Пролог
Позволь задать тебе несколько вопросов:
Все ли ты видишь, глядя на вещи вокруг? Видишь ли ты, как свет и тень ведут свою игру перед твоим взором? Ощущаешь ли, как эта игра наполняет рассудок, уводя в мир Темного Солнца? И как этот мир причастен к твоей повседневной жизни?
Теперь ненадолго отложи книгу, закрой глаза и понаблюдай за тьмой, роящейся под твоими веками. Спроси себя: «что я вижу за этой тьмой?»
Сделай это и только потом читай дальше.
Хорошо. Теперь посмотри вокруг. Что-то изменилось, не так ли? Что-то неуловимое… Готов ли ты узнать что именно? Предупреждаю, это будет непросто. Тебе придется проследовать за мной в мир ослепительного Света и ослепляющей Тьмы, ощутив его пульс в своих артериях. Тебе предстоит окунуться в безумную игру Света и Тени, ощутив на своей коже лучи Темного Солнца…
Готов? Тогда начнем.
Глава первая. Пару слов о себе
Я вошел в приемную, направляясь к двери конференц-зала.
- Здравствуйте, Антон! - приветливо улыбнулась секретарша, когда я проходил мимо ее стола.
- Добрый день, Лена! Уже начали? - осведомился я, улыбнувшись в ответ.
- Только вас ждут, не начинают.
- Хорошо - ответил я и толкнул дверь. В нос ударил запах дорогих одеколонов и новой офисной мебели. Все это почему-то очень напомнило мне те далекие годы, когда я был молод, полон сил и амбиций и видел перед собой далекие горизонты своего будущего. Око Наблюдателя отметило парадоксальность ассоциации. Ведь в мою молодость не было ни дорого парфюма, ни нынешних материалов.
- Прошу любить и жаловать - Антон Игоревич, один из наших лучших консультантов, - представил меня собравшимся мой шеф Андрей.
- Приятно познакомиться.
- Мне тоже, можно просто Антон.
Мы обменялись дежурными рукопожатиями. Их было трое, не считая Андрея. Двое мужчин средних лет, одна женщина лет тридцати. Силуэты их снов – человеческие фигуры, лишенные четких пропорций, несуществующие животные, несуществующие города и целые вселенные, - вырвавшись из плена их тел, сплелись в неповоротливого зверя, укоренившегося в душах этих людей. Такие разные судьбы, такие разные характеры, такие разные сны. И единая сила, что заставляет их быть именно здесь, жить именно так, а не иначе.
…Зверь обратил на меня темноту своих впалых глазниц. Сознание, на миг захваченное его взглядом, сжало в тиски. Пред взором Наблюдателя возникли три сферы. Первая принадлежала женщине и имела насторожено-заинтересованный оттенок - красно-фиолетовый, вторая и третья, рожденные сознанием мужчин, темно-бордовый. Страх и раздражение...
Тонкие нити, сотканные переливами сфер, окутали мое лицо, силясь проникнуть под веки. Так работает энергия сопоставления – люди всегда, пытаясь идентифицировать нового человека, сравнивают его с неким образом-штампом, существующим в их сознании. Но что они видят, когда смотрят на меня? Лишь маску, под которой сокрыта недоступная им глубина…
Сегодня на повестке дня стояло заключение сделки о купле-продаже большого особняка в Подмосковье. Да, кстати, работаю я консультантом в агентствах недвижимости. Выбираю те, где больше предлагают. Помогаю разбираться с бумажной волокитой и прочими тонкостями, которые вряд ли интересны неспециалисту. Вообще, нередко меняю работу и место жительства. Тяга к новому у меня в крови.
- Антон, ознакомься, пожалуйста, с этими бумагами, - Андрей протянул мне папку с логотипом фирмы - закручивающаяся внутрь себя спираль и надпись "Real Estate+". Воплощение образа пожирающей себя системы и нездоровой тяги к американизмам. Открываю папку. Чернила на переработанном куске древесины, преломленные сквозь хрусталики глаз, переведенные в электромагнитные импульсы, трансформируются в мыслеформу суждений и обретают неотвратимую значимость. Я бегло просмотрел договор, наблюдая, как мертвенные начертания обретают смысл живых слов.
"Стороны обязуются... В случае неисполнения условий хотя бы по одному из пунктов договора стороны несут материальную ответственность в размерах, установленных... "- дальше, дальше. Глаза быстро бегут по строчкам. В мозгу постепенно возникает скелет договора. Термины, понятия, пункты и подпункты нанизываются на него, словно мясо на кости.
"Земельный участок переходит в собственность… Оплата стоимости здания вносится в размере 40%, остальная часть в течение пяти месяцев", – далее сноска, мелким шрифтом в самом конце страницы, - "…при отсутствии дефектов в строении". – Еще десяток страниц и я добираюсь до сути. - "Здание подлежит страхованию на сумму… считается застрахованным с момента …" – Стоп. Бросаю взгляд на одного из мужчин (того, который сидит с левого края). Око Наблюдателя выхватывает образ, рожденный его сознанием. Пламя.
Мужчина ловит мой взгляд. Сфера его сознания чернеет и становится сморщенной. Губы сжимаются. Складки между бровей углубляются. Он ощущает, что я читаю его.
- В договоре есть несколько пунктов, которые следует доработать, - беру ручку и делаю пометки в документе.
Перед моими глазами довольно-таки оригинальная схема развода из хитросплетения юридических тонкостей и нюансов - выплата 40% стоимости, страховка на сумму полной стоимости и… поджег. Объект недвижимости, купленной меньше чем за половину своей реальной цены, сгорает, новый собственник получает страховку в размере 100% стоимости, разбивает земельный участок на несколько частей и перепродает их.
- Стоит доработать, - передаю договор с внесенными поправками «милой троице». - А пожар мы пока устраивать не будем, - тихо добавляю я. Впрочем, мне нет дела до всей этой «аферистической» возни. Я просто делаю свою работу.
Пока мои обескураженные клиенты судорожно листают свой неудавшийся замысел, я откидываюсь на спинку стула и оглядываю помещение.
Все изменилось. Позолоченный солнцем ковер словно выцвел и теперь казался просто куском бесформенной тряпки. Лица присутствовавших отражают отблеск начавшего клониться к закату светила. Режущий блеск дня уступил место спокойному ожиданию неясной мечты, которая уже готова была постучать в двери сознания.
- Антон, в чем там дело? – шепотом спрашивает Андрей.
- Ничего особенного. Мелочи.
«Троица», не сговариваясь, разом отрывает глаза от бумаги. Наши взгляды встречаются, и пустота их зрачков эхом отдается нараставшей пустотой в моей душе. Пульсация темного вакуума, столь явственно овладевшая мной, достигает своего апогея, когда я слышу сиплый голос одного из заказчиков:
- Ну что ж, осталось только уладить формальности...
"Формальности". В этом слове читалось само его мировоззрение, погребенное под тоннами деловых встреч, обласканное сотнями лизоблюдов и дорогих проституток... Мировоззрение, за которым он скрыл свою детскую наивно-искреннюю мечту, которой так и не суждено было сбыться.
- Антон, - Евгений Геннадьевич, именно так звали этого неудавшегося мечтателя и афериста по совместительству, смерил меня строгим взглядом, - я учту Ваши замечания и мне нужно еще пару дней, чтобы посоветоваться с юристом.
Он еще раз пролистывает документы. Шелест страниц трансформируется в ощущение жаркого летнего воздуха, сотканного из неясных воспоминаний далекого прошлого. Он заполняет мои легкие, раскидывая пред внутренним взором картину пронзительной яркости. Ослепительный солнечный день. Подсолнуховое поле. Взгляд скользит по залитой ярким светом равнине...
"Залитой" - это слово начинает крутиться у меня на языке, оставляя маслянистый привкус во рту.
- Спасибо за потраченное время, - Евгений Геннадьевич встал со своего места.
- Не за что, - я тоже поднялся и подошел к нему.
- А насчет пожара – это вы погорячились, - наклонившись к моему уху, произносит он. По безразличию в моем взгляде он понимает – его аферы меня не волнуют и эмоции, еще несколько минут назад в нем бушевавшие, начинают затихать. Сфера приобретает небесно-синий оттенок. Черты его лица разом смягчаются. Наигранная строгость уступает место детской непосредственности, делая его движения слегка угловатыми и несоответствующими статусу. Я вижу - он все еще страстно желал воссоединиться с не выпитым до дна детством и вырваться из паутины купленных чувств и мошеннических схем.
- Спасибо за ваши рекомендации, - добавляет он и по-отечески похлопывает меня по плечу.
Женщина (Лиана, так, кажется, ее зовут) складывает бумаги в небольшой кейс, поднимает на меня глаза, едва заметно улыбается и слегка кивает головой.
Когда совещание завершилось и все стали расходиться, ко мне подошел один из "делегатов" - мужчина средних лет, весьма хорошо сложенный, носивший накрахмаленную белую рубашку и темный пиджак, и деловым тоном изрек:
- Спасибо, Антон Игоревич, хорошая работа. Я вижу - вы толковый специалист. Я хочу предложить вам посотрудничать с нами. Как вы на это смотрите?
- Извините, нет. В этом я не заинтересован.
- Если вдруг передумаете, вот моя визитка, - он протянул мне картонный прямоугольник со своими реквизитами. «Максим Ивановский» - такое имя значилось в визитке.
- Буду иметь в виду, - мы обменялись рукопожатием и вежливыми гримасами улыбок.
Дела текущие были улажены. Я покинул офис и вышел на улицу.
…Солнечный свет лезвием скользнул по глазам, проникая вглубь моего нутра, оставляя порезы на теле души. Я словно наполнился темным мазутом, явившимся из незримых ран, нанесенных беспощадным солнцем. Густая тьма внутри, словно скульптура под искусными пальцами скульптора, приобрела очертания женского лика. Тонкие черты лица. Чуть бледная кожа. Русые вьющиеся волосы. И взгляд… Взгляд, хранящий в себе одновременно и безграничную мудрость, и великую боль, и вожделенный шанс на спасение… Это значило лишь одно: Затмение началось. Счет пошел на часы. Скоро Тень овладеет моим сознанием, пробуждая демонов с цепкими когтями, созданными для того, чтобы трансформировать боль в принуждение...
Я вспоминал своих родных и друзей, думая о том счастливом времени, когда было все намного проще, искреннее, ярче… Потом эти воспоминания уступили место ощущению жара на коже, переплетенного с ознобом, порожденного осенним ветром.
Мой «Форд Фокус» припаркован на стоянке возле главного входа. Звук отключенной сигнализации и через несколько мгновений я сижу на мягком водительском кресле, положив ладони на прорезиненною поверхность руля.
В зеркальце заднего вида приближающаяся к машине фигура. Тот самый Максим, столь заинтересованный в сотрудничестве. Слишком заинтересованный.
Нажимаю клавишу на двери, стекло опускается вниз.
- Чем могу служить? – вежливо спрашиваю я.
- Извините за беспокойство, но Евгений Геннадьевич хочет с вами переговорить. Это не займет много времени.
«Так, все ясно. Ребята почуяли неладное. Не каждый день встречаешь человека, способного раскусить твою тщательно спланированную аферу за считанные минуты. Теперь они так просто не отвяжутся».
- Хорошо. Я могу уделить ему ровно пять минут своего времени.
Я вышел из машины и проследовал за Максимом к темному «Мерседесу», стоявшему неподалеку.
Максим услужливо открыл передо мной заднюю дверцу и я очутился на просторном сидении рядом с Евгением Геннадьевичем.
Сфера, «зависшая» над его головой приобрела багровые оттенки. Моему собеседнику страшно. Он профессионально скрывает свой страх, но я-то вижу, как он боится.
- Признаться честно я был весьма впечатлен вашей наблюдательностью, Антон. Вы могли бы стать для нас очень ценным консультантом. За достойное вознаграждение конечно.
- Евгений, я уже дал ясно понять вашему коллеге, что не заинтересован в сотрудничестве.
- Возможно, вы передумаете, узнав некоторые существенные условия, - Евгений Геннадьевич достал лист бумаги и написал что-то, протянул мне.
На смятом листе бумаге красовалась внушительная сумма в долларовом эквиваленте.
- Я ценю проявленный к моей персоне интерес, но вынужден вновь повторить свой ответ. Я не заинтересован в сотрудничестве.
Сфера заиграла оттенками каленного железа, однако очень быстро «подернулась инеем», как бы застыла. Самообладания моему собеседнику не занимать.
- Я уважаю ваше решение. Но помните – я всегда буду рад посотрудничать. Если все же измените свое мнение – звоните моему помощнику Максиму.
- Благодарю вас. До свиданья.
Я вышел из машины и неторопливой поступью отправился обратно к своему «Форду». Я прекрасно понимал, что эти люди так просто не отступятся. Впрочем, добраться до меня им будет крайне сложно при всем желании…
Проплывающие пейзажи объятого желто-красной осенью города растворялись, скрываясь за пределами видимости, безвозвратно поглощенные моим взором и превращенные в тусклые отблески реальности - воспоминания…
Живу я в небольшой двухкомнатной квартире на окраине Москвы. Хотя мои заработки и позволяют купить себе нечто более комфортабельное, я предпочитаю не привязывать себя к вещам, таким как шикарная квартира или дорогой автомобиль. Мой девиз - простота и функциональность.
Я припарковал машину во дворе, заглушил мотор и ступил на озаренный вечерними лучами асфальт.
Дверь моего подъезда. Две фигуры, овитые причудливой вязью теней, подле. Парень и девушка. Они спорят, активно жестикулируя, то и дело повышая голос:
- Я же тебе объясняю, нет. Так нельзя! Куда ты собрался меня везти?!
Мой взгляд касается их кожи, заставляя парочку на миг прекратить свой разгоряченный диалог и обернуться. Тени на их лицах углубляются, трансформируясь в причудливый узор чужой жизни. Человеческой жизни. Вплетаясь в поток заполняющей меня пустоты, энергия их сознания замирает взвесью образов. Нити тонких линий опутывают тело парня, сжимают его. Он протягивает руку и касается плеча девушки. В ответ она делает шаг назад, но прикосновение ладони застывает на ее плече словно клеймо.
Две шарообразные сферы пред моим внутренним взором. Два сознания. Две пульсации Существования. Темно-бордовый оттенок. Страх, страсть и злость (так по-человечески). Но вот одна из сфер, та, что принадлежит девушке, приобретает розоватый оттенок. Успокоение. Это момент, когда к ней приходит понимание, что происходящее сейчас, в сущности, пустяк и скоро пройдет. Вторая сфера, напротив, начинает полыхать. Пламя то вздымается вверх, словно протуберанцы на Солнце, то, охваченное темнотой из недр сферы, бесследно угасает. Я называю это явление черным пламенем. Его довольно часто можно наблюдать у людей, захваченных неразделенной любовью. Пламя – это огненная ярость, а темнота – это бессилие. Это сочетание самое опасное – ведь в бессильной уязвимости таится вся беспощадность человеческой души.
Парень с силой сжимает руку девушки, другой хватает ее за талию и приближает к себе, шепчет что-то на ухо. Словно пар изо рта, мурашки темного шума касаются ее уха. Лицо девушки искажается в гримасе боли и отвращения. Темная, роящаяся субстанция окутывает тела молодых людей. Так Тень пьет их эмоции…
- Разрешите, - обращаюсь я к ним.
Незнакомцы расступаются, освобождая проход. Электромагнитный замок пикает и дверь открывается, делаю шаг в полумрак подъезда, оставляя позади две человеческие трагедии. Ведь скоро, совсем скоро один из них сделает то, о чем потом долго будет жалеть…
Но это не мое дело. Я лишь случайный свидетель. Зритель без чувств и сострадания.
Кожаная куртка на вешалке, связка ключей на тумбочке в прихожей. Я дома, сжатый звенящей тишиной.
Усевшись на широкий диван в гостиной, я включил плазменный телевизор. Попереключал каналы. Ничего интересного. Оставив телевизор для фона, я взял в руки книгу «Сборник стихов поэтов 19 века. Русские и зарубежные классики» и принялся читать первое попавшееся стихотворение. На самом деле, в тот момент, мне не очень-то хотелось что-либо делать, просто надо было отвлечься от нараставшей пустоты. Стихи помогали это сделать. Они, выражаясь высокопарно, гармонизировали мое душевное состояние и пробуждали приятные воспоминания. В такие моменты я обращаю Око Наблюдателя на поток воспоминаний, прокручивая пленку своего человеческого прошлого.
Мне вспомнился друг моего детства и заснеженная детская площадка, где мы так любили играть зимними вечерами. Всякий раз, выходя под сумрачное снежное небо, я словно попадал в иной мир. Подсвеченные снегом и фонарями облака, шум проезжающих поодаль машин, холодный воздух – это было так обычно и одновременно так удивительно. И каждая зимняя ночь несла в себе новую тайну… новую надежду. Надежду стать тем, кто поймет, что эта ночь пытается сказать…
Помню, как мы играли в прятки. Выигрывал тот, кто находил другого две игры подряд. Потом мы подводили итог по результатам недели. Со временем мы стали все более усложнять правила этой игры, придумывать разные уловки. К игре подключалось все больше и больше других ребят. Одно оставалось неизменным - игра почти всегда начиналась после наступления сумерек.
Сумрак и ночь мне тогда виделись мантией, которой пользуется Создатель, дабы задать нам очередную загадку. Загадку о далеком и близком одновременно. Он наделил нас глазами, неспособными отчетливо видеть тень, чтобы потом, словно ребенок, играть с нами в прятки. И люди, созданные по образу и подобию, продолжают дело Создателя, играя друг с другом все в те же игры. Иногда мне кажется, что мир для людей - это одна большая игра света и тени. В нем нет ни выигравших, ни проигравших, все просто играют, так как смысл заключен в самом процессе…
Я вспоминаю свое детство и мне снова хочется увидеть старых друзей и мой двор… Но всего этого уже давно нет, даже дома в котором я вырос. Все поглощено жадной пастью времени...
Мобильник разразился знакомой мелодией, вырвав меня из пелены воспоминаний.
Я поднял трубку:
- Алло!
- Привет, узнал? - это был Алексей, мой давний приятель.
- Узнал, Лех. Как сам?
- Да помаленьку, хорошо в принципе все. Я вот что звоню. Как насчет того, чтобы сегодня сходить куда-нибудь и выпить?
- Неплохая идея, отвлечься не помешает. Давай сегодня в баре «На углу» в семь вечера?
- Давай в половине восьмого, а то мне еще детишек из сада забрать надо.
- Ну, хорошо. В 19:30, так в 19:30. До встречи. Пока, - я положил трубку.
Леха был хороший, но нудный парень. Он любил говорить о пустом. Конечно же, для него это явно имело некое значение, но не для меня. Я общался с ним в большей степени потому, что его нудные разговоры отвлекали меня, переключая внимание на его наивные суждения, заимствованные от других людей или же выдуманные на ходу. Он был из числа тех людей, которые любили изобретать жизненные принципы и никогда им не следовать. Мечтатель по своей натуре, он так любил пространные рассуждения о том, как могла бы заиграть его жизнь новыми красками. Ему всего-навсего не хватало для этого чуточку храбрости, как он сам любил мне сознаваться. Леха убеждал меня, что несет слишком большую ответственность перед семьей для того, чтобы смело идти за своей мечтой. А мечта его брала свои истоки из нерастраченной энергии юности, которая теперь мертвым грузом лежала на его плечах. Скованный своим опасливым характером, он раз за разом пытался в мыслях и разговорах переживать суррогат своих нереализованных импульсов. Но, увы, уже толком не помнил их, что и побуждало его додумывать свои грезы на ходу.
Ровно в семь вечера я припарковал свой «Фокус» возле бара. Внутри было накурено и тепло. Обстановка больше напоминала ночной клуб, чем бар. Приглушенный свет, громкая музыка, полупьяные посетители, танцевавшие посреди зала.
И почему я и Алексей всегда выбираем для встреч такие заведения? Я, наверное, потому, что мне все это «убранство» напоминает о временах давно минувшей молодости и шумных компаниях, в которых я некогда так любил проводить время, а Алексею… Не знаю, может просто повторяет за мной.
Я нашел два свободных стула возле барной стойки, бросил на один из них свою «барсетку», на другой уселся сам. Заказав пиво, я стал ждать прихода моего друга, неторопливо потягивая живительный напиток. Мысли начали путаться в голове, но не от хмеля, по другой причине. Это было знаком того, что Затмение уже почти произошло. Теперь оставалось только смириться и по возможности отвлечься.
Через полчаса в бар зашел запыхавшиеся Алексей, вертя головой в поисках моего присутствия.
- Эй, я здесь, - я помахал ему рукой.
- О, здорово! Давно не виделись! - бодро проговорил Леха, подойдя ко мне. Мы пожали друг другу руки, и Алексей уселся рядом. Заказал себе пива с чипсами и принялся хрустеть.
- Ну, что нового? Как у тебя на работе? - послышалось из набитого рта. Я уже давно привык к этой его манере разговора.
- Да все без изменений в принципе. Рутина.
Я рассказал ему дежурные новости и, выждав когда он, наконец, прожует очередную порцию чипсов, спросил:
- Как сам-то? Как семья?
- Да как тебе сказать… Все вроде и хорошо. Жизнь по накатанной идет, - завел он свою привычную шарманку, - работа. Сегодня новый заказ приняли на транспортировку в Самару. Груз довольно объемный - 200 наименований товаров. Хорошие деньги будут. Семья, что тут скажешь? Семья... Знаешь, в последнее время я стал сильно уставать от этого всего. Не видно новых горизонтов. Словно на краю земли стоишь… Где она, та жизнь о которой так мечтал когда-то? - Леха сделал уныло-ностальгическую мину и отхлебнул пива.
- А чего ты ожидал, мой друг? - с улыбкой спросил я. Меня, как и прежде, забавляли заунывно-наигранные нотки в его голосе, - ты же сам мне всегда говорил, что забота о семье - это главное в жизни.
- Я так раньше думал, ну, в принципе, и сейчас иногда так думаю. Но видишь в чем дело, брат, мне хочется почувствовать, что жизнь есть нечто большее, чем тупая совокупность обязанностей перед обществом. Я уверен, что это нечто большее, но не могу этого почувствовать, решиться на изменения.
- Долг не позволяет? - придав своему лицу сочувственную мину, спросил я.
- Ну, можно сказать, что так. Но на самом деле – это что-то внутри меня не позволяет. Мои демоны, наверное. Я все чаще задаю себе вопрос: почему человеку постоянно нужно что-то, с чем он может сражаться? - его лицо помрачнело, в глазах появилось некое капризное огорчение.
- А с чем сражаешься ты?
- Со своими демонами, потому что… - окончание фразы потерялось среди шума, царившего в баре. И почему все же мы предпочитали встречаться в таких заведениях? Наверное, в этом пьяном гаме есть для нас некоторое очарование, некая тайна. Никто не мог слышать, о чем говорят другие. Кроме того, тебе приходилось буквально кричать, чтобы собеседник мог тебя слышать. Довольно интересное сочетание. Кричишь, но тебя может услышать только рядом сидящий…
- Извини, я не расслышал последнюю фразу, «Со своими демонами, потому что…» что? - переспросил я.
- Я говорю, потому что они постоянно требуют к себе внимания и контроля, как малые дети.
- Они лишь требуют того, что ты привык им давать.
- В смысле? - Леха уставился на меня своим слегка пьяным взглядом.
- В прямом. Ты с ними сражаешься, и поэтому они сражаются с тобой. Это игра. Знаешь, как щенки иногда в шутку кусают друг друга.
- Ты считаешь, что если я перестану обращать на них внимания, они уйдут?
- Нет, что ты, просто ты потеряешь их из поля зрения, и у них не будет больше повода сражаться с тобой в открытом бою.
- В открытом бою? Значит, они будут сражаться в «закрытом»? - хихикнул Леха.
Я слегка закашлялся, сдерживая смех:
- Ну, типа того. Короче, они станут партизанами.
- Антох, что-то абсурд какой-то получается.
Я уже видел, что цель разговора для Лехи была достигнута - его пустобрешество, которое он повторял уже в сотый раз, в сотый раз встретило поддержку с моей стороны.
- Погоди, я сейчас закончу мысль. Только пива себе закажу еще. Золотое правило - такие темы лучше обсуждаются в состоянии легкого алкогольного опьянения, - с этим словами я подозвал бармена и заказал еще кружечку. Сделав пару глотков, я продолжил свой глубокомысленный ответ:
- Они действительно начнут действовать исподтишка. И только от характера человека зависит то, когда они нанесут решающий удар и, как правило, это удар в спину.
- И что же делать? Ведь есть какое-то решение?
- Ты это у меня спрашиваешь? - засмеялся я, - откуда мне знать твоих демонов, я с ними пиво за одной барной стойкой не пил. Они - твои «друзья», не мои. Сам решай как с ними «дружить».
- Ну, спасибо, помог советом, - разочарованно пробормотал Леха, - я так вот считаю, что если мне удастся хотя бы одним глазком взглянуть на истину, то я смогу их победить. Я уверен - Истина существует. Просто кожей ощущаю это, - я чувствовал как с каждой вновь произнесенной фразой и глотком пива, которым он эту фразу запивал, Леха становился все увереннее в своих словах.
- Ну да, все верно. Истина есть, и я даже знаю в чем она - это Вера и Опыт. Все во что ты искренне веришь и все, что ты постиг на собственном опыте и есть Истина.
- Это для меня, а я говорю о Единой Истине
- Ну, а Единая Истина - это переплетение Опыта и Веры других людей с твоим Опытом и Верой.
- Так значит я - лишь часть Истины? - теперь его голос звучал немного обиженно. Словно он и впрямь верил в каждое мое слово, расстраиваясь, если его суждения расходились с моими.
- Нет, - я чуть не засмеялся, - ты не часть, ты - свойство этой Истины. Мне нравилось играть с ним в слова. Но он всегда воспринимал эту игру всерьез.
- Свойство? И как это понимать? - Леха уставился на меня недоумевающим взглядом.
- Так и понимать - Истине свойственно состоять из совокупности опыта и верований, так же как рыбе свойственно плавать, а человеку ходить и думать. Вообще свойство в моем представлении - это нечто обеспечивающее наиболее рациональное существование чего-либо.
- То есть, по сути, в твоем понимании, Истина - это нечто такое, что мы видим вокруг себя каждый день?
- Мы видим свойства этой Истины, мы живем в ней и поэтому не можем созерцать ее целиком. Это подобно тому, как человек не имеет возможности увидеть себя со стороны, во всей совокупности, ибо живет внутри самого себя. Но мы подключены к Истине и можем использовать разные ее свойства для достижения своих целей, - продолжая моделировать глубокомысленную логику, ответил я. Для подобных рассуждений всегда требовалась определенная степень абстрагированности. В сущности слова – один из наиболее мощных способов для этого. Слова всегда уводят нас либо в прошлое, либо в будущее, так как мгновение настоящего лишено слов. В моем настоящем был лишь бар, наполненный дымом, пьяными криками и смехом; бармен, полировавший стаканы, Алексей, сидящий напротив и устремивший на меня сонный взгляд, а так же безумное число мелких деталей, которым суждено стать достоянием моего подсознания и навеки уйти в забвение...
- И откуда ты это все взял? Сам, поди, придумал? Свойства Истины, совокупность верований и опыта. Ведь все это относительно. Некоторые философы вообще полагают, что нет никакой Истины, что она лишь плод нашей фантазии. Я, подчеркиваю это еще раз, так не считаю, но вот как задумаюсь о времени, которое постоянно меняет эти твои свойства… Аж страшно становится. Все постоянно обновляется и нет того момента, который можно было б остановить…
- Истина не меняется. Время, в течение которого она существует - тоже является ее свойством.
Похоже, Леху эта последняя фраза поставила в тупик. Он уставился на меня своим, уже изрядно затуманенным, взглядом и произнес:
- Ты ведь это сам выдумал, правильно? Ты не можешь знать этого наверняка.
Я хотел ему ответить: «поживи с мое - узнаешь», но потом подумал, что это может ранить его подвыпившее самолюбие и решил просто загадочно промолчать.
- Ну, я вижу, ты не хочешь больше говорить на эту тему, ладно давай поговорим о чем-нибудь другом… - Леха поднял руку, чтобы подозвать бармена, - повтори, - сказал он подошедшему молодому человеку.
Леха вообще был очень образованный парень, но, тем не менее, очень любил споры ни о чем. В смысле, темы он выбирал очень даже интересные и актуальные, но говорил о них обычно чужими словами. Но я не мог винить его за это. Он просто еще был не достаточно взрослым для собственных суждений. У меня вообще не так много друзей и знакомых, которые имели бы по какому-либо поводу действительно свое мнение. Все больше любят рассказывать о том, чему они научились из книжек, из телепередач или услышали от своих знакомых. И я их как никто другой понимаю. На самом деле это очень непросто иметь свое мнение. Большинство людей ошибочно полагают, что у них оно есть. Но на деле это мнение, как правило, заимствовано. Да и вообще не существует такого понятия, как свое мнение в чистом виде. В большинстве случаев люди просто выдают за свое мнение то, что им сказали считать таковым. Я полагаю, что у среднестатистического человека нет возможности для того, чтобы создать более или менее организованное и последовательное мировосприятие. Он привык выхватывать факты из контекстов, разных, зачастую абсолютно противоположных друг другу, и складывать эти разрозненные и противоречивые кусочки в «прекрасную» картину своего мировоззрения.
Мы посидели в баре еще некоторое время, за которое Алексей успел накатить еще пару увесистых кружек и стать хорошим. Я настоял на том, чтобы отвезти его домой. Хотя и сам был слегка подвыпившим, сел за руль, ибо привык чуть-чуть нарушать правила.
По дороге Алексей все время выражал недовольство своей женой, плел что-то про детей, от которых он временами очень сильно уставал. Его ворчливость стояла в прямой зависимости от количества выпитого им алкоголя. Хорошо хоть порулить не просил.
Я довел его до квартиры. Мы попрощались, и я поехал домой.
Едва я переступил порог своей квартиры, как образ гигантского спрута вспыхнул в мозгу с ярчайшей отчетливостью. Я немедля подошел к окну. Черный БМВ во дворе. Как и следовало ожидать, мой сегодняшний разговор с Евгением Геннадьевичем не прошел даром. По всей вероятности за мной решили немного понаблюдать заинтересованные лица. Впрочем, их наблюдение продлится недолго.
Прикрыв глаза, я в очередной раз обращаюсь к энергии Темного Солнца, пропускаю ее через свое тело. Открываю глаза, наблюдая за алой пульсацией, овладевшей окружающим пространством. Проекция собственного подсознания на внешний мир. Мебель, стены, потолок – все пришло в ритмичное движение, словно сокращения сердечной мышцы.
Так глубины подсознания, высвобожденные на волю энергией Темного Солнца, пытаются облечь себя в привычные образы.
Бросаю взгляд на объятый темно-красным свечением корпус машины. Через мгновение Тень, распадаясь фрагментами темного шума, просачивается внутрь автомобиля. Вскоре дверь БМВ открывается, появляется алый силуэт одного из пассажиров.
- Хрень какая-то. Голова вдруг закружилась, - раздаётся грубый мужской голос.
После этих слов водительская дверь тоже распахивается, являя наружу увесистую фигуру в темном пиджаке.
- Хреновая погода так действует видать, - жалуется фигура, потирая виски, - дурное у меня предчувствие.
- Угу, - соглашается второй и, поежившись, лезет обратно в салон.
Водитель, немного потоптавшись на месте, закуривает. Мурашки темного шума окутывают его тело, заставляя выронить сигарету. Грязно выругавшись, мужчина достает вторую. Пальцы его дрожат так, что не в силах удержать никотиновую палочку.
- Черт возьми!
Темный шум уплотняется, концентрируя себя в области его живота. В воздухе, над головой мужчины, появляется сфера, усыпанная иголками, словно морской еж.
Я знаю - скоро БМВ покинет мой двор, ибо у ее обладателей не осталось сил на сопротивление Тени…
Спустя четверть часа мой прогноз сбылся – машина дернулась с места и в зигзагообразном стиле, зацепив несколько припаркованных автомобилей, растворилась в ночи, оставив после себя истошный крик сигнализаций. Всполохи красных протуберанцев, рожденные звуком сигнализации, отдаются звуком выстрелов в моей голове. Сознание охватывают воспоминания.
Кругом рвутся снаряды и трещат автоматные очереди. Темно-шершавое ощущение смерти распадется на части, окутывая меня в холод и в жару. Эти противоположные ощущения сжимают тело, словно в тиски, создавая иное, незнакомое мне на том момент ви;дение. Все вокруг становится ярче, контрастнее и приобретает пульсирующий красный оттенок. Сила огромной мощи рождается из этого алого мерцания, заполняя тело целиком. Я замечаю, как солдаты начинают разрывать дистанцию со мной, уходят куда-то в стороны. Вместе с тем приходит понимание, что я становлюсь для них символом страха, словно огонь для дикого зверя… Восприятие обостряется до предела. Я ощущаю, как смятение, пока еще неявное, едва заметное, но нарастающее с каждой минутой, зависает над полем боя.
Трещат автоматные очереди, пули впиваются в землю прямо под моими ногами, я чудом успеваю укрыться в окопе. Вижу испуганные глаза своего сослуживца – там дикий, иррациональный страх, источником которого, кажется, являюсь я.
Я не могу контролировать то, что со мной происходит. А уж тем более понять, что это.
Снаряд разрывается совсем рядом. Падаю на землю, закрывая лицо руками.
Пред внутренним взором гигантским раскаленным блином растекается солнечный диск. Я стою посреди пустыни. Чуть поодаль виден силуэт, рождающий шершавое ощущение, и его тень, почти касающаяся моих ног, стоящих на растрескавшейся почве.
Слишком необузданная сила заключена в этом раскаленном диске и ледяной Тени силуэта. Необходимо избавиться от этого чудовищного видения. Напрягаю все мышцы своего тела, желая изгнать жар и холод, слившиеся невообразимо интенсивным ощущением. Отторгаю их из себя и, открыв глаза, вижу мир прежним. Смятение в глазах сидевшего рядом однополчанина постепенно уходит…
Описанный эпизод произошел со мной в 1943 году во время одного из сражений на Курской дуге. Тогда я впервые столкнулся с энергией Темного Солнца.
Знание как управлять этой энергией вскоре стало инстинктивным. Требовалось лишь две вещи: Табула Раса – состояние чистого сознания, и, прикрыв глаза, вызвать образ раскаленного диска - Мирового Светила. Результат: восприятие переходит на иной уровень, позволяя мне видеть Тень и управлять ею. Это дает мне власть над человеческими страхами, потому как Тень является их вместилищем.
Однако обладание подобной силой опасно как для жертвы, так и для охотника. И вот почему. Страх имеет оборотную сторону – ярость. Объятый сильным страхом человек способен на бросок хищного зверя. Всегда приходится рассчитывать силы и соблюдать осторожность.
Одно верно - энергия Темного Солнца лишает тебя самого страха смерти, что всегда является преимуществом перед человеком, который исполнен ужаса перед ней. Но бывает и так, что эта энергия обращается против меня. Затмение – так я называю атаку Тени…
И следующий день будет днем Затмения.
…Я проснулся с ощущением: в окружающем пространстве что-то не так. Сумрачно. Сумрак, словно обретя плоть и кровь в очертаниях моей комнаты, настойчиво кричал о своем происхождении, указывая на задернутое занавесками окно. Там, за пределами моей квартиры, было нечто отвратительное. Холодное и пугающее. Борясь с заполняющим все тело безотчетным страхом, я распахнул занавески - шел дождь. Страх, не найдя обоснования своему существованию, лопнул словно мыльный пузырь, но только для того, чтобы через мгновение возродиться в новом обличии.
Теперь он исходил от неба. От серых облаков, висевших столь низко, что казалось они вот-вот коснутся крыш многоэтажек, которые словно кольцом сжимали мой дом. Окружающий мир наваливался на меня своим грузным телом, затевая жестокую игру. Он испытывал меня на прочность.
Я зашел в ванную и включил воду. Раковина, покрытая желтым налетом, вызывала глубокое отвращение. Меня передернуло. Это было мерзко. Я набрал в ладошки немного холодной воды и прополоскал рот. Ужасный привкус, отразившийся болью в желудке. «Какого черта они намешали туда столько хлорки?» - я поморщился и потянулся за обезболивающей таблеткой. Таблетка тяжелым комом скользнула по пищеводу, усиливая боль. «Что за таблетку я выпил?» - судорожно подумал я, и схватил блистер с названием, которое, впрочем, меня ни в чем не убедило. Мне казалось, словно я проглотил какую-то пакость, которая уже, словно сорняк, прорастет внутри организма. Незримый враг лишал меня контроля над мыслями и действиями; мучило чувство голода, но в то же время я испытывал отвращение к еде. Разнонаправленность чувств нарастала, становясь невыносимой и заполняя собой все мое существо.
Тело стало казаться чуждым и как будто бы лишним. Надо отвлечься. Я оделся и вышел из дома. В нос сразу же ударил резкий запах гари и бензина, пробуждая картины дымящихся труб промышленных фабрик и заводов. Сотни сообщений о грядущей экологической катастрофе восстали в памяти и шквалом обрушились в мое настоящее. Страхи, навязанные пропагандой, пустили глубокие корни и стали неотделимы от моего существа. «Какой яд я принужден ежедневно вдыхать». Было ощущение, словно тело готово рассыпаться под напором тысяч заводов, работавших на мое уничтожение.
Широкий проспект, машины, проплывающие мимо, прохожие, идущие в несколько потоков. Все было слово во сне. Каждый удар сердца в груди отдавался ударом пустоты в душе.
Пустота, словно кляксами, заполнялась неясными образами. Трудно было разобрать что это, но они оставляли неприятный осадок. Головокружение и слабость в ногах. Я прислонился к стене ближайшего здания, чтобы перевести дух.
- С вами все в порядке? - передо мной стояла молодая женщина. Тонкие черты лица, темные вьющиеся волосы. Ее голос был крайне встревоженным.
- Да, - ответил я, переводя дыхание, - просто устал. Я «отлепился» от стены и встал прямо. Головокружение прошло. Теперь я чувствовал себя намного лучше. - Извините, но мне надо идти.
Мне не хотелось сейчас ни с кем разговаривать, просто нужно было продолжать движение и не останавливаться. Только так я мог сбежать от демонов, расправлявших свои темные крылья в моей душе.
Какая ирония. Я так умно и правильно порой говорю о человеческих проблемах, тех демонах, которые мучают почти каждого, но, когда дело доходит до собственных, я просто убегаю как мальчишка. Я могу оправдывать свою неспособность смотреть страху в лицо чем угодно, но это не изменит сути - я не хочу дать ему решающий бой… Стоп. Хватит! Надо просто идти. Забыть. Не думать, потому что демоны запускают свои щупальца в каждую мысль... Они проникают в каждую каплю холодного моросящего дождя, в сырой холодный воздух. Не сдаваться, держа сознание на грани рассудка и безумия. «Теперь они меня не догонят» - ускоряю шаг, перехожу на бег. Небольшой парк... Кляксы «стучат» у меня в висках.
Больно двигать глазами. Живот сковали спазмы. Опускаюсь на лавку. «Интересная штука получается, - думал я, превозмогая боль и безумный страх, - еще несколько дней назад я и представить себе не мог, что будет вот так. Точнее я знал по прошлому опыту, что так оно и будет, но все же… Думал, авось на этот раз обойдется и будет не так худо. И ведь бывали такие счастливые случаи, когда обходилось… Но сегодня не тот день. Можно ли с эти совладать?»
Скажу честно - порой мне кажется, что внутри нас сидит невидимый человечек, которой дергает за рычажки, приводя мысли в нужное ему направление. С нами он не советуется, так как любит преподносить сюрпризы.
…Те же мысли, которые были в прошлый раз… Все так предсказуемо: и человечек и рычажки, за которые он дергает, но я не могу противиться ему, как, впрочем, не могу и сдаться – могу только сносить его проказы, балансируя на краю бездны безумия…
Я отдышался, подождал, пока сердце замедлит свой темп; осторожно встал на ноги. Голова немного кружилась, ноги ослабли, живот сводили приступы боли. Я побрел по аллее парка, вдыхая прохладный сырой воздух и слушая хруст песчинок под ногами; начал рассматривать ветки и листья на деревьях, прислушиваться к шуму машин, разговорам прохожих - это всегда помогало мне во время Затмений. Через некоторое время мне стало намного легче. Уже не так болел живот, ноги вновь обрели силу, пульс почти пришел в норму. Но по-прежнему было тяжело смотреть. Да, именно смотреть. По сторонам, вверх, вниз. Это трудно объяснить, это похоже на состояние, когда все, на что ты смотришь, вызывает в тебе смутное чувство того, что что-то не так. Что именно не так, конечно ты сказать не можешь. Это как чувство неправильности тебя самого. Что-то не так в твоем взгляде на мир, что-то не так в этой самой секунде. Ты словно сделал нечто неправильно, сделал это много лет назад и теперь это неправильно дает о себе знать. Оно комом встает у тебя в груди, заставляя чувствовать вину. И неважно в чем.
Но откуда все это смятение и хаос черпает энергию? Я привык убеждать себя - хаос сильнее порядка. Но с чего я это взял? Кто-то сказал это мне? Я это прочел? Или это было в моем жизненном опыте? Ни то, ни другое, ни третье! Я это просто знаю и все! Вопрос веры. И от этой веры мне даже есть польза. Она оправдывает мои приступы. Она оправдывает, ведь я чувствую вину и за них, за эти наплывы хаоса. Я чувствую вину за то, что по моему разумению, сильнее меня. В моей душе существует презумпция вины. Вины за то, как устроен этот мир. Абсурд. Но я ничего не могу с этим поделать. Вопрос веры… Эта вера абсурдна и Тень использует ее, чтобы задушить меня, одержать верх и столкнуть в бездну безумия. Я вспомнил о том, как вчера сказал Алексею, что Истина - это вера и опыт. Получается моя истина была до смешного нелепа. Я верил в парадокс, который невозможно подтвердить или опровергнуть на опыте. Более того, моя вера и мой опыт не сообразовывались друг с другом. Но я знал, что этот конфликт лишь видимость, прикрытие для более глубоких процессов, протекающих в моей душе… Я не могу увидеть их отчетливо. Лишь отблески, рябь на воде. Тень использует неведение как оружие против меня. Она знает, как заполучить мой разум...
«Все! - сказал я себе. - Надо сосредоточить внимание на внешнем!» Превозмогая наплывы слабости и страха, я начал отмечать мельчайшие детали окружающего мира.
Это давалось столь тяжело, что голова просто шла кругом. Но я знал – через некоторое время это пройдет, кляксы начнут рассасываться, я почувствую облегчение. Главное было не дать ни на секунду страху завладеть мной целиком. Раньше у меня это всегда получалось, уверен - получится и сейчас.
Я немного ускорил шаг и вскоре вышел из сквера на оживленную улицу. Во время Затмения всегда успокаивают места большого скопления людей. Толпа умиротворяет рассудок, сжатый в когтях демонов. Толпа – противоядие от их ядовитого дыхания. Я питался ее энергией. Это как наркотик. Сливаясь с уличными венами, несущими людские потоки, ты погружаешься в экстаз... Теперь перед моим внутренним взором стояло лишь размытое серое пятно. Когда появляется серое пятно - это передышка.
Я начал думать о работе. О новом договоре, который предстоит заключить на следующей неделе, о клиенте, с которым мне предстояло работать. Я стал в подробностях перебирать в голове все детали новой сделки, чувствуя, как мышцы моего тела начинают расслабляться. Я глубоко вздохнул, втягивая запах дождя и немного замедлил шаг. Стоило набраться сил перед следующей атакой…
Этот вечер я решил провести дома. Скачать несколько комедий и насладиться одиночеством. У меня было железное правило - перед второй атакой проводить время одному. В то время как перед первой я предпочитал быть в компании. Как, например, было вчера, когда мы общались с Лехой. Не могу даже вспомнить, когда и при каких обстоятельствах я придумал это правило. Порой кажется, словно оно было всегда.
Я вернулся домой уже во второй половине дня. На сотовом телефоне, который я оставил на журнальном столике, было два СМС-сообщения от моих «одноклассников» с указанием места и времени встречи. Эти «одноклассники» совсем даже мне и не одноклассники. Мы не учились в одной школе, родились и выросли в разных местах, да и разница в возрасте у нас от нескольких лет до нескольких десятков лет. Но, знаете, говорят -каждое живое существо на этой планете проходит свой Урок. И, с этой точки зрения, существа, объединенные единым Уроком – есть Одноклассники.
Что ж, придется ехать, нарушив тем самым одно из главных своих правил - никогда перед второй атакой не проводил время с Другими.
Меня охватило волнение. Какие могут быть у этого последствия? Ведь еще ни разу я не нарушал своего «завета». Но присутствовать на встрече было нужно. Здесь нет места сомнениям. Я гладко выбрился, оделся и через несколько минут уже рулил по дворам, ловко маневрируя в узких проездах.
Я подъехал к пустырю, где и была назначена наша встреча. Все в сборе. Как всегда четверо. Пластмассовые стулья расставлены, пластмассовые столы накрыты. Все это представляло из себя довольно забавное зрелище – компашка закадычных друзей устраивает «корпоратив» на свежем воздухе. Хорошо, хоть район спальный. Однако, несмотря на всю видимую нелепость, это была очень важная для нас традиция. И никто из нашей группы ни разу ее не нарушил и не поставил под сомнение.
- Привет, ребята! – поприветствовал я собравшихся.
Тонкие нити энергетического поля коснулись меня едва заметным ощущением. Сейчас, в Затмении, я едва мог улавливать то, что в Табула Раса было нормой восприятия. Во время Затмений такие как мы становятся обычными людьми, однако даже это не мешает ощущать ту энергетическую связь, которая существует между нами.
Мы обменялись рукопожатиями и направились к «столу».
Прежде чем переходить к цели нашей встречи, кратко представлю своих сотоварищей.
Игорь – наш лидер, свое прошлое держит в тайне. Известно о нем немногое. Главная его функция – это контакт со спец. службами, охрана наших интересов с целью сохранения независимости и целостности сообщества. Скажем так, КГБ, а ныне ФСБ присматривает за нами. Мы, как вы уже догадались, не совсем обычные люди. Феномены, которые имеют место быть в нашем сознании, носят название «парапсихические способности». Вполне естественно, что нами довольно давно интересуются известные организации.
Игорь нашел способ договориться о невмешательстве в наши дела в обмен на определённую информацию о жизни сообщества. В ведомстве ФСБ есть специальный научный институт по изучению парапсихических способностей, куда наш лидер периодически поставляет некоторую информацию о жизни сообщества.
Влад – самая нетривиальная персона нашего сообщества. Он наиболее восприимчив к Затмениям. Его прошлое ничем особо не примечательное, тем не менее, заслуживает короткого описания. Влад окончил философский факультет МГУ. Несколько лет преподавал. Во время Великой Отечественной был призван на фронт, однако вскоре получил тяжелое ранение и впоследствии три военных года трудился в тылу.
В нашем сообществе оказался еще в конце 39-ого. Он, как и я, стоял у его истоков, так сказать. По прошествии десяти лет, когда мы уже были оформленной и слаженно функционирующей группой, выяснилось, что Влад сильно отличается от остальных. Его чувства и образ мышления сохраняли свое сходство с человеческими. Мы считали его самым уязвимым и неустойчивым с точки зрения способности противостоять губительной силе Затмений.
Илья – в прошлом ярый коммунист, преданный идеалам партии и свято за них боровшийся. Некогда он был готов убить за идею. Со времен вступления в наше сообщество (осень 45-ого) проявлял неизменную лояльность ко всем решениям, в нем принимаемых. В настоящее время занимается дизайном в сфере рекламы.
Василий - во времена Второй Мировой работал на советскую разведку. После войны служил в органах госбезопасности. Присоединился к нашему сообществу в середине 50-х. В настоящее время в отставке. Занимается, как это сейчас модно, малым бизнесом.
Вот, собственно, краткие сведения о составе нашей «секты».
Итак, обсудив дежурные темы о делах повседневных (своеобразный обряд) и почтив минутой молчания наших ушедших товарищей, мы перешли к главной цели нашей встречи – разговору, суть коего была далека от дел мирских.
- Поступила тревожная информация о новом Великом Затмении. Его сила будет гораздо больше предыдущего. Мы должны быть готовы. – Начал разговор Игорь. - Теперь скажите, ощущаете ли вы какие-либо изменения?
Все молчали.
- То, о чем ты говоришь, действительно представляет реальную опасность для нас? - спросил Илья.
- Если бы не представляло, я бы и не говорил об этом. Кто сейчас находится в Тени - рука вверх.
Поднял руку только я.
- Как ты? Справляешься нормально?
- Вообще, как бы это сказать, я не должен быть здесь сегодня…
- Понимаю. Но наши встречи не отменить и все должно быть так, как и прежде, - Игорь посмотрел на меня серьезным, даже чуть злобным взглядом.
- Все, что нам известно о Великом Затмении - его приход связан с перемещением Светила. А это означает, что и Тень может переместиться в совершенно неизвестном направлении. И если мы не сможем распознать в каком именно… в общем вы понимаете. Двое из наших уже погибли 30 лет назад…
- А когда ориентировочно наступит это Великое Затмение? - спросил Василий.
- Нельзя сказать точно. Возможно, в ближайший месяц, а возможно и год. Это всегда является сюрпризом, - проговорил Игорь, и, после некоторой паузы добавил: - Когда перемещение произойдет, мы это узнаем первыми.
Да уж, мы это и впрямь узнаем первыми. А больше, собственно, этого никто и не узнает.
Тень овладеет разумом каждого из нас, в этом главная «прелесть» Великого Затмения, и помощи будет ждать неоткуда. Логично. Как можем мы помочь друг другу, если все в абсолютно одинаковых условиях? Ничего не поделаешь. Помощь может оказать только один из наших и его рассудок должен, при этом, находится в состоянии Табула Раса.
- Остается уповать на удачу. По мере получения новой информации вы все будете оповещены. Если почувствуете что-нибудь странное, сразу сообщайте об этом, - подытожил разговор Игорь.
Слушая его, я чувствовал, как каждая клеточка моего тела приходила в состояние готовности, превращая его в сжатую пружину, готовую в любой момент распрямиться для финального броска. Вторая атака совсем скоро. Мне необходимо уходить, прыгать в машину и пулей мчаться домой...
- Прошу меня извинить, - заговорил я, обращаясь к собравшимся, - пора.
- Конечно, конечно, Антон. Мы тут сами свернемся. Самое главное - информация тобой получена.
Попрощавшись, я сел за руль и уже через пару минут ехал в направлении дома.
Может возникнуть справедливый вопрос: почему нам так необходимо собираться для получения столь кратких сведений, почему нельзя просто переслать их по почте или иным способом? Несколько причин. Во-первых: крайне нежелателен перехват информации третьими лицами; во-вторых: подобные встречи – это энергетическая подпитка.
Добрался я довольно-таки быстро. Слава богу, не было пробок. Дверь в квартиру отворилась, я бросил ключи на столик в прихожей, разулся и отправился в кухню. Перекусил ветчиной с хлебом, запил все это соком и отправился в душ. После душа сразу стало легче, вода "смыла" тяжелые мысли и дала несколько минут покоя. Потом, когда ее чудодейственное воздействие закончилось, я вновь почувствовал, как Тень набирает силу. Сковывающей мутной волной бесформенного чувства, она скользнула вдоль позвоночника, получая доступ к моему сознанию. Теперь оставалось только готовиться к встрече со своим главным врагом...
Спал я на удивление крепко, без снов. Однако проснувшись утром, я почувствовал - это началось.
Мой взгляд стал нервно бегать из стороны в сторону, все тело покрылось испариной, пульс ускорился до предела, мысли стали спутанными. Я смотрел прямо на Тень. Мой внутренний взор буквально был прикован к ее темным очертаниям, по краям которых полыхали огненные языки, рождая ярость.
Подсолнуховое поле. Танк. Ослепительное небо и испепеляющий летний зной.
- Антон, он нас заметил!!! – кричит кто-то.
Хлопок. Звон в ушах…
В глазах потемнело. Я чувствовал, как мое тело то словно проваливается в бездну, то вновь взмывает ввысь. Тошнота и головокружение. Я заперт в своей квартире, взятый в заложники своим прошлым и бессильной яростью…. В таком состоянии я должен провести целый день, нет выхода. Бежать некуда.
Гусеницы огромного танка, с грохотом подминая под себя все живое, устремились к нашему укрытию. Смерть неотвратимой тенью, убивающей всякую надежду, воплотилась в этой адской машине для убийств. Я загнан в угол. Умереть или выжить…
Воспоминание завладевает моим телом, инфицируя отвратительным прошлым…
Я бегу навстречу моему последнему демону, глядя в черную пропасть пушки.
Настоящего больше не существует. Только ужас мгновения черным отпечатком в моем сознании…
Держать контроль. Стоит мне покинуть пределы моей квартиры – последний рубеж, удерживающий былое и настоящее от слияния в единую безобразную массу - и Тень поглотит меня…
Я с трудом поднялся с кровати, чувствуя, как каждое движение отдается ломотой в теле и наплывами неистового пульсирующего ужаса. Я был как загнанный в угол зверь: растерзать врага или погибнуть самому… Вот только враг затаился внутри меня самого...
Полусон-полубред. Ноги стоят на каменном полу в шаге от черного пролома. Комната заполнена удушающим сумраком. Чья-то ладонь толкает меня в спину. Падаю вниз…
…По телу проходит судорога. Я ощущаю холодное прикосновение Тени, что поднимаясь вверх по позвоночнику, впрыскивает все новые дозы мрака в мой мозг…
…Алая пульсация окружающего пространства разрывается криком тысяч голосов, оглушительным эхом наполняющих голову. Алые тени от беспорядочно бегущих людей и нестерпимый скрежет под черепом. Что-то шершавое, холодное заполняет голову…
С силой ударяю локтем о спинку стула. Резкая боль возвращает меня в реальность.
На часах без пятнадцати девять.
«Боже, скорее бы кончился этот день!»
Не было сил даже принять душ. Я просто сел на кухонный стул и уперся взглядом в стену. Мне показалось, что я просидел так несколько часов, слушая стук в висках и наблюдая за обрывками мыслей. Но на деле прошло лишь пятнадцать минут. Тело, готовое для смертельного броска, в очередной раз обмякло, не найдя врага для растерзания.
Все что теперь оставалось - стиснув зубы ждать. Ждать, когда это закончится. Когда я смогу вновь приступить к работе и вкатиться в спасительную рутину. «Поистине, - думал я, - человек способен себя довести до края, стоит ему остаться одному и поддаться своим демонам». Однако в моем случае все было несколько иначе. Я, по сути дела, сам заключил договор с демонами, давая им, время от времени, возможность завладевать своим сознанием. Это было необходимым условием моего выживания. Взгляд на Тень, как это ни странно, заряжал меня жизненной энергией, необходимой для моего существования. Без этого моя жизнь уже давно была бы окончена…
Но об этом немного позже.
Я поднялся со стула и побрел в комнату. Включил телевизор, взял книгу – какой-то детектив, и принялся читать. Чтение должно было помочь сосредоточиться, а шум должен был отвлекать. Таким образом я смогу рассеять свое внимание, что в свою очередь принесет желаемый результат - я смещу фокус с внутренних на внешние раздражители. Мне всегда это помогало. Помогло и в этот раз. Вскоре я почувствовал облегчение. Пульс постепенно начал приходить в норму и я перестал слышать этот назойливый стук в висках. Картины прошлого стали растворяться в мерном такте настенных часов.
Просидев так еще минут сорок, я, наконец, пошел в ванну и принял душ. Отправился в кухню и приготовил завтрак. Теперь надо было заняться работой. Я включил компьютер, открыл рабочую папку и принялся изучать условия нового договора. С каждой минутой я чувствовал, как привычная деятельность умиротворяет. Это ненадолго, зато этого небольшого времени хватит для того, чтобы собраться с силами. Я проработал около часа, перед тем как почувствовать, что фокус моего внутреннего взора снова перемещается на прежнее место. Я закрыл программы и выключил компьютер, прошел в соседнюю комнату, где у меня стоял велосипед-тренажер. Мне нужно было через движение преобразовать и высвободить накопившуюся энергию страха . Я говорю преобразовать, потому как, по моему убеждению, страх способен преобразовываться в силу, необходимую при физических нагрузках. По сути, при правильном подходе, во время атаки можно наполнять себя невиданной энергией. И, соответственно, высвободить ее, освобождая себя от разрушительного воздействия.
Я занимался больше часа, почувствовал приятную усталость и легкое опустошение. Теперь можно было вернуться назад к работе. Когда я закончил намеченное, на часах уже было 15:30. Большая часть дня, можно сказать, осталась позади.
«Вот что интересно, так это как человек относится к жизни. Порой он подгоняет и подгоняет время, желая пробросить его вперед к какому-либо событию. Но когда жизнь начинает клониться к окончанию – сетует, как быстро все прошло. И почему так непросто жить настоящим? Наверное, причина в планировании – мы привыкли планировать, забегая вперед, смотреть на перспективу. Но ведь это и есть основная причина «отсутствия» у человека ощущения момента здесь и сейчас. Как справиться с этой дилеммой? Только ценить то, что есть и радоваться, что ты живешь? Слишком просто, чтобы быть правдой».
Мне не свойственно загадывать наперед, мои дела ограничиваются насущными потребностями сегодняшнего дня. Но так было не всегда и поэтому обрывки старой жизни периодически обнаруживают себя, заставляя размышлять над вопросами времени…
Я включил телевизор и принялся переключать каналы. «Вот они, родимые, новости, - я улыбнулся.- Все эти передряги, происходящие в стране и мире, уже вряд ли будут интересны кому-либо через совсем короткое время. Все эти события так далеко и одновременно так близко…»
В моих зрачках отражались быстро сменяющие друг друга картинки: люди, бегущие с автоматами, стихийные бедствия, огородники, рассказывающие про урожай… Каша. Сумятица. Следствия и свойства процессов, которые всегда остаются за кадром, потому как люди привыкли обращать внимание на следствия, но не на причины. Люди привыкли видеть результат работы тех сил, которые почти всегда остаются за порогом их сознания. Наверное, так проще. Ведь причины явлений могут оказаться настолько сложны и непостижимы для обывателей, что лучше уж им сидеть в стороне и не высовываться.
Я переключил очередной канал - мыльные оперы, телешоу, глупые комедии. Как и обычно. Тем не менее, среди этого сборника глупостей под названием ТВ-программы, попадались и относительно стоящие фильмы и телепередачи. Но для меня даже они были лишь очередной уловкой для запудривания человеческого сознания. Некоторые из этих программ, несомненно, были полезны для многих обывателей, несомненно содержали немало житейской мудрости, но лично мне все равно виделись пустыми… Я знал, что происходит вокруг и внутри меня без них.
Каждый раз, когда я смотрю на Тень, мои демоны воскресают вновь, многие из них надевают новые маски, пытаясь одурачить меня. Я знаю всех их наперечет, знаю их повадки и цели, но каждый раз им вновь удаётся застигнуть меня врасплох, что вновь возвращает к той же самой мысли - я сам позволяю им это делать. Я много думал о «закольцованности», которая творилась в моей жизни. Все идет, меняется… Идет и меняется по очерченному кругу. Мысли и дела сменяют друг друга по некой заданной схеме. У меня было достаточно времени, чтобы отлично изучить эту самую схему, но от этого она никуда не делась. Я не могу сказать, что она плоха или хороша для меня - она бывает разной. Может как помочь, так и навредить. Порой я вижу сколь предсказуемо мое поведение и поведение окружающих. Я наперед могу знать, как поступлю, и как поведет себя тот, кто рядом. Почему так сложно выйти из этого пресловутого круга мыслей и эмоций? Почему порой наше поведение словно живет отдельно от нас? Этот человечек, который дергает за рычажки где-то там внутри нас - и есть тот, кто определяет курс нашей судьбы?
Вопросы без ответа. Они приходили ко мне каждый раз во времена Затмения, помогая вырваться из плена Тени. Отсутствие ответа освобождает. И знаете почему? Потому что тебе приходится постоянно двигаться в его поисках, а движение выводит из оцепенения. Но, в то же время, порой уводит тебя от себя самого, заставляя думать, что ты такое сложное существо, которое само себя понять не в силах.
Вот так я думаю и думаю, в то время как мой внутренний взгляд устремлен на Тень.
В какой-то момент я пришел к выводу: вся эта моя замороченность выполняет защитную функцию. Как я уже говорил раньше - она выводит из оцепления мой рассудок во времена, когда он более всего уязвим. А эти времена наступают именно тогда, когда я смотрю на Тень… Вот видите, мои мысли снова пошли по кругу. Я не могу сдержать улыбки каждый раз, когда это замечаю. Замкнутый круг мыслей и эмоций – это как клоун, жонглирующий разноцветными кеглями. С некоторых пор меня это веселит. И этому я, признаться, весьма рад. Как говорил Шопенгауэр: «Юмор - одно из дарований человека, которое делает его свободным». А Ни;цше, как бы поддакивая ему, возвел юмор до Абсолюта, сказав: «Если бы я и смог поверить в божество, то только в то, которое умело бы смеяться».
Я умею смеяться и потому пережил тот день. Проснувшись на следующее утро, первым, что я ощутил, был прилив сил и возврат в состояние чистого сознания – Табула Раса. Прошла та закольцованность мысли, которую я испытывал вчера. Мир стал глубок и безоценочен. Тень постепенно уходила из фокуса моего внутреннего взора, оставляя от давешних демонов лишь пепел. Теперь я был заряжен, словно аккумуляторная батарейка. Я мысленно поблагодарил Тень и ее Источник за то, что они в очередной раз продлили мое Существование.
Быстро собравшись и распечатав все необходимые бумаги, я отправился в офис.
- Здравствуйте, Антон! - приветливо улыбнулась секретарша, когда я проходил мимо ее стола.
- Добрый день, Лена! Уже начали? - осведомился я, улыбнувшись в ответ. Что-то мне это напоминает. Моих губ коснулась улыбка.
- Что, хорошее настроение? - Лена улыбнулась в ответ.
- Лучше не бывает! Это были прекрасные выходные, - сказав это, я толкнул дверь, не дождавшись ответа на свой первый вопрос.
Глава вторая. Трудно ли быть человеком?
Вы знаете, я нередко задаю себе этот вопрос. Тот, что в названии главы. Люди привыкли считать себя самыми разумными и замечательными творениями природы. Все остальные существа, по общепринятому мнению, уступают им в интеллекте. Да и вообще, какой, к черту, у них может быть интеллект, когда люди не могут проверить этих творений природы на IQ? Не могут измерить их разумность.
У них нет разума, как полагается, ну и, собственно, поэтому они ниже людей. Хотя, что до человека, то разум его все время сует свой нос куда не следует. Пытается постичь секреты человеческого бытия. Смотрит на конструкции, которые создала природа, и выпучивает от изумления глаза – «ё-мое, как там все сложно!» Поойкав немного, он, то бишь разум, начинает пытаться в этом разобраться, выстраивая невероятные по своей сложности теории, запутываясь в круговороте слов и смутных определений. Вот такую прекрасную функцию и выполняет то, что «делает Человека выше всех остальных живых существ на Земле».
На мой взгляд, если откинуть все сложные хитросплетения, то выяснится – возник-то он, разум, из инстинкта самосохранения. Почему? А вот почему. Посредством чего изобретены все законы и правила, предметы и сложнейшие конструкции, целью которых является сохранение человеческой жизни? Правильно, посредствам разума. Вот для людей и стало естественным умирать от старости, а не от лап хищников. В то время как в животном мире насильственная смерть - вполне нормальное явление. Люди объявили себя высшими существами и стали убивать низших. Ну и что это за мораль? А ведь это мораль, воспетая в тысячелетиях. Ну, да бог с ней.
Вот какой вопрос хочу я задать: стал ли человек от этого всего счастливее? Извечная дилемма. И сразу же можно ответить вопросом на вопрос: счастливее кого? Счастье - это система измерения бытия, изобретенная людьми. А у животных и насекомых таковой не имеется. А раз разные измерительные системы, то ни о каком сравнении и речи быть не может. А на вопросы - выше ли человек по своему интеллектуальному развитию, чем животные и насекомые - ответ тот же. Нет общих систем координат для сравнения. Все, что измыслили люди - это относится исключительно к ним самим же. Это похоже на измерительную систему, которая решила изобрести измерительную систему для измерения себя же. Прошу прощения за тавтологию. Вот люди и измеряют, измеряют себя, а потом заявляют, что измеряли-то они не себя, себя, себя, а пищевые цепочки, явления природы, законы бытия. И ведь весь фокус в том, что человек неплохо справляется с этой задачей. У него есть уникальная способность наблюдения, приписывания свойств и практического использования полученных результатов. Впрочем, человек не может измерить себя отдельно от того мира, который его окружает. Он интегрирован в него и, измеряя себя, себя, себя, человек измеряет себя в той или иной жизненной стихии, при тех или иных условиях. С этой точки зрения Человек – это мера вещей. И вовсе не в том смысле, что он, типа, самый главный, а в том, что человек - это измерительная линейка, а мир - система, которую она измеряет. И эти измерения работают. Для человека. А вот другие живые существа - это другие линейки и живут они по иным законам. Соответственно, и бабочка, и муравей с тем же успехом могут называться мерой всех вещей. Ведь у них есть только они сами и кроме самих себя измерять мир им больше нечем.
Но, вы уже, наверное, устали читать эту белиберду, и думаете, а как насчет ответа на заявленный в начале вопрос? (если конечно Вы еще его помните). Так вот, мой ответ - не знаю. Трудно по сравнению с кем? У кого есть такая же система измерения «трудно»? Если взять в расчет тот факт, что животные живут по законам естественной природы, а люди предпочитают в большей мере жить вопреки им, то, наверное, человеку в этом смысле тяжелее. Он выстраивает лабиринты сложных чувств и эмоций и бегает по ним, как по замкнутому кругу. Иначе не выходит. Таков способ его бытия.
Существует ли альтернатива? Иной способ бытия? И если да, то где пролегает его граница? Прежде чем ответить на этот вопрос, я прошу вас задуматься: что, по вашему мнению, способно освободить человека из сковавших его рамок?
Мой ответ на этот вопрос, вероятно, вам не понравится. Потому, что это Смерть. Только Смерть способна по-настоящему освободить нас из пут собственной ограниченности и открыть выход из лабиринта.
И лишь единицам дана возможность прикоснуться к границе между Жизнью и Смертью, увидеть со стороны собственное Существование и тот лабиринт, в котором блуждал долгие годы. Стать Наблюдателем.
И граница эта пролегает в мире Темного Солнца.
Мир Темного Солнца триедин: Мировое светило, Смерть и Тень Смерти – это базовые составляющие, приводящие механизм его существования в действие.
Лучи Мирового Светила упираются в Смерть, создавая ее Тень. Тень «присасывается» к человеческим сильным чувствам и эмоциям (таким как страх, любовь, злость, радость) и поглощает их, насыщая тем самым свой Источник, то есть Смерть. Таким образом, Смерть выпивает человека через свою Тень.
Обычный человек не может в полной мере контролировать свои душевные переживания, и вся его жизнь, наполненная страстями, становится подножным кормом Смерти. Я и еще четверо моих «одноклассников» научились освобождать себя от чувств, научились смотреть на мир сквозь холодное Око Наблюдателя. Отсутствие человеческих чувств выводит наше сознание в состояние Табула Раса. Наш взгляд, не затуманенный шелухой мелочных человеческих страстей, способен проникать в глубь вещей и явлений, способен Видеть и Наблюдать. Мы способны использовать энергию Темного Солнца, ставя тем самым Тень себе на службу. Ведь коль скоро Тень поглощает сильные человеческие чувства, она несет в себе память о них. Содержит их в концентрированном виде. Поэтому управляя Тенью, можно управлять людскими страхами.
Отмечу, что внутренний Наблюдатель есть у каждого человека. Проблема в том, что лишь единицы (к коим относимся мы) могут воссоединяться с ним. Абстрагируясь от чувств, мы как бы отводим свой внутренний взгляд от Тени, лишая, таким образом, Смерть возможности высасывать из нас жизнь. Именно это открывает в нас способность к глубине – видению скрытого от человеческих глаз слоя реальности.
Но есть одно «но». Антипод Табула Раса – Затмение. Оно связанно с перемещением Мирового Светила и соответственно Тени. Происходит с определённой периодичностью (примерно раз в месяц) и для нас характеризуется утратой связи с Наблюдателем и возвращением в состояние обычного человека. С той лишь разницей, что чувства, обрушивающиеся на нас во время Затмения, отличаются чрезвычайной интенсивностью и при определенных условиях становятся пагубными.
В сущности, Затмение – это жестокая попытка Смерти заполучить нашу жизнь. Внутренний взгляд оказывается накрепко прикованным к Тени. Говоря метафорически, Затмение – это Тень, отбрасываемая Смертью на наше сознание. И в этой Тени сосредоточены наши худшие страхи - наследие нашего человеческого прошлого.
Наше спасение в том, что Затмение, как и все в мире, имеет двойную природу. С одной стороны – оно может убить, но с другой – несет в себе колоссальную энергетическую зарядку. В очередной раз пережив Затмение и «переварив» обрушившиеся на нас эмоции, мы поднимаем энергетику своего биологического тела на более высокий уровень, обновляем его защитные силы и резистентность. Как бы то ни было, чувства необходимы для подержания нормального функционирования организма. Тень, захватывая наше сознание, насыщает нас той же пищей, что и свой Источник - чувствами!
Парадокс – то, что нас убивает, в то же время дает нам жизнь…
Из размышлений меня вырвал звук гудка сзади стоящей машины. Красный свет уже с минуту как сменился на зеленый, а я все не трогался с места. Мысленно выругавшись, нажал на газ. До дома Ильи, куда я собственно и направлялся, оставалась пара кварталов. Почти всю дорогу я развлекал себя вышеозначенными размышлениями - это была «постреакция» на недавно пережитое Затмение.
Показался нужный сверток. Я заехал в тесный двор, припарковал машину рядом с подъездом и через минуту уже поднимался на лифте.
Илья открыл дверь почти сразу. Обменявшись рукопожатиями, мы вошли в небольшую гостиную, где на журнальном столе россыпью лежали марки, очень много старых марок. Рядом с этой россыпью, на самом краю, стоял небольшой тюбик с клеем. На полу, рядом с журнальным столиком, лежал альбом, куда собственно эти марки и наклеивались.
- Минутку, - проговорил Илья, усаживаясь на диван и поднимая альбом с пола, - я только завершу работу, - проговорил он, аккуратно укладывая альбом себе на колени.
Он называл свое увлечение «работой» и увлекало оно его только во время Затмения…. Это было его, так сказать временное хобби, которому он придавался, дабы уйти от губительного влияния Тени.
Илья нацепил на нос очки в огромной роговой оправе и принялся клеить «резные прямоугольники», поминутно поправляя оптический аксессуар. Как он это неоднократно подчеркивал, оправа натирала ему переносицу, что отвлекало внимание от мрачных мыслей, заполнявших голову. Довольно креативный ход, не зря Илья занимался пиаром и рекламой. А сами марки были больше прикрытием и поводом нацепить роговую оправу, которую носил еще его дед. Я бы хотел отметить, что Илья относился к тому сорту «людей», которым, казалось, все было нипочем. Он всегда был бодр и полон сил. Во времена, когда его сознание оказывалось в Тени, к его основной работе просто прибавлялось временное хобби, а к внешности - роговые очки. В остальном он оставался абсолютно тем же. Никакой суеты, которая была присуща почти всем нашим, никаких изменений в поведении. В общем, кроме марок и очков его больше ничто не выдавало. Порой и вовсе казалось, будто он обладает непоколебимой волей. За его плечами была долгая жизнь, за которую он успел не раз повоевать и даже получил несколько довольно серьезных ранений. Он побывал во многих странах мира, сменил большое количество работ. Почти всю жизнь Илья был словно в водовороте событий, стремительно сменявших друг друга. Он привык выживать, выживать в любой ситуации. Стальные нервы.
- Илья, как там эскиз? - спросил я, дождавшись когда он закончит заклеивать очередную страницу альбома.
- Да, все готово, сейчас я покажу, - ответил он, откладывая свое творчество в сторону и снимая очки. - Все на компьютере.
Илья открыл папку с эскизами и моему вниманию предстали различные виды визитных карточек. Дело в том, что пару дней назад босс решил обновить визитки, и я вызвался помочь, сказав, что знаю парня, который отлично разбирается в этом деле. Илья всегда с охотой брался за подобную работу и не брал за это с меня денег. Даже не знаю, что для меня в данном случае было важнее - качество или халява. Хотя качество в его работе всегда было на высоком уровне. И этот раз был не исключением. Эскизы мне очень понравились. Я вытащил флешку и попросил скинуть их мне.
- Как у тебя дела-то? Что расскажешь? - спросил я, пока Илья копировал папку.
- Да, как видишь, опять решил вспомнить старое хобби. А вообще, не плохо, знаешь. На работе интересный проект по продвижению новой бытовой техники, дома тоже не скучаю. Нашел много новых марок, о наличии которых даже и не подозревал. Наверно еще от деда остались, он тоже увлекался. А как у тебя? Я смотрю ты тоже бодрячком.
- А то, - улыбнулся я, - на тебя ровняюсь.
- Вот это ты зря, - Илья улыбнулся в ответ, - я не такой уж бодрячок, каким кажусь на первый взгляд. Внутри я довольно унылое творение, - после этой фразы он рассмеялся, довольно нервно, как мне показалось.
- О’кей, не буду, - ответил я, усмехнувшись.
- Я бы пригласил тебя остаться, посидеть, но у меня еще много работы. Может на выходных свидимся? - предложил Илья.
Это было довольно странным, потому как он никогда до этого не предлагал мне «свидеться». Он не был мне другом. Просто - одним из команды, вот и все.
- Хорошо, - согласился я, - а что это ты, вдруг?
- В смысле? - не понял Илья. - Просто посидим, пообщаемся по старой дружбе, вот и все.
- Это первый раз, когда ты предлагаешь мне свое общество.
- Да? Хм. И вправду, я даже никогда об этом не задумывался. С почином тебя. Ну, в общем, давай в субботу, если что.
- Можно и в субботу. В пятницу созвонимся и договоримся о времени и месте, идет?
- Идет, - ответил Илья, - скинь сообщение или позвони.
- Будет сделано.
Я забрал флешь-карту и направился к двери.
…Ни в пятницу, ни в субботу Илья так и не позвонил. Я сотню раз набирал его номер, но абонент был недоступен. Недобрый знак - Илья не имел привычки пропадать без предупреждения. Я позвонил Игорю и он подключил всех наших к поискам. По прошествии трех дней мы начали не на шутку напрягаться. Тем более, в свете последней информации о Новом Великом Затмении... В довесок ко всему - сознание Ильи находилось в Тени, когда он пропал.
- С чем может быть связанно это исчезновение? Он ведь всегда мог обратиться к нам за помощью, - Игорь в своей обычной манере расхаживал взад-вперед по комнате.
- Игорь, ну ты же знаешь прекрасно, что он не стал бы этого делать. Никогда не обращался и этот раз не исключение, - отозвался я.
- Я все понимаю, Антон. Просто потери нежелательны.
- Уверен, мы найдем его.
- Найти-то, может, и найдем, - проговорил Игорь, - но вот только в каком состоянии.
- Давай лучше еще раз подумаем, куда он мог направиться. У него есть дача - там мы смотрели, друзей его обзвонили, девушки у него, насколько известно, не было. Что еще? Мог он просто слинять отсюда, из Москвы. Как ты помнишь, Илья уже так делал множество раз.
- В те разы он предупреждал нас. Не думаю, что это тот случай, нутром чую - что-то здесь не ладно.
- Может он попал в скверную историю? - рискнул предположить я, хотя это и прозвучало довольно глупо и даже немного по-детски.
- Ты еще скажи в скверную компанию. Самый невероятный вариант. Ты ведь знаешь – с нами такого не случается…
Это действительно было так. За все время существования сообщества еще никто не попадал в серьезные переделки. Почему? У нас пониженный уровень виктимности . Связанно это с тем мощным энергетическим потенциалом, которым мы обладаем. В случае нападения или угрозы мы оказываем мгновенное и сокрушительное сопротивление. Голыми руками нас, как говорится, не взять.
- На самом деле есть одно место, где он мог оказаться… Мы там еще не искали. Психушка.
- Ты думаешь, наш Илья мог слететь с катушек? Ты шутишь? Более толстокожего человека я еще в жизни не встречал. Да и вообще, у него уже было множество возможностей рехнуться, однако он ими не воспользовался.
- Он прошел в жизни через столько, что ему просто необходимо было запихать свой страх куда подальше. Но все это до поры до времени, тебе ли это объяснять.
- Что ж, самое время проверить твою теорию, - согласился я.
Я знал к кому обращаться в таких случаях. Скажем так, у меня есть человек, имеющий доступ к необходимой информации.
- Алло, нужно человечка одного пробить.
Я описал Илью.
После некоторой паузы и стука по клавишам:
- Есть такой. В настоящее время находится в психиатрической больнице № 3 по улице Матросская тишина.
- О’кей, спасибо за информацию.
«Матросская тишина - какое таинственное название», - подумал я, нажимая кнопку отбоя. Хорошо хоть его не определили в четвертую имени Ганнушкина, та вообще на Потешной.
- Ну что? - осведомился Игорь.
- Ты оказался прав.
Мы отправились по указанному адресу и через полчаса переступили порог славного заведения. В нос ударил специфический запах старого здания и лекарств. Обшарпанные стены, сводчатые потолки, казалось, сами по себе были способны свести с ума. Привкус безумия, проступивший сквозь стены, хранившие память о временах карательной психиатрии, на мгновение заполнил меня. Безумие – меч возмездия в руках темного ангела Смерти. Неясные образы, сплетаясь с запахом медикаментов, выстроились в ансамбль огненных силуэтов.
Испепеляющий жар Мирового светила на мгновение коснулся меня, переплетая сознание с отблесками сотен разорванных сумасшествием судеб.
Илья сильно изменился, постарел. Несколько глубоких морщин, подобно шрамам, прорезали его лицо. Свет одиноко горевшей на потолке лампочки, словно последней искры сознания в темном омуте безумия, отдавался резью в его воспалённых глазах, заставляя щуриться.
Создавалось впечатление, словно все его прошлое разом обрушилось на него, нанеся раны, которых ему некогда удалось избежать.
Сфера, сотканная из энергии его, ставшего человеческим, сознания, имела грязно-желтый цвет. Изнутри сферы стремительно поднимался мрак…
Я прикрыл глаза. Сквозь тьму под веками вскоре проступили образы мира Темного Солнца. Энергия Тени и Светила наполнила меня, расширив границы восприятия. Теперь я видел силуэт Тени, охватившей тело Ильи. Темный шум ее очертаний пульсировал, трансформируясь в образ паукообразного насекомого. Тень запечатлела мыслеформу страха. Если мне удастся выяснить, какой смысл Илья вкладывает в символику «паук», то, вероятно, удастся ему помочь.
- Илья, ты меня узнаешь? – я присел на край его кровати.
- Да, Антон, извини, что не смог встретиться с тобой в пятницу, - Илья произнес это своим привычным спокойным голосом.
- Ты помнишь случившееся?
- Я не смог победить паука, - все тем же спокойным голосом ответил Илья, глядя куда-то в пустоту.
- А как ты пытался его победить?
- Я посмотрел прямо на него, - ответил тот и отвернулся лицом к стенке. Больше мне не удалось выдавить из него ни слова.
Итак, вопрос: что стало спусковым крючком его безумия? На тот момент были известны лишь обстоятельства, при которых Илья очутился в доме скорби. Его повязали прямо на улице, неподалеку от станции метро «Сокольники». Он приставал к прохожим с вопросом: «Трудно вам быть человеком? Ну, скажите, вам трудно? Ведь я им никогда не был, я не знаю!»
- Мне нужно больше информации, тогда я смогу помочь ему. Понадобится твоя помощь, - обратился я к Игорю, как только мы покинули палату.
- Ищем «паука», - Игорь тоже успел разглядеть рисунок страха, воссозданный Тенью.
- Полагаю, стоит посетить жилище нашего сотоварища.
- Едем. - И мы отправились на квартиру Ильи.
В прихожей царил привычный запах кожаных ботинок, напомнивший мне зимнее красноватое небо, снег и заснеженный двор. Этот пейзаж, пронесшийся перед моим внутренним взором, вызвал неизъяснимую тревогу, тотчас разбившуюся о холодный взгляд Наблюдателя…
Мы прошли в гостиную. Пол был усеян марками, почти вся мебель перевернута вверх дном, будто после обыска.
- Лады, приступим, - произнес я, поглядев на Игоря.
Мы распотрошили все ящики, проверили в книгах, перелистали тетради - ничего. И вдруг меня осенило. Хобби. Хобби Ильи – что, если это и был тот тайник, где он хранил свои секреты. Я вытащил альбом, погребенный под кучей марок, открыл первую страницу и начал отдирать «резные прямоугольники». Листы в альбоме оказались подклеенными - под белой страницей для наклеек была еще одна. Там-то Илья и вел свой дневник. Умно придумано.
- Нашел, - крикнул я Игорю, шарившему на антресолях в прихожей, - надеюсь, это нам поможет.
***
Я привык этого не замечать. Того, как они, эти мерзкие твари, ползают у меня внутри. Я никогда не испытывал отвращения к паукам как таковым, тем, которые были реальными, осязаемыми. Но я чувствовал себя мерзко, когда они были внутри меня. Было такое ощущение, словно они стремятся уничтожить нечто важное. Я старался не замечать этого, относил к разряду несущественного. Незачем было пытаться понять, в чем его суть, откуда оно. Надо было просто-напросто бороться за жизнь. Я посвятил многие годы искусству выживания. Пройдя через три разрушительные войны, я усвоил одну вещь - нет ничего важнее жизни. Я имею в виду - просто жить. И к чему тратить время на поиск эфемерных ответов на не менее эфемерные вопросы, к коим относится мое сегодняшнее состояние. Я никогда раньше не вел дневник. Но сегодня мне вдруг захотелось, чтобы мое хобби - собирать и клеить марки - принесло хоть какую-то пользу. Я написал эти строки, спрятав их под моей коллекцией. Быть может, моя писанина когда-нибудь спасет мне жизнь. Знаешь, - я обращаюсь к тому, кто читает эти стоки сейчас, - я отлично научился выживать и в какой-то момент понял – мне необходимо написать это послание. Это послание создано перед тем, как положить конец многолетнему отрицанию очевидного - я боюсь фантома, я убил многих реальных врагов, но не смог убить нечто в себе. Я готов посмотреть на этот рой отвратительных пауков, готов принять бой.
Я уже чувствую, как это поднимается внутри меня… Уже могу различать звуки - это отвратительный стрекот тысячи маленьких лапок. Там целая армия. И я один пред ними. Без щита и меча. Со мной лишь мой опыт выживания в реальных условиях. Поможет ли он мне теперь? Против незримого врага?
Я чувствую, как нечто наполняет меня. Нет, это уже не они, теперь это нечто большее. Они были лишь предвестниками этого. Лишь малой составной частью той пучины, что поднимается изнутри – они слагаются в темную фигуру, что долгие годы вызревала во мне и теперь просится наружу.
Уже различимы очертания, и это Нечто так похоже на меня. Этот темный силуэт и есть мое прошлое. Я почувствовал прилив неимоверной тоски, воспоминания нахлынули на меня бурлящим потоком и я понял, сколь беззащитен я пред ними.
Я смотрю в глаза минувшего и понимаю, что значили для меня пауки. Их маленькие лапки - это ветви выбора, того, кем я мог стать и как поступить. Их тщедушные тела - это сам поток времени, который несется, гонимый возможностями, которые я бы мог использовать. Но где во всем этом я сам? Не вижу себя в этом потоке. И предо мной теперь лишь темный силуэт. Я вижу его глаза. И я чувствую такой стыд за все содеянное. Я чувствую такое сострадание ко всем тем, кого убил, и это убивает меня самого. Мои жертвы не хотят, чтобы я жил. За все приходит расплата. Я плачу по счетам. Пора.
Я не отрываю своего внутреннего взора от бурлящего потока внутри меня. Тьма хочет, чтобы я шел за ней. Падаю в лабиринт, из которого столь долго искал выход. Если я выживу и на этот раз, мне будет плевать на мой нынешний стыд. Я не раскаюсь. Сейчас лишь страх заставляет меня желать покаяния. Но если я выживу, то он уйдет вновь. Как уже случалось прежде. Читающий эти строки – задумайся, стоит ли моя жизнь того, чтобы ее спасать?
***
На этом месте записи обрывались. Я отложил альбом на стол. Поднял глаза на Игоря, который все это время стоял рядом, заглядывая мне через левое плечо и читая текст вместе со мной.
- Что думаешь по этому поводу? Стоит его жизнь спасения? - осведомился он.
Я быстрым взглядом окинул комнату. Детали помещения подобно иглам впились в мое восприятие, обращаясь очертаниями полуразрушенных зданий и темно-коричневой глади Невы, разрезаемой плывущей баржей.
Ленинград, октября 45-го. Блокада – чудовищное событие, пережитое горожанами, оставило кричащий след страдания и неизмеримого мужества, застывший немой гримасой улиц города-героя.
Мне навстречу командирской походкой шел человек в сером военном френче. Издали лица было не разглядеть, но все же мне показалось, что я его знаю. Мы шли навстречу и вскоре я признал в нем себе подобного. Мы способны ощущать «братьев по разуму». Первый «симптом» - это ощущение пустоты, которая начинает словно пульсировать по венам. Второе – это отсутствие сферы над головой «брата», которая слагается из энергии человеческого сознания, своим цветом передавая испытываемые человеком эмоции.
Холодный отрешенный взгляд, грубые черты лица, идеальная выправка, золоченые погоны, портупея через плечо, потертая кобура на поясе.
Наши взгляды встретились и военный остановился.
- Здравствуй, - спокойный голос с металлическими нотками и резкий, режущий взгляд.
- День добрый. Будем знакомы. Я Антон.
- Илья.
В тот момент Илья казался мне словно бы сотканным из ленинградских руин и мук, на них пережитых. Мое сознание, проваливаясь в бездну его зрачков, увидело людей, бегущий под перекрёстным огнем советских и немецких войск. Одни рвались вперед, другие в панике бежали назад. И там и там их ждала смерть. Рождаясь из хаоса смерти и ужаса, в голове возникли цифры 227. Заградительные отряды, созданные указом с этим номером. Передо мной стоял бесчувственный палач. Где-то там, глубоко под кровью и муками, которые он причинял людям, еще теплился огонек человеческой натуры - словно маленький, ослабевший ребенок.
Но теперь Илья верный цербер режима, рожденный партией и войной. Ему было все равно, что ему приказывают. Он был лишен жалости. Идеальный солдат – машина для убийств. Его прошлое стало достоянием Затмения и Тени. Его сейчас было лишено человеческого. Он был такой как я, как Игорь и Влад. Одни из нас.
Илья тоже все понял. Он посмотрел на меня пристально и будто с презрением. Затем медленно и все так же холодно проговорил:
- Есть разговор, Антон.
Мы проговорили с ним около часа. Я рассказал о себе и нашем сообществе. Илья же ограничился лишь краткой информацией, из которой следовало, что трансформация произошла с ним в первые полгода войны.
- В определенный момент я понял, что есть высшая сила – это Смерть. А страдания и страх – это орудия, которыми она правит миром. И мне захотелось самому стать их воплощением. Во мне откуда-то накопилось столько ненависти, что в один момент я превратился в бесчувственного палача. Единственное, что не давало мне утерять связь со своим человеческим обликом – это чувство долга. Скорее это даже не чувство – я чувств не испытываю. Это больше напоминает инстинкт.
- Долга перед кем?
- Перед Отцом и Родиной, - из этих слов было не совсем ясно, кого именно он подразумевал под «Отцом», но я догадывался.
Мы обменялись контактной информацией и условились связаться через неделю, когда оба будем в Москве. Так Илья присоединился к нашему сообществу…
- Он не умрет, просто проживет гораздо меньше… - ответил я на вопрос, наблюдая за угасающим воспоминанием. - Подумаю, что можно сделать, - добавил я, направляясь в прихожую.
Мы вышли из подъезда, бодрой поступью зашагав к машине. Запах дождя, прохлады и сырости стремительным потоком хлынул в меня, слагаясь в образ собора с куполами, напоминающими шлема древних воинов, стоящего в полумраке ночных фонарей.
Искупление. Прощение. Быть может, этого искал Илья, охваченный Тенью своего черного прошлого?
Очутившись в машине, я достал мобильный телефон и написал СМС-сообщение: «Встречаемся у меня на квартире через два часа», выбрал группу «Братство» и нажал клавишу «Отправить».
В назначенное время состоялся наш «пленум», как мы в шутку называли подобные сборы. В моей комнате, удобно устроившись на полу, сидели Влад, Игорь и Василий.
- Я знаю, как помочь Илье, однако это может быть рискованно. Его мозгу нужна встряска, иначе он не выкарабкается. Подобный эффект способен дать лишь электрошок. Если оставить его в нынешнем состоянии еще хотя бы на пару дней - все, минус один. В случае общего согласия организацию данного мероприятия беру на себя.
- Антон, а тебе не кажется это варварством? - произнес Влад - один из самых, как мы его называли, рассудительно-гуманных участников нашей компании. Играл он человеколюбие весьма правдоподобно.
- Влад, друг мой, не забывай, что все присутствующие здесь - варвары. То, кем мы являемся - уже варварство.
- Есть ли другой способ?
- Есть, Влад, есть. Я могу уложить Ильюшу на мягкую кушетку и постараться разобраться, что же такого травмирующего произошло в его жизни, а потом накачать его психотропными препаратами и отпустить обратно в палату. Только этим мы не сделаем его прежним и придется расстаться с ним раз и навсегда. Не будет больше нашего Ильи, будет некто Илья. Нужны решительные меры и незамедлительно. Время идет на часы, - я говорил жестко и громко, так чтобы до всех дошел смысл сказанного.
- Антон, почему ты так уверен в успехе задуманного? Это может окончательно разбалансировать его психику… - начал говорить Игорь, но я прервал его:
- Она и так разбалансирована и все окончательнее с каждым часом нашего промедления. А после процедуры «пинка по извилинам» ему придется еще пройти «курс» психоделиков . Надо будет заново внушать ему фигуру Наблюдателя. Создать в его голове проекцию, которую в дальнейшем он сможет использовать как карту, чтобы найти путь в Мир Темного Солнца и стать прежним.
- Ты надеешься прочитать его мозг, как компьютерный файл, исправив ошибки? - осведомился Василий, который обычно предпочитал только кивать головой, если был согласен и просто молчать, если ему было все равно. А не соглашался он крайне редко. Сейчас был своего рода уникальный случай.
- Я на это надеюсь.
- Поступим так: кто против - говорите сейчас. Если все согласны, значит позволим Антону осуществить задуманное, - объявил Игорь.
Один человек поднял руку - это был Влад.
- Я против, - начал он свою речь, - это слишком поспешная мера. Прибегать к помощи этого «метода лечения», мягко говоря, не оправдано. Это может окончательно доконать его, а без постановки точного диагноза – это и подавно путь в никуда…
- Погоди, погоди, - прервал его красноречивое изложение я, - ты и вправду считаешь, что ему можно поставить диагноз? - на моем лице даже появилась улыбка. - Как ты себе это представляешь? Если хоть один психиатр возьмется за это, то ему придется выяснить его прошлое. А к чему это приведет, все присутствующие знают. И, кроме того, как я уже говорил, времени у него осталось максимум день, потом уже будет поздно. Илья окончательно потеряет связь с Наблюдателем и в наших рядах будет убавление. Надеюсь, я достаточно популярно объясняю?
Я заметил, как глаза Влада забегали и он, словно ожидая чего-то, принялся озираться по сторонам. И судя по характерному потиранию ладоней… Все ясно. Затмение настигло и его.
- Друг мой, я заметил, что ты уж больно эмоционален сегодня. Ничего не хочешь нам рассказать?
- Черт, как мне не нравится слово - эмоциональный, - протянул Влад, делая акцент на «эмо».
Оценив его не очень смешную шутку, я тоже придал своему лицу слегка веселое выражение. Моему примеру последовали и все остальные, словно роботы, в которых заложенная одна программа.
- Лады. Влад, в сложившейся ситуации о Затмении говорить лучше сразу, - Игорь слегка прищурился, словно от яркого света. - По поводу Ильи: вопросы, пожелания?
В ответ молчание.
- Ну что ж, друзья мои, тогда я приступаю к своему «коварному» плану, - заключил я.
Через четверть часа мои пальцы набирали номер старого знакомого, дабы он помог в получении разрешения на проведение «болезненной и опасной процедуры». Проблемы подобного характера я обычно решал через него. Человек без Имени – так он сам себя любил называть.
- Понял тебя. Через пару часов будет нужная бумага и разрешение на проведение процедуры, - вещал из телефонной трубки голос.
- Хорошо, тогда встречаемся как обычно.
«И как это он не боится обсуждать подобные темы по телефону? Наверное, использует защищенную линию, а может у них там, в организации, действует негласная договоренность для таких случаев? Да и какая мне разница - главное результат».
В назначенное время я подъехал к небольшому парку, находившемуся на окраине города, и стал ждать.
За темным стеклом листопад. Кое-где верхушки деревьев уже совсем голые - изогнутые прутья черных ветвей, упирающиеся в красноватое от света городских огней небо. Медленное скольжение облаков по небесному склону, напоминает пар, идущий из горячей кружки чая. А там, за этим небесным паром, скрывался мир неизмеримо больше нашего – Вселенная. Но здесь, сидя в уютном салоне автомобиля и слушая приятную музыку, в это сложно поверить. Чудится, словно этот небесный купол представляет собой линзу, сквозь которую преломляется мир, похожий на наш. И словно кроме этого маленького мирка под названием планета Земля, пригород Москвы ничего больше не существует…
Свет фар подъехавшего «Инфинити» сообщил о прибытии моего конспиративного товарища. Я вышел ему навстречу.
- Вот, держи, - произнес «комрад», протягивая мне папку с документами, - здесь все необходимое. Удачи. Пока. Я поехал.
Я стоял еще какое-то время, глядя на быстро удаляющиеся габаритные огни. Мне вдруг подумалось о том, как странно вся эта ситуация выглядит со стороны. Один приятель хочет помочь другому и поэтому ему, всего-навсего, требуется липовое разрешение пустить ток по мозгам последнего. Всего-то делов на две минуты, а вот пользы просто на всю жизнь. Как-то это нелепо получается. Мы вообразили себя богами, решив, якобы нам виднее, в чем на самом деле нуждается Илья.
Он всю жизнь был в «строю», даже с ума сошел по этой причине... Я ведь, по сути, собираюсь вернут его в то состояние, из-за которого он и лежит теперь на маленькой кровати, глядя своими воспаленными глазами на облезлый потолок. Его сумасшествие - это естественных ход вещей. Он рано или поздно все равно пришел бы к этому…
Делаю глубокий вдох, ощущая как мысли, испепеленные Оком Наблюдателя, распадаются прахом, теряя всякую значимость. Возвращаюсь к машине, сажусь за руль, поворачиваю ключ в замке зажигания, выезжаю на магистраль, беру курс на временное пристанище Ильи.
Начался сильный дождь. Дворники едва успевают отгонять потоки воды с лобового стекала. Я смотрю на растекающиеся огни быстро движущихся машин, на дорожное ограждение и на этот дождь, без устали поливающий промокший мир.
Взвесь чужих жизней, рождаемая сознаниями водителей и пассажиров несущегося машинного потока, просачивается в зеркальность дождевых капель и сырость отражений на черном асфальте.
Людские помыслы – зигзаги лабиринтов с истертыми очертаниями. Сквозь сумрак искривлённых поворотов не видно ни конца, ни начала, но их слышно. Их звучание – это всплеск воды, разрезаемой колесами автомобилей, это шум дождя, это звуки гудков, это случайные обрывки фраз…
По левой полосе меня обгоняет джип. И вот, совсем рядом, почти осязаемо, я ощущаю, как рисунок шин касается шершавости асфальта и миллионы зеркальных капелек летят в хаосе своего падения. И в этом падении отголосок наивной детской мечты вон той девочки, чье существование только что промчалось мимо, будто легкое дуновение ветра, и режущий острым лезвием страх ее отца, который попал в скверную историю и теперь давит на газ, забыв о водяном тумане и скользком дорожном полотне…
Габаритные огни джипа стремительно удаляются. А вдалеке, по встречке приближаются два пятна света и утомлённое сознание дальнобойщика, охваченное омутом бессмысленных, быстро сменяющих друг друга образов, падающее в мгновенный тревожный сон…
И взвесь промозглой шершавости, отделяясь от черного зеркала асфальта, разливается в воздухе предчувствием чье-то скорой смерти.
Эти события – уснувший дальнобойщик, маленькая девочка и ее напуганный до полусмерти отец – столь бессмысленны и нелепы в своем случайном стечении, но… столь же закономерны и гармоничны... И вот, уже совсем скоро, хаос столкновения и груды искореженного металла скребущим треском по жёсткости бетона…
Сбавляю скорость. Плавно останавливаюсь.
Размеренное биение собственного сердца и стук дождя по крыше. А там, впереди – огромная фура теряет управление и, пробив ничтожную перегородку между двух полос, врезается в джип, в мгновение ока сминая и отбрасывая его в сторону, словно консервную банку. Позади сигналят негодующие моей остановкой водители. Они еще не видят…
Трогаюсь, доезжаю до места трагедии, аккуратно объезжая бесформенное нагромождение рваного железа. Обрывки угасающих жизней…
Позади испуг и спешный стук пальцев по сенсорным дисплеям. И вот уже несколько жадных взглядов впиваются в хаос исковерканного металла и разбавленную дождем кровь.
Случайные свидетели. Взгляды, запечатлевшие фрагменты чужой смерти. И собственная жизнь кажется теперь этим людям такой счастливой и прекрасной в сравнении с увиденным… Они ощущают ее гармонию…
Гармонию, сжатую в тиски черного хаоса.
Пустота. Око Наблюдателя перемещается внутрь меня, фиксируя неспешный поток воспоминаний.
Дождь барабанной дробью по подоконнику и тонкими струящимися нитями по стеклу. Далекое прошлое, где я человек, еще не изведавший холода пустоты. Где все кажется до предела простым и ясным, даже несмотря на мрак ночи и водяной туман. Такой маленький аквариум, где мы плаваем от стенки до стенки, то погружаясь чуть глубже, то вновь всплывая к поверхности. Эти мысли сплетаются в образ «реальности под прозрачным колпаком», которую рисовали древние в попытке объяснить природу вещей. И, несомненно, была частичка истины в таком мировоззрении. И заключалась она в том, что оно честное. Без примеси какого-либо знания. Подобное мировоззрение построено на опыте повседневного наблюдения…
Как же порой не хочется думать об этой захватывающей дух бесконечности, об этой многосложности связей во Вселенной, когда можно просто положить все вещи на небольшую плоскость под названием Земля, которую несут на себе Три Кита, накрыть все это дело прозрачным куполом небосвода и готово…
Явственно возникает образ водяного купола, напоминая мне как некогда, в детстве, я нырял под спасательный круг, представляя, что это тайный тоннель. Вода заливает уши, наполняя их ватой тишины, а слепящее солнце бьет в глаза, когда голова вновь оказывается над поверхностью. Внутри спасательного круга всегда было столь спокойно и удобно, что, казалось, дай мне волю, я бы так и провел остаток жизни, болтая ногами, не ощущающими дна, щурясь от яркого солнца и вдыхая запах речной воды. Всегда хочется остановить подобные мгновения чистого счастья и запомнить их на всю жизнь.
Око Наблюдателя перемещается на едва заметную пульсацию желто-оранжевых оттенков, тонкими нитями проступающими в темноте. Так пульсирует безумие. Я приближаюсь к Матросской Тишине. Здание лечебницы.
В приемной показываю документы, разрешающие мне удар по мозгам Ильюши. Санитар подозрительно на меня смотрит, берется за телефонную трубку и, набрав номер, долго объясняет кому-то ситуацию. Разноцветные нити, поднимаясь от его макушки, сплетаются в цветной клубок сферы над его головой.
Санитар старается придать выражению своего лица как можно больше важности, от чего сфера становилась фиолетовой. Ему так хочется казаться весомой шишкой. Человек явно не на своем месте…
Спустя минут пятнадцать он просит подписать бумаги, в которых говорилось про ответственность за грядущую процедуру и еще давались какие-то наставления «о том, как мне правильно жить», в которые я не стал особо глубоко вникать, прекрасно зная, что это формальности.
- Тебе стоит сменить поле деятельности. Здесь ты своих амбиций не оправдаешь, - сказал я «санитарной шишке», когда она провожала меня в палату Ильи.
Санитар бросил на меня недоумевающий взгляд, но промолчал. Фиолетовые переливы сферы померкли. Видимо мои слова заставили его напыщенность пойти на убыль.
В палате Ильи нас встретил медбрат, который подменил санитара и помог привести Илью в «процедурную», обстановка которой слегка напоминала декорации для дешевого фильма ужасов - потемневшая кафельная плитка обрамляла стены, гармонично дополняя устрашающее оборудование «шоковой терапии».
Илья вел себя абсолютно спокойно. Временами даже казалось, что здешние «процедуры» превратили его в овощ.
Медбрат сделал ему несколько уколов и вышел. Я посмотрел на еще более осунувшееся лицо и темные круги под глазами, спросил:
- Ты как, готов?
- Делай, что должен, - еле слышно проговорил Илья сухими губами и улегся на кушетку.
Я настроил аппарат и установил стальные пластины на голове своего нового пациента. Так, что у нас здесь. Это сюда, это сюда. Все верно. Я еще раз посмотрел на Илью: он закрыл глаза и покорно ждал того момента, когда я вновь «сделаю его прежним». Казалось, его лицо не выражало ничего кроме усталости. Мне вспомнились записи в его дневнике, обстоятельства, при которых его доставили в лечебницу, слова, которые он говорил, перед тем как его «повязали»…
«Трудно ли вам быть человеком, ну скажите, вам трудно? Ведь я им никогда не был…»
Что за назойливые мысли?
Ангел смерти роняет меч безумия. Господи, спаси заблудшие души!
Я нажал кнопку на аппарате и пустил ток…
Глава третья. Возвращение в строй
Прошло четыре дня после шоковой терапии, Илья понемногу начал приходить в себя.
- Динамика положительная и он скоро вновь будет в строю, - говорил Игорь собравшимся возле палаты, - можем теперь нагрянуть в гости, так сказать, всей компанией.
Илья выглядел посвежевшим, улыбался и даже время от времени шутил. Электрошок ослабил пагубное влияние Тени. Ее очертания, бывшие отчетливыми до процедуры, теперь заметно померкли и представляли собой серую пелену, окутавшую тело Ильи туманной вуалью. Но это ненадолго. Если все пустить на самотек, то «вуаль» вскоре обратится темным шумом Тени. Теперь надо правильно спланировать предстоящий курс психоделиков, который буду проводить именно я.
- Как тут кормят-то хоть? - осведомился Влад, стандартизируя вопрос до смешного предела.
- Отлично кормят. Врач, кстати, сказал сегодня, что через день-другой меня выпишут, чему я и рад вполне, - весело ответил Илья.
- Может тебе что-нибудь принести, дружище? Ты обращайся, если что нужно, - предложил Вася.
- Мне и вправду нужно. Принеси мне, пожалуйста, мой альбом с марками. Хорошо?
- Конечно, не вопрос. Завтра будет, - Вася спроецировал на лицо доброжелательное выражение. Его взгляд немного забегал…
Я стоял в стороне, наблюдая эту фальшивую игру в дружелюбие и взаимопомощь. Среди туманки смутной пелены, рождаемой сознанием наших (мы с трудом различаем мыслеформы друг друга), я видел одну ярко-зеленую сферу - цвет жизни и гармонии. Она принадлежала Илье. Судя по этому, можно было с уверенностью сказать - он не замечает царящей вокруг фальши. Обычные люди, к числу которых Илья временно относится теперь, как правило, не видят нашего притворства. Мы умеем правдоподобно играть. По отношению к Илье это вынужденная мера – с людьми стоит общаться на их языке.
- А ты чего там стоишь как неродной? Скажи хоть что-нибудь, ведь благодаря тебе мы сейчас говорим с нашим товарищем, - Игорь мне слегка подмигнул, как бы прося ему подыграть.
- Рано еще благодарить. Впереди курс витаминок, - я загадочно улыбнулся, придав своей улыбке зловещий оттенок. Илья, оценив мою мимическую находку, рассмеялся. В этом смехе слышалась ни то грусть, ни то что-то еще… Трудно разобрать.
- Так, мне пора, - Игорь посмотрел на часы и направился к выходу из палаты, - дела, дела.
- Да и нам всем, пожалуй, стоит уже идти. Илье надо еще отдохнуть немного, - сказал Василий, обращаясь к присутствующим, - альбом завтра будет, Илья. Рад, что ты снова с нами! - добавил он перед тем как направиться к выходу.
В его интонациях и движениях читалось напряжение – чуть сдавленный голос, бегающий взгляд, угловатые движения. В своей реплике он использовал слово «рад», имевшее выраженный эмоциональный окрас. Посему не трудно было догадаться – его сознание в Тени и сейчас Затмение набирает силу.
- Не болей, - проговорил Влад и пожал Илье руку.
Дождавшись пока все разойдутся, я заговорил со своим «пациентом»:
- Тебе предстоит недельный прием лекарств, под моим присмотром конечно.
- Слушай, Антох, а может ну их, а? Ты знаешь, последние несколько дней я чувствовал себя как никогда живым. Не помню, чтобы я когда-либо еще был так счастлив, как теперь, - выражение его лица было чрезвычайно воодушевленным и полным жизни. Но факты, как обычно, шли впереди эмоций:
- Илья, пойми, если этого не сделать - ты навсегда будешь для нас потерян. Ты же понимаешь, что это значит?
- Да, понимаю, я стану как обычные люди - свободным.
- Ты считаешь обычных людей свободными? Ты это серьезно?!
- А разве нет? Обычные люди живут и чувствуют это! Они влюбляются, создают семьи, придумывают себе реальные хобби, а не хобби-прикрытия, как я, - Илья говорил очень взволнованно. Сфера приняла багровый оттенок.
- Обычные люди - дрожащие твари по сравнению с нами. Все их, так называемые чувства, обычно замыкаются в самовоспроизводящийся круговорот, в нем нет ничего нового. Все просто ходит по кругу. Вспомни Затмения. Это самовоспроизводящийся кошмар. Чувства - это лишь лабиринты, в которых люди бессмысленно скитаются всю свою жизнь. И награда за эти мытарства – Смерть.
- С чего ты это взял, Антон?! - Илья говорил с интонацией, которой обычно умный родитель выражает свое недоумение размышлениями своего глупенького ребенка, - как ты можешь кидаться столь громкими фразами? Почему ты ставишь себя выше?
- Я не выше и не ниже. Нет оценок. Просто я знаю и вижу изнанку этого мира, знаю, что по ту сторону…
- Знать и видеть - разные вещи, - перебил меня Илья.
- Друг мой, я позволю себе сделать некоторое дополнение к твоим словам. Знать и видеть - не одно и то же для людей. И все опять же из-за их пресловутых чувств, которые мешают познанию.
- Это всего лишь иной способ миропонимания.
- Это способ обмана. Мы – другие. Ты же прекрасно знаешь, что отсутствие чувств помогает нам проникать в суть мира. Мы способны к глубине.
- Но ведь, согласись, все тобой воспринимаемое, вся эта глубина преломляется через твое личное восприятие, другие наши видят это иначе, чем ты. И поэтому ты не можешь знать Истины, так? - голос Ильи стал вкрадчивым и спокойным. По краям сферы проступили синие оттенки. Так проявляла себя рассудительность человеческого сознания.
- Я могу ощущать Истину. Истина - это все то, что вокруг нас, но ощущать это обычным людям мешают их лабиринты эмоций. Знаешь, в чем отличие чувств и эмоций от ощущения?
- Просвети меня, - в голосе Ильи слышался нескрываемый сарказм, но я решил спустить это на тормоза и продолжил:
- Ощущая, ты сливаешься с тем, что видишь или с тем, что мыслишь, а чувствуя - ты лишь реагируешь на раздражители, не проникая в суть явлений.
- Что с того? Тебе ведь не хуже моего известно - все это лишь слова. За последние несколько дней я почувствовал или ощутил, как тебе больше нравится, себя счастливым. Вот и все.
- Ты ведь понимаешь - это ненадолго. Илья, в своей жизни ты убил немало существ из породы обычных людей, которых теперь ты столь яро возлюбил. Не думаешь ли ты, что твое прошлое способно тебя уничтожить, если ты откажешься вернуться «в строй»? - я говорил, отчеканивая каждое слово, с целью в полной мере донести до Ильи смысл своего послания.
- Я это прекрасно понимаю. Более того, я привык отдавать долги. Быть в строю и сражаться во Имя - во имя своей страны, свободы, а уж если быть честным, то ради самого чувства долга. Поэтому обговори все с нашими. Обсудите все за и против. Если решение будет принято в пользу моего возвращения – так тому и быть. Мнение большинства и долг - для меня святое! - Илья говорил взволнованно, было видно, что для него это очень важно.
- Хорошо, мы все обсудим. Ответ будет завтра, - я уже было направился к двери, но потом мне подумалось, что будет вежливым извиниться за сказанное в адрес людей, ведь, как-никак, Илья сейчас вынужденно относился к их числу. – Да, и еще, извини, если наговорил тебе лишнего. Я иногда и вправду грешу высокомерием по отношению к людям. Все, до завтра, - я закрыл за собой дверь.
Тем вечером мы собрались у Игоря на квартире. На повестке дня, как и в прошлый раз, была ситуация с Ильей. Я вкратце передал смысл нашего с ним недавнего разговора, приглашая присутствующих к обсуждению.
Первым высказался Василий:
- А я считаю, если ему так нравится в его новом статусе - пускай в нем и остается. Мы ему в этом не указ.
- Послушай, нам незачем терять Илью. Тем более в сложившихся обстоятельствах, - отозвался Влад. - К чему такие громкие заявления?!
- Антон, скажи лучше, насколько велика вероятность возвращения прежнего Ильи? – задал резонный вопрос Игорь.
- Пятьдесят на пятьдесят. Помните, что случилось в схожей ситуации в прошлый раз? Музыка недолго играла для нашего достопочтенного друга. Недолго держались его катушки, прежде чем слететь, - я имел в виду случай тридцатидвухлетней давности, произошедший со Славой, бывшим нашим. Тогда мне пришлось его «реанимировать» после очередного выхода в Тень. Все прошло успешно, однако дотянуть он смог лишь до следующего Затмения, которое уничтожило его разум. Мы были вынуждены вычеркнуть его из наших рядов.
- Но попробовать стоит, верно? - Игорь обвел взглядом всех присутствующих, адресуя вопрос аудитории.
- Да, вне всяких сомнений! Попробовать стоит. Бездействие в данной ситуации хуже всего, - ответил я и бросил взгляд на Василия, который почему-то ухмылялся. - Я сказал что-то смешное? – последовал прямой вопрос.
- Да просто забавно все как-то выходит: Илья - убийца по натуре, вдруг становится добряком и исполняется любовью к людям. Ты, Антон, человек, который по сравнению с этим головорезом в жизни мухи не обидел, начинаешь, по твоим словам, объяснять ему тщетность и примитивность человеческого существования и «рекламировать» наш образ жизни. После чего Илья, не имеющий собственного мнения человек, отдает свою судьбу в наши руки. И, вдобавок ко всему, совершенно очевидно к какому заключению мы придем сегодня. Нет, ну подумайте, - Вася окинул взглядом присутствующих, - ведь это сплошное лицемерие. Мы все здесь лицемеры до мозга костей, к чему нам все эти игры в дружбу? В обсуждения? Не проще ли отдать все дела на рассмотрение нашего лидера - Игоря? Пусть он все и решает сам.
Слушая его монолог, необходимо было делать поправку на его состояние – он находился в Тени и потому не мог мыслить беспристрастно.
- Вася, без взаимного доверия наш коллектив развалится. Все. Закрыли тему, - с интонацией уверенного спокойствия ответил Игорь.
- Хорошо, поступайте, как знаете. Просто мы реально могли бы сэкономить время на обсуждениях…- начал было Василий, но Игорь твердо прервал его: - Цель нашего собрания - не твои «красноречивые высказывания»! Мы понимаем твое состояние. Затмение накладывает свой отпечаток на твои суждения, да. Но имей уважение.
Василий замолчал.
- Ну, так что? Будем действовать? - после некоторой паузы Игорь обратился к присутствующим.
- Есть варианты? - попытался сострить Вася, но тут же осекся, видимо поняв, что о свои остроты может порезаться сам.
И все-таки он прав - было предельно ясно, каким решением закончится сегодняшняя встреча. Последнее слово всегда было за Игорем. И все к этому настолько привыкли, что принимали это как должное. Сидели серой массой и кивали головой в такт решениям лидера. Дети советской системы. А с другой стороны, что еще могут делать «люди» лишенные чувств? Носить социальные маски, ровняясь на того, кто делает это искуснее всего. Это обычай, ставший инстинктом. Это залог выживания. Такой обычай нужно уважать и блюсти. Формальности должны быть соблюдены, мнение коллектива должно быть выражено. Ведь лидер никто без своих подопечных…
- Я вижу, возражений больше нет. Вот и отлично. Пора приступать к операции «возвращение в строй». Считаю наше сегодняшнее собрание оконченным. Все свободны.
Теперь мне было официально дано добро на проведение курса лечения и я направился в лечебницу за Ильей. Через сорок минут стоял возле его палаты, поглядывая на часы, и поразился его армейской быстроте, когда через три минуты сборов он показался в дверях, готовый к отбытию.
- Отчаливаем, мой друг, - сказал он, бодрым шагом направляясь в сторону выхода.
- Пора сваливать из этой дыры, - поддержал его я.
Всю дорогу Илья вел себя очень оживленно: травил анекдоты, рассказывал разные истории из жизни. Посему было видно, что он в невероятно хорошем расположении духа. Я его никогда таким не видел. Казалось, словно передо мной был совершенно другой человек. Я даже мысленно сострил – «мол, да, ток меняет людей». В слух, конечно же, не выдал этой столь искрометной шутки, посчитав, что в данной момент Илья совершенно точно не оценит моей юмористической активности.
Когда, наконец, я остановил машину возле его подъезда, Илья вдруг произнес:
- Спасибо, что вернул меня к жизни, - и, немного помолчав, добавил сдавленным голосом, - пусть и ненадолго…
В первую секунду я был готов задать уточняющий вопрос: «в смысле?», но потом до меня дошел смысл сказанного. Я это понял с такой ошеломляющей ясностью, что даже на секунду потерял дар речи. Смутное чувство, ускользнув от взора Наблюдателя, на мгновение коснулось сознания. Илья многозначительно улыбнулся, прекрасно понимая – последняя реплика в точку и, оставив меня наедине со сказанным, покинул машину.
Почему его слова так поразили меня? Скоро поймете.
Пора двигаться дальше. Я включил первую скорость и тронулся с места. Мне еще предстояло подготовить все необходимое для проведения завтрашних процедур.
Вернувшись домой, я проследовал в кухню, где на одной из полок хранились мои «волшебные зверюшки» - конфетки, пропитанные раствором ЛСД. Одна съеденная «зверюшка» была способна отправить сознание в психоделическое путешествие. Затем я прошел в гостиную, открыл книжный шкаф, вытащил книги со средней полки и достал небольшую коробочку, в которой хранился мескалин - еще один психоделик.
Дело оставалось за малым - составить для Ильи «график приема». Я примерно знал, как и сколько нужно принимать эти пилюли, чтобы они возымели свой эффект. Придется сыграть роль «доктора Грофа », дабы провести пациента по длинным коридорам и закоулкам его разума, а потом помочь найти выход оттуда. Справлюсь ли я? Вопрос - почти философский. Я понятия не имел к чему, на этот раз, могут привести мои эксперименты.
Я аккуратно переложил несколько «зверят» и пакетиков с мескалином во внутренний карман своего пиджака, повесил его в прихожей, сел за письменный стол, достал ручку и бумагу, принялся составлять график. Периодически отрывал глаза от написанного, поглядывая в окно - так легче работается. Мои глаза вглядывались в полумрак, окружающий соседние дома. Я ощутил, как мой мозг пытается выстраивать неясные конструкции из этого полумрака улиц, как мое зрительное восприятие сплетается с образами снов и мыслеформ, наполнявшими геометрическое пространство квартирных ячеек. Я не мог сказать точно, какие это были сны, каковы их сюжеты – было лишь их ощущение. Ощущение снов, которые я видел сквозь пелену реальности. Сейчас, когда я нахожусь в состоянии Табула Раса, я отношусь к этим фокусам восприятия нейтрально. Но когда сознание попадает в Тень, оно обращает подобное восприятие в страх. Глубина вещей пугает. Неизвестность, таящаяся по ту сторону этой реальности, накладывает отпечаток на каждую мысль. Во время Затмения мне кажется, будто во всем, что я вижу вокруг, содержится некая ошибка… Мое тело, переполненное жизненной энергией, полученной из глубин мироздания, вступает в конфликт с разумом, который слишком мал для того, чтобы переварить увиденное…
Что-то я отвлекся. Это на меня так подействовал вид «волшебных сладостей» и написание плана их приема. Бред всегда рядом. Даже если он и не лишен разума…
Так, дозировка мескалина – начнем с четырех десятых грамма на пол стакана воды. Помнится, именно с такой дозировки начинал свое знакомство с мескалином Олдос Хаксли . Рекомендую. Не мескалин, а читать его книги.
ЛСД - одна конфета. Но это скорее запасной вариант, на случай если мескалин не сработатет.
Восемнадцать часов спустя я находился в доме своего «пациента», аккуратно раскладывая препараты на журнальном столике. В тот день, сам не знаю почему, я был одет во все темное. Черная рубашка и темные брюки - злобный доктор Пилюлькин, затеявший нечто ужасное.
Илья оживлено рассказывал мне какую-то интересную информацию о Вселенной, добытую из недр Интернет-пространства.
- А ты знал, что ученые посчитали массу видимой Вселенной и пришли к выводу - этой самой массы на 90% меньше, чем нужно для удержания планет на своих орбитах. Так родилась гипотеза: на 90% Вселенная состоит из темной материи, которую мы никак не можем наблюдать… - он все говорил и говорил, а я все не слушал и не слушал. Мне были не интересны его изречения, хотя это очень даже зря. Ведь предстояло выяснить его способность к воображению – это крайне важно для того, чтобы направлять его сознание в нужное русло.
- Так, Илья, теперь к делу. Мне необходимо задать тебе несколько вопросов. Это касается твоей способности к воображению. Мне необходимо получить от тебя предельно честные и взвешенные ответы.
- Конечно, спрашивай. Я готов, - Илья выказывал неподдельный интерес.
- Допустим, тебе нужно представить улицу города. Дома, дорогу. Как ты это представляешь?
- Я представляю, - Илья прикрыл глаза, - сначала погоду, то есть небо, потом медленно опускаю внутренний взор и вижу верхушки домов, деревьев и только потом дорогу, тротуар и идущих по нему людей.
- А ты можешь представить все это единовременно, словно ты идешь по улице и в поле твоего зрения сразу попадают и дома, и люди, и небо.
- Это сделать гораздо труднее, - Илья нахмурил брови, пытаясь представить, - я скорее все представляю по частям. Мне трудно видеть картину в совокупности. Это примерно так, как смотреть на картину с очень близкого расстояния - тебе приходится водить взгляд от одной ее части к другой, чтобы разглядеть все целиком.
- Так, понятно, тебе трудно представить явления в динамике, верно? - я взял листок бумаги и приготовился делать пометки.
- Вроде того. Мне вообще непросто представлять абстракции. Нужна конкретика. Представить город – какой именно? Если человека - скажите хоть его национальность. И так далее. Армейская привычка. Есть четкий приказ – есть результат.
- Попробуй абстрагировать свое восприятие. Подумать о чем-нибудь своем. Забудь, что я здесь, какой сегодня день и сколько тебе лет… Просто дай волю свободному воображению.
- Ты хочешь, чтобы я наблюдал за образами, возникающими у меня в голове. Так?
- Да. Именно. Отпусти контроль. Дай мыслям быть самим по себе.
- Хорошо, - Илья закрыл глаза и откинулся на спинку стула.
Подождав несколько минут, я спросил:
- Что ты видишь?
- Просто бесформенные пятна, расползающиеся во всех направлениях. Кляксы. Из этой пелены теперь формируется нечто наподобие лица. Но черты неясные, размытые.
- Что еще? – Я ощутил, как моего сознания коснулась описанная Ильей мыслеформа. Темная вязкая прохладная субстанция. Прогорклый привкус. Маслянистость тонкими ручейками по телу.
- Еще я вижу нечто подобное крыльям. Просто крылья.
- Как быстро меняются эти образы? Или они появляются одновременно?
- Нет, они сменяют друг друга и это происходит довольно быстро.
- Что ты при этом чувствуешь?
- Ничего кроме расслабления. Словно погружаешься в сон.
- Стоит начинать, - я протянул Илье стакан воды с мескалином, - выпей это, пожалуйста.
Илья взял стакан и осушил его залпом.
- Теперь надо ждать. Примерно 40 минут, - я посмотрел на наручные часы.
Мы просидели в молчании около половины часа, прежде чем Илья произнес:
- По-моему действует.
Сфера его сознания начала раздуваться, переливаясь всеми цветами радуги. Расширение границ восприятия.
- Что ты видишь?
- Вижу нечто вроде радужного ореола вокруг предметов и еще, когда смотрю на что-нибудь, вижу конструкции. Скелеты вещей.
- На что они похожи? – сделав глубокий вдох, я переместил Око Наблюдателя вглубь набухавшей цветными переливами сферы. Ее поверхность разверзлась, пропуская мое восприятие внутрь психоделического переживания Ильи.
- Вроде причудливо соединенных между собой железных прутьев или перекладин...
- Опиши их цвет. – Око Наблюдателя читает сознание моего «пациента», передавая мне его образы.
- Это цвет стали, серый.
Меня заполняет стальным оттенком, холодным на вкус и серым на запах.
- Теперь поводи взглядом по комнате и скажи, что видишь.
- Трудноуловимое изменение. Все вроде на своих местах. Но… в гармонии. Предметы организуются в ансамбль. Я вижу, как они образуют узоры. За окном - распускаются бутоны цветов. Я рисую их своим взглядом. Картина постоянно меняет свой цвет в такт ходу моих мыслей.
Проследив за движением его глаз, я увидел описанные образы в виде причудливых растений, что раскинули свои соцветия в сумраке за оконными стеклами.
- Теперь закрой глаза. Представь небольшую комнату. Внутри этой комнаты паутину.
Илья закрыл глаза. Мимические морщины выдали напряжение.
Я продолжил:
- Расслабься и позволь образам самим возникать у тебя в голове.
- Понятно, - отозвался Илья, лицо стало более спокойным. - Я вижу комнату, только такое ощущение, словно ее стены, пол, потолок светятся изнутри. И паутина - она словно соткана из темной нейлоновой нити. Еще я вижу паука, сидящего в центре этой паутины.
- Опиши этого паука.
- Обычный паук, не крупнее «квартирного».
- Что ты чувствуешь, когда смотришь на него?
- Спокойствие. Я просто наблюдаю за ним. Вот и все.
«Странно… - подумал я, - должно возникать хоть какое-то чувство. Хоть что-то, связывающее образ паука, с тем образом, который Илья описал в своем дневнике…»
- А что-нибудь еще ты чувствуешь?
- Нет. Просто паук. Ничего больше. Мне нравится паутина, которую он плетет. В ней я вижу изысканность, выветренность и талант.
«Талант?»
- Продолжай.
- Теперь он начал плести новую паутину. Все тот же цвет. Все та же изящность движений…
- Теперь открой глаза, - я терял контроль над ситуацией. Пред внутренним взором стояло размытое пятно, в котором едва угадывались очертания тех образов, которые описывал Илья. Мыслеформы стремительно таяли. Я более не мог читать своего «пациента». Неожиданно. Его психологические защиты слишком сильны.
Илья открыл глаза и, посмотрев на меня, произнес:
- Я вижу, как ты страдаешь, Антон. Ты придумал себе укрытие от своей боли. Ты решил, что смог стать тем, кем всегда мечтал быть… Но я вижу как боль пульсирует в твоем теле. Мне вдруг многое стало ясно… - Илья замолчал и вновь прикрыл глаза.
Мой пульс слегка ускорился. Я почувствовал, как кровь приливает к лицу. Странно. Такого не должно быть сейчас. Не в Табула Раса.
- Послушай, я бы хотел сосредоточиться сейчас на твоем видении. Это важно, - я придал своему голосу как можно больше серьезности.
- Я понимаю, понимаю. Хорошо. Теперь я вижу просто туман, но из него пробивается свет. Он похож на огни факелов. Я чувствую… радость. Кажется, пахнет костром…
«Вот это уже ближе. Теперь его чувства приобрели более конкретный, чем спокойствие, оттенок» - с облегчением подумал я, наблюдая, как описанные им образы вновь проступают в моем сознании.
- На что похоже твое чувство?
- Оно похоже…- Илья замолчал и, после некоторой паузы, продолжил: - Оно похоже на те бутоны, что распускались за окном. Я чувствую себя живым…
«Опять он за свое. Что это за «я чувствую себя живым»? К чему все это?»
Мне вспомнились его недавние слова: «Спасибо, что вернул меня к жизни… пусть и ненадолго». Эти слова заставили ощутить ту боль, которую я привык не замечать, скрывая ее за вуалью чистого сознания. Скольких любимых людей я уже потерял. Скольких верных друзей пережил. И сколь глубока скорбь по ушедшему. Сколько сил положено на то, чтобы заменить воспоминания мелочным страхом.
«Нет, пожалуйста, я не хочу больше ощущать эту вселенскую скорбь! - вот, о чем я молил своего Бога. Молил об избавлении: - Только не бросай в пучину отчаяния вновь…»
Кровь стучала в висках, на лбу появилась испарина.
«Что со мной происходит? Этого не должно быть…»
- Понял, - произнес я и сделал глубокий вдох, - так, теперь опиши, что еще ты видишь? Появились ли в этой картине новые элементы?
- Антон, послушай, я знаю, что ты пытаешься сделать, и правда хочу тебе помочь, но, боюсь, сегодня ничего не получится. Я просто наслаждаюсь этими грезами и не хочу ничего менять, мне просто хорошо. Давай вернемся к твоей «терапии» в следующий раз.
- Ты уверен? - произнес я, чуть снизив голос.
- Не волнуйся, друг, я же дал согласие стать прежним. Но не сегодня. Хорошо? - Илья говорил, словно нараспев, слегка растягивая каждое слово. На его лице читалась та безмятежность, какую можно увидеть разве на лице просвещенных аскетов и монахов, - спасибо, что уделил мне время.
- Нужно подождать пока действие мескалина пойдет на спад. На это может уйти чуть более четырех часов. Я буду оставаться рядом. Необходимо контролировать твое пробуждение.
Илья относительно быстро начал возвращаться в нормальное состояние. Через четыре часа его восприятие вернулось в норму. Мы с ним немного пообщались на отвлеченные темы. Илья и впрямь стал другим человеком - открытый, мудрый, добрый. Быть может, я просто его плохо знал? Стоит взглянуть правде в глаза - он стал таким после «реанимации». Человеком. Таким, каким его создала природа. Каким был до того, как пошел убивать… До того как жизнь искалечила его… Сейчас он живой! И это ненадолго. Несколько дней, в лучшем случае недель и все. Конец. Илья без нашей поддержки не выживет… Не могу сказать, что мне было его жалко. Вряд ли. Скорее мне было жалко себя. Случись со мной что-нибудь подобное, не хотелось бы сгинуть навеки … Этакий эгоист.
Перед глазами мелькали огни ночной Москвы. Центр. Жизнь кипит - красиво и со вкусом. Блеск витрин, рекламы, дорогие авто, асфальт, слегка поблескивавший в свете фонарей. Наблюдатель отметил ассоциацию с теми далекими времена, когда Москва еще не была столь помпезна. Тогда я был обычным человеком, любил гулять вдоль широких проспектов, слушая шум дорог. Дисгармоничный оркестр автомобильных клаксонов, каждый участник которого пытался играть на свой лад. Так звучала Москва. Это нравилось. Понятия не имею почему.
В один из таких дней, теплым летним вечером, я встретил девушку, которую смог полюбить. Это была случайна встреча. Я решил зайти в небольшую забегаловку с целью отужинать. Там, за небольшим столиком, заметил молодую женщину. Нежные черты лица, темные волосы, тонкий аромат духов, чуть печальный и глубокий взгляд переплелись в моем сознании, подталкивая сказать первое слово. Приветливая улыбка в ответ. Легкий непринужденный разговор.
Она работала в Москве первый месяц. Преподаватель в университете. Ей дали общежитие, но в ближайшие месяц-два обещали выделить комнату в коммуналке. В те времена я и сам преподавал, нам было о чем поговорить. Просидев в забегаловке до самого закрытия, мы отправились в Александровский сад.
Ее голос внушал спокойствие и уверенность. Когда я смотрел на нее, казалось - все в этом мире легко и просто. Я чувствовал радость. Чувствовал восторг. В ее синих глазах отражалась нежность, беспокойство и доброта. Переливаясь словно в калейдоскопе яркими красками, ее облик стремительным потоком заполнял меня. Я провел рукой по ее мягким волосам, и наши губы слились в поцелуе. Она окутала меня ароматом жизни.
- Ты не мог бы проводить меня. Мне еще нужно подготовиться к завтрашней лекции, - в ее голосе не было смущения, как это обычно бывает в подобных случаях. Это была просто просьба.
Око Наблюдателя сместилось прочь от воспоминаний. Все это пустое. Столь реальное когда-то, навсегда останется тенью… Просто картинка, просто наблюдение.
«Так. Все, Ромео. Завязали! Пора подумать и о насущном. Завтра предстоит еще один сеанс. И надеюсь, он пройдет удачнее сегодняшнего».
Красный свет. Кремль впереди освещен иллюминацией. Очертания некогда могучей крепости растворяются в шуме уличных лабиринтов. Зеленый.
Я припарковал машину и направился в сердце Москвы и России.
«Стоит сменить тактику. ЛСД в сочетании с гипнотическими техниками. Нужно дать ему возможность увидеть всю ту боль, которую он причинил людям, все терзания, возникавшие в его душе, когда он был принужден идти против себя. Пусть почувствует боль. Боль, требующую избавления. Наблюдатель – универсальное и незаменимое средства от душевных ран…».
Минутная стрелка на Спасской баше сдвигается и застывает на «XII». Звук боя курантов, отбивающих пульс времени, растекается по мостовой красной вязкостью (Красная площадь неспроста носит свое название). И властно возвышающийся Кремль напоминает о тех незримых силах, что двигают стрелки нашей жизни. Непостижимых и непоколебимых.
Словно сообразуясь с этим звуком, по мостовой вышагивают две фигуры, облаченные в длинные плащи, под которыми тоже находятся часы, отсчитывавшие последние минуты их, и еще сотен ни в чем не повинных людей, жизней.
Я был в безопасности. Здесь, на полупустой площади, они не совершат задуманного. Но там, под мостовой, под толщей земли и бетона, где пронзительный, словно иглы под ногти, свист за окнами вагона метро, они приведут в действие свои смертельные механизмы…
Какой у меня был выбор? Мог ли я их остановить? Взор Наблюдателя обращается на ход мыслей моей, погребенной под бездной бесчувствия, человеческой сути и видит там страх. Страх и злорадное благоговение от осознания того, что это не коснется меня…
Вспоминаю Илью, точнее того человека, которого он скрывал от мира большую часть своей жизни. И я задаюсь вопросом: «А как бы он поступил на моем месте? Пожертвовал бы собой ради спасения сотен жизней?»
Я бы мог обратить против этих смертоносных фигур энергию Темного Солнца, но результат подобного действия непредсказуем. Эти двое на грани смерти, им нечего терять. Страх лишь подстегнет деструкцию их разума, заставит нажать кнопку…
Наши взгляды встречаются и я вижу движение солнечного сумрака их сознания. Они предвкушают вспышку нестерпимой боли, которая положит начало сиянию вечного Рая. Рая, где они смогут навсегда забыть то лицемерие, что исковеркало их души и привело в иной мир. Они верят, что избавившись от тела, смогут расправить деформированную его границами душу.
И теперь, когда наши взгляды прикованы друг к другу незримыми нитями, они ощущают тот раскаленный Рубикон, что отделяет их от стылого рая сырой земли…
Фигуры проходят мимо, устремляя свое движение к последней цели. Мне плевать на них и жизни людей, которые они очень скоро заберут, но…
Прикрываю глаза, вызывая пред внутренним взором раскаленный диск Мирового Светила. Энергия Темного Солнца заполняет меня и я направляю разрушительную силу Тени на две удаляющиеся фигуры. Пульсация Тьмы входит в унисон с пульсацией их сердец, охваченных мощнейшим адреналиновым выбросом. Вероятность того, что запредельный стресс, царящий в телах смертников, приведет к нажатию кнопки, равна вероятности того, что их сердца, не выдержав адреналиновой атаки, остановят свой бег.
Двое замедляют свой шаг, только что уверенная походка сменяется поступью слабеющих ног. Я начинаю движение в их строну. Один из смертников окончательно останавливается и оборачивается на меня как раз в тот момент, когда его сердце, не выдержав перегрузки, замолкает. Безжизненное тело падает на мостовую.
Второй, еще не успев понять произошедшего, рефлекторно тянется к кнопке… Я делаю еще несколько шагов и останавливаюсь в метре от него. Мимо торопливо проходит несколько человек. Обрывки их сознаний – быстро тускнеющие узоры, уродливо искажённые внезапным испугом.
- Обернись, - говорю я.
Мужчина неуверенно оборачивается. Дрожащий палец лежит на кнопке.
Тень сжимает его сердце ледяной удавкой. Новый выброс адреналина. Горячая кровь и ледяная тьма… Его палец начинает зажимать кнопку. Последний шанс. Мой взгляд проваливается во тьму его зрачков и Око Наблюдателя проникает в сознание смертника. Я вижу его главный страх – он боится, что ему помешают осуществить свое «предназначение», помешают попасть в Рай. Он боится, что его изуродованная душа так и не обретет освобождения.
- Твоя боль продлится вечность. Чувствуешь, она уже здесь. Жми кнопку.
Я внушаю ему физическую боль и предчувствие ее бесконечности. Но он не может отступить от задуманного…
…Ослабевший палец не в силах довести его план до финальной точки. Всего миллиметр… Всего доля секунды… Сердце смертника останавливается. Грузное тело падает на мостовую. Угасающий рисунок его сознание, вплетается в багровые облака, растворяясь в небесной тьме.
Я огляделся по сторонам. Площадь почти пуста. И только едва заметные видеокамеры, закрепленные на кремлевских стенах, зафиксировали произошедшее. Но исправить это уже не в моей власти…
На следующее утро я поднялся рано. Нужно было завершить свои рабочие дела и ехать к Илье. С работой управился быстро. Передал бумаги, переговорил с Андреем о грядущих сделках и уже около двух часов по полудню был свободен для продолжения своих «экспериментов».
- Привет! Ну как, готов к новому рывку? - с улыбкой произнес я, переступая порог.
- Всегда готов. Что на повестке дня? – отозвался Илья.
- Сейчас все узнаешь, не торопись, - ответил я и направился в комнату.
Илья уселся на кресло и заявил о своей готовности начинать. Я протянул ему «зверюшку».
- Ты что меня конфетами решил накормить? – Илья поднял на меня удивленные глаза.
- Они пропитаны раствором ЛСД. Ешь.
- Ты решил усилить эффект? Я так и думал.
- Именно.
Илья кивнул и отправил конфету в желудок. 20 минут. Наркотик подействовал.
- Сконцентрируйся. Открой глаза.
Илья нехотя поднял отяжелевшие веки и посмотрел на меня затуманенным взглядом.
- В том бункере ты с сослуживцами укрывался от частых бомбардировок? - спросил я, указывая в угол комнаты, где уже проступило новое пространство, созданное воображением моего «пациента»
Илья медленно перевел взгляд в указанную мной сторону.
- Да, я помню. Мы сопротивлялись, как могли.
- Что случилось потом? - чуть повысив голос, спроси я.
- Потом пришло подкрепление. Мы смогли переломить ход событий в свою пользу. Захватили много пленных… Я вижу их искаженные ужасом лица, слышу их крики. Это комната для допросов…
- Там один из пленных и ты допрашиваешь его. В твоих руках садовые ножницы испачканные кровью. И ты переполнен сладостной ненавистью к врагу. Тебе нравится смотреть на его мучения. Ты хочешь смотреть как он страдает, снова и снова. Ты проводил подобные допросы уже не раз и всегда ждал их с нетерпение.
- Он здесь, рядом. Я смотрю ему в глаза и вижу всю глубину его отчаяния. Но мне это нравится. Поставить противника на колени и насладиться его ничтожностью - вот что мне нужно.
- Ты ненавидишь их за слабость, ты любишь видеть эту слабость. Для тебя слабость другого - это как наркотик. Ты желаешь немедленно заставить его расплатиться за нее, увидеть ужас в его глазах, - я говорил, повышая голос на каждом новом слове.
- Я вижу как комната превращается в какой-то ангар, высокий потолок с железными светильниками, облезшие стены… Сюда приводят пленного… Куда все исчезли? Я остался один на один с ним.
- Теперь и он может почувствовать твою слабость. Он видит – ты не хочешь делать то, что тебя заставляют. Но ты вынужден.
- Но меня не заставляют это делать. Я сам иду на это. Я сам этого хочу.
- Откуда ты это взял? Неужели тебе и впрямь нравится то, что ты делаешь? - я решил использовать прием противоречия, чтобы запутать Илью.
- Мне не хочется, но я не могу без этого.
- Это твой наркотик, твое пагубное пристрастие. И с помощью него ты убиваешь все то хорошее, что в тебе есть. Ты мог бы стать другим, но тебя принудили отсиживаться в бункерах и пытать людей.
- Это кошмар для меня. Но я люблю этот кошмар. Я нахожу себя в нем, - Илья говорит с каким-то сладострастным испугом, сейчас он полностью поглощен воспоминаниям - галлюцинациями.
Я положил пальцы на его запястье и прощупал пуль. Сто двадцать ударов в минуту. Я почти у цели. Шелест шершавой тьмы, рожденный в недрах потемневшей и покрывшейся трещинами сферы сознания Ильи, готов был вырваться и окутать моего «пациента» вспышкой нестерпимой боли.
- Продолжай говорить, что ты видишь.
- Теперь я оглядываюсь по сторонам - вижу широкую лестницу, ведущую на второй этаж. Меня заполняет ощущение пространства этого ангара. Я хочу убежать, спрятаться. Здесь есть куда бежать. Я вижу путь.
- Беги! - чуть ли не прокричал я.
- Не могу, - лицо Ильи пронзила гримаса боли, - теперь он не отпускает меня. Он, тот, кто внутри меня. Этот темный силуэт, он выходит наружу. Теперь уже я вижу его перед собой.
Сфера становится черной, трещины бороздят ее поверхность. Крошево. Сфера готова взорваться.
- Где пленный, которого ты должен допрашивать?
- Он стал им, они слились воедино. Теперь мне осталось только бежать. Я приближаюсь к лестнице. Вот я уже на втором этаж. Там балкон, с которого можно видеть происходящее внизу.
- Смотри вниз.
- Я боюсь, не хочу этого делать.
- Смотри, - скомандовал я, - или погибнешь!
- Я вижу себя. Я стою внизу и смотрю на пленного. Ничего больше не происходит. Я просто наблюдаю за ними.
- Что ты чувствуешь?
- Я чувствую себя в безопасности. Я чувствую, что все бывшее до этого не имеет смысла. Оно просто было и точка.
Илья напрягся всем телом. Темный шум Тени проступил сквозь кожу. Сфера задрожала и начала плавиться, обращаясь в бесформенный кисель.
- Теперь смотри вокруг. Ты видишь знаки, ведь так?
- Знаки, но они сокрыты в предметах. В стенах, лампах… во всем. Они буквально кричат о своем смысле. Они были всегда, но я их не видел.
- Что они для тебя - эти знаки?
- Они делают меня свободным. Я ощущаю в них ответы.
- Ты хочешь и дальше быть тем, кто ты сейчас. Ты тот, кто наблюдает. А тот Илья, который стоит внизу – другой ты. Прошлый. Это тот, за кем ты теперь будешь наблюдать: - Я говорил, пропуская каждое слово через себя. Я внушал эти слова и себе тоже, так как должен был сам в них поверить. Тогда и Илья поверит.
Фигура Наблюдателя. Илья должен ощутить его существование. Знаки, словно указатели на дороге. Перед его взором карта событий, как путеводная звезда, всегда указующая направление.
Силуэт Тени отделяется от его тела. Сфера плавится и охватывает силуэт своей вязкостью. Так угасают человеческие чувства, лишая Тень ее власти. Через несколько мгновений все это «великолепие» обращается обесцвеченным энергетическим сгустком. Нейтралитет и отстраненность. Так выглядит Наблюдатель.
Дело сделано. Илья вернется в строй. Он вновь становится одним из нас.
- Когда ты проснёшься - будешь помнить лишь обрывки своего видения, но главное навсегда останется в твоей памяти. Ты - Наблюдатель. Прежнего Ильи больше нет. Он остался там, внизу, остался для того чтобы и дальше блуждать в лабиринтах противоречий своей души. Ты выше его. И ты свободен! - я поднялся с кресла, зашел за спину Ильи и скомандовал: - Теперь открой глаза и посмотри на меня!
Илья выполнил мое указание и уставился на пустое кресло, явно все еще продолжая там видеть меня. Я резко щелкнул пальцами и вывел Илью из транса. Действие ЛСД подходило к концу. Илья часто поморгал и, медленно встав со своего кресла, повернулся в мою сторону.
- Полагаю, на сегодня достаточно, - я протянул Илье стакан воды, - выпей. Это обычная вода. Она очистит твое сознание от мусора.
Я вышел в коридор и набрал Игоря. Рассказал о прошедшем сеансе.
- Хорошая работа. А когда он окончательно восстановится?
- Трудно сказать, думаю в течение недели, плюс минус два-три дня. Пока ему надо отдохнуть.
- Все понятно. Передавай ему скорейшего выздоровления.
- Передам, - я положил трубку.
- Как себя чувствуешь?
- Неплохо. Но бывало и лучше, - ответил Илья, - такое ощущение, что мне приснился какой-то очень странный и бредовый сон.
- Это нормально. Скоро все уляжется.
Илья кивнул.
- Я скоро пойду, пожалуй. Сегодня рекомендую тебе пораньше лечь спать. Завтра утром выпей крепкого кофе и сходи на небольшую прогулку. Не рекомендую заниматься работой, по крайней мере, дня три-четыре. Если что-то понадобится, всегда можешь звонить.
- Спасибо, Антон! - поблагодарил Илья и встал, чтобы пожать мне на прощанье руку.
Мы отправились в прихожую.
- Свидимся, - я обулся, взял куртку и вышел в подъезд.
Вечером, переключая каналы телевизора, я прокручивал в голове детали сегодняшнего «сеанса». Как просто, по сути, манипулировать человеком с помощью его прошлого. Как груз прошлого способен подавлять и властвовать…
Как трудно быть человеком, когда былое довлеет над тобой…
Мне вспоминаются слова одной песни:
The rose was
Not looking for the morning:
On its branch, almost immortal,
it looked for something other.
The rose was
Not looking for wisdom, or for shadow:
The edge of flesh and dreaming,
It looked for something other
По моему мнению, в них заключен глубокий смысл. И я хочу рассказать вам одну историю из своего человеческого прошлого, которая способна этот смысл раскрыть.
Это история любви, поиска себя и свободы. Рискну предположить, что некоторые в ней увидят себя…
Глава четвертая. Casida de la Rosa
О чем же, по моему мнению, была эта песня?
The rose was
Not looking for the morning
On its branch, almost immortal,
It looked for something other
Роза не искала лучей восходящего солнца,
На своих почти бессмертных ветвях,
Она искала чего-то иного.
The rose was
not looking for wisdom, or for shadow:
the edge of flesh and dreaming,
it looked for something other.
Она не искала ни мудрости, ни невежества,
Но лишь чего-то иного,
Стоявшего на грани реальности и фантазии.
Роза «видела» на своих ветвях и тень ночи, и свет солнца, проливающего мудрость, бесчисленное количество раз. Подобно людям, проживающим «типовые» жизни. Одну за другой, одну за другой. В то время как вокруг их душ произрастают «ветви - альтернативы». То, какими они могли бы стать, но не стали, то, что они еще могут изменить. Стоит только начать поиск иного. Looks for something other. Музыка, написанная для этой песни, наводила неизъяснимую тоску. Почему? Потому что изменения часто причиняют нам и близким людям боль…
Ее звали Света, ту девушку, про которую я начал рассказывать в предыдущей главе. Я до сих пор помню, как сильно любил ее. В тот вечер, когда наши губы впервые соприкоснулись в поцелуе, я понял, что нашел именно того самого человека. Мне казалось, что я всегда хотел видеть рядом с собой именно ее. На тот момент, наверное, это была моя истина, в которую я так свято верил. Мы проводили с ней незабываемое время полное любви и нежности. Наверное, эти отношения относились к одному из немногих периодов моей жизни, когда я чувствовал себя живым. Да, да. Именно так. Ведь большую часть своей жизни я просто существовал…
В то время она казалась мне непрочитанной книгой, и я верил, что люблю ее саму, а не секс с ней. Ведь порой так сложно отделить любовь от физиологии. Как поется в одной из композиций группы «Слот»: «Любовь лишь метастаза в области таза». И когда наши тела сотрясались в оргазме, я не чувствовал любви к ней. Именно в такие моменты это чувство почему-то покидало меня. И я был горд этим. Словно моя любовь была выше физиологии, была данной свыше. Ее личность казалась такой глубокой и многогранной, словно я никогда не познаю ее. Я убеждал себя в этом. Я хотел в это верить. Но постепенно начало происходить до смешного банальное – пресыщение этим человеком. Как уже происходило не раз до нее. Складывалось впечатление, что я изучил ее тело и душу вдоль и поперек. Я наперед угадывал, как она поведет себя в каждой отдельной ситуации. Головоломка была разгадана. Человек стал мне понятен. Но я все равно продолжал ее любить. Быть может уже не той любовью как прежде, но на качественно новом уровне. Когда ты просто счастлив от самого факта присутствия этого человек в твоей жизни.
По иронии судьбы именно в тот момент «ветви моей души» начали искать чего-то иного. Мне захотелось узнать, как я отреагирую, потеряв ее. Что случится с моей любовью - останется или же уйдет, будто и не было, перерастет ли в ненависть и презрение, или же станет лихорадкой, сотрясающей душу из-за невозможности быть рядом с любимым человеком. Мне нравились эксперименты. Я решил уйти, сбежать на другой край света. Решил узнать, насколько я зависим от нее.
В МГУ, где я трудился в роли преподавателя, велся набор добровольцев на работу в Дальневосточном техническом государственном университете. Университет был еще совсем молод и ему требовались высококвалифицированные кадры. Это было нечто вроде программы обмена. Их преподаватели к нам, наши к ним. Всего на полгода, но мне на ухо шепнули, что если понравится, то можно и насовсем с перспективой отличной карьеры. Однако добровольцев, желающих ехать в закрытый город Владивосток, на другой край света, было не так уж много. Даже несмотря на шикарные, по тем временам, условия. Мало того, что во Владивостоке предоставлялась служебная квартира, так еще организовывался авиаперелёт (неслыханная по тем временам роскошь)!
В итоге я оказался единственным в своем коллективе, кто решил этим шансом воспользовался.
И перед отъездом я совершил поступок, о котором сожалел потом долгие годы. Я решил соврать ей, мол еду туда на несколько месяцев в командировку. В то время как планировал уехать навсегда… Я пошел на этот обман, чтобы заставить ее ждать меня и страдать, когда она узнает о моем предательстве. Так я утверждал свою власть. Мне хотелось почувствовать себя «большим человеком», чего-то значащим в этом мире.
Кем я был по жизни? Рядовой университетский преподаватель с небольшой зарплатой. Чего я добился? В то время я убеждал себя - общество, в котором я живу, не даст мне возможности стать весомой фигурой. Все места «весомых фигур» уже заняты другими людьми…
Понурое октябрьское утро. На мир словно наложили фотоэффект сепии. Москва погружена в марево, сотканное из смеси смога и тумана.
Мы стоим в крошечном зале аэропорта. Воздух давит удушливым сумраком и горестью прощания.
- Ты сообщи, как доберешься, - попросила Света, обнимая меня.
- Да, конечно. Я напишу.
- Почти полгода, верно? Так долго… - в ее голосе звучала тревога и сомнение.
- Ничего, из армии и по четыре года ждут. Для меня эта командировка шанс увидеть что-то новое, - я выдержал небольшую паузу, задержав взгляд на ее встревоженном лице. - Я буду скучать. Люблю тебя.
«Как все просто, быстро и почти безболезненно», - промелькнула в моей голове мысль, когда я оборачивался, чтобы махнуть ей на прощание рукой.
Сырость бетона взлетной полосы осталась где-то внизу и позади, редкие капли дождя коснулись иллюминатора и самолет вошел в непроглядное марево, которое вот уже несколько дней «радовало» москвичей своим «серым постоянством». От рева винтовых моторов заложило уши.
«Как просто сделать первый шаг, - думал я с чувством глубокого морального удовлетворения, - глупы те люди, которые стремятся к постоянству и обыденности».
Самолет набрал высоту и в иллюминаторы полился мягкий свет утреннего солнца. Серое марево осталось далеко внизу.
«Что будет со мной дальше? Хм... Я просто начну новую жизнь. Просто это будет нечто новое, другое. Что тут еще добавишь? Я выбрал свободу. Я хочу этой свободы больше всего остального».
Со мной летело еще три человека. Два университетских профессора и один ученый из «закрытого» института (физик, насколько я помню). Из-за сильного шума мы почти не разговаривали, лишь изредка обменивались восторженными взглядами. Каждый из нас почитал за честь выпавший ему шанс подняться в воздух.
Однако восторгу вскоре поубавилось, когда время в пути перевалило за двое суток. Мы делали множество посадок, несколько раз пересаживались на другие самолеты. Спали на жестких лавках баракоподобных аэропортов.
Наконец, на четвертый день изматывающего пути, в районе трех часов ночи самолет совершил посадку на военном аэродроме Владивостока. Я и еще трое моих попутчиков, выволокли свои изможденные тела под холодное звездное небо и направились к поджидавшему нас возле взлетно-посадочной полосы автобусу, который довез нас до общежития.
Первая ночь далась тяжело. Я то и дело просыпался, казалось, словно Света рядом со мной. Сквозь пелену беспокойного сна чудились прикосновения ее рук.
Но стоило открыть глаза - лишь оплетенная тенями комната. Проснулся я насквозь промокшим от холодного пота. Мысли заторможены.
Зачем я это делал? Ведь я бы мог быть просто счастлив, просто жить. Почему я хочу страдать? Почему я бегу от своего счастья? Но от какого счастья? Разве был я счастлив? Нет. Я не был счастлив. Мне всегда чего-то не хватало. Признания. Свободы. Власти. Денег. Мало. Всегда всего мало. Ты можешь смириться с этим лишь на короткий промежуток времени, но потом все равно приходит время, когда твои желания падают тяжелым грузом на твои плечи. И ты не можешь больше спокойно жить. Все, что тебе нужно - это изменения. Неважно какие. Только бы не видеть больше каждый день один и тот же пейзаж за окном. Не видеть перед собой одних и тех же людей.
Помню, как однажды я рассказал о подобных размышлениях моему приятелю. В ответ он заявил, что у меня затянулся период юношеского максимализма. Что, мол, это пройдет, когда я заведу семью. Но я так не считал и не считаю. Я полагаю, что человек приходит в этот мир с «набором сценариев» своей жизни. Эти «сценарии», словно ветви, произрастают из его души. Человек постоянно делает выбор, играя тот или иной сценарий. Может отказаться от одного в пользу другого. Или всю жизнь отыгрывать однажды выбранный. А может, не завершив начатый, перейти к новому. Но всегда остаются нереализованные сценарии, так как жизнь человека слишком коротка для апробации каждого из них. Да и мало кто вообще догадывается об их существовании.
Проблема выбора «сценариев жизни» довлеет над человеком, заставляя его душу испытывать смятение. Проблема выбора лежит грузом на человеческих плечах, в то время как сознание изобретает всякие хитроумные способы, направленные на сокрытие истинных основ тревоги. Разум придумывает причины страхов и сомнений, весьма далеких от настоящей проблемы. Тем самым уводя человека в сторону, не давая ему осознать, что же на самом деле гложет его душу. Пойми он истину, в какой ад должно быть он погрузится. Тогда он узреет все то, чего он мог бы достичь в жизни, но не достиг. Какая боль, должно быть, пронзит от этого осознания его душу.
Когда я бежал из Москвы, словно узник из камеры, я еще не понимал до конца, почему я это делаю. Тогда мне еще была неведома вся та гамма боли, что стала причиной такого поступка. Это подобно тому, как ударив руку или ногу, боль вы чувствуете только спустя несколько секунд, но чтобы по-настоящему ощутить душевную боль порой нужны годы. Годы, в течение которых можно выдумывать какие угодно сказки, беспокоиться по ничтожным поводам - да, ум человека бесконечно изобретателен - только чтобы не чувствовать пронзающей все ваше существо, словно спица, боли…
Что-то я зафилософствовался. В общем, пора вернуться к тому моменту, когда после первой своей ночи во Владивостоке я проснулся и встал с кровати. А было это весьма неприятно. Ноги как ватные, голова кружится и во всем теле дикая слабость. Как образованный и умный человек я все списал на переаклиматизацию и пошел умываться.
Первый день, как и водится, тянулся долго. Я сходил на собеседование, подписал необходимые бумаги, переговорил с будущим начальством. Потом мне показали место моей новой работы и проводили в служебную квартиру.
- А вы уверены, что это единственный вариант? – я окинул взглядом обшарпанное «великолепие» своего будущего жилища. Конечно, такая постановка вопроса была шуткой, ведь в те времена получить даже такую квартиру считалось пределом мечтаний. Сотрудник университета, меня сопровождавший, оценил юморок и сдержанно улыбнувшись, ответил:
- К сожалению, это все что мы можем предложить.
Вечер. Облезлое кресло. Тетради с рабочими записями. Надо привыкать к новой обстановке. Конечно, не хотелось думать о том, что я, возможно, разрушил свою жизнь и теперь придется до конца своих дней сидеть в этой комнатушке, сожалея о содеянном. Была вера, что все сложится в мою пользу. Пусть на это и потребуется немало времени…
Мне хотелось лишь расслабиться и ни о чем не думать. Я прикрыл глаза и попытался представить образ своего светлого будущего, о котором тогда модно было мечтать. Конечно, это не было мечтой о победе коммунизма во всем мире - гораздо более меркантильно. Так и задремал. Проснулся только утром сидя в кресле. Через час нужно было выходить из дома и начинать первый день своей новой жизни. При мысли об этом в животе появился характерный холодок-предвкушение. Мне всегда нравилось это ощущение. Оно предвещало приближение неизведанного. Я чувствовал себя словно ребенок, которому не терпится заглянуть под елку, где спрятан новогодний подарок.
А «новогодний подарок» ждал меня в университете и назывался он «преподавательская работа». Я зашел в аудиторию и окунулся в гам десятков голосов. Положив бумаги на стол, внимательно обвел глазами присутствующих. Молодые, красивые, амбициозные, не все конечно, но большая часть.
- Добрый день, друзья! - проговорил я как можно громче, дабы привлечь к себе внимание, - меня зовут Антон Игоревич и я тот, кого вам придется терпеть на протяжении… Я взглянул на наручные часы: - Как минимум следующих сорока минут.
На лицах некоторых студентов появилась едва заметная улыбка.
- А потом мы сделаем перерыв минут на десять и вам придется потерпеть меня еще столько же, - добавил я.
- Скажу вам честно - механика не самая интересная в мире вещь, да и сам бы я никогда не выбрал этой специальности, просто мои родители отладили мне под зад хорошего пинка и сказали, где мне следует учиться, - после этих слов в аудитории раздался смех, - в общем, особо наседать я ни на кого не буду, просто старайтесь не прогуливать и в срок делать лабораторные. Это все требуемое для того чтобы стать механиком.
- Ну что ж, а теперь приступим, - я начал лекцию.
Я смотрел на собравшихся, изучая их, уже начиная понимать, кто кому нравится, кто кого недолюбливает, а так же подмечать «механических» фанатов. Таких, правда, было всего двое-трое. Мне всегда нравилось, так сказать, краем глаза наблюдать за людьми. Этакая увлекательная игра. Сорок минут пролетели незаметно, я посмотрел на часы и торжественно произнес:
- А теперь, друзья, обещанная передышка от моего монотонного бубнения.
На перерыве я зашел в преподавательскую с целью выпить чаю. Там обнаружились две увесистые тетки, сжигавшие жир посредствам энергичной сплетни. Я кашлянул и с ироничной вежливостью поинтересовался, не помешаю ли я их содержательной беседе. В ответ одна из них подняла на меня глаза и, улыбнувшись, ответил, что не помешаю. Я заварил чай и через пару минут, держа кружку в руках, отправился в аудиторию.
После второго часа лекции я понял – этот поток мне нравится. Люди умели слушать и не задавать глупых вопросов. В преподавательской среде это ценится.
Рассказав еще несколько «захватывающих» фактов из науки-механики, я отпустил студентов отдыхать и, уронив свой зад на стул, принялся собирать бумаги.
- Антон Игоревич, можно задать вам один вопрос? – ко мне подошел один из студентов.
- Нужно, - улыбнулся я.
- Вот вы сказали, что выбрали специальность не по своей воле, так почему же тогда создается впечатление, что вы очень увлечены своим предметом? Извините за бестактный вопрос конечно.
- Создавать впечатление - это основа преподавательской профессии. А если серьезно, то коль скоро ты вынужден заниматься каким-либо делом, к которому в тебе нет врожденного интереса, необходимо искусственно его создать. Иначе какой из тебя специалист?
- Спасибо, что честно ответили. Еще раз извиняюсь за бестактность!
- Да бросьте «извините» свои. Как вас зовут?
- Олег.
- Олег, не надо стеснять себя рамками приличия там, где они не нужны. А на будущее знайте - я люблю провокационные вопросы. И ценю в людях умение их задавать.
Олег несколько смущенно улыбнулся, явно не ожидая такого ответа, попрощался и вышел из аудитории.
Я бросил бумаги в портфель и через несколько мгновений уже шел по коридорам университета. В тот день в моем расписании стояла лишь одна, только что миновавшая, пара. Остаток рабочего дня я посвятил знакомству со своими новыми коллегами. Впечатление от коллектива создалось, в целом, положительное, да и самым главным для меня было даже не то, насколько хорош коллектив, а то, что он новый. Интересная штука - всякий раз как я сталкиваюсь с новым - будь то люди или места - создается впечатление, словно ты это уже не совсем ты, а нечто вроде улучшенной версии тебя. Как будто в тебе произошло небольшое, но существенное изменение. В такие моменты кажется, что убежал от чего-то. Это ощущение сродни триумфу узника, вырвавшемуся из своей клетки и вдохнувшему воздух свободы. Однако это длится недолго. Потом наступает расплата. Узника начинают преследовать надзиратели. А меня - мое прошлое. Оно и есть надзиратель. Всякий раз, когда ты бежишь от себя, в погоню за тобой пускается прошлое. Что-то в этом прошлом не так, что-то, что заставляет мысленно возвращаться к нему снова и снова… Так прошлое утверждает свою власть над настоящим.
- Антон Игоревич, здравствуйте! Можно вас на пару слов? - меня окликнул мужской голос, в тот момент, когда я уже направлялся к выходу из здания университета.
Я обернулся и увидел молодого человека невысокого роста со слегка угловатыми движениями. Его лицо мне показалось знакомым. Ах, да - это был мой коллега, ассистент. Я его уже видел мельком сегодня утром в преподавательской.
- Да, да.
- Антон Игоревич, тут такое дело - через две недели приезжает делегация, в составе которой будут профессора из разных вузов. Они хотят посмотреть, как мы тут с работой справляемся, так сказать. Будет открытая лекция. Сказали, преподаватели могут вести ее в паре. Вот я и подумал - вы все же из МГУ и опыт преподавания у вас хороший. Может, проведем эту пару на пару, извините за тавтологию? - он улыбнулся. - Что скажите?
- Да, конечно, а почему бы и нет, - после недолгого раздумья ответил я.
- Отлично! Тогда завтра я вам все подробно расскажу, введу в курс дела. Скажу, какие материалы подготовить.
- По рукам, тогда до завтра, - на секунду замешкался и спросил: - извините за бестактный вопрос, но я запамятовал, как вас зовут?
- Александр, - молодой человек протянул мне руку. Мы обменялись рукопожатиями.
- Ну что ж, приятно было познакомиться Александр! До завтра.
- Увидимся, еще раз большое спасибо, что согласились мне помочь, - он махнул мне рукой и направился к лестнице на второй этаж.
Я отворил дверь и вышел на улицу, вдыхая свежий воздух осеннего дня.
Тени пожелтевшей листвы рисовали на тротуаре причудливые узоры, а лучи солнечного света, пробивавшегося сквозь ветви, придавали окружавшему меня пейзажу «золоченое» роскошество. С каждым новым вдохом я ощущал, как тело словно наполняется этим золотистым сиянием. С каждым новым вздохом я ощущал, как расслабляется каждая клеточка моего уставшего тела. Все становилось неважным, пустяковым в сравнении с этой желтой листовой, солнцем, тенями на земле и свободой, которая вдруг охватила мое сознание, мое тело, все мое существо. Вероятно, подобным образом чувствует себя больной, который только оправился после сложной операции и вновь ощутил вкус жизни без боли. Однако я не обольщался. Я знал себя и знал, что вскоре боль вернется. Слишком глубоко гнездились ее корни. Слишком многое было еще не решено и не завершено…
Я не спеша прогулялся по еще пока незнакомым мне улицам и через минут двадцать уже открыл дверь своей квартиры. На меня вдруг напала немыслимая скука. Крохотная квартирка, потертая мебель, черная тарелка радиорепродуктора – тоска. Зачем все это? Как нелепы временами мы сами и наши поступки. Я одернул себя. «Нет. Ты говоришь чушь! Все, что ты сделал, имеет смысл хотя бы потому, что сегодня ты чувствовал свободу и счастье, наслаждаясь этим осенним днем. Пусть и недолго, но ради таких мгновений определенно стоит жить!». И как-то это было по-детски, непосредственно и просто. И это внушало восторг. Все, что происходит непосредственно, внушает мне восторг. И я готов терпеть боль, пробираясь сквозь тернии сомнений, ради этих минут абсолютного счастья. Порой мне даже кажется, что все несчастья созданы лишь для того чтобы ощутить потом всю прелесть жизни. Простое наивное рассуждение. Но лично для меня нет ничего более мудрого на свете.
Мудрого? И что же в этом мудрого? Лишь глупое оправдание неспособности контролировать свои чувства… Да к черту все эти рассуждения…
Помню, как той ночью мне приснился странный сон. Я шел по городу, представлявшему собой некую смесь Владивостока и Москвы. Тени деревьев причудливой вязью следовали за мной. Казалось, словно они стягиваются к какому-то определённому месту, указывая мне путь. Я поднял голову и увидел ослепительное солнце, чьи лучи пробивались сквозь пожелтевшую листву. Небесный диск разгорается все сильнее и увеличивается в размерах. Все вокруг наливается яркими красками – ядовито-желтые дома, ядовито-желтая листва, ядовитая зелень. В этот момент я понял куда иду. Это был черный обелиск, возвышавшийся среди зданий. Он казался столь нелепым и дисгармонирующим с окружающей обстановкой, что невольно подумалось: «Кому пришло в голову построить это?»
Как часто бывает во сне, я начал припоминать, что еще пару дней назад на этом месте стояли строительные леса, окружая низкую конструкцию, которая теперь превратилась в этот черный столб.
Мимо меня начали пробегать люди. Все они поспешно собирались возле черного обелиска, по одному заходя внутрь. Подойдя ближе, я понял, что обелиск представляет собой здание из темного стекла. Дверь, ведущая внутрь, была выполнена из того же материала, что и все здание. «Отличная идея собрать всех здесь», - подумал я, чувствуя, как невидимая волна подхватывает меня, вынося на поверхность реальности…
Свет восходящего солнца пробивался сквозь мои веки, пробуждая дремлющее сознание. Я открыл глаза и вдруг ощутил некое отвращение к себе. Однако это чувство моментально улетучилось, как только поднялся с кровати. Я помассировал налитые сонной тяжестью виски и направился к умывальнику.
Что мог значить тот сон?
Я набрал в ладони воды и поднес их к лицу, все еще ощущая налет сна на своей коже. Было ощущение, словно сон выступил через поры и, испаряясь, окутывал все тело своим едва заметным присутствием…
«Что он значил?» – бился в голове вопрос.
Яичница, крепкий чай. Остатки сна, так и неразгаданного, рассеиваются в пространстве, теряя свой смысл. Пора начинать новый день. Ночь уже сыграла свою партию.
Затхлый запах, атаковавший обоняние едва я очутился в подъезде, заставил окончательно взбодриться. Хороший способ почувствовать прилив сил.
Яркий свет утреннего солнца. Желтая листва. Запахи увядающих растений. Воздух, еще теплый, но гонимый прохладным бризом, дувшим с побережья. Осень. Она неотступно охватывала все вокруг. Для меня это было временем, когда Ад встречается с Раем и граница между ними становится неуловимой и размытой. Я желал найти примеряющее начало, которое не делает различий между удовольствием и болью, радостью и страданием. Примирить противоречия.
Я смотрел на увядающую природу, золотившуюся в лучах ласкового солнца. Это умиротворяющее зрелище, но, вместе с тем, и ранящее в самое сердце. Точнее не так. Эта рана глубоко внутри, сотканная из адского хаоса, вскрывается и начинает кровоточить, лишь только к ней прикасается Гармония и Красота. Почему? Да потому что Хаос и Гармония столь противоположны, что в своем стремлении разрушить друг друга порождают чудовищную боль одним своим прикосновением. Гармония и Хаос бесконечны, потому бесконечна и боль, которую порождает их вечное противоборство.
«Я знаю от чего я бегу и почему я бегу. Это бегство от любви и своего счастья, потому что Красота и Гармония, которые содержит в себе любовь, касаясь моего Хаоса, причиняют немыслимую боль. Но эта боль так призрачна… и от того еще сильнее… Она сравнима с острием ножа, касающегося тела, но никогда не пронзающего его насквозь. Пережить боль. Пережить, перетерпеть и дать ей уйти. Нет. Тогда игра потеряет смысл… Игра. Жестокая и беспощадная игра с самим собой… Неужели для меня быть несчастным менее болезненно, чем счастливым? Какой же я идиот!» - мысли бесконечным потоком, словно зараза, расползались в мозгу.
То состояние, в которое приводили меня подобные мысли, было так не похоже на то, что окружало меня – погожий осенний день, прохладный соленый бриз, смешанный с пьянящим ароматом пожелтевшей листвы, шелест высоких крон и ослепительно синие небеса… Желтый цвет. Цвет, несущий в себе символ тепла и надежды, но есть у него и еще одно значение. Отчаяние…
Осень…
Трамвай отъехал от остановки, грохот и бряцанье звонка на секунду заглушило все остальные звуки. Я уставился в окно, глядя на проплывавшие мимо дома и деревья, окутанные блеском утреннего солнца. День явно разгуливался. Становилось немного жарко. Несмотря на суровый климат, южное расположение города делало свое дело. Теперь, когда Москва готовилась на целых долгих пять месяцев погрузиться в холод и сырость, Владивосток еще одаривал своих обитателей теплом.
Мостовая блестела и казалась раскаленной, оскалившись миллионами мелких песчинок, столь отчетливо проступивших в лучах яркого солнца. Дома выглядели каменными наростами на «теле» города…
Ну, вот и моя остановка.
«Время забыть о своем специфическом видении и начать трудовой день», - при этой мысли губ коснулась легкая улыбка и я бодрым шагом направился к университетскому корпусу.
- Три лекции и пять перерывов на перекур. Потом заседание кафедры и свободен. Хорошо быть преподавателем! Как-то все так… - Александр запнулся, подбирая слова.
- Успешно, - я пришел ему на помощь, прилаживая свое пальто на вешалку.
- Ну да… - стесненно сказал тот.
Две молодые аспирантки, на которых Саша пытался произвести впечатление, чуть заметно улыбнулись. Для приличия, так сказать, чтобы окончательно не разрушить нашу веру в собственное остроумие.
- Кстати, с добрым утром всем! - я приземлился рядом с Александром. - Mein Name ist Антон для тех, кто меня еще не знает.
Девушки кивнули и тоже представились:
- Я Марина, - сказала та, что сидела слева - брюнетка, облеченная в просторный сарафан «в горошек» (ну что за мода?).
- Я Алена, - сказала вторая, тоже брюнетка и тоже в сарафане, правда не «в горошек», а «в ягодку».
- А как вас по отчеству, Антон? - обратилась ко мне Марина.
- Игоревич, но сия приставка в разговорной речи вовсе не принципиальна и обычно опускается, - игриво заметил я.
Судя по выражениям лиц девушек, такой юмор они не очень переваривали. Ну и ладненько. Я взял папку с бумагами и, попрощавшись, отправился на лекцию.
В аудитории стояла сильная духота. Все окна были закрыты. К горлу начала подступать тошнота. «Этого еще не хватало». Борясь с волнами желания выплеснуть эмоции желудка, я таки произнес приветственное слово и начал лекцию. Тошнота начала понемногу отступать. Пришло облегчение. Мой взгляд невольно скользил по лицам присутствующих. На многих из них читалась скука. Мои студенты были немногим младше меня, наверное, у нас было даже много общего. Вот этот парнишка в среднем ряду за второй партой - вполне мог бы стать мне неплохим другом. На выходных мы могли бы выпить с ним по пиву и обсудить какие-нибудь актуальные для нас обоих темы. Вот эта девушка - третий ряд, третья парта - она бы могла быть моей девушкой. Мы бы наверняка были хорошей парой. Да что говорить, я бы вполне мог быть дружен с ними со всеми. Вот только мой нынешний статус вряд ли мне это позволит. Да и не надо.
Пришло время перерыва. Большинство студентов вышли из аудитории.
«Еще сорок минут этой тягомотины», - подумал я. В тот момент мне так хотелось выбежать из аудитории, пробежаться по длинным коридорам университета, очутиться на улице под этим победоносно сиявшем солнцем и заорать во весь голос! Неважно что. Просто заорать.
«И… И присоединиться к Наполеонам и прочим известным личностям», - подумал я и едва удержался от смеха. Все-таки умею веселить себя.
- Ну что ж, продолжим, - взгляд на часы. - У кого-нибудь есть вопросы по первой части лекции?
Вопросов как всегда не было.
- Тогда представляю вашему вниманию вторую часть нашей захватывающей беседы с непредсказуемым финалом, - вот, опять сострил.
«Хватит острить, а то порежешься», - эта мысль развеселила меня еще больше и продолжение лекции проистекало в приподнятом настроении.
После пар мы обсудили с Александром план лекции, которую нам предстояло совместно проводить через две недели. Потом я бегло просмотрел материалы завтрашних занятий и отправился домой. Неизменно домой. Это начало входить в привычку – я становлюсь марионеткой тошнотворного однообразия. То, от чего бежал, начало настигать меня в новом качестве. Здесь, во Владивостоке, в этом чужом городе, я начинал чувствовать себя потерянным.
Я ни разу не написал Свете. Я решил, что оборву всякую связь с ней. Если она напишет письмо, я не отвечу. Как же мне хотелось заставить ее страдать. Моя душа была, словно колючей проволокой, связанна страстями. Она металась в агонии, искала освобождения. Но это происходило так хаотично, так слепо, что просто диву даешься, как можно было считать свои действия обдуманными.
Дни плыли, гонимые течением великой реки под названием рутина. Каждое утро я просыпался, глядя на отстающую штукатурку на потолке. Завтракал, шел в университет, возвращался в свою квартирку и вечер проводил на обветшалом кресле, слушая хриплый голос радио или читая книгу.
Так пролетели мои первые две недели. В день перед открытой лекцией, к которой я, признаться, особо-то и не готовился, взвалив основной груз на плечи Александра, я получил письмо от Светы. Оно пришло на адрес Университета. Придя домой, я перечитал письмо еще раз. Света недоумевала о том, почему я не выхожу на связь. «Возможно, ты забыл мой адрес, - предполагала она, - или с тобой что-то случилось». Она выражала надежду на мой ответ и говорила, что любит меня. Глаза бегут по тексту, а на губах ухмылка, смешанная с гримасой боли. Чувство удовлетворения, с одной стороны, и отвращение к себе с другой, сжимали меня тисками противоречия. И тут вспомнился сон про черный обелиск. И от этого на душе стало еще пакостнее. Возникло странное ощущение, словно изнутри меня распирает некая форма, целиком состоящая из холодной стали. Это было что-то, что я пробудил к жизни своей злостью и отвращением. Это пыталось выйти наружу. Боль. Я разорвал письмо в клочья.
Забвения. Мне хотелось забвения. Если бы я только на секунду мог очистить свою душу от всего, что в ней накопилось. Если бы я только мог… И, в тот самый момент, пришло опустошение. Я стал мыслящим ничто, стал бездушным стальным силуэтом, который еще минуту назад распирал меня изнутри. Я переродился. Все чувства разом исчезли. Я онемел изнутри. Боль ушла, радость ушла - все ушло. Я стал просто телом, которое могло двигаться, рефлекторно реагируя на внешние раздражители. Мышцы, еще минуту назад буквально сжатые спазмами, расслабились. Все ощущения сводились к полному умиротворению. Вероятно, такое бывает только когда человек, за мгновение до сна, оказывается на границе между сном и явью, когда его сознание отключается, но он еще не спит. Его голова свободна от всего…
Я машинально умылся, почистил зубы, разделся, лег спать. Проспал всю ночь без сновидений. Утром проснулся совершенно отдохнувшим. Но как только открыл глаза - все прежние чувства, словно лавиной, обрушились на меня. Вернулись обратно. Вчера было нечто вроде болевого шока, в результате которого человек может потерять сознания. Подобно этому я «потерял» на время свои чувства. Однако новый день вернул все на круги своя…
Открытая лекция. Даже и не помню, как она прошла. Давно это было. Помню только, что Александру пришлось попотеть. Да уж. Наверное, я просто кивал и бросал короткие реплики согласия. Хотя, возможно, и сам сказал что-нибудь путевое. Главное, все прошло хорошо и комиссия осталась довольна. По случаю нашего успеха Александр решил устроить празднование у себя на «квартире», как он любил это подчеркивать. На самом деле никакой квартиры у него не было. Только комната в коммуналке.
В районе семи вечера я бодро шагал в направлении трехэтажного «коммунального рая», на втором этаже которого, собственно, и находилась легендарная «квартира». Благо, что Александр жил в двадцати минутах ходьбы от меня – это освобождало от неприятных толчков во все места в общественном транспорте. Как-то не складно звучит. Ну, да не суть.
Шел я туда с твердым намерением снять какую-нибудь девочку посговорчивее. А зачем мне еще туда было идти? В те времена мое примитивное понимание свободы воли было созвучно с чем-то вроде «свободы члена». Но даже в этом я себе признавался с трудом. Как-то не возвышенно это звучало.
Когда я прибыл, стол был уже накрыт. Вечер предстояло провести в обществе пятерых друзей Александра: долговязого тощего парня с рубцами от юношеских угрей на щеках, сбитого молодого мужичка с жиденькими усиками, а так же Мариной, Аленой и еще одной девушкой - довольно миловидной, но чересчур зажатой. Ее имя еще предстояло выяснить.
- Привет всем. Я Антон, - я протянул руку долговязому.
- Андрей, - ответил тот, - приятно познакомиться.
- Вадим, - проговорил мужичок.
- Света, - произнесла незнакомка.
«Какого черта?» - чуть не выпалил я в ответ. Но вовремя придал своему лицу благодушное выражение и учтиво произнес:
- Рад вас видеть.
- Ну что ж, товарищи, предлагаю выпить и закусить. А повод есть. Мы с Антоном Игоревичем сегодня весьма и весьма неплохо выступили перед строгим, но справедливым жюри со своим номером «прикладная механика».
Присутствующие засмеялись, послышался глухой стук стаканов. Собственная улыбка далась с трудом.
«Остряк хренов. А эти подпевают ему. Да какого черта я вообще сюда приперся. Ах, да, вспомнил зачем…»
Мужчины пилы водку, для девушек было вино, потом кто-то принес пиво. Разлили и принялись понижать градус. Помнится, я отмачивал какие-то каламбуры. Не потому, что было весело, а потому, что не знал, куда себя девать на этом «празднике жизни». Хмель понемногу заполнял мою голову. Смех, белоснежные улыбки, лоснящаяся молодая кожа - все это словно хороводом крутилось перед глазами. Мы так молоды. Так, на первый взгляд, беззаботны. Молодость буквально «вливалась» в меня. Это странное чувство переплелось в моем сознании с привкусом пива и легким головокружением от его хмеля. На мгновение все стало таким ярким и отчетливым. Комната. Лица. Очертания помещения обнажили каждую мелочь интерьера, если можно назвать этим словом выцветшие газеты на стенах, да потертый, видавший виды шкаф коричневого дерева. Углы комнаты заострились, словно стремясь «вылезти» на улицу. Лица «впивались» в сознание капельками пота, вызванного духотой помещения, и понемногу расплывались в хмельном угаре, теряя четкость форм. Восприятие потеряло концентрацию, отзываясь ощущением нелепости происходящего. Тело стало ватным, было лень даже пошевелить пальцем. Едва прикрыв глаза в готовности провалиться в хмельной сон, я почувствовал позывы рвоты, отвратительными спазмами поднимавшимися вверх по пищеводу.
- Товарищи, прошу меня извинить, - проговорил я, поднимаясь и направляясь в туалет. Закрылся, оперся рукой о шершавость стены, готовясь выплеснуть содержимое желудка на желтый налет унитаза. На секунду показалось, что рвет меня не от переизбытка выпитого алкоголя, а от отвращения к себе и тому, что я делаю. Отвращение становилось слишком частым гостем в моей голове. В мыслях такой винегрет, они начинают граничить с бредом, а восприятие с галлюцинациями. Душевнобольной какой-то.
Омыв лицо холодной водой из рукомойника, я вернулся в комнату, чувствуя, как стремительно трезвею. Посмотрел на пьяные лица своих приятелей и приятельниц, и мне захотелось поскорее уйти. К черту все мои планы. Просто распрощаюсь с ними и свалю.
Следующее, что всплывает в памяти – я иду домой по темной пустынной аллее, глядя как ветер разбрасывает опавшие листья. Тусклый свет редких фонарей пробивается сквозь пожелтевшие кроны деревьев. Тьма этой ночи проникает в меня с каждым вдохом, принося ощущение бесконечной глубины мира. Я вдыхаю прохладный бриз и соленый воздух насыщает каждую клеточку моего уставшего тела. Я ощущаю как эта ночь, эта листва, эти тени, этот бриз сливаются со мной. В тот момент я испытал незабываемое чувство «здесь и сейчас». Несмотря на всю гадость и грязь, которые носил в себе, несмотря на ненависть, гнездившуюся на краю сознания, в тот краткий момент настоящего я почувствовал, что мир принял меня и я, в свою очередь, принял этот мир.
…Домой вернулся с ощущением абсолютного счастья. Так вдруг стало легко и спокойно. Но ремиссия длилась недолго…
Наутро я проснулся с ощущением страха. Он был почти осязаем. Казалось, словно он угнездился где-то в моей комнате и черпает теперь силы из низкого серого неба и ледяного проливного дождя, что барабанит за окном. Я нехотя поднялся, стук сердца под ребрами все укорял свой ритм.
…Деревья уже почти полностью облетели, фасады соседних зданий блестели от влаги, во дворе царило месиво из мокрой глины и песка. Это месиво словно закрадывалось внутрь меня, разливаясь волнами страха в животе. Сильно затошнило. Эта мерзость была внутри меня!
Я словно оцепенел, глядя в окно. Все что там было - дождь, серые здания, низкое небо – внушало животный ужас. Но я не хотел его исчезновения. Упасть в него, раствориться в нем без остатка, стать этим ужасом. Самому стать тем, что так пугает меня - этой чуждой и враждебной реальностью. Падать на землю каплями ледяного омерзительного дождя, омывая собой почву, кишащую червями и прочей пакостью. Стать этим серым грязным небом, изливавшим из своего чрева ледяную воду. Да, в этот момент я хотел увидеть изнанку мира - неприглядную и отвратительную. Стать этой изнанкой. Что-то внутри меня неустанно совершало свои метаморфозы. Это что-то постоянно находилось в поиске иного. It looks for something other…
Когда я вышел из дома и направился на остановку, на город опустился туман, делая все вокруг каким-то тягучим, словно болото. Мысли, сообразуясь с этим белым маревом, приняли вязкую форму, замедляя свой бег и обращаясь неясными обрывками картин прошлого…
«Сегодня я вновь проведу свои пары, вновь приду домой, вновь подумаю как, в сущности, глупы и смешны мои потуги кардинально изменить свою жизнь, сменив один сценарий на другой. Жизнь продолжит идти по кругу определенности. В ней все так и останется пронизанным этой вязкой определенностью. Все будут известно заранее. И раздражители и реакции на них. Вероятно, это и есть Ад. Ты стоишь пред его разверзшейся пастью не в силах противиться рою желаний и стремлений, но и не в силах их осуществить. Огонь жизни, некогда пылавший в душе, превратился теперь в сжигающее изнутри адское пламя, - думал я, ощущая как мысли мои теряются в белом молоке тумана. - Но в такой ситуации тебе будет хотя бы тепло. А мне сейчас жутко холодно стоять на этой остановке в ожидании долбанного трамвая!»
Последняя мысль вырвала меня из мрачных размышлений и заставила улыбнуться. Я истязал себя каждый божий день, делая это с филигранной точностью, подбирая своим пыткам самые красноречивые метафоры и эпитеты. И делал я это просто от скуки… С годами я понял это со всей отчетливостью.
День проплыл мимо, словно соломинка по течению, и рассыпался в прах. Перестал существовать. Ночь принесла с собой тьму и покой. Как избавление. Все, что терзало меня при свете дня, поглотила тьма ночи, унося это вверх в морозную ясность неба, прочь от Земли к холодным мерцающим звездам…
Потом во Владивосток пришло утро - холодное и солнечное. Лучи его восхода окутали сопки в позолоту.
Ветер, пришедший с моря, ворвался в мое приоткрытое окно, заполнив комнату своим прохладным прикосновением. Каждый вдох оставлял солоноватый привкус. От прошлой боли не осталось и следа. Она ушла, растворилась в золотистом мягком свете, в блеске асфальта, в посеребренных осенью и восходом листьях. Освобождение. Бескрайний морской простор, крик чаек на берегу. Вчерашний туманный ад прекратил свое существование.
Я поднялся с кровати, чувствуя невероятную легкость и бодрость в теле. Верно говорят, ремиссия заставляет чувствовать себя особенно живым Сегодня наступила моя ремиссия. Передышка. Как это обычно случается со мной.
Быть может, сегодня произойдет что-то хорошее. Должно произойти. Я чувствовал приближение этого – оно витало в пьянящем морском воздухе, отдаваясь эхом в крике чаек, круживших над городом. Я любил этот город. Я дышал им, жадно ловя каждое мгновение, прожитое под этим синим небом. Желтые фасады зданий с красными крышами. Теперь это так напоминало декорации, словно город готовился к празднику.
Я наслаждался своим телом, столь совершенным в этот день. Так приятно было осознавать, что оно реагирует на каждую твою мысль, подчиняется твоему намерению. Я никогда раньше не ощущал этого с такой отчетливостью.
Бежать. Как в детстве. Бежать. Просто так. Без причины. Просто потому, что жив! И я побежал, ощущая, как легко дается каждое движение.
Побережье. Бриз. Шум прибоя. Море. Нет, скорее океан. Это все было таким настоящим, таким отчетливым. Если бы не ледяная вода, я бы, наверное, сбросил одежду и забежал в прозрачную синеву морской глади, поплыл бы не жалея сил хоть до Японии. Но всему есть разумные пределы, даже беспричинному восторгу.
Я уселся на холодный песок. Блики солнца на воде напомнили мне далекое детство, тот день, когда я впервые увидел море. Я испытал тогда чувство сродни сыновьей любви к матери. Мне тогда показалось, будто и море меня любит. Я угадывал это в звуке прибоя и блестящей ряби на поверхности. Оно ничего не требовало взамен, просто было тем, чем было. Оно здесь для меня. И для миллионов других людей. Оно просто есть и в этом его совершенство.
Я потерял счет времени и не знал, сколько просидел так.
Пора было идти в университет, я нехотя поднялся и направился к небольшим воротам, ведущим к выходу с пляжа. Аллея, тянувшаяся вдоль побережья, была устлана желтым ковром листьев, веяло дурманящим запахом разнотравья. Тени деревьев рисовали причудливые узоры на лицах прохожих, я всматривался в них, пытаясь разглядеть намек на радостное волнение, которым был охвачен сам. Но нет, похоже, это был лишь мой праздник. Их лица оставались непроницаемы, а глаза устремлены к неведомой цели. Они отсутствовали, словно их тела служили надежным убежищем их мыслей, рисовавшим миры, далекие от реального…
Мне навстречу шла молодая женщина, я как-то сразу выделил ее из общей массы. Ее взгляд был другим. В нем читалось смирение с оттенком усталости. Ее глаза не были обращены куда-то, как у большинства других, она смотрела и видела то, на что смотрит. Она не прибывала где-то, а была здесь. Ее глаза… Она смирилась с жизнью, не пытаясь заглянуть за завесу мгновения сейчас.
Я провел две лекции и зашел в преподавательскую выпить кофе.
- О, какие люди! – бодро протараторил Александр. - Как день?
- Отлично, погода просто радует. Может, выберемся на природу? Завтра, например.
- Завтра. Завтра что у нас? Выходной. Хорошая идея, кстати. Можно и выбраться. Я сегодня обзвоню своих, можно той же компанией, что и у меня.
- Звучит неплохо, - ободрил я.
Остаток дня прошел на подъеме. Это был один из таких дней, когда все кажется идеальным. И работа и окружающие. Все гармонично. И остается только дивиться тому, как вообще может быть плохо.
Следующий день таки одарил город новой порцией солнца, и мы выбрались за город. На берегу моря было самое место для проведения подобных мероприятий. Собрались той же компанией, что и в прошлый раз на Сашиной «квартире».
- Кто-нибудь еще придет? – спросил я Александра, пока народ располагался вокруг «стола», коим служило расстеленное на песке покрывало.
- Еще один человек должен подойти, но ты ее не знаешь, - ответил Саша. Через четверть часа пришла обещанная она. Да не просто она, а это оказалось та самая девушка, которую я увидел вчера…
- Ну что ж, давайте я вас представлю, - произнес Александр, указывая на девушку, - Лена – Антон и на оборот.
- Очень приятно. Мне кажется, я вас где-то видел.
- Возможно, - улыбнулась Лена.
- Определено видел. Вас трудно не запомнить.
День пролетел быстро. Было много шуток, вина и немного закуски. Я почти не разговаривал с Леной, она была слишком другой. От случайной встречи наших глаз мне становилось как-то неловко. В ее глазах читалось это пресловутое смирение. Может я это все выдумывал? Не знаю. Но она определено была другой.. I looked for something other.
Неделя тянулась за неделей. Пришел ноябрь. Начались сильные ветра. С каждым днем город все дальше погружался в холод, выстужавший землю, здания, море…
Где-то в середине месяца Владивосток накрыл снежный шторм, в считанные часы окунув город в снежную пучину. Следы на снегу, лабиринты улиц, вены проводов, сражающиеся со стихией прохожие сплетались единым организмом городского существования.
Я возвращался с работы, глядя на преображенный ненастьем город - трамваи в свете ночных фонарей и мельтешении снежинок выглядели, словно куча металлолома, желтые точки тусклого света редких автомобильных фар врезались в сознание зыбким предчувствием грядущего. Окружающий мир временами казался схоластически застывшим. Будто все уже решено и происходит лишь робкое движение внутри заданного маршрута, направляемого далекими гудками кораблей, порывистым ветром и стальным блеском трамвайных путей. Словно отлаженный организм…
Мне вновь вспомнились глаза той девушки, Лены, которую я повстречал несколько недель назад. Смирение, царившее в них, казалось, передалось и мне. Вот уже с полмесяца как меня не одолевали прошлые страхи и сомнения. Еще несколько писем, полученных от Светы, были аккуратно сложены в стопку и убраны в стол, но так и не были прочитаны. Мне стало все равно. Как если бы самое важное – будь то хорошее или плохое – уже произошло и теперь мне остается лишь пожинать плоды. Я сумел смириться с движением по проторенной колее.
«Но почему именно сейчас я вспомнил о ней, о Лене?» - этот вопрос сам собой всплыл в моем сознании.
На это меня побудил город, окутанный в снежное марево, сделавшее его столь мертвенно-оцепеневшим, что не оставалось иных мыслей кроме как о смирении.
«Быть может узнать ее адрес у Александра, найти, пригласить куда-нибудь, посмотреть еще раз в эти глаза». Я чувствовал - так и следует поступить. Теперь, когда я и сам был охвачен смирением, мне требовался единомышленник.
- Привет, Сань! – я поймал своего приятеля в университетском коридоре.
- О, привет, Антон!
- Слушай, помнишь нашу вылазку на природу в конце октября?
- Конечно, как забыть, а что?
- Там была девушка, Лена, кажется, звали, ты бы мог поделиться ее адресом?
- Понравилась? А что сам-то не узнал? – рассмеялся Саша.
- Да как-то вот. Не смелый стал в последнее время. Сезонное обострение трусости.
- Ну, хорошо, несмелый, записывай. Если что, меня не выдавай, - весело проговорил Александр.
Несколько дней я не решался пойти к ней. Потом еще дня два уже дойдя до нужного адреса, возвращался обратно, так и не решившись постучать в дверь. В конце концов, в один прекрасный день, случайно встретил ее на улице. Узнал я ее сразу, но замешкался и прошел мимом. Потом с минуту смотрел ей вслед, не решаясь окликнуть. Все же догнал и, чуть запыхавшись:
- Привет! Помнишь меня?
- Привет, Антон, кажется… - ее голос показался каким-то особенно мягким.
- Верно. Нас познакомил Саша.
- Как поживаешь?
- Хорошо, а ты?
- Вполне неплохо.
Повисла неловкая пауза.
- Слушай, я немного смущен нашей встречей… даже не знаю почему. Давай как-нибудь прогуляемся? Если ты не против, конечно.
- Куда пойдем? – весело спросила она.
- Идти в кино как-то избито, а на ресторан у меня нету денег.
Судя по смеху, мой юмор оценили.
- Хорошо, давай просто прогуляемся, если только опять снежная буря не начнется.
- В субботу в шесть вечера? Нормально?
- Хорошо, в субботу предлагаю встретиться на улице Ленинской, в сквере, там аптека рядом.
- На первой улице города, да еще почти в честь меня названной, - засмеялась она.
- Первой улице? - не понял я.
- Ты разве не знаешь? С этой улицы и начинается история Владивостока. Изначально, правда, она носила название «Американская»
- Не знал об этом, если честно, - искренне удивился я.
- Ну вот, видишь, я несу знания. Хорошо, до встречи, Антон!
Это было просто. Проще чем я думал.
Субботнее утро началось с морозного воздуха, просочившегося сквозь приоткрытое окно. Владивосток казался впавшим в зимнюю спячку, на улицах почти не было людей, город лежал закутанный в снег и лед. Бухта Золотой Рог уже как несколько дней застыла, и перестала принимать корабли.
Что-то умиротворяющее было в этом замороженном зимой городе. Передышка, пауза в поисках и сражении.
В шесть часов Лена уже ждала меня в условленном месте. Удивительная пунктуальность.
- Полагаю, ты можешь работать часами, - произнес я вместо приветствия.
- Это почему? - улыбнулась она.
- Потому как по тебе можно сверять время, - весело ответил я, указывая на стрелки наручных часов.
- Ты всегда такой оригинальный? Нет, не подумай, мне это нравится, просто ты так стараешься произвести впечатление.
- Пожалуй, ты права. Это знаешь, как зависимость, - произнес я все тем же шутливым тоном.
- Это заметно. Но это неплохо. Я бы даже сказала хорошо. Ну, что, пойдем?
- Пойдем.
Мы прогуливались, наслаждаясь свежим морозным воздухом и искрившимся в свете фонарей снегом.
- Мне интересно, что заставило тебя бежать за мной?
- В смысле? – я немного растерялся.
- Ну почему ты вдруг за мной побежал?
- Не знаю… просто захотел тебя увидеть.
- Вот так вдруг? – произнесла Лена с улыбкой. - Ладно, не буду тебя мучить, не хочешь - не говори.
- Просто мне кажется, что мы с тобой похожи, - быстро произнес я и добавил, - не знаю, как это объяснить, но когда я тебя увидел впервые, мне показалось, что ты совсем не такая как все окружающие.
- Это ты так пытаешься сделать комплимент?
- Нет, ну то есть и комплимент тоже, но я говорю это искренне.
- А что, разве комплименты делают не искренне? – иронично заметила она.
- Ты меня, прям, в неловкое положение ставишь, я не это имел в виду. На самом деле, если честно, я несколько раз был рядом с твоим домом, но не решился зайти…
- А откуда, кстати, ты узнал адрес? - она слегка наклонила ко мне голову, демонстрируя любопытство
- Александр сказал, - честно признался я.
- Хороший друг, - заметила она.
- Это да.
- Извини, я тебя перебила, что ты начал говорить про то, как не решался зайти?
- А, ну да. Знаешь, я специально приходил к твоему дому, даже на этаж поднимался, но так и не решился постучать в дверь. Сам не знаю почему. Может потому, что ты мне очень понравилась. Не знаю. Наверное, поэтому.
- Приятно слышать.
- Приятно говорить.
- Пойдем, выйдем к золотому, там сейчас наверняка красиво.
- Золотому?
- Бухта Золотой Рог.
- Ах, да. Извини, что-то я медленно сегодня соображаю.
Подернутая льдом и запорошённая снегом гавань, изгибаясь меж огнями ночного города, уходила в темную даль Японского моря. Мне казалось, что я мог различать волны на его поверхности, еще не застывшей окончательно.
- Здесь красиво, - произнес я.
- Поэтому я тебя сюда и привела.
- Спасибо.
Мы посмотрели друг на друга. В полумраке ее лицо казалось особенно выразительным. Тонкие линии бровей, выразительные ресницы – изящные черты лица. Я посмотрел ей в глаза – они более не выражали смирения, в них читалась скорее тихая печаль…
- Антон, а можно вопрос?
- Конечно.
- Ты ведь из Москвы, верно?
- Да.
- А почему ты приехал сюда?
От такого вопроса внутри у меня все похолодело. Если бы я сказал ей правду, то, думаю, она сочла бы меня подлецом или трусом.
- Ну, как сказать. Просто я не люблю сидеть на одном месте, - уклончиво ответил я.
- И все-таки.
- Я устал от определённости. Когда вся жизнь идет по накатанной, она становится пуста и скучна. Я чувствовал себя запертым в рамках свой «социальной функции», если можно так выразиться. Тебе, наверное, кажется, что я несу чушь?
- Вовсе нет, - ответила она и неожиданно спросила: - тебе часто бывает грустно?
- Я не знаю. Бывает иногда. А что?
- Просто спросила.
- Может, пойдем обратно, а то поднимается ветер.
- Пойдем.
После той встречи мы не виделись с Леной около недели, но я постоянно мысленно возвращался к ее образу. Я разрывался между желанием видеть ее как можно чаще и не видеть больше никогда. Я понимал, что не смогу полюбить такого человека, но меня влекло к ней. Ее нестандартность, ее манера держаться. Она обладала харизмой. Вероятно, это меня и притягивало. Мне всегда недоставало этой пресловутой харизмы, как я считал. Возможно, это было вовсе не так. Не знаю. Теперь за счет нее я хотел возместить собственный недостаток. Подобно тому, как хотел обрести власть над чувствами Светы, бросив ее. Если задуматься, то мой эгоизм был поистине ненасытен в своем стремлении пользоваться людьми, словно инструментами для латания дыр собственной души.
И вроде бы я был не таким уж плохим человеком, но меня преследовало это навязчивое стремление пользовать других, словно сырье для построения своего благополучия. Причем это пользование было настолько нелепым по своей сути, что ставило под сомнение целесообразность моего поведения вообще. Теперь, по прошествии многих лет, это стало столь очевидно…
Хочу сказать, что в моей душе всегда оставалось место честности и желанию иметь близкие искренние отношения. Временами даже казалось, словно я инфицирован неким злом, которое то и дело стремится сделать из меня никчемного и подлого человека.
Одной бессонной ночью меня посетило странное осознание… Блики электрических искр, громыхания проезжавшего внизу трамвая, и завывание вьюги вплетались в мое сознание образом трещин, силящихся расколоть меня на части. Это был не просто раскол напополам, нет, во мне царил более грандиозный разлад. Он отделял каждое стремление моей души от другого, как бы не давая им работать в едином слаженном ритме. Это ощущалось как внутренняя прерывистость. Здесь подошло бы сравнение с человеком, который поминутно спотыкается, тратя при этом на удержание равновесия неимоверные усилия.
Я спросил себя, хочу ли я равновесия для этого человека? Ответ был отрицательным. Я просто не знал, как жить иначе. Как обращаться с самим собой в этом случае? Мне было чуждо жить иной жизнью…
Но во мне продолжала теплиться надежда, что я смогу таки с этим примириться, научусь терпеть самого себя и найду человека, который способен будет вынести меня такого, каков я есть.
А такие люди уже находились – мои друзья, например, которых я покинул, когда бежал из Москвы или Света, она, вероятно, тоже была способна примириться со мной.
Но я сам не мог примириться с тем, кто я есть, мне хотелось большего, превзойти себя. Я измыслил столько причин своего побега, что уже не ведал, какая из них была истинной. Скорее всего, каждая из них была значима по-своему.
Я сел на кровати, вглядываясь во мрак комнаты. Окружающие предметы, окутанные темным мельтешением мрака - силуэты стульев, стол, диван, – казалась фантасмагорией. Они давили на меня своей ирреальностью.
Беспредельное пространство, простиравшееся во всех направлениях и уходящее прочь от Земли на миллионы, миллиарды световых лет, маленькая комната, и я, всего лишь едва заметная точка во вселенской бесконечности, сидящая и рассуждающая о своей жизни… Мне стало смешно. На самом деле это так нелепо! Да кто я вообще такой? Кто? Если я спрошу себя, то ответом мне будут трещины, бороздящие мою душу, если я спрошу Вселенную, что ж, ответ мне известен заранее – тишина.
Ответа-то и нет. Его я лишь могу придумать, подобно тому, как придумал и сам вопрос. И то и другое будут фантасмагорией.
И вывод напрашивается сам собой: подобные размышления могут приходить в голову только человеку потерянному. Ведь если человек не знает направления своего движения, он и будет тратить свою энергию на подобные, ни к чему не ведущие, размышления.
Мне нужна цель. Пусть не убедительная, пусть только на первое время, так сказать, но цель, за которую я смогу ухватиться. Цель, которой я смогу довериться и которую смогу достичь. Что ж, пусть этой целью станет женщина – Лена. Пусть я стану добиваться ее, а когда эта цель будет достигнута, то примусь за создание новой.
- Привет! – сказал я, когда Лена открыла дверь и, дождавшись взаимного «привет», спросил:
- Свободна сегодня?
- А поинтересоваться как дела?
- Ты уверена, что хочешь, чтобы я это спросил?
- Ну, это на твое усмотрение, конечно.
- Тогда разреши я поинтересуюсь этим, когда мы будем гулять?
- О, ты хочешь опять пригласить меня на свидание?
- Конечно же нет, что ты, мне приходится заставлять себя.
Она засмеялась.
- Ты просто мастер оригинально назначать свидания! Хорошо, я согласна, но только из уважения к твоей юмористической активности.
- Спасибо, я ценю твое признание, - теперь уже засмеялся я. Этот разговор напоминал детскую игру в слова. В такие моменты все вокруг казалось таким простым и естественным. Когда появляется хоть в чем-то близкий тебе по духу человек, это поистине способно преобразить твой мир.
- Что ж, тогда, давай через два часа на центральной площади. Хорошо?
- Вполне.
Сумерки едва зримой тенью коснулись города, оранжевый диск заходящего солнца, отдавая последние лучи, окрасил зримые пределы мира в розовый оттенок. Центральная площадь была почти безлюдна, всего несколько прохожих.
Лена пришла ровно в назначенное время.
- Привет, - произнес я, протягивая ей плитку шоколада - самый оригинальный подарок, до которого я сумел додуматься.
- Спасибо! Мне очень приятно, - поблагодарила она.
- Как дела? Обещанный вопрос.
- Теперь хорошо, - сказала она.
- А что, до этого было плохо?
- Да на работе завал.
(Она работала лаборантом на военном заводе).
- Даже в воскресенье?
- Да нет, со вчерашнего дня дела просто остались, сегодня еще пришлось выходить на работу дополнительно. Ты когда зашел ко мне, я только вернулась.
- Ну, ничего, сейчас переключишься.
- Как у тебя дела идут?
- Неплохо в целом, веду пары понемногу, статейки кой-какие черкануть надо. Как-то так. Может, зайдем куда-нибудь погреться. Тут неподалёку закусочная есть.
- Пойдем.
В закусочной царила атмосфера пониженной уютности – шумно и запах не очень свежего борща.
- Не лучшее место, знаю, но здесь хотя бы тепло.
- Да здесь весьма сносно, - отозвалась Лена.
- Главное, что здесь есть еда.
- Это точно.
Я помог ей снять пальто и мы сели за столик.
- Чего-нибудь хочешь?
- Давай просто чаю.
Чай оказался весьма неплох и это нас порадовало.
- Я хотел тебе сказать, что мне очень приятно находиться рядом с тобой. Я не особо умею делать комплименты, поэтому сразу перейду к сути - мне бы хотелось видеть тебя почаще.
- Ты предлагаешь встречаться? Верно?
- Верно.
- Ну что ж, почему бы и нет. Я не против.
Моих губ коснулась улыбка.
- Что такое?
- Да нет, ничего, просто… я поражаюсь, как все просто. В смысле с тобой просто. Я даже не знаю, как это выразить, но с тобой рядом всегда чувствуешь себя непринужденно. В своей тарелке.
- Приятно слышать. А знаешь, я придерживаюсь той точки зрения, что если люди друг другу хоть немного нравятся, то не стоит из себя ничего гнуть, а следует просто строить доверительные человеческие отношения.
- Мне нравится твой ход мыслей. Как-то даже не по-женски.
- А как, по твоему, по-женски?
- Притворство, – честно ответил я, - я имею в виду, что женщины любят водить нас за нос.
- Притворство? А может, просто ты сам любишь притворяться, вот и окружающих такими же считаешь.
Эти слова было весьма странно слышать от советской девушки тридцатых годов. Это сегодня, в XXI веке, в эпоху информации, механизмы действия психологической проекции мало для кого являются секретом, но тогда… Вряд ли она это где-то прочитала. Просто она трезво смотрела на мир. Наверно, где-то даже «мужскими» глазами.
- Может ты и права. Человеку многое кажется.
- Вот именно. А знаешь, что по-настоящему?
- Что? – с любопытством поинтересовался я.
- Люди.
«Люди». Как в этой девушке сочеталась такая непринужденная легкость и, в то же время, мудрость. Ведь действительно, нет ничего важнее отношений с людьми, как бы ты не стремился к независимости, ты познаешь ее только через отношения с другими.
Я долгое время пытался не быть как они, быть собой, но что значит быть собой? Для меня, судя по моим поступкам, это означало не считаться с другими, всегда ставить во главу угла себя и пестовать свой эгоизм. Я как бы тихо восставал против людей и каков итог? Во мне все глубже укоренялось чувство одиночества, отделенности от мира. Но кто, как не я, создал свое одиночество, пытаясь показать свою инаковость.
Разве «всем» до этого есть какое-то дело? Да будь ты хоть трижды не похож, кто это оценит? Кто-то может посмотреть и покивать головой – да, он не такой как я. И что? В сущности, с таким же успехом курица могла бы гордиться тем, что она не петух. Каждый человек появляется на свет как отдельное, а значит отличное от других, существо. К чему эти попытки как-то особо подчеркнуть свою инаковость?
Помню, я тогда спросил Лену:
- Скажи, какое качество ты ценишь в людях больше всего?
И она ответила:
- Открытость. Способность не притворяться.
- Как ты считаешь, я притворяюсь?
- Я думаю, ты и сам этого не знаешь.
- В каком смысле?
- Ты интересный человек, неординарный, но ты не проводишь границ между притворством и искренностью. Ты ее не чувствуешь.
- А ты проводишь эту границу?
- Нет, - с улыбкой ответила она, - в этом мы с тобой похожи.
- А можно поинтересоваться, с чего ты так решила? Я имею в виду про меня?
- Это видно по твоему поведению. Ты так стараешься произвести впечатление, казаться непринужденным. Вот эти старания тебя и выдают. Порой складывается впечатление, будто сама манера твоего поведения дается тебе с трудом, как словно ты этой манере научился, но еще не до конца привык ей пользоваться.
- А когда привыкну, то она перестанет меня выдавать? – иронически заметил я.
- Думаю, да.
- Странный разговор для пельменной, - отметил я.
- Это не пельменная, вроде.
- Пельменная, просто она пытается казаться закусочной.
Лена засмеялась и добавила:
- Надо им пересказать наш разговор, пусть сменят вывеску.
***
«29 ноября. О новом приятеле.
Антон - это тот человек, который стремится к контролю. Прежде всего, к самоконтролю. Он дорожит им как зеницей ока. Если он полюбит, то ненадолго. Ведь любовь для него - это тоже потеря контроля над собой. Тогда он попытается уйти от любимого человека или же захватить безраздельную власть над ним… Странно, почему я так думаю? Я ведь едва его знаю. Может все дело в его манере поведения. Он как бы все время старается добиться расположения к себе. Ему так важно какое впечатление он производит, ему так важно, что о нем подумают. Вероятнее всего он таким образом стремится контролировать чувства других по отношению к себе. А для этого требуются немалые внутренние усилия, самоконтроль, иными словами. Как поступить, что сказать в каждой отдельной ситуации. Мне, почему-то, его жаль и как будто хочется помочь. Странное чувство. В чем помочь? В пестовании честолюбия? Или в обретении контроля? Не знаю, но со мной он открывается. Наверно, он доверяет мне. Он определенно вызывает у меня интерес. Есть в нем что-то притягательное. Харизма какая-то…»
***
Мне показалось или она вправду видит меня насквозь? От этого даже не по себе становится временами. И почему она сказала, что мы похожи? Вовсе нет. Я хочу верить - мы разные, ведь я так ищу кого-то иного, не похожего на меня самого. Не знаю, ищу ли я понимания. Да и как я могу желать понимания от другого, если сам не понимаю себе.
Даже если кто-то и поймет меня хоть чуточку, то как он сможет примириться с моим расколом, с моими противоречиями? А если этот кто-то поймет обо мне нечто существенное, чего я и сам о себе не знаю?. Я этого боюсь. Ведь в таком случае этот кто-то может захватить надо мной контроль…
***
Александр сидел в своем потрепанном кресле, растекшись по нему позой «непринужденного разгвоздяя».
- Пиво принес? – сонным голосом спросил он.
- Обижаешь! Принес, конечно.
- Уф! – выдохнул Саша, трансформируя позу разгвоздяя в позу задумчивости лица в упоре на кулак, - ну и похмелье!
Я не смог сдержать улыбки.
- Что смешного? – не понял тот, - не видишь, человеку плохо?!
- Да я просто представил тебя через лет десять. Заслуженный алкаш СССР в тельняшке и провисших штанах, восседающий на табурете в окружении других таких же залуженных.
- Все шутим. Ха-ха. Как не стыдно. Над больным-то человеком. Ладно, хватит меня обсуждать, давай выпьем уже.
Мы уселись за кухонным столом, разлили пиво по стаканам.
- Ну, рассказывай, что у тебя нового?
- Да ничего особо. Не знаю даже что рассказать.
- Встречался с Леной?
- Да, виделись пару раз.
- Ну, и как она тебе?
- Интересная девушка. Мне понравилась.
- Ну да, ну да. Правда, не очень компанейская. Это было чудом, что она тогда пришла.
- А ты ее, вообще, откуда знаешь?
- Да в универе вместе учились, на одном потоке. Но мы как-то не особо так общались. Она всегда себе на уме была.
- Я, кстати, такого не заметил.
- Да? Ну, может это она с тобой другая. Давай-ка я тебе лучше расскажу как мы вчера набухались. И Александр принялся рассказывать все подробности вчерашнего гульбища. Как он подрался с каким-то нищим, как чуть не заснул в сугробе, как после выпил бутылку водки на спор и на спор же запил литром пива.
- Весело, мужик, весело, - резюмировал я его рассказ.
- Да, давно так не гуляли! – согласился он.
- Так на той неделе же. Забыл? Там не хуже было.
- Ну, я и говорю, давно так не гуляли. То было на тоооой неделе, - протянул он, отхлебнул пиво и задорно добавил, - а это на этой!
- Дааа, ты, я смотрю, сдаваться не собираешь.
- Как и все русские, - усмехнулся Александр.
- Ну, вот что, русский, ты не переусердствуй, у тебя еще есть обязательства перед обществом.
- Ну, у меня и так есть перед кем отчитываться. Перед обществом моих дорогих друзей, - засмеялся Саша.
- Я имею в виду перед обществом в более глобальном смысле, чем перед обществом твоих собутыльников.
- Наливай еще лучше! – командным голосом отчеканил Александр.
- Наливаю.
- Меня вот какой вопрос интересует. Как ты смотришь, если мы на следующих выходных устроим вылазку на природу? Покатаемся на лыжах? - спросил он. Мечтательно закатив глаза, добавил: - Красота!!! Как, сможешь? Нашей мужской компанией. А? Какого?
- Положительно. Можно и скататься. Правда, на лыжи уже сто лет не вставал.
- Научим, покажем, расскажем. Не волнуйся.
- Ну, только если в такой последовательности, то, пожалуй.
- Ну, только, если, и хорошо, - передразнивая мою манеру говорить, заключил Александр.
Мы выпили еще по стакану и я почувствовал, как хмель постепенно заполняет голову.
- Вот представляешь, когда у всех уже будут семьи, встретимся вот так, для душевного разговора, а там придет моя или твоя жена, облаченная в растянутое платье с розочками и в бигудях, и одним взмахом скалки, словно волшебной палочки, прервет наше теплое дружеское общение?..
Я рассмеялся.
- А вы случайно с Александром Сергеевичем Пушкиным не родственники?
- Это почему еще? – пьяным и почему-то обиженным голосом спросил Александр.
- Красиво говоришь!
- Это да, - гордо выпятив грудь вперед, признал тот, - давай еще по стаканчику.
- А давай!
Чем больше мы выпивали, тем приятнее становилось на душе. Потеряв счет времени, мы говорили обо всем на свете. Стол, стены, окно с морозными узорами и непроглядной темнотой за ним уже кружились перед глазами в бешеном танце.
- Хорошо… когда… ты… в доску, - икая и запинаясь, заметил Саша.
- Поясни свою концепцию, - едва держа глаза открытыми, поинтересовался я.
- Ну, смотри, ничего тебя не волнует… кроме душевного разговора и предвкушения глубокого сна.
- Это верно. Наверно.
- Да я тебе говорю, это как пить дать. Да, на счет пить – еще будешь?
- Спасибо, - произнес я, отстраняя руку Александра, протягивавшую мне стакан, словно на том плакате, пропагандирующем трезвый образ жизни. Только выражение моего лица было не столь собранным, как у того мужика на плакате.
Возникло ощущение дежавю, когда я, лежа на узком диване, глядел на причудливые узоры теней, рождаемых светом фонарей и проезжавшими снаружи машинами. Саша громко храпел на кровати, стоявшей в дальнем углу комнаты, как бы напоминая, что я тут в гостях. Хмель понемногу выветривался, уступая место легкой тошноте.
Тени, словно соскользнув со стен, заполнили меня чем-то вроде темной лимфы. Темным потоком она, поднимаясь от ног, быстро заполнили все тело и, мне показалось, словно стены и потолок отражают уже не игру света и тени, порожденную фонарями и уличным движением, а темную лимфу, накинувшую покров на глаза и заставившую меня смотреть как бы сквозь пелену. Вспомнился образ Лены – такой четкий, словно живой. Но через несколько мгновений, этот образ был поглощен тенями…
За окном стало совсем тихо. Ночь наполнила комнату и мое тело своим безмолвием, растворяя мысли и воспоминания в бездонном омуте сна, но лишь для того, чтобы перемешав их на свой лад, вновь явить их мне в форме безумной головоломки, которую я уже не в силах буду разгадать…
- Что-то изменилось, - бормотал Саша, в то время как я тормошил его за плечо, - нет, нет, я тут ни при чем… - он открыл налитые кровью глаза, в первую секунду мне даже показалось, словно он зол, но потом я понял - это просто результат вчерашнего «душевно-водочного разговора».
- Ну и ну, - произнес он. - Второй день подряд. Что будет дальше?..
- Посидели неплохо, правда?
Саша, кряхтя и причитая, приподнялся на локтях:
- Ох, мне не до смеха, - процедил он.
- Я вижу. Пойду, приберусь в кухне и домой.
- Да, если не сложно, спасибо.
За окном шел мелкий снежок, вероятно потеплело. Посуды оказалось не так много и я управился за четверть часа. Голова на удивление не болела. Мысли текли быстрым нескончаемым потоком, так, что я даже не успевал их фиксировать. Единственным занимавшим меня вопросом был: когда мы снова увидимся с Леной? Удивительно было то, что она не вызывала во мне почти никаких чувств, словно была чем-то само собой разумеющимся, как если бы по-другому и быть не могло. Ее образ постоянно всплывал у меня в голове, будто преследуя, но не оставляя никакого эмоционального шлейфа. В нем было нечто заведомо обесцененное.
«Обесцененное» - это слово начало крутиться у меня на языке. Я даже несколько раз тихо его повторил.
Не имеет ценности. Я обвел глазами кухню, посмотрел на мелкий снежок за окном, уже успевший превратиться в крупные хлопья. Все казалось мертвым. Точнее неживым. Как если бы оно находилось где-то на грани между тем, что можно назвать живым и тем, что мертво. Не зря есть пословица – ни жив, ни мертв.
Чем были бы все эти предметы без меня? Вот не было бы меня сейчас в этой кухне и что? Это не имело бы никакого смысла – просто груда посуды, просто стол, просто стулья, просто снег за окном. Они были бы обесценены относительно меня. Глядя на эти вещи, я как бы продолжаю себя в них, они словно пища для моих глаз, они часть меня. Они то, без чего я уже не я. Как нечто естественно присущее мне самому, как мое собственное свойство. Имеет ли это ценность? А что такое ценность? Ценность, как правило, представляет нечто полученное при помощи усилий. А если усилия не прилагались? Что, если нечто пришло к тебе само? Что, если это необходимое условие твоего существования? Имеет это ценность?
Так же и Лена – она появилась в моей жизни в тот момент, когда ей, как мне казалось, и следовало появиться. Поэтому я и воспринимал ее не как отдельного человека, а как часть себя самого. Как продолжение себя. Как будто она не имела собственной ценности, как и все эти предметы, вокруг меня.
«Ты воспринимаешь людей как предметы? - задал я себе вопрос. - Выходит – да».
Неужели они, люди, не имеют ценности сами по себе? Они воспринимаются как данность, и если я не завоевывал расположение этого человека, если не боролся за его внимание к себе, значит, он будет для меня всего лишь свойством меня самого. Он не будет иметь ценность.
«Стоп». Эти мысли мне показались совсем уж странными. Да откуда я это все взял? Вероятно, пришло время осознать, кто я есть на самом деле. Я всегда считал себя эгоистом, но вот причины моего эгоизма всегда как-то ускользали. В некотором роде я предал Свету и оставил всех своих московских друзей с целью лучше понять и прочувствовать пределы, до которых простирается мое пренебрежение другими и раскрыть, наконец, его причину. Ведь я всегда понимал - мой эгоизм, в сущности, и есть источник моего страдания. Замкнувшись на себе и своих интересах, я взрастил в себе тварь, которая, в конце концов, расколола мои мысли, желания, стремления на разрозненные противоречивые элементы.
Эта тварь создала Хаос. Она повернула меня спиной ко мне самому же.
Лена была права – нет ничего важнее людей. Если ты отвернулся от них, взрастив в себе эгоистическую отстраненность, рано или поздно это обернется против тебя самого. Твой эгоизм поест сам себя. Ты сам сожрешь себя изнутри. Это и начало происходить со мной. Но все изменилось, когда я встретил Лену. Она стала для меня зеркалом, в котором я увидел самого себя.
Сперва - смирение. Смирение, которое я увидел в ее глазах, отражало то смирение, которое я принял по отношению к твари, рвущей меня изнутри. Затем, при следующей встрече, я увидел в ней некое печальное спокойствие – и это было отражение моего тогдашнего состояния. Я видел то, что хотел видеть.
И наконец, благодаря ней, я понял, как я обесценивал людей, низводя их до предметов. Если бог существует, думаю, тем самым он дает мне шанс измениться…
Я решил при следующий встрече рассказать ей о своих смешанных чувствах к ней, и будь, что будет… Пусть даже она сочтет меня сумасшедшим.
Спустя два дня мы встретились. Помню, как волнение приливами крови омывало мое лицо, выступила испарина.
- Ты какой-то неспокойный сегодня, - заметила Лена.
- Я хотел с тобой поговорить кое о чем. Точнее рассказать. Но не знаю даже с чего и начинать.
- Ты, главное, не волнуйся. Не думаю, что ты собираешься признаться в чем-то ужасном, - улыбнулась она.
- Нет, ничего ужасного. Просто это касается тебя. Я боюсь тебя обидеть своими словами.
- Ты собираешься сознаться, что считаешь мои ноги кривыми или уши большими?
Мы рассмеялись.
- Нет, это никак не касается твоих частей тела, - заметил я, - с ними все в полном порядке.
- А что тогда?
- Это по поводу того разговора. Помнишь, ты сказала - нет ничего важнее людей?
- Ну да.
- Я много думал над этими словами. При всей своей простоте они оказали на меня весьма сильное влияние. Я понял, что страдаю эгоизмом крайней степени. Попросту говоря, привык думать только о себе. И людей-то воспринимаю только с точки зрения полезности в отношении себя. Когда я увидел тебя впервые – тогда, случайно на улице, еще до нашего официального знакомства – в твоих глазах я прочитал смирение. Это сразу привлекло меня, но лишь потому, что в то время я и сам смирился с самим собой. При следующей нашей встрече у меня возникла уверенность - именно так все и должно быть. Как будто ты продолжение меня… - я на минуту замолчал.
Лена тоже не говорила ни слова, только смотрела мне прямо в глаза, от чего мне становилось не по себе.
- …Как нечто само собой разумеющееся, - продолжил я. - Я часто о тебе думаю, но не могу сказать, что испытываю… - я запнулся.
«Нет, это перебор. Скажи я ей это сейчас, все будет кончено. Идиот! Надо лучше подбирать слова!»
- Чувств ко мне, - завершила она фразу.
- Я не это... – начал было оправдываться я.
- Именно это. Ты сказал, что не ценишь людей самих по себе, воспринимаешь только пользу, которую можешь от них поиметь. Вот из меня ты тоже решил извлечь пользу.
Я побледнел.
«Теперь, вероятно, последует пощечина или, в лучшем случае, она просто встанет и уйдет, и больше мы с ней не свидимся».
Но ничего подобного не последовало. Лена лишь произнесла:
- Ты первый мужчина в моей жизни, который открыто это признал. Все прошлые были лицемерами, скрывая свои истинные мотивы, они притворялись любящими, понимающими, самоотверженными. Но это были маски лицемеров, боявшихся показать свои истинные лица.
- Это отвратительно, - я немного поморщился, - все эти игры, вся эта ложь! Порой я сам презираю себя за то, что и я такой же!
- Ты не такой, Антон.
- Почему ты так считаешь?
- Ты способен на честность. Честность очищает.
После этих слова она подалась чуть ко мне. Наши губы соприкоснулись в поцелуе.
Тот поцелуй получился каким-то невинным, даже немного детским. Мы посмотрел друг на друга ни то с удивлением, ни то с благодарностью. А может, в этом взгляде было и то и другое.
- Я хотела тоже сказать тебе кое-что, Антон. Меня тянет к тебе именно потому, что ты такой. Ты странник, который не хочет привязывать себя ни к людям, ни к вещам. Такой как я проще быть с таким как ты. Ты не будешь держать меня, придет день и ты сам уйдешь. И так даже лучше. Не думаю, что наши отношения смогут перерасти в нечто большее, чем просто «интрижку».
- И тебя это устраивает?
- Вполне. Я давно не верю в сказки и не мечтаю об идеалах. Ты хороший человек, хотя бы потому, что можешь быть честным. Мне этого достаточно.
Душный зал опустевшего кафе наполнился тусклым светом электроосвещения, за окнами багровел холодный закат. Двое людей, смирившиеся со своим одиночеством, сидели в этом зале в окружении стен с отстающими обоями, отражая на своих лицах игру света и тени, рожденную отблесками заходящего солнца.
Так и начались наши с Леной отношения. Мы виделись раза четыре в неделю. Иногда оставались у меня, иногда у нее. Не давая друг другу никаких обещаний и не строя никаких надежд, мы просто были вместе. Но подобные отношения не были выражением нашего стремления к свободе. Нет. Такие отношения, как раз таки напротив, были отражением нашей несвободы. Мы оба были узниками своей натуры.
Я был бы рад обрести способность любить искренне, поверив в это чувство, однако, всякий раз, когда находился в шаге от этого, мое нутро восставало против, толкая на поиски нового, иного.
Она же испытала в своей жизни череду жестоких разочарований. Вскоре я узнал, что она была замужем, дважды беременела и дважды делала аборт, потому как ее первый муж, а после и второй, бросали ее, как только узнавали, что она ждет ребенка. Естественно, после такого она с содроганием стала думать о замужестве и детях. Не могу сказать, что мне было ее очень жалко. Я убедил себя в том, что якобы она сама выбрала такую судьбу, дабы избежать ответственности, перед которой поставила бы ее семейная жизнь и необходимость воспитания детей. Конечно у меня были мысли выступить в роли благодетеля, взять ее в законные жены, заботиться о ней и делать вид, что люблю, то есть как бы доказать ей - остались еще на свете порядочные мужчины. Но при таком положении вещей, думаю, мы бы попросту возненавидели друг друга. Поэтому проще было оставить все как есть. Хотя для меня и оставалось большим вопросом, почему мы вообще сошлись, однако я предпочитал его не задавать себе.
Поразительно было другое – я таки исполнил свое изначальное желание, так сказать цель, к которой стремился. Я нашел человека, отношения с которым действительно были непохожими на мои прежние отношения с женщинами. Я нашел нечто иное. Лена была не похожа ни на одну девушку, которую я знал раньше. При всем своем человеколюбии, которое она неоднократно подчеркивала в разговорах со мной, она была вместе с тем в достаточной мере цинична и даже расчетлива. Хотя происхождение этих черт ее характера было, в принципе, понятно, однако они слишком уж не вязались с ее добросердечным нравом.
Порой мне казалось, словно от нее веет ненавистью к людям, словно в ее сердце навечно поселилась тьма, но вместе с тем чувствовалась в ней и всепрощающая доброта. Тьма и свет в ней словно переплелись и всегда действовали одновременно.
Ее образ по временам ассоциировался у меня с тьмой ночи, с каким-то темным потоком, стремительно несущимся и сметающим все на своем пути. И в тот же самый момент моя душа наполнялась успокоением, светом, радостью.
Это действительно невозможно было объяснить. Как, собственно, и того, что я не любил ее, равно как и она меня. И именно от этой взаимной нелюбви наши отношения были яркими. Нам было интересно просто разговаривать, нам было хорошо в постели, и главное - мы могли доверять друг другу. Я рассказал ей о Свете, о том, как любил ее, о том, как стал тяготиться этой любовью и о том, как решил сбежать. Лена только усмехнулась и сказала, что это будет Свете хорошим уроком о том, чего можно ждать от людей. Меня она не упрекала нисколько. Напротив, она даже говорила о моем поступке с какой-то гордостью, делая из меня как бы мудрого учителя, который указал глупой девчушке новую неприглядную сторону жизни. Да и себя заодно испытал - свои чувства на прочность, а характер - на решительность.
Не спорю - такой взгляд на вещи был весьма циничен, но, в то же время, не был лишен доли здравого смысла.
Я спросил ее однажды:
- Как ты думаешь, почему мы так друг с другом откровенны, если заранее знаем, что наши отношения ненадолго?
- Именно поэтому. Мы не давали друг другу обещаний, а значит, не строили воздушных замков, а потому и не трясемся за их сохранность. В наших отношениях нет страха, которым заражены множества других пар.
- Интересная мысль. Я как-то об этом и не задумывался раньше.
- На самом деле тут все очень просто. Ты когда-нибудь задавался вопросом, по какому принципу строится большинство отношений? На ожиданиях. Люди все время чего-то ожидают друг от друга. В ожидании интимной близости они готовы клясться в вечной любви, выходить замуж, заводить детей и строить заоблачные замки из страха одиночества. Они вынуждены хранить секреты и недоговаривать опять же из страха быть отвергнутыми и не получить желаемого, из страха лишиться своей мнимой идеальности в глазах партнера.
- Да уж, - усмехнулся я. - Все старо как мир.
- А мы не ждем ничего друг от друга, мы просто такие, какие мы есть, - после короткой паузы добавил я.
- Верно, Антон. Любовь несет в себе надежды и страх, что они не оправдаются.
- А если надежды оправдаются?
- Но, а если и оправдаются, то тут же появятся новые, а потом новые и так до бесконечности, и в итоге все равно наступит разочарование. Многие люди просто дураки, и из-за своей дурости создают столько ожиданий и притязаний, что делаются сначала несчастными сами, а потом заражают своим несчастьем и всех вокруг.
- Я тоже питал надежды. Я тоже надеялся, что здесь, в этом городе, смогу найти нечто иное, новое, не похожее на то, с чем сталкивался прежде. Я ведь и девушку свою бросил, можно сказал, предал, именно во имя этой надежды.
- И теперь ты собираешься сказать, что нашел меня, и я стала воплощением твоей надежды. Ведь так?
- Да.
- Ты искал человека, который был бы способен принять правду о тебе и не осудить. Ты искал ту, которая будет с тобой, несмотря на осознание твоей нелюбви к ней и понимание, что скоро ты ее покинешь. Верно?
- Так.
- Что ж, в таком случае ты желал лишиться надежд, ты мечтал взглянуть неприглядной истине в лицо. Истине о том, что надежда – это путь к несчастью. Не такая уж это и плохая мечта – быть реалистом.
Мне ее логика показалась тогда очень странной и даже немного болезненной, однако для нее рассуждать подобным образом было вполне естественно. И в ее устах подобные слова звучали весьма правдоподобно. Вероятно потому, что она сама искренне верила сказанному.
- А ты счастлива? – я задал этот вопрос неожиданно для себя самого.
- Нет, - честно ответила она.
- И в чем же тогда разница между тобой и теми людьми, которые делают себя несчастными, смея надеяться на что-то в этой жизни.
- А разница, Антон, очень простая - я честна сама перед собой, они – нет. Я честно признаю свое несчастье. Это я называю смирением.
«Смирение. Она сама произнесла это слово. Значит, я не ошибся, значит, верно прочитал тогда смирение в ее взгляде. Значит… Мы даже более похожи друг на друга».
- И тебе от этого легче?
- Легче. Намного. Ведь чтобы прийти к смирению необходимо быть честной самой с собою. А честность, как я уже говорила, очищает…
«Как-то все уж очень просто и складно получается. Как-то очень складно…»
***
Шли дни, недели и месяцы, окутанные метелями и темными холодными зимними ночами. Помню, в то время я впервые начал ощущать тьму ночи, наполнявшую небеса и землю своим безмолвным присутствием. Холодный блеск чудовищно далеких звезд, до которых и ста жизней не хватит, чтобы добраться, сотни, тысячи огней ночного города, ледяная земля, засыпанная снегом – все это было так привычно и в то же время так непостижимо. И только тьма, которую я начал ощущать всем своим нутром, будто соединяла меня с миром, незримой нитью прокладывая моему сознанию путь в беспредельном пространстве…
***
Прошло не так уж много времени, когда я начал с отчетливостью осознавать, что люблю ее. Я скучал по ней, с нетерпением ожидая нашей следующий встречи. Я ждал, когда снова смогу прикоснуться к ней, обнять ее. Я понял, что впадаю в зависимость. Зависимость болезненную. Зависимость, которая делала меня слабым и никчемным. Я был словно младенец, целиком зависимый от своей матери… Это отвратительное чувство детской беспомощности захлестывало меня все больше и больше. Я ощущал себя ребенком, неспособным жить самостоятельно, неспособным быть собой…
Я стал бояться, что Лена заметит это и использует против меня. Что она почувствует свое превосходство. Что я проиграю…
Надо было бежать. Снова бежать. Подальше от этой тошнотворной беспомощности. Нет, я не хотел такой любви. Она скорее вызывала во мне рвотные позывы, нежели возвышенные чувства. Чем сильнее становилось мое чувство к Лене, тем больше я начинал ненавидеть себя. Любовь к женщине в обмен на ненависть к себе.
Я ненавидел себя более всего за неспособность совладать с собою, неспособность подчинить чувства своей воле. Так не могло больше продолжаться, иначе моя возлюбленная увидит, как жалок я в своей любви к ней.
Наверное, я никогда и не обладал сильным духом. Во мне явно чего-то не хватало для обретения смелости смотреть жизни в глаза. Тот черный страх, преследовавший меня большую часть жизни, наверное, и был тем отвлекающим маневром, тем заслоном, который не давал мне встретиться с собственной глубочайшей уязвимостью, осознание которой было невыносимым. Из души рвался крик: «Я слаб». Да, я СЛАБ! Но я зажимал рот руками, дабы никто не услышал моего признания…
Кто знает, быть может, я взял на себя роль мученика – мученика любви или мученика свободы. Кто знает, может быть, я просто хотел найти человека, которому я смогу целиком и полностью открыться, который пожалеет меня и из своей глубочайшей жалости уже никогда не покинет…
Наступил январь. Холодный и мрачный, обрамленный свинцовыми облаками, плевавшими хлопьями снега, которые подхватывал и развеивал лабиринтами улиц ледяной ветер. Я мечтал о том, чтобы и мое сердце стало столь же холодно и безразлично, как это снежно-ледяное марево, владевшее городом. Но все шло по-прежнему. Я все так же с нетерпением ждал наших встреч, ощущая при этом все ту же беспомощность. Мы встречались несколько раз в неделю, ходили куда-нибудь или же просто оставались дома. Бывало, мы часами беседовали или же просто молча ужинали, а потом сидели друг напротив друга, каждый уткнувшись в свое чтиво.
От секса с ней я уже перестал получать былое удовольствие. Моя злополучная любовь добралась и до гениталий. Во время секса я так боялся потерять контроль, так боялся в порыве страсти произнести: «Я тебя люблю», что буквально запрещал себе наслаждение. Я стал походить на шпиона, изо всех сил старающегося скрыть очень опасный секрет.
Прошло еще два месяца, прежде чем я решился поговорить с Леной и признаться, наконец, что люблю ее.
Я сказал все как есть. Сперва, и мы оба это знали, наши отношения не были ни чем большим, чем простой интрижкой. Но потом я понял, как сильно дорожу ею. И что же в ответ? Она просто засмеялась и сказала:
- Ну что за ерунда. Где тот Антон, которого я знала. А? Ты стал чересчур сентиментален, друг мой. Мне бы не хотелось тебя расстраивать, но сильные любовные чувства никак не входят в мой список дел на ближайшее время.
Помню, как в тот момент во мне все похолодело. Как я мог так ошибиться? Зачем я ей это рассказал? Она не поймет, не захочет понять. Она больше не верит в любовь. Ведь я знал, знал это. Но зачем-то завел этот разговор. Надо было рвать эти отношения первым. Без долгих объяснений. Просто уйти. Поступить так же, как я поступил со Светой.
- Ты хочешь, чтобы мы расстались? – спросил я.
- Нисколько.
Я ожидал скорее услышать «да» или «скорее всего», но никак не это.
- Почему?
- А разве наше расставание что-то изменит?
Этот вопрос поставил меня в тупик.
- Я тебя не совсем понял. Что ты имеешь в виду?
- Ну, а что ты или я выгадаем от нашего расставания? Ты снова влюбишься уже в другую женщину и снова сбежишь от нее. Я снова буду искать отношений, свободных от эмоциональной привязанности…
- Но если ты не испытываешь ко мне привязанности, почему тогда не хочешь расстаться?
- Я не вижу в этом смысла, - спокойной ответила она.
О таком олимпийском спокойствии, которое выражало ее лицо в тот момент, мне оставалось только мечтать. Казалось, в эту минуту ей было решительно наплевать и на меня и на себя. Словно чудовище из ночного кошмара, осознание болезненности наших отношений обрушилось на меня всей своей неотвратимостью. И ни то, чтобы я раньше этого не понимал. Понимал. Но как-то обходил стороной. Так сказать, не открывал ящик Пандоры, хотя и знал - скоро он и сам отворится…
Ее темные вьющиеся волосы, тонкие черты лица, слегка бледная кожа – вся ее безмолвная красота - словно острый гвоздь пронзила мое сердце. На секунду мне показалось, что я вижу перед собой ангела в мгновение ока обернувшегося демоном.
Наша «интрижка» обратилась для меня кошмаром. Я ощутил, словно мое тело наполняется чем-то темным, густым и вязким, словно мазут. Я осознал неспособность изменить себя. Я не смогу сделаться более сильным или более хитрым, дабы сокрыть свою слабость. Я буду все тем же. Все тем же слабым трусом, боящимся сильных чувств, дарованных жизнью. Я все так же буду бежать.
Но в тот момент мне открылось и нечто еще, нечто всегда бывшее рядом, которое я просто не хотел замечать. Оно пришло из тьмы, царившей за окном, точнее это и была сама тьма. Но это была иная тьма, не тот пугающий мрак, который вводит в оцепенение, нет. Это была освобождающая душу тьма, словно ночь, несущая отдохновение после ослепительного солнечного дня…
- Так больше продолжаться не может. Я хочу, чтобы мы расстались, - твердо произнес я.
- Без проблем. Если хочешь, давай расстанемся, - все с тем же выражением равнодушия на лице сказала она, - все, разговор окончен, я могу идти?
- Можешь.
Мне и невдомек тогда было, какая буря эмоций скрывалась под ее циничной маской равнодушия. Однако мне еще предстояло это узнать.
Со времени нашего разговора прошло около трех недель, когда она сама пришла ко мне. Я открыл дверь и увидел Лену на пороге, она выглядела потерянной. Я пригласил ее пройти. Еще с порога она бросилась мне на шею и стала быстро говорить, то ли извиняясь, то ли упрекая (этого я не мог разобрать по ее интонации), примерно следующее:
- Ну, ведь ты же знал, как я отреагирую на твои слова, ведь знал, почему я стала такой. Ты не представляешь, как тяжело мне было слушать все то, что ты говорил…
Я слушал ее, и не слышал. Мне было плевать на ее бормотание. Нет, у меня остались к ней чувства. Просто в тот момент хотелось, чтобы меня отставали в покое. Я чувствовал нечто вроде смеси вины и высокомерия. Вины за свои признания, доведшие ее до такого состояния, а высокомерия… пожалуй, из-за ее зависимости от меня. Но все эти чувства уже казались такими мелочными…
За прошедшие три недели во мне укоренилось глубокое ощущение приобщенности к иному. Я не стал сильнее, я не стал слабее - я остался все тем же, просто теперь я видел, как мало значит то, кем я был раньше и то, каким я стану в дальнейшем…
Я слегка отстранил ее и проговорил:
- Может быть, ты пройдешь в комнату? Хочешь воды, чаю?
- Нет, пока не хочу, спасибо.
Мы прошли в комнату. Я жестом указал ей на диван, сам взял стул и сел напротив.
- Я хотела извиниться. Я повела себя отвратительно.
- Да брось, все в порядке. Правда. Я тебя понимаю.
- Спасибо.
- Но и ты меня пойми, я не могу долго жить с сильными чувствами, они меня съедают.
- Со мной происходит то же самое. Но мы с тобой так ведь и можем остаться одни. Одни,- она сделала особое ударение на это слово, - понимаешь, Антон?
- Может мне этого и надо. Откуда тебе знать? Я чувствую себя слабым рядом с тобой. Да, я знаю, я слаб сам по себе, но я осознаю это только когда люблю. Для меня это невыносимо. Понимаешь?
- Да. Я тебя очень хорошо понимаю. Но ведь это неправильно. Так не должно быть. Ведь так? – ее интонации стали какими-то детскими. Она напоминала ребенка, который узнал правду, напугавшую его, и в которую он отказывался теперь верить.
- Кто знает, может в нашем случае так и должно быть, - я поймал себя на том, что начинаю издеваться над ней, - смирись и я смирюсь.
- Я думал ты более трезво подходишь к жизни, - теперь пришла моя очередь взять реванш. В памяти вновь всплыло ее равнодушное лицо, когда я пытался рассказать ей о своих чувствах, когда я делился самым сокровенным.
Она уловила мой настрой и задала прямой вопрос:
- Ты пытаешься мне отомстить за тот прошлый разговор? Неужели для тебя твое высокомерие важнее, чем человеческие отношения?
Она попала в самую точку. Мое высокомерие оказалось для меня важнее. Оно служило тем покровом, под которым я прятал свое бессилие перед жизнью. Я не доверял самой жизни!
- Я не верю, не верю, что все наши с тобой чувства могут быть правдой. Я даже не верю, что такая девушка как ты, хочет быть с таким как я.
Она взяла мою руку и проговорила:
- Просто поверь.
Я убрал руку.
- Ты, наверное, сейчас жалеешь меня? Но я не хочу жалости. Хотя нет, я хочу жалости! И за это ненавижу себя! Долгие годы я играл роль мученика. Но теперь пришло время с этим покончить! Моя проблема в том, что я не умею жить по-другому, понимаешь? Я причиняю боль и себе и окружающим. Я не хочу и тебя вовлекать в этот порочный круг.
- Ты изменишься. Изменишься. Многое из сказанного тобой даже и не относится к тебе в полной мере.
- Откуда тебе знать?
- Просто знаю.
После того разговора наши отношения быстро начали сходить на нет. Мы стали как бы друзьями. Стали видеться все реже и реже. Мои чувства к ней начали выцветать, словно старая фотография. Ко мне вновь вернулось ощущение уверенности и почвы под ногами. Я вновь был один. Жил для себя и за себя.
Я не был счастлив, но и не был несчастлив. Моя душа все больше начинала походить на палитру с огромным количеством оттенков, смешиваясь, они давали самые причудливые сочетания чувств и мыслей. Я знал - нечто совершенно иное, неведомое мне прежде, уже укоренилось на границах сознания, там, где сон сливается с явью, а фантазия уже неотличима от реальности.
***
Изменился ли я? Обрел ли ту иную жизнь, о которой так мечтал?
Мое восприятие преобразилось, я соприкоснулся с миром дотоле мне неведомым. Не пытаясь понять, что это за мир, я просто созерцал его необыкновенные образы. Но, вместе с тем, моя душа начала становиться все более и более черствой. Меня перестали интересовать люди как таковые, я стал испытывать презрение к ним. Вся злость, что цвела во мне долгие годы, выплеснулась и обратилась в циничное презрение к окружающим. Окружающая действительность стала казаться мне плохо сыгранным спектаклем. Мною овладело безразличное спокойствие, и лишь один душевный порыв сумел выжить в этом омуте циничной отрешенности... Бегство.
Мне хотелось бежать. И все, на что у меня хвалило фантазии - было вернуться туда, откуда начал - в Москву. Договоренности были достигнуты. Я возвращался. Без особых колебаний я распрощался со своими новыми друзьями, с ненавистным городом и сырым холодом его улиц.
Незадолго до отъезда я спросил себя: «Чего же ты добился?». Воссоздал свою прежнюю жизнь в новой обстановке, с новыми людьми, причинил боль женщине, которую любил. И ради чего? Ради изменений. К лучшему они или нет, было неважно. Главное - меня перестала душить обыденность и мертвенная предопределенность однажды принятых решений. Цена была высока.
Я стал и жертвой и палачом. Казалось, все мыслимые противоположности восстали во мне разом, заполнив мой рассудок своей бессмысленной замкнутостью на самих себе. Я и сам стал этим противоречием в своей неспособности отказаться от вечного хождения по кругу. Моя душа рвалась на свободу. Но этот порыв был подобен агонии. Словно человек в предсмертных муках, все рвущий и мечущий вокруг себя безо всякой цели. Но теперь я знал точно: за всем этим было что-то еще. Не поддающееся описанию Иное. Моя борьба была не просто борьбой с собою и замкнутой системой общества, в котором я в то время жил. Нет. За всем этим стояло нечто, ставшее предпосылкой к тому существу, которым я стал впоследствии. Тому существу, которое рассказывает сейчас об этом.
Мое бегство было пронизано предчувствием будущего себя. Все пережитые тогда страсти стали спусковым крючком к моему глубинному изменению. В некотором роде я пережил внутреннюю смерть. Она заключалась в крушении иллюзий, которые я питал в отношении жизни.
В юности мы так стремимся к чему-то новому, иному. Мы верим в лучшее, в счастье, в любовь. Но, сами того не замечая, в какой-то момент замыкаем это стремление, этот поиск на самом себе. Запускаем все по кругу - те же чувства, те же ошибки, те же отношения. Так привычнее. В замкнутом круге, в который многие склоны себя помещать. Так мы избавляем себя от неизвестности. А точнее, как это принято считать, от страха неизвестности. Но... Страха перед неизвестностью не существует. Страх - это известность. Обыденность и есть Страх.
Вероятно, вы скажите - что за чушь! Не спешите. Перечитайте эти строки еще раз.
Теперь объясню, почему это так.
Дело в том, что «боясь» неизвестности, человек пытается эту самую неизвестность уменьшить, создавая вокруг себя предсказуемый мир. И сам этот мир становится источником страха. Посудите сами: мы боимся, что привычное вдруг перестанет существовать. Теперь представим - этот мир перестал существовать и что дальше? Где будет наш страх? Он останется в том, прекратившим свое существование, мире. Страх развеется вместе с ним. Подобно тому, как человек уносит свои страхи в могилу, привычный мир, разрушаясь, уносит страх вместе с собой.
Однако иллюзия страха перед неизвестностью поддерживается тем, что после разрушения или трансформации старого мира и появления нового, человек тут же начинает бояться разрушения вновь созданного. Да и к тому же, страх нужен людям для адреналина, ведь жить в обустроенном и предсказуемом мире - скучно.
Задумайтесь над этим. Задумайтесь над природой страха, который так любит совать свой нос в людские дела и диктовать свои условия. Подумайте, на чем он держится. И так ли прочна его основа. И какова цена освобождения от него...
….Ледяная тьма тысячью мелких снежных кристалликов коснулась широких окон вагона. Декабрь. Москва. Год и два месяца.
I looked for something other. Did I?
Глава пятая. Онемевший изнутри
Я наблюдал за угасавшими воспоминаниями. Прислушался к ритму сердца - спокойный и размеренный. Ничто не могло теперь заставить его биться быстрее.
Силуэты прошлого. Я помнил почти каждую деталь, помнил свои чувства, именно помнил, но не мог испытать этого снова. Привычная пустота внутри. Моя душа онемела. Уже много лет назад. За плечами веер картин ушедшего и смутные очертания дня сегодняшнего.
Я пуст и неспособен испытывать ни любви, ни ненависти, ни радости, ни страха. Я не растрачиваю энергию на человеческие чувства, взамен получая молодость. Я Наблюдатель. Пока Тень не коснулась сознания, ничто не способно потревожить душу.
Этого ли я искал? Еще много лет назад, тогда во Владивостоке, я уже предчувствовал будущее, в котором нахожусь теперь. Я искал иного себя и нашел его. Это Наблюдатель. Сколь много сказано о нем в древних религиях, проповедовавших отрешение от земных страстей. Но знали ли те, кто все это проповедовал, суть Наблюдателя? Вряд ли.
Наблюдатель не имеет чувств и морали. Он как морфий для души - поначалу это приносит великое облегчение. Боли больше нет. И это главное. Но потом ты начинаешь задумываться: а есть ли вообще хоть что-то? Ты превратился просто в форму, сотканную из смутных ощущений. Невольно представляются лица людей – радость, гнев, надежда и разочарование – отпечатки их человеческой сути… А ты? Ни что, кроме Тени, не способно вывести тебя из равновесия. И ты к этому привык. Как и все Наши.
Но вот то, что произошло с Ильей… Он стал выглядеть живым. Настоящим. Это заставило вспомнить о тех временах, когда я был наполнен кипевшими во мне страстями. Они тоже были живыми. Подлинными. Несмотря на всю их абсурдность с моей сегодняшней точки зрения. С другой стороны, именно они стали спусковым крючком к тем изменениям, которые создали того, кем я являюсь сейчас.
..Еще четыре человека. Они подобны мне… Занимательный вопрос - почему из всех людей только мы стали такими? Случайность ли это? Или быть может - новый виток эволюции. Человечество давно мечтало о создании идеального солдата - без чувств, хладнокровного и расчетливого. Быть может, пришла пора этой мечте воплотиться в реальность…
Из-за приоткрытого окна послышался шум ветра и в комнату ворвался холодный сырой воздух, заполнив меня своим незримым присутствием.
Я ощутил как сознание, слившись с неспешным потоком ночи, воссоздало призрачную проекцию моего тела, которое теперь неспешно ступает на блестящий от дождя и света фонарей асфальт, на разбухшие от влаги опавшие листья. Капельки влаги дрожат на голых ветвях, сырой прохладный воздух и царящая вокруг ночь окутывают меня. Оно здесь. Нечто живое, темное, невесомое как легкое дуновение ветра.
Светящиеся глазницы окон, за которыми текут чьи-то жизни, уходящие ввысь желтые кроны деревьев, небо, окрашенное огнями города в красноватый цвет - все это таит в себе нечто, что норовит проникнуть в меня. Вливается в меня, словно в пустой сосуд, наполняя его чем-то прохладным и немного вязким, словно кисель.
Ночь, словно огромное существо, накрыла город своим телом. Это существо, сотканное из неспешного дыхания темноты, обладает безграничной мудростью. Вероятно, даже более проникновенной и глубокой, чем день. Его неспешные движения угадываются в дуновении ветра и каждом шорохе. Я вдыхаю его. Сливаюсь с ним и становлюсь неотделим от ночи…
Ветер за окном стих и в комнате вновь воцарилась тишина. Покой. Совершенный покой…
Я поднялся с дивана и щелкнул на пульте кнопку выключения. Экран телевизора, где уж несколько минут шли помехи, погас и темнота, наконец, завладела всем пространством комнаты.
Я улегся на кровать, сделал глубокий вдох, позволяя безмолвной ночи унести сознание в царство Морфея. Мне приснился тот же сон, что я видел много лет назад во Владивостоке.
Вновь темный обелиск. Тени деревьев рисуют на земле свои причудливые узоры. Люди, много людей - все они заходят в темное строение. «Отличная идея собрать всех здесь». Я смотрю себе под ноги и вижу, как собственная тень отделяется от мостовой и поднимается над землей; отрывается от меня, обретая форму, уплотняется. В этот момент я ощущаю, как немеет тело. Тем временем тень движется к двери и просачивается внутрь обелиска. Я не чувствую себя самого. Стою и наблюдаю за собственной тенью, слившейся с очертаниями темного строения…
Проснулся я еще до восхода солнца. Первое, что пришло в голову - этот сон знак. Скоро Великое Затмение. Эта мысль ассоциативной цепочкой привела к Илье. Надо позвонить и спросить как он.
Телефон, записная книжка, «Братство», контакт «Илья», клавиша «вызов». Спустя пару гудков на том конце подняли трубку:
- Слушаю, - произнес потухший голос.
- Привет, это Антон. Как ты?
- Все хорошо, брат, - ответил Илья.
Раньше он никогда так меня не называл.
- Как ты после вчерашнего? Отошел? - это прозвучало так, словно я спрашиваю про похмелье после жесткой попойки.
- Да. Все хорошо. Слушай, Антон, ты не мог бы сегодня зайти. Мне нужно поговорить с тобой.
- Хорошо. В семь устроит?
- Вполне.
- Договорились. В семь буду.
- Спасибо, брат! - произнес Илья все тем же потухшим и словно не своим голосом.
В семь вечера я, как и договаривались, стоял возле двери его квартиры и жал на кнопку звонка.
- Иду, - послышался глухой голос. Щелчок и дверь отворилась.
- Привет, - поприветствовал я, глядя на бледное, осунувшееся лицо, - неважно выглядишь.
- Знаю, проходи. Чай будешь?
- Не откажусь.
Я устроился за кухонным столом и Илья, разлив чай по чашкам, сел напротив.
- Ты хотел со мной о чем-то поговорить, - начал я.
- Да, хотел, брат.
«Опять! Да сколько можно меня так называть. Впрочем, нет разницы. Пусть называет как хочет, лишь бы без мата».
- Вчера мне было не по себе после всей этой наркоты, которой ты меня напичкал. Я смутно помню, что я видел. Но это оставило у меня очень неприятный осадок. Будто темное и холодное прикосновение… Точнее не объясню.
- Это нормально. Все так и должно быть. А сегодня как?
- Сегодня лучше, спасибо.
- Ну и чудно, - произнес я, не глядя на Илью.
- Антон, почему ты на меня не смотришь? Такое ощущение, что я со стеной говорю, - его голос звучал раздраженно.
- Просто задумался. Процедура была не из легких. Надо прикинуть нужно ли что-нибудь еще.
- Знаешь, когда я вспоминаю о произошедшем, мою голову не покидает вот какая мысль: самое страшное, что может с нами приключиться, я имею ввиду, с такими как мы, на деле оказалось, как бы это сказать без пафоса, весьма неплохим.
- Поясни, - попросил я, хотя и понимал, что он под этим подразумевает.
- Я чувствовал себя совсем иначе, чем теперь. Я был полон жизни. Меня до коликов в животе переполняло давно забытое чувство или чувства… не знаю, но я ощущал жизнь. По-настоящему, понимаешь?
- Ты опять за свое. Мы же уже говорили на эту тему. Это твое «по-настоящему» спалило бы тебя дотла в считанные дни. Ты же знаешь, как огонь жизни сжигает людей. Сжигает изнутри. Но они привыкли. Их души загрубели. Мы же отвыкли. Для нас человеческие страсти, как зажжённая спичка для сухой соломы….
- Я понимаю. Просто теперь такое чувство, словно все онемело внутри. Превратилось в камень. Нет того быстрого биения сердца, нет ожидания чего-то… чего-то нового, что принесет с собой новый день…
- Илья, ты привыкнешь, быстро привыкнешь. Ты ведь жил в этой