иномарки из-за границы по России. Были в его работе сложные и опасные для жизни моменты, но судьба к нему милостива: беда обходила его стороной. Вот в этот раз фортуна помогла ему.
Анна Петровна тоже рассказала Петру о своей жизни, о муже, сыне и дочери, не забыла похвалить внучек, даже о маленькой Даше замолвила доброе слово. В ходе беседы у неё возникло чувство, что общается она не с чужим человеком, а дальним родственником, с которым не виделась много лет, и вот судьба свела их, чтобы поделиться душевным теплом. Она сходила на кухню, подбросила уголь в печь. Вернулась в горницу с полным графином наливки. Пётр смотрел на экран телевизора, но по лицу было видно, что он чем-то озабочен.
- Анна Петровна, может, у вас найдётся лишняя куртка и шапка? Андрей, наверное, меня уже ищет, беспокоится, не знает, что я у вас сижу, – попросил он хозяйку.
- Куда ты пойдёшь? – возразила старушка. – Лучше позвони другу и скажи, что находишься у нас, а утром он тебя сам заберёт, – предложила она.
- Неплохой вариант! – обрадовался Пётр.
Старушка протянула ему сотовый телефон, с гордостью сообщила, что это подарок младшей внучки. Пётр похвалил ту за внимание к нуждам бабушки, и быстро набрал номер. Вскоре ему ответили. Пётр сообщил, что жив и находится по адресу… Он вопросительно взглянул на старушку, и она продиктовала адрес. Пётр повторил его. Друзья договорились, что Андрей заедет за Петром утром. Пётр передал Анне Петровне телефон, и она услышала в трубке мужской голос:
- Анна Петровна, это Андрей, поздравляю Вас с Новым годом. Спасибо, что приютили Петра. Я заеду за ним утром. Ещё раз поздравляю Вас с праздником и желаю крепкого здоровья и счастья.
- Спасибо, – растроганно поблагодарила старушка.
- Теперь можно ещё по рюмочке наливки выпить! – повеселевшим голосом сообщил Пётр. – Замечательная у вас наливка, Анна Петровна, крепкая и сладкая.
- Спасибо, сынок, – расчувствовалась старушка.
От сытного ужина и выпитой наливки Анна Петровна задремала на диване. Проснулась она, когда за окном было совсем светло. Старушка села и осмотрела комнату: посуда со стола убрана, а Фёдор Степанович устроился у окна и подшивал валенки.
- А где же Пётр? – удивлённо спросила она у мужа.
- Уехал. Андрей Степанов за ним на «Жигулях» приехал, – пояснил муж, не поднимая головы. – Хороший он парень, Пётр, добрый и рукастый. Золу из печки выгреб и разжёг по-новой. Дроблёнку для скотины сварил. Ну, и выпили мы с ним маленько.
- Значит, познакомились? – удовлетворённо отметила Анна Петровна. Она только сейчас ощутила укор совести в том, что не познакомила мужа с ночным гостем.
- Да уж, познакомились, – тихо рассмеялся муж. – Просыпаюсь, смотрю, а за столом мужик незнакомый спит. Мандраж меня пробил. Хотел встать, а не могу: ноги ватными стали. И кричать не могу, словно кто-то горло перехватил. Замычал только. Он голову от стола поднял и ко мне двинулся. Думаю всё – конец мне пришёл! А он подошёл к кровати и шепчет, что бы я не пугался, что он заблудился в посёлке и попал к нам случайно. Помог подняться с кровати и к столу отвёл. Наливочку в стопки налил. Выпили с ним. Так и познакомились.
- У вас, мужиков, всё через стопку решается, – беззлобно проворчала старушка, вставая с дивана.
- Дак, ведь праздник – Новый год! – оправдался Фёдор Степанович.
- Что-то разморило меня вчера от наливки. Вот, ведь как неловко вышло: чужой человек за меня утром работал, а я спала, – подосадовала Анна Петровна.
- Ничего, мать, раз в год можно и подольше поспать, – успокоил её муж. – Главное, что скотина накормлена, и с хорошим человеком познакомились.
- Правда твоя, дед, честный и душевный он человек – Пётр! – согласилась с мужем Анна Петровна.
- Только чудно как-то получилось: забрёл к нам человек под Новый год раздетый, мы его работать заставили.
- И чего только в праздники не случается, когда лишку выпьешь. Хочется покуражиться, а пьяному, как известно, «море по колено», – пояснил муж. – А помочь со скотиной он сам предложил. А ты, Аннушка, молодец, не дала парню замёрзнуть, в дом впустила.
- Жалко его стало, когда он на улице стоял, весь посиневший и трясся от холода, – с улыбкой вспомнила Анна Петровна.
* * *
Вечером к старикам в гости пришла дочь с зятем. За столом Анна Петровна рассказала родным о произошедшем ночью знакомстве.
- Какая же ты, мама, доверчивая, оказывается! – упрекнула старушку дочь. – Впустила домой незнакомого парня, а вдруг бы он вором оказался? – Позвал бы дружков-подельщиков, они бы могли из дома вынести всё ценное, а вас бы избили или убили. Сколько о таких случаях по телевизору показывают и в газетах пишут!
- Да у нас-то и ценного ничего нет, – стала оправдываться перед дочерью Анна Петровна.
- Кончай, Галина, жуть нагнетать! – высказал своё мнение зять Михаил. – Я что-то не помню, чтобы в нашем посёлке стариков грабили. Случалось, что алкаши друг у друга вещи из дома тащили и на самогон меняли, но у стариков никогда не воровали.
- Так то свои, а тут приезжий человек. Пойди, пойми, что у него на уме! – осадила его жена.
- Перестаньте чушь молоть! – вмешался в разговор Фёдор Степанович. – Пётр – хороший парень. Он мне по хозяйству помог и денег немного дал на опохмелку. Давайте лучше выпьем за Новый год и, чтобы жить нам не с опаской, а с открытым сердцем.
Он легко встал со стула, словно не лежал на кровати неделю, мучимый тяжелыми болями в пояснице, поднял свою стопку. Нехотя поднялись и остальные участники застолья. Молча выпили содержимое стопок. Вновь сели за стол. Дальше заговорили о погоде, планах на весну, о внучках и о маленькой Даше.
* * *
В нескончаемых в домашних хлопотах и заботах пролетели первые январские дни. В сочельник, накануне Рождества, утром залаял Курай. Анна Петровна выглянула в окно. По утоптанной в снегу тропинке, протянувшейся от дома до входных ворот, шел Петр вместе с незнакомым парнем. Они несли большую коробку. Старушка накинула на голову шаль, сунула ноги в валенки, надела шубейку и поспешила навстречу к гостям. Петр увидел спешившую хозяйку, поставил на снег коробку и обнял старушку как родную.
- Вот, Анна Петровна, подарок вам к Рождеству! – пояснил он, улыбаясь. – А что Фёдор Степанович всё ещё болеет или уже поправился?
- Слава Богу, выздоровел, сейчас выйдет, – ответила старушка.
Она оглянулась назад и увидела стоящего в дверном проёме мужа. Пётр подошёл к хозяину дома и поздоровался с ним по-мужски, за руку. Они о чём-то переговорили, и Пётр вернулся назад. Вместе с напарником подняли коробку и отнесли её в дом. Анна Петровна шла за парнями, и в её душе перемешались потоки разноречивых чувств: радость от встречи с Петром, любопытство и почему-то неловкость перед незнакомцем.
Мужчины поставили коробку на кухне и быстро распаковали её. Старушка ахнула от восхищения, увидев великолепную газовую плиту с тремя конфорками.
- Как Вам, Анна Петровна, нравится мой подарок? – любуясь плитой, спросил Пётр.
- Так она же уйму денег стоит! Что же ты, Пётр, так деньгами соришь? – упрекнула парня старушка. – Нет, не могу я принять такой дорогой подарок! – решительно запротестовала она.
Пётр подошёл к старушке и обнял её за плечи.
- Анна Петровна, Вы мне жизнь спасли, когда впустили в дом. А свою жизнь я очень ценю. Эта плита стоит копейки, по сравнению с тем, что я зарабатываю. Поэтому, прошу, не откажите мне в удовольствии, примите подарок. А нас с Андреем, – он кивнул в сторону напарника, – угостите вашей замечательной наливкой.
- Верно говорит Пётр, – вмешался в разговор муж. – Что мы людей на кухне держим? Приглашай, Аннушка, гостей в горницу, заодно и покупку обмоем. Подмигнул он Петру.
- Уговорили, черти, принимаю подарок! – сдалась Анна Петровна. – Проходите в горницу, сейчас стол накрою.
Парни не заставили себя долго упрашивать, повесили куртки на вешалку и прошли в комнату. Разомлев от наливки и сытой закуски, мужчины разговорились о политике. Анна Петровна несколько раз выходила на кухню, чтобы полюбоваться черным, с синеватым отливом чудом бытовой техники, которое гости установили на месте старой газовой плиты.
После этого случая, Анна Петровна, когда выезжает в город, всегда заходит в церковь и ставит свечку перед образом Николая Чудотворца. Молится она не только за здоровье своих родных, но и за Петра. Анна Петровна уверена, что ее молитвы помогут тому в его трудном и опасном деле, оградят от лихих людей и несчастий в дороге. Потому что добрым людям Бог всегда помогает.
ПАСТУХОВ Юрий Кондратьевич
Родился 3 июля 1949 г. в Горно-Алтайске. Окончил Горно-Алтайский педагогический институт, историко-филологический факультет. Работал учителем в школе, в училище № 46 преподавал историю и ОБЖ. В настоящее время преподаватель общественных дисциплин в кадетской школе.
Начал писать с 1996 года. Публиковался в газетах «Бийском рабочий» и «Моя земля». Автор 3 прозаических книг. Посещает студию прозы «Гран».
Юрий ПАСТУХОВ
АРХИЕРЕЙСКОЕ ПОДВОРЬЕ
То, что было известно под названием 1-го военного городка – бывшее Архиерейское подворье. Рядом с подворьем были искусственно созданы живописные каналы, подпитываемые родниками местных подводных вод, по которым плавали на лодках. В пересечении каналов стояли беседки. Вокруг были разбиты Архиерейская роща и чудесный Александровский сад. В городе был ещё один, Ольгинский сад, расположенный рядом с Троицким собором, но Александровский сад был больше по площади зелёных насаждений и отличался диковинными растениями и множеством самых разнообразных цветов и экзотических птиц, фазанов. Садовником был тогда отец Феогност (умер в 1917 году), славный мастер. Он прекрасно разбирался в названиях, запахах цветов. С помощью прививок отец Феогност добивался того, чтобы в Бийске вырастить множество плодовых деревьев разных сортов яблонь, груш, слив с тонкими вкусовыми качествами. Зная свойства лекарственных растений, он готовил различные снадобья, мази, микстуры, бальзамы и применял при лечении тяжёлых заболеваниях. В весеннее время года подворье утопало в пышной зелени. Цветущие фруктовые деревья издавали пьянящий запах, привлекая пчёл и птиц, которые своим пением наполняли Александровский сад. Были там два озера с зеркальной водой, в которых водились караси, зеркальные карпы, плавали лебеди и дикие утки. Одно озеро находилось ближе к Иркутской улице, другое – у храма Дмитрия Ростовского. В Архиерейском подворье – своё кладбище, где хоронили умерших священников. Основные здания подворья были связаны подземными ходами-лабиринтами, и каждый храм имел свой подземный выход. Ещё в 1930 годах стал вырубаться Александровский сад, исчезли и канал, и озёра, а на их месте построили дома.
С поддержки Архиерея начинается строительство деревянных храмов группой крестьян во главе с Архипом Александровичем Борзенковым, замечательным мастером. Первым был построен храм Казанской иконы Божией Матери, затем Архиерейский дом, а также катехизаторское училище, которое открыли в 1883 году, и готовили учителей для миссионерских школ. Произвели набор учащихся с трёхгодичным курсом обучения. Училище разместилось в первом этаже полукаменного архиерейского дома. Сюда были переведены пансионеры Улалинского центрального училища. Особенное внимание архимандрит, а затем епископ Бийский Макарий уделял Бийскому миссионерскому катехизаторскому училищу, которое при нём встало во главе всех учебных заведений Миссии и подготовило для Алтая не только учителей-алтайцев, но и многих пастырей, священников-алтайцев. На первом этапе существования Бийское Миссионерское Катехизаторское училище было частным учебным заведением почти домашнего характера. В штате первых лет числилось всего три человека: заведующий училищем (он же основной преподаватель), надзиратель и сторож.
Распорядок дня в училище был примерно следующим. В полшестого утра – подъём. Через полчаса – общая молитва в течение 15 минут. Утренний чай. С восьми утра – занятия: четыре урока по 45 минут. Перерывы по 15 минут. В полдень – обед, затем – отдых. В два часа дня – уроки пения. С полпятого до семи часов вечера – работа над домашними заданиями. В семь – ужин, а в полдевятого – общая вечерняя молитва и отбой. Утром и вечером учащимся предоставлялась возможность для индивидуальной молитвы. Для поддержания внимания часть молитв пелась.
В период с середины мая по сентябрь – каникулы и летние работы. Также не проводились занятия с 20 декабря по 8 января, в первую неделю поста со среды мясопустной и на Пасху с субботы Лазаря.
Помимо учебных занятий пансионеры обязаны были минимум два раза в неделю поочерёдно посещать богослужения, трижды в год говеть.
Привлекались воспитанники училища и к хозяйственным работам. В основном это было связано с самообслуживанием в общежитии и столовой. Кроме того, физический труд учащихся имел воспитательное значение. Из-за занятий пансионеры не принимали участия в полевых работах в осенне-летний период. Но заготовка сена летом всецело лежала на воспитанниках.
Воспитанники старшего отделения принимали участие в летних миссионерских поездках начальника Миссии в качестве певчих и иподиаконов.
Пению уделялось большое внимание. Помимо уроков, учащиеся участвовали в общих и хоровых спевках. Пели во время богослужений. Кроме хорового пения практиковалось общее пение с канонархом. Это позволяло обучить пению даже малоспособных, а также содействовало поддержанию молитвенного настроения «юных рассеянных богомольцев».
Через семь лет после открытия училищу были даны права правительственного учреждения, а именно: права духовных училищ. С того же года по благословению Преосвященного Исаака из епархиальных средств стали выделять две тысячи рублей на содержание учителей. До этого времени содержание училища осуществлялось только за счёт средств Миссии и частных пожертвований.
Вскоре Преосвященным Мефодием была разработана программа шестилетнего обучения в Катехизаторском училище.
Учили воспитанников и ремеслам: столярному, переплётному, портняжному. Выбирали ремёсла сами учащиеся, но были и такие, которые не обучались им совсем.
Первый двухэтажный, наполовину каменный архиерейский дом был построен в 1883 году на средства Бийского первой гильдии купца и городского головы Якова Алексеевича Сахарова. Он завещал 15 тысяч рублей, школу в архиерейском доме, с ежегодным отчислением на её содержание 500 рублей. 22 мая 1886 году врагами Православия от поджога сгорело катехизаторское училище, храм Казанской иконы Божией Матери, а также сгорел архиерейский дом начальника Алтайской духовной миссии архиерея Макария. Сам он едва не поплатился жизнью. Пожаром уничтожены архивы миссии, сгорела ценная библиотека. Владыка спасся, успел только вынести из огня святыни домовой церкви: Антиминс, Евангелие и икону Казанской Божией Матери. Купцы Соколов, Морозов и Осипов пожертвовали деньги на новое – уже кирпичное! – здание. Эти архитектурные памятники 19-го века целиком переживают реконструкцию. К строительству кирпичного здания Архиерейского подворья было привлечено большое количество крестьян из ближайших поселений: Фоминского, Сросток, Мочищенского посёлка и других сёл и деревень. Опять же во главе с Борзенковым.
21 сентября 1888 года Макарием (Невским), епископом Бийским, освящена домовая при Бийском Архиерейском доме однопрестольная церковь во имя святителя Димитрия, митрополита Ростовского, построенная на средства благотворителей.
Она размещалась на третьем этаже. С восточной стороны здания был построен первый в Бийске фонтан. 14 сентября 1895 года состоялось торжественное освящение нового кирпичного учебного корпуса катехизаторского училища. После водосвятного молебна и окропления всех помещений в большом училищном зале общим хором учащихся из 300 человек была пропета молитва «Царю Небесный».
Произносились торжественные речи, исполнялись духовные песнопения. Богослужение возглавил Преосвященный Мефодий (Герасимов), епископ Бийский, начальник Алтайской духовной миссии.
Строительство закончилось в 1910 году. На втором этаже здания катехизаторского училища (ныне актовый зал Дома офицеров) размещался храм во имя св. апостола Иоанна Богослова. Настоятель о. С. Ивановский.
Храм святителя Димитрия, митрополита Ростовского – бывший Казанский архиерейский собор, который являлся главным храмом Алтайской Духовной миссии, начал строиться после пожара на благотворительные средства и на суммы, собранные крестьянами Алтайского горнозаводского округа в память Императора Александра II, освободителя крестьян от горнозаводской крепостной зависимости. 8(20) ноября 1891 года Преосвященным Владимиром (Синьковским), епископом Бийским, состоялось его освящение. Привлекательная колокольня была пристроена к храму в 1910 году на деньги старосты храма, Бийского второй гильдии купца Власия Максимовича Рыбакова, утверждённого в этой должности 8 октября 1897 года. Внутри храма украшением был великолепный резной позолоченный иконостас. Через год на средства этих же купцов, Соколова и Морозова, для иконы была построена специальная каменная часовня.
ДЕБЮТ
КАРТАШОВ Александр Сергеевич родился в 1951 году в селе Дружба Алейского района Алтайского края. В 1974 году окончил физико-математический факультет Бийского педагогического государственного института. Преподавал в школах Алейского района астрономию, математику, физику. С 1984 году работает в профессиональном училище № 3 города Бийска, преподает предметы физико-математического цикла.
Стихи начал писать недавно, но уже печатался в газетах: «Бийский рабочий», «Моя Земля», «Бийчанка», «Вектор-Сибирь», «Рабочая смена». Большая подборка стихов опубликована в межрайонном альманахе «Соседи № 2».
Стихи Александра Сергеевича лирические, музыкальные. Они исповедальны, философичны, наполнены любовью к Родине, к природе края.
Иван Королев,
член Союза журналистов России.
* * *
Перевал… Тишина…
Догорает костер.
И сорвалась звезда,
Значит, кто-то ушел.
Знать бы только, куда
Уплывает рассвет.
И живая вода
Не вернет жизни свет
Мы в туманную даль
За мечтою идем.
Закаляется сталь
И водой, и огнем.
Нашей юности пыл
Растворился в годах,
Но костер не остыл,
Он пылает в сердцах.
БАБЬЕ ЛЕТО
Бабье лето пришло, улыбается осень,
И серебряной нитью паутины висят.
А в глазах «сентябринок» застыли вопросы:
«Почему и куда, птичьи стаи летят?»
На березах звенят золотые монеты,
Целый клад на земле, собирай – не хочу!
Дворник-ветер метлой драгоценности эти
Разметает под вечер в осеннем саду.
Измененья в природе нашу душу тревожат,
Каждый вспомнит о том, что так дорого нам.
Наша юность из прошлого редко приходит
Только в гости, как ходят к друзьям…
СЧАСТЬЕ
Что такое счастье – кто ответит?
Нет такого в мире мудреца.
Счастье – это солнце в небе светит,
Для того, кто верит в чудеса.
Мир чудес – это лес и река,
Звезд паденье, восход и закат.
Кораблями плывут облака,
И весеннего грома раскат.
Что такое время – это годы,
Быстротечны, как весны поток.
Мудрость не отнимешь у природы.
Нам бы этой мудрости глоток.
ФОРТУНА
Бывает полоса, когда везет,
В том смысле, что фортуна помогает.
Она как будто точно знает,
Что там, вдали, за горизонтом, ждет.
Все знать о нас – вот главная задача.
Она шепнет: «Поводья натяни,
За поворотом вправо поверни.
Там ждет тебя твоя удача»
Но, торопясь, поводья поменял,
За поворотом влево повернул.
Лишь на краю у пропасти смекнул:
«Не ту, наверно, лошадь оседлал».
ПОКА ЖИВЕМ
Как не горит костер без дыма,
Без ветра чахнут паруса.
Пока живем, стучат сердца.
Душа и плоть – неразделимы.
Ритмы сердца, души волненья
Радость встречи, прощанья – печаль.
Время мчится в туманную даль,
Непрерывно событий теченье.
Подъемы, взлеты и паденья,
Крутые повороты, виражи.
Прошедшей жизни миражи,
И к гавани спокойной устремленье.
НАША МЕЧТА
Мы движемся – она уходит,
Черта меж небом и землей.
За нею вечный призрак бродит,
Которого зовут мечтой.
Мы о лете мечтаем зимой,
А весной, чтобы осень настала.
Годы мчатся бурливой рекой,
И нельзя все начать сначала.
Поседела наша мечта,
А душа, как открытая рана.
Мы по жизни спешим, а куда?
За черту нам, наверное, рано.
* * *
На завалинке старый отец
Закурил самокрутку, и кольца
Поднимаются к своду небес,
И встает невеселое солнце.
Мать украдкой глядит на дорогу,
Подметая пылинки с крыльца.
И скрывая в работе тревогу,
Утирает слезинку с лица.
С каждым годом родные сынки
Приезжают все реже и реже.
Позабытые их старики
Примирились с тоской и надеждой.
ХРУСТАЛЬНЫЕ КАПЛИ
Весна, как юная художница,
Пришла с мольбертом на этюд.
Наряды поменяли модницы,
И слезы снежные текут.
И капли падают хрустальные,
Звенят, звенят, как бубенцы.
Дерутся воробьи нахальные,
Купаясь в лужицах весны.
Грачи гуляют важно по полю,
И на березе дом растет.
К земле склонились ветки тополя,
А думалось, не доживет.
* * *
Сединою желтой
на березе листья,
И туман в низине –
белою рекой.
Утекает время,
время нашей жизни,
Не вернуть обратно,
и не жди другой.
У судьбы на земле
много троп и дорог,
И одну лишь из них
ты себе выбираешь.
Уходя в неизвестность
за родимый порог,
Ты частицу души
в доме том оставляешь.
И когда тяжело,
на душе маята,
Все бросая,
домой приезжаешь.
Нежный матери взгляд
и улыбку отца
Как бесценный подарок
любви принимаешь.
ТРОПИНКИ
Ковылем поросли тропинки,
По которым бродила любовь,
В сердце плавают горькие льдинки,
Что ушло, не вернется вновь.
Юность в прошлом осталась,
Затерялась в пути.
Нет лекарства от старости,
От любви не найти.
Не вернется туманное утро,
Деревенский рассвет в тишине.
Но порою нам кажется, будто
Мы бежим по росистой траве.
***
На свет зелеными мордашками
Глядят березовые листья.
И любопытными ромашками
Порхают бабочки меж вишнями.
И небо солнцем улыбается,
Весна в разгаре – это здорово!
Природа снова обновляется,
А над добычей кружат вороны.
Они терзают нашу молодость,
Любовь, которую мы встретили.
А на висках седые волосы
Тех лет, которых не заметили.
***
Реальность и мечта,
как небо и земля,
Путь очень долгий
в лабиринте.
И та неизмеримая черта
скрывает «минные поля»,
Цель перед нами
и рывок, как в спринте.
Через муки прошли,
через боли,
Только чтобы
не сбиться с пути.
Кровь из ран
солонее соли,
Помоги нам,
спаситель, дойти.
Вот дошли, добрели
до желанной мечты,
Успокоили душу –
не совесть.
Поседела мечта,
наши годы-мосты
Превратились в
печальную повесть.
В МИГ ПАДЕНЬЯ
Город давит домами,
Рвется в горы душа.
На крутом перевале
Ожидает мечта.
Звезды яркие ближе,
Слышен шепот небес.
Только там я увижу,
Как цветет эдельвейс.
Но, сорвавшись с вершины,
В миг паденья пойму.
Дымкой призрачной, синей
Я к любимой плыву.
***
Отраженье весны –
это осень златая,
Океана простор –
это эхо небес.
Из далеких миров
к нам «звезда» прилетая,
Не успела поведать
о тайне чудес
Явился года нового рассвет
С морозцем и снежком пушистым:
«Что изменилось, где ответ –
На древе жизненном, ветвистом?»
Несут, торопятся года –
На крыльях невозвратно время.
Весною талая вода
Питает жизни новой семя.
Луч солнца брызнет на поля,
Рожь золотая колосится,
И октября встает заря,
Туманом желтым лист кружится.
Вот мухи белые летят,
Мечты приходят редко в гости.
В саду березы голые стоят,
Горят в душе надежды гроздья.
ТАТАРЕНКО Иван Петрович
Я родился 23 октября 1927 года на хуторе Сотницкий Поповского сельского Совета Россошанского района Воронежской области в семье кадрового железнодорожного рабочего Татаренко Петра Кузьмича. Мать – Елена Яковлевна. В 1936 поступил в Сотниковскую начальную школу, окончил в 1940. Продолжил учебу в Поповской средней школе. В 1948 году поступил в Россошанское педагогическое училище, в 1951 окончил. Переехал на Алтай. С августа 1951 года начал работать учителем Талицкой начальной школы № 15 Грязнухинского, ныне Советского района. В 1961 году поступил на учебу в Бийский пединститут, исторический факультет. Диплом о высшем образовании получил в Горно-Алтайском пединституте. Работал учителем, директором школы. Ветеран войны, ветеран труда. С 1994 проживаю в Бийске.
Литературой увлекаюсь со времени учебы в школе и во все последующие годы, вплоть до настоящего времени. Много читаю, пишу. Член Бийского литературного объединения «Парус» с 1994 года, член студии прозы «Гран» с 2001 года.
До этого был рабочим и сельским корреспондентом различных районных газет. Публиковался в сборниках Москвы, Барнаула, Бийска. Автор 20 поэтических и прозаических книг. Основные из них: «Мое Отечество», «Земные тропы», «Сказание о Бикатунском остроге», «Сказание о земле Грязнухинской», «России славные победы», «История Советского района», «Боевая слава Бийска», «Бийский железнодорожный узел», «Боевая слава Советского района», «Родовая повесть» и другие книги. Вышли три романа: «Подвиг во имя жизни», «Комендант крепости», «Восьмидесятилетие». Продолжаю работать над новыми произведениями. Вскоре выйдет книга о поэте Алексее Прасолове «Повесть о друге».
И.П. Татаренко
Иван ТАТАРЕНКО
ВОСПОМИНАНИЯ О ШУКШИНЕ
ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО
Я очень благодарен судьбе в том, что она позволила мне познакомиться с Василием Макаровичем Шукшиным в годы его жизни и работы в Сростинской районной средней школе, когда он работал учителем и директором школы рабочей молодежи. Это было в конце пятидесятых – начале шестидесятых годов.
Первое мое знакомство произошло просто случайно и мимолетно. Из Талицы, где я жил тогда, нужно было попасть в Бийск в магазин наглядных пособий. Ехать через село Грязнуху – дело долгое и хлопотное. Поэтому все ездили через Сростки. Так поступил и я. Добрался до паромной переправы, переплыл на пароме Катунь и оказался на другом берегу реки. Дорога проходила тогда мимо школьного здания.
Известно, что летом во всех школах шел ремонт. Сростинская школа была не исключением. Подходя к ней, я увидел интересное специальное приспособление, на которое закатывали бревна, там их укрепляли, чтобы не ворочались. Один рабочий с большой палкой стоял на бревне, другой – под подмостком. Оба руками дергали пилу, по сигналу начинали пилить бревно на плахи.
Конечно, мне странно было видеть такую распиловку бревен на плахи, но признаюсь честно, другого способа получения плах я нигде не видел. Ведь пилорам тогда в колхозах и совхозах нашего района еще не было. А плахи для ремонта полов в классах были очень нужны. Вот так и пилили вручную довольно долгое время.
Двое пилили, двое отдыхали, еще двое ворочали бревна, обрубали сучки и ветки, готовили стволы к распиловке. Я подошел к ним, спросил:
- Где мне можно найти директора школы?
- Зачем он тебе потребовался? – промолвил мужик с топором в руке.
- Я с поручением к нему от директора Талицкой школы. Велел кое-о-чем спросить.
- Я директор школы, – ответил небрежно.
- Такого директора не знаю, – ответил я.
- Что ж, будем знакомы – Шукшин. Я, в самом деле, директор, но только школы рабочей молодежи, – и подал мне руку.
- Василий Макарович, – добавил я.
- А ты откуда меня знаешь? – живо спросил он.
- Земля слухом полнится, – ответил ему. Я уже слышал о способном и деловом учителе, которого не так давно поставили директором вечерней школы.
Передо мной стоял молодой худощавый мужчина, среднего роста, с загорелым лицом и веселыми глазами, в кепке. Голос чуть глуховатый.
- Нет нашего директора, он уехал в Бийск, – спокойно промолвил Шукшин. – После обеда будет.
- Это меня не устраивает. Он мне нужен сейчас. Мой директор просил узнать о договоре с вашим директором по обмену краской.
- Тогда ничем помочь не могу. Разве только показать, как пилим бревна на плахи, – с улыбкой ответил Шукшин.
Мы еще поговорили несколько минут, и я пошел на автобусную остановку возле Сростинской чайной. Минут через десять уехал с попутным шофером в Бийск.
Впоследствии, я еще несколько раз встречался с Василием Макаровичем Шукшиным на учительских семинарах в городе Бийске. В те годы часто проводили по линии народного образования всевозможные семинары – кустовые, районные, зональные, краевые по вопросам методики и воспитания учащихся, обучения работающей молодежи в вечернее время и по другим вопросам. Директора и учителя ездили по школам своего и соседних районов набираться опыта работы.
Один такой приезд Василия Макаровича Шукшина в качестве директора вечерней школы рабочей молодежи из Сросток в Талицкую школу на кустовой семинар был перед Новым годом. Шукшина интересовал вопрос вечернего обучения молодежи в Грязнухинском районе. Почему он приехал именно в Талицкую школу? Потому, что был знаком с директором школы, который и пригласил его. Заодно Шукшин посетил в Талице своих родственников – Стебуновых.
Василий Макарович был очень любознательный и хваткий, на семинарах его интересовало все: вопросы организации, обучения, преподавания учебных предметов, усвояемость учебного материала вечерниками. Обо всех этих и других вопросах Шукшин с увлеченностью расспрашивал участников семинара, сам делился своим опытом работы в Сростинской средней школе.
Я запомнил Шукшина по его напористости, увлеченности своей работой, желанием приобрести побольше научно-педагогических знаний в области методики преподавания учебных дисциплин.
Василий Макарович уже тогда, в свои молодые годы и начале трудовой деятельности, вызвал интерес к нему. У меня даже возникла мысль, которой я поделился с товарищами:
- Шукшин далеко пойдет, если и дальше с таким же упорством и желанием будет продолжать свою работу.
Вскоре Василий Макарович исчез из вида и надолго. Я узнал, что он находится в Москве и учится там во ВГИКе. Узнал еще, что Шукшин писал рассказы, которые использовал потом в сюжете будущего кинофильма «Печки-лавочки», что успешно защитил сценарий на специальном заседании Государственной комиссии по кинематографии в Москве.
Летом 1972 года у меня вновь произошла встреча с Василием Макаровичем, но уже не как с учителем – коллегой, а как с актером и режиссером фильма «Печки-лавочки», где он со своими артистами приехал в Советский район снимать фильм. Поселился он в Шульгин-Логской средней школе, где директором был Юрий Васильевич Литвинов, который оказывал Василию Макаровичу большую помощь.
Здесь состоялось несколько приятных и запоминающихся встреч с Шукшиным, когда он снимал фильм «Печки- лавочки». В культурной жизни Советского района съемки фильма в селах Хуторки, Шульгин-Лог, Платово – событие значительное. Не каждому селу, даже району в наше время выпадает счастье, чтобы на их территории снимались художественные фильмы. Значит, жизнь старинных сел района заслуживала внимания, что с большим успехом и показал Василий Макарович Шукшин в своем фильме «Печки-лавочки», который пользуется сейчас большим успехом у жителей всей России.
Неплохо было бы на здании Шульгин-Логской средней школы или на Доме Культуры села поместить памятную плиту примерно с такой надписью: «Здесь в 1972 году кинорежиссер Василий Макарович Шукшин снял фильм «Печки-лавочки».
Считаю, что это была бы дань уважения творчеству Василия Макаровича Шукшина.
ШУКШИН И СТАРИКИ
О старинных свадебных обрядах в селе Шульгин Лог
Прекрасен субботний августовский день в окрестностях села Шульгин Лог. В зеленой листве утонули скромные домики жителей. Прямые улицы выводят путника в широкую степь. В южной стороне над степным простором, где колосятся нескошенные поля зеленой, на силос, кукурузы, возвышается гора Бобырхан – вечный страж степного простора.
Другая достопримечательность села – река Катунь. На ее зеркальной поверхности отражались лучи солнца. Берег реки усеян был веселой детворой, которая тут ежедневно купалась в холодной воде до посинения. С трясущимися челюстями дети выбегали из воды на берег, ложились на чистый, прибрежный горячий песок, чтобы согреться.
Любил купаться с детворой Василий Макарович Шукшин. Вот и сегодня он появился на берегу в расстегнутой белой рубашке, с ворсистым мягким полотенцем в руке. Не спеша, подошел к воде, спросил:
- Как водичка, ребята?
- Сперва кажется холодной, а потом не чувствуешь! – хором ответили купальщики.
- Это хорошо, – сказал Василий Макарович и начал раздеваться.
- Смотри, какой худой Шукшин, – тихо промолвил Мишка Косой.
- А ты думаешь, снимать кино ему легко? – возразил Митька Галкин.
- Я думал, все так просто. Приладил аппарат к глазу и води туда- сюда.
- Мало что ты думал! Он сам и не снимает. У него оператор есть.
Шукшин не спеша разделся. В одних трусах стал у кромки воды.
- Кто со мной хочет купаться? – с улыбкой спросил пацанов. – Тогда прыгаем в воду!
- А кино сегодня в Доме культуры нам покажешь? – спросил Галкин.
- Обязательно. Своих отцов и матерей там увидите! – пообещал Василий Макарович.
- Тогда вместе прыгнем в воду, – предложил Митька.
По случаю ранее объявленной директором Дома культуры демонстрации отдельных фрагментов из жизни сельчан вечером стали собираться люди. Шла больше молодежь, но и старики были не прочь посмотреть в натуре своих земляков на экране, которых засняли в разных местах села.
Летний день всегда кажется длинным. Поэтому демонстрация была намечена на восемь часов вечера, чтобы все успели прийти с работы, поесть, управиться со скотиной и переодеться. Но любопытное старшее население пришло пораньше, часам к шести. Мое внимание привлекли старики и старухи, сидевшие под тенью развесистых густых кленов. С ними был и Шукшин, о чем-то разговаривал.
- Здравствуйте, – сказал я, подойдя к сидящим.
- Садись, Петрович, – предложил веселый балагур, худощавый Михаил Бжицкий Рядом с ним – Федор Гапоненко, серьезный человек, не терпящий лжи и фальши. Тут же бабка Христиния Гурьева – веселая звонкоголосая старушка, Кирилл Потехин с добродушным лицом и острым взглядом, Фитиния Неустроева – никогда не унывающая пожилая женщина.
- О чем разговор ведете? – спросил я у Шукшина.
- Просто перебрасываемся впечатлениями прошедшего дня, – ответил Василий Макарович. – Интересуются вот съемками фильма.
- Я никак не могу понять, как это можно показать, а у нас в селе заснять уже давно прошедшие годы, – не соглашался с Шукшиным Кузьма Потехин. – Ведь время воротить никак невозможно? Вот, к примеру, я вступал в колхоз совсем молодым парнем, а сейчас старик. Как это воротить и показывать?
- Да и жизнь теперича не такой стала, как ранее, тагды так было, сичас по-другому, – поддержала Федора Фитиния Неустроева.
Я смотрел на Василия Макаровича и думал, как он выберется из такого трудного положения, сможет ли пояснить старикам, как делается фильм, как получаются картины давно прошедших времен, их юности? Шукшин почесал затылок, произнес негромко «хм», улыбнулся, посмотрел на стариков, неожиданно для меня спросил:
- Вы видели кинофильм «Чапаев»?
- Да кто же его не смотрел? – ответил Кузьма. – Может, его прямо в гражданскую снимали, как все было.
- А по-моему, тот, што делал кино, служил в самой дивизии Чапая, – добавила Неустроева. – У нас даже в селе был Степан, точь-в-точь похож на Василия Ивановича.
Шукшин слушал стариков, не перебивал, старался понять их рассуждения. С чем-то соглашался, с иными доводами нет. Но ему не хотелось, чтобы старики судили о фильме «Чапаев» по-разному.
- Так вот, – начал Василий Макарович. – Время прошло. Чапаев погиб в бою. Но его дивизия осталась. Бойцы знали своего командира и могли рассказывать о нем очень много. Писатель Фурманов, он воевал вместе с Чапаевым, собрал материал, написал роман, по которому и поставили фильм. Артиста подобрали похожего на Чапаева, как ваш Степан. Одновременно снимали бойцов чапаевской дивизии.
- Коли так, то можно верить, – согласился Кузьма.
Разговор перешел на сугубо житейские темы, на работу в совхозе. Я наблюдал за Василием Макаровичем как бы со стороны и видел, что такой беспредметный разговор Шукшину не нравился, он просто слушал, время от времени говорил «да-да или нет». В такой момент его лицо выражало тоску, и взгляд потухал.
Неожиданно из переулка выехали машины, капоты которых были перевязаны цветными лентами, большие легкие шары болтались спереди, сзади, у дверей кабины. На капоте первой машины сидела большая кукла.
- Смотрите, смотрите! – звонким голосом закричала Гурьева. – Свадьба едет!
- Разве это свадьба? – недовольно проворчал Гапоненко.
- Чем она тебе не нравится? – спросил его Кузьма.
- Сели в машины и раскатываются, как заморские короли: ни песен, ни гармошки, проскочили по улице, кто видел, кто нет. Разве в старину на Руси, да и у нас в Шульгин Логу, так свадьбу играли?
Между тем, свадебный кортеж торжественно проехал по улице, оставив позади себя на дороге серую густую пыль. Сделалось как-то тихо, как будто не о чем стало говорить.
- Вот ты, Федор, недоволен, как сейчас молодые играют свадьбу, – промолвил я. – А ты возьми, да расскажи, как твою играли, когда был молодым.
- Да, да, – поддержал меня Шукшин. – Это же очень интересно.
Он обрадовался тому, что разговор может быть продолжен. Лицо его осветилось радостью, глаза загорелись, а голос стал таким приятным и ласковым, что отказать стало невозможно.
- Какой с меня рассказчик, – заявил Гапоненко. – Все уже забыл. Пусть начнет Бжицкий. Он хорошо помнит свою свадьбу.
Михаил почесал затылок, раздумывая, с чего бы начать разговор. Думал, думал и вдруг махнул рукой, заявил:
- Разве все вспомнишь через полвека?
Наступила неловкая пауза. Чтобы разговор продолжался, Шукшин спросил:
- По любви женился или просто без всякого ухаживания за девушкой?
- Конечно, сейчас и свадьбы молодым играют совсем не так, как нам в старое время. И женихи сами себе выбирают невест. Парень сначала дружит с девушкой, потом объявляет родителям, что они женятся. А в старое время родители сами выбирали невесту, попробуй, не спроси разрешения у тяти и мамани! Отколотит отец. А он у меня строгий был, – начал свой рассказ Бжицкий. – Любил я девчонку – соседку Дарью. Она тоже меня любила. Как-то раз тятя с матушкой пришли с церкви. Принесли освященную пасхальную стряпню из белой муки. Сели обедать. Как бы невзначай тятя промолвил: «Мишка, не пора ли тебе жениться?» Я помолчал, потом сказал: «Воля ваша. Мне Дарья нравится. Хорошая девушка. Мамане будет помощница». Тятя медленно повернул ко мне суровое лицо, внимательно, в упор посмотрел в глаза, промолвил: «Никогда Дарья не будет в нашем доме. Ее отец богатый. Нам не родня и не ровня. Не хочу, чтобы ты у него всю жизнь был работником». Слова отца как по сердцу полоснули. Загорюнился, хожу сам не свой, свет белый не мил, душа из груди вырывается, сильно переживаю. Заметила маманя, что я сам не свой хожу, подошла ко мне, стала уговаривать. У меня ее ласковые слова в одно ухо влетают, в другое вылетают. В мыслях и голове одна любимая Даша, Дашенька – тоненькая, проворная, веселая девушка. Гляжу через дорогу, как она ходит по своему двору, и кажется мне, что лучше и красивее нет никого в нашем селе Шульгин Лог. Меня к ней, как магнитом тянуло. Как-то вечером собрался на вечеринку сходить, встретиться с любимой, подошел к двери, чтобы выйти из комнаты во двор, отец сказал: «Не вздумай к Дашке прикасаться. Вожжами выпорю. Я уже приглядел тебе добрую девку: пышная, грудастая, крепкая – все в руках горит, вилами, граблями владеет и легко управляется литовкой. Рожь и траву косит, снопы перевёслами вяжет, в кресты их кладет, корову доит, лошадь запрягает, как мужик». Не обрадовало меня признание тятеньки. С того дня на вечеринки ходить не стал. Ведь против воли отца не пойдешь?
Шукшин внимательно слушал рассказчика, который вел свое повествование неторопливо, но забавно. Бжицкий говорил медленно, с растяжкой слов. Несмотря на то, что был в преклонном возрасте, его память была прекрасной, не путался он в словах и мыслях, не повторялся, умело держал нить разговора. Это нравилось Шукшину. Он не торопил, терпеливо ожидая продолжения рассказа. Я смотрел на Шукшина со стороны. По его внимательному взгляду я понимал, что он доволен рассказом Бжицкого.
- Что же было дальше? Ведь у тебя возник большой конфликт с отцом? – нарушив молчание, спросил Шукшин.
- О чем говорить, Макарыч? Объявил тятя, что надо готовиться к свадьбе. Я-то невесту в глаза не видел, а спросить о ней – смелости не хватило, даже не знал, где она живет, как имя моей будущей жены. Молчала, как в рот воды набрала, и моя маманя. Видел я, что решение отца моего она не одобряет. Сказать об этом ему не могла, боялась. Подготовка к моей женитьбе шла своим чередом, во все подробности меня не вводили.
- Дарья как себя вела? – спросил неугомонный Шукшин.
- Несколько раз подсылала мне своих подруг, чтобы приходил на вечерку. Днем нарочно долго ходила по своему двору. Как мне хотелось с ней встретиться, хоть словечком перемолвиться, подержать ее за руки, поцеловать в щечку. Но запрет тяти останавливал меня, глубоко раня мою душу и сердце. Конечно, мы переживали, но против воли родителей как пойдешь? Ближе к осени по селу пошли разговоры: « Михаил Бжицкий скоро сына своего женить будет. Михаила». Обо всей дальнейшей подготовке, как договор о свадьбе, о ее проведении, о дрэжке, нареченных свате и сватье, свадебном поезде, венчании – особая речь.
- Ну и рассказывай дальше, Михаил Михайлович! – попросил Шукшин.
- Нет, дальнейшее лучше меня расскажет Христиния. Она часто бывала дружкой на многих свадьбах. Она живой свидетель, как мой строгий тятя женил меня на грудастой девушке, которую он выбрал для меня, – закончил Бжицкий.
- Как-то, Михаил Михайлович, ты скомкал свой рассказ. Нам поведал о том, как готовились к свадьбе, а как погуляли, ты умолчал, – сказал Шукшин.
- Так это, Макарыч, долго рассказывать. Тут и договор с родителями невесты о согласии выдать дочь свою замуж, и о прочих премудростях толком не смогу рассказать, – молвил Михаил в свое оправдание.
- Кто же лучше тебя может рассказать, как проводили старинную свадьбу? – забеспокоился Шукшин.
- Пусть рассказывает Христиния, у нее хорошо подвешен язык, может целый короб наболтать. Да и с девчатами песни пела, какие в ту пору полагались.
Бжицкий замолчал. Шукшин вновь почувствовал, что дальнейший разговор о старинной свадьбе вот-вот может оборваться, а ему так хотелось услышать от стариков о ведении всего процесса свадебной игры от начала до конца, так как современные свадьбы многое утеряли и больше к старине не возвращаются.
- Что так и будем молчать? – спросил серьезно Шукшин.
- Христиния, начинай! – предложил Бжицкий.
- Не буду! – твердо ответила бабка.
- Почему?
- Потому, что ты со мной в молодости не захотел дружить!
Все это было так неожиданно, что Шукшин рассмеялся и промолвил:
- Вот когда раскрылась любовная тайна!
- Не верь, Макарыч, она мелет, чо попало, а люди подумают, что я с ней целовался.
- А то не целовал? Целовал, да еще как, до сих пор помню!
- Так это же случалось при игре, тогда все видели, – оправдывался Михаил.
- А забыл, как у нас на крыльце меня целовал, тятя мой чуть не застиг, а то бичом бы обоих отделал, – не сдавалась Христиния.
- Так это когда было!
Может, признание в любви длилось бы дольше, Шукшин заметил:
- Поздно вы стали разбираться в своих любовных похождениях. Пусть теперь ваши внуки и правнуки влюбляются и разбираются. Давайте вернемся к свадебному обряду. Как все начиналось? Христиния Митрофановна, твоя очередь!
- Все просто, Василь Макарыч, – начала Христиния. – хошь слушай, хошь не слушай.
Шукшин остался доволен, что бойкая, говорливая старушка все-таки согласилась продолжать рассказ о начале свадебного обряда.
- Перво-наперво делался обряд рукобития.
- Что это такое? – захотел уточнить Шукшин.
- Это по согласию родителей жениха, а иногда и безо всякого согласия жениха по воле тятьки, едут к родителям невесты без жениха для того, чтобы договориться о согласии обеих сторон на женитьбу сына и замужество дочери. Если разговор устраивал обе стороны, то бьют по рукам. На стол родители жениха ставят бутылку вина с закуской, пироги с мясом. Невестина родня делает то же самое. После взаимного угощения считается рукобитие состоявшимся. Присутствие на рукобитии невесты тоже не обязательно. Все вопросы за нее решают родители.
- К примеру, одна сторона не согласна? – спросил Шукшин.
- Разъезжаются, считается, рукобитие не состоялось. Тут много бывало. Бедняки с бедняками быстро договариваются, а если бедный жених вздумал жениться на богатой невесте или наоборот, то тут много получается канители. Бедняков никто из богатых не хочет в своей семье. Бедняки, говорят, хотят разбогатеть за счет богатой невесты, ее приданого. Поэтому рукобитие являлось первоначалом всякого сватовства. Фактически, это договор о будущей свадьбе.
Шукшин внимательно слушал рассказчицу. По его лицу время от времени то проскальзывала милая улыбка, и глаза горели радостью, то лицо вдруг становилось серьезным. Веселый огонек в глазах мгновенно исчезал, и Василий Макарович надолго замолкал. Невозможно было в такие минуты понять его душевное состояние – грустит он или просто сопереживает рассказчикам.
- Хорошо, Христиния Митрофановна, согласились родители жениха и невесты. Что дальше? – спросил Шукшин.
- Для бедняков свадьба была настоящим разорением.
- Это почему же?
- Потому что в старину считалось: как будет сыграна свадьба, так будут жить молодые. Поэтому родители жениха и невесты собирали своих родственников и договаривались о взносе на проведение свадьбы. Это называлось несенье – помогали, кто чем мог. Несение было заведено у бедняков. Богатые сами к свадьбе все находили, чтобы прихвастнуть, удивить народ, показать свое богатство.
Христиния хотела еще что-то сказать, но Михаил остановил ее.
- Хватит про несенье рассказывать. Ты лучше распиши Макарычу смотрины. У тебя это хорошо получалось.
- Не прикидывайся незнайкой. Сам сколько раз был дрэжкой.
- Какую роль играл дрэжка? – нетерпеливо спрашивал Шукшин.
- В старину дружку называли еще знбткой, – продолжала Христиния. – Здесь нужен был надежный человек. Он обязан был сводить молодых людей. Уметь вести разговор с родителями жениха и невесты, самое главное славился среди сельчан успехом и опытностью в свадебных делах. Некоторые родители жениха просили меня быть свахой. Тебя, Макарыч, может, интересует, как сваха сговаривала обе стороны родителей?
- Конечно, – согласился Шукшин. – Это интересно.
- Так вот. Прихожу на крыльцо невесты, ступаю на первую ступень правою ногой, тут же громко приговариваю: «Как нога моя стоит твердо и крепко, так слово мое будет твердо и лепко, тверже камня, легче клея и серы сосновой, острее булатного меча и ножа. Что задумаю, да исполнится в этом доме». Правой ногой перешагиваю порог, вхожу в комнату, молюсь Богу, тут же сажусь под маткой на лавку. Вместе со мной входят родственники жениха. Хозяева дома приветствуют нас. Начинаю разговор самый простой, обыденный: какой сегодня день, о погоде, о работе, о здоровье. В это время стараюсь спросить, как работали, и невзначай говорю: «Что делала ваша доченька?» Конечно, родители, уловив момент, что дело идет к смотринам невесты, часто дают неопределенные ответы или просто уклоняются от всех ответов и объяснений про дочь, или открыто говорят, что доченьку не желают выдавать замуж по разным причинам. Вот тут-то и начинался настоящий разговор.
- Чем же он заканчивался? – интересуется Шукшин.
- Я, как сваха, конечно, веду наступление. Родители невесты обороняются под всякими предлогами, мол, невеста молода, еще не нажила ума-разума. Хотя сами и желают сосватать дочь. Но бывает, что родители невесты действительно не хотят выдавать дочь за предложенного жениха, тогда приходилось уезжать, как говорится, с пустыми руками. Иногда приезжали на переговоры несколько раз. Обычно такой разговор заканчивался согласием родителей жениха и невесты, которые говорили: «Ну, ин с Богом Иисусом Христом. Какого выбрала себе жениха-молодца, так уж люби до конца, не пеняй на мать и отца». После этого начиналось угощение.
Между тем, в разговоре, даже не заметили, как быстро прошел час времени, а до конца рассказа о ходе свадебного порядка так и не дошли. Василий же Макарович всерьез заинтересовался рассказами Михаила и Христинии о свадебном обряде в старину. Мне тоже интересно было слушать. Ведь рассказы очевидцев или непосредственных участников тех или иных событий всегда интересны, и главное, достоверны. Шукшин понимал, что только от стариков можно услышать то, о чем не всегда можно прочесть в книгах.
Правда, о женитьбе отца на матери в семье Шукшиных говорили, но в такой конкретной форме, да еще с такими подробностями ведения старинного свадебного обряда, как услышал он сейчас в Шульгин Логу, ему, оказывается, не приходилось слышать. Шукшин радовался тому, что у этих старых людей, которым было далеко за восемьдесят, память была светлая. Они помнили мельчайшие подробности разговоров, свадебные напевки и присказки, которых от молодых в настоящее время не услышишь ни на одной свадьбе.
Время шло неумолимо. Василий Макарович стал посматривать на часы, зная, что в восемь вечера начнется показ кинофрагментов в Доме культуры. Но ему очень хотелось послушать продолжение рассказа этих стариков об обряде, силу которого испытали на себе все сельчане, живущие до сих пор своими крепкими семьями, связанными навеки родственными узами в непростой нашей жизни.
- Хорошо, Христиния Митрофановна, сговор родителей есть. Что дальше? – интересуется Василий Макарович.
- Дальше-то наступает так называемый девичник, – начинает Христиния. – Он длится до самого венчания молодых или просто до свадьбы. Обычно к родителям невесты приезжают нареченные свекор и свекровь. Они привозят с собой белую чистую льняную скатерть, ею у невесты накрывают стол. Ставят на него привезенное вино, пироги, пшенник, творожники, хлеб, соль. Тут же объявляют, что угощает всех от своего имени жених, и предназначается все для любимой невесты. Самого жениха здесь нет. Всем ходом девичника верховодят нареченные свекор и свекровь. Они садятся за стол, выпивают вино. В выбранный удобный момент они объявляют: «Наш жених, славный молодец, красавец, прислал вам дорогие подарки от всего сердца: новую пару шерстяных носков из овечьей шерсти, чулки, кота и кошку, зеркальце, мыло и полотенце». Подарки названы, но не показаны, все они находятся в большом узле, который свекор и свекровь передают невесте. Потом они хотят убедиться в деловитости невесты.
- Как это делается? – не удержался Шукшин.
- Вот мне на девичнике поставили прялку, гребень с конопляной куделькой и заставили прясть нитку на тюрючок. Когда убедились, что я владею прядением, свекор сказал: «Хватит, дочка. Ладно у тебя получается!» А вот моя подружка Кена выходила замуж, так ее заставили доить корову и поить маленького теленочка.
- Долго все это длится? – не удержался Василий Макарович.
- Известно, что нареченные свекор и свекровь все оставшееся недопитое вино и продукты заворачивают в скатерть, со словами: «Приедете к жениху – все допьете и доедите», – и увозят в дом жениха. Через некоторое время теперь, по уговору, родители невесты едут в дом жениха со своим угощением.
- Все пошло в обратном направлении, – заметил Шукшин.
- Да, но здесь свою роль играют родители невесты. Отец невесты спрашивает у родителей жениха: «Что умеет делать ваш сын, будущий муж нашей дочери?» Тут же под общий смех все выходят во двор. Ставят толстые чурки. Жениху дают в руки топор со словами: «Покажи, какими дровами твоя жена будет печку топить, хлеб, блины печь, борщ варить, тебя кормить». Вот тут уже жених старается, чтобы себя не посрамить.
- А если чурка попадет с сукбми?
- Все равно коли!
- Не хотел бы я попасть в его положение, – со смехом сказал Шукшин.
- Что дрова? Иногда принесут хомут, дадут жениху, заставят запрячь лошадей в телегу, детей, к великой их радости, прокатить по улице.
- Чем же все-таки заканчивается девичник, в конце концов? – интересуется Василий Макарович, поглядывая на часы.
- Девичник завершается благословением жениху и невесте перед самым началом венчания и свадьбы. В назначенный день, – продолжает Христиния, – во дворе жениха готовится свадебный поезд. Жениху седлается красивый конь с наборной уздечкой и седлом. Тут же находятся дружка, полудружка, воевода, посаженный отец и мать, сваха, двое бояр и повозник. Садятся обедать. После того, как все встанут из-за стола, дружка берет икону, которой благословит жениха, со всеми сопровождающими идет во двор, обходит три раза запряженных лошадей. Затем дружка ставит возле себя сумку с водкой, закуской. Садятся в повозки, на поезд, и едут в дом к невесте. Дорогу преграждают колишники, любители выпить, стоят с колами, на которых натянуты веревки. Останавливают поезд. Дружка достает водку, угощает их. Дорога открыта. Поезд с бубенцами и колокольчиками под дугой мчится с музыкой гармошки к дому невесты.
- Итак, свадебный поезд едет. В это время что происходит в доме невесты? – интересуется Шукшин.
- Об этом пусть расскажет Михаил. Он хорошо помнит, как его отец возил к невесте, – со смехом промолвила Христиния.
- Михаил Михайлович, а теперь твой черед досказать, на ком ты все-таки женился? – просит старика Шукшин.
Михаил кашлянул для порядка, погладил рукой бороду, неожиданно промолвил:
- Каво рассказывать? В доме невесты готовились ко встрече поезда с женихом. Ведь об этом все знают.
- А вот Макарыч не знает, его тогда и на свете не было, когда ты женился, – сказала Христиния.
- Тогда припомню, как все было, – продолжал Михаил. – Когда я приехал со свадебным поездом, вошел в дом. Моя невеста сидит в переднем углу за столом. Я ее первый раз увидел. Крупная, пышногрудая, никакого сравнения с Дарьей. Увидел ее, аж покачнулся. Ну, думаю, как весь век-то жить с ней буду? Но скрепил сердце, подошел ближе, присмотрелся, ничего, лицо у невесты пригожее. Слава Богу! Отлегло немного, а то уж не знаю, что и делать-то стал бы. Рядом с невестой примостилася «плакса» – сваха, а по другую сторону – брат ее со скалкой в руке. Надо начинать торги, а у меня язык не поворачивается. Мне подсказывает дружка:
- Спроси его: «Почему ты сел на мое место?»
Я тихо повторяю вопрос, ее брат слышит и отвечает: «Когда откупишь, тогда и сядешь на энто место». Тут снова на помощь мне приходит дружка, грозит брату плетью, а тот нам – скалкой и требует: «Выкупай место. Но сначала озолоти мне ручку, тогда я встану. Пока не увижу выкупа – не тронусь с места». Тут дружка вынимает из-за пазухи кожаный мешок, достает из него деньги и на каждый угол кладет по монетке. Спрашивает у брата: «Теперь доволен?» Тот отвечает: «Нет. Моя сестра стоит дороже!» Тогда я достаю свой кошель. Беру деньги. На каждый угол кладу по рублю. Конечно, по тем временам выкуп заплачен был большой. Да еще за невесту, которую я не любил. Брат уступил мне место, и я сел рядом с невестой. А она сидит такая серьезная, что даже не улыбнется. Дружка мне накинул на плечи косынку.
- Зачем? – спросил Шукшин.
- Не знаю. Такой обычай был. Родители невесты пригласили всех приехавших за стол. Стали угощать вином. Я сижу теперь рядом с невестой. Кроме любопытства у меня к ней ничего нет. Сижу рядом, поглядываю на ту, с кем жить вместе придется. Бабы хором поют:
Взвеяли ветры по полю,
Грянули веслы по морю.
С кем мне теперь думушку думать?
Думу мне думать с милым –
Та дума мне и крепка и верна,
Все слова его мне нравятся!..
- Дружка одаривает всех певчих деньгами, благодарит их за прославление жениха и невесты. Обед завершается. В это время всё готовят, чтобы свадебный поезд быстрее доставил в церковь жениха и невесту к венчанию. Все вышли из-за стола. Дружка подал знак. Все помолились Богу. Отец с матерью невесты берут ее под руки, подводят ко мне со словами: «Мы даем тебе нашу доченьку-невестушку. Ты ее люби, милуй, береги, сей лен, конопельку, спрашивай с жены рубаху и портки». Только стал благодарить отца и мать невесты – так положено было – тут начался настоящий переполох. Не успел сообразить, что к чему, как подскочили девушки, стали отнимать невесту. Я, не будь робок, не даю. Они вырывают ее у меня из рук, я не даю. Кое-как удержал.
- А если бы не удержал? – с улыбкой спросил Шукшин.
- Снова выкупать бы пришлось, да платить побольше.
- А как невеста себя вела?
- Обеими руками в меня вцепилась. Я-то ей сразу понравился, она потом призналась. Подошли отец и мать с иконой, стали перед нами. Отец держит икону, сначала я, а потом невеста моя положили перед иконою по три крестных знамения, по три земных поклона родителям, приложились к иконе, поцеловали отцов и матерей. От них мы получили благословение на венчание. Понял тогда, что никуда мне не деться, что я уже не свободен, и смирился, – закончил Михаил.
- А баял, что никаво не помнишь, – поддела Христиния.
- Может, не все припомнил, многое забылось, – оправдывался Михаил.
- Хорошо, что хоть это не забыл, – сказал Кузьма Потехин.
- И что же было дальше? – опять спросил Шукшин, чувствуя, что рассказ не окончен.
- Известно, поехали в церковь, венчаться. Батюшка был предупрежден. Все было готово. Долго батюшка читал всякие наставления. Надели на пальцы кольца золотые, нам их мастер деревенский из золотой монетки сделал, заставили поцеловаться. Я только прикоснулся к ней, а она уже глаза закрыла. Подумал тогда: «Хоть не противная, и то ладно». Долго длилась эта церемония. Наконец, батюшка сказал во всеуслышанье: «Объявляю вас мужем и женой». Церковный хор запел длинную песню. А после венчания началась свадьба. Посадили нас с невестою на красном месте. Треугольною косынкою, что на мне была, повязал меня дружка с невестою со словами: «Теперь вы у нас – два сизых голубочка. Муж – иголка, жена – нитка. Куда игла – туда и нитка». Гуляли почти целую неделю.
- И долго вы с ней жили? Дети были? – поинтересовался Шукшин.
- А до сих пор живем. Она и правда хорошей женой и матерью оказалась, работящей. До сих пор все в руках спорится. Привык я к ней. И детей у нас семеро. И внуков – не сосчитать, и правнуки есть.
- Только всю жизнь по бабам, на сторону бегал, – поддела его Христиния.
- Что было, то было, – согласился Михаил. – Не любил я жену. Такая вот история.
Шукшин посмотрел на часы. Было без четверти восемь. Солнце склонилось к западу. Жара заметно спала. Дышалось легко.
Из переулка выехал свадебный кортеж и направился к дому жениха. Машины проехали без музыки, без песен, казалось, без веселья.
- По-другому теперь свадьбы играют, – промолвил Кузьма Потехин.
- Про твои старинные обряды, Михаил, молодые ничего не знают, – дополнил Федор Гапоненко.
- Сейчас свадьбы играют, кому как нравится. Все зависит от отца с матерью. Только молодые уже их не спрашивают, на ком жениться, за кого замуж выходить, – высказала свое мнение Фитиния Неустроева.
- Одно осталось в нашей жизни неизменным – рождение детей, сказала Христиния. – Детей рожают так же, как в старину. Для этого большого ума не надо.
- Раньше молодые старших слушались и обрядов придерживались, и вера была, а теперь родители потратятся на свадьбу, а молодожены вскоре разбегутся. А детей стали меньше рожать. Одного, от силы двух, – добавила Фитиния.
- А я так считаю: не в том счастье, кто как свадьбу справил, а кто как живет. Российская семья всегда воспитает достойную молодежь, которая будет честно служить нашему Отечеству, – подвел итоги Василий Шукшин.
- Макарыч, а не пора ли идти в Дом культуры, смотреть твое кино? – забеспокоился старик Бжицкий.
- Без пяти минут восемь. Пошли! – пригласил Шукшин.
1972-1973
СОДЕРЖАНИЕ
Союзу Писателей– 50 лет. Статья ………………………....….3
Год вступления в СПРФ……………………….………....……..4
Георгий Рябченко … Стихи .. ………………………………..5-7
Людмила Козлова …Стихи………………………………....…7-9
Сергей Филатов …Стихи……………………………………9 –11
Дмитрий Шарабарин … Стихи……………..............……...11-14
Вячеслав Возчиков … Статья………..…………….. …… .14 – 17
Ольга Скворцова … Стихи………………………………. . 17 - 20
Зоя Десятова БЕЖЕНЕЦ Отрывок из повести…………... 20 -32
Идалия Шевцова … Стихи………………… ……………. 32- 34
Лев Батурин… Стихи……………………………………… . 34 – 37
Иван Семоненков ПУСТЫНЬ ЗЕМНАЯ ....................... 37-39
БорисСтукачев…Стихи…………………………………...…39- 41
Яна Рябина КРИК МОДЫ. ЛИДЕР. Рассказы……………..41-45
Любовь Казарцева КРАСАВИЦА Рассказ………………… 45- 48
Татьяна Быкова … Рассказ ……………………………...…..49-54
Юрий Пастухов АРХИЕРЕЙСКОЕ ПОДВОРЬЕ ............…54-57
Александр Карташов…Стихи…………….………………... 57-64
Иван Татаренко О В.М.ШУКШИНЕ ......................... 64-80
Я РАССКАЖУ ВАМ О БИЙСКЕ
Сборник прозы и поэзии г. Бийска
На обложке – Бийск:
Центр научно- технического творчества
(фото В.Черкасова)
Редактор – З.Десятова
Корректор – Л.Казарцева.
Сдано в набор…
Подписано в печать….
Формат 60 90 Усл.печ.л…
Заказ… Тираж…
Отпечатано в ООО «Издательство Формат»
659333, Россия, Алтайский край, г. Бийск,
пер. Муромцевский, 2
2008 г.
г. Бийск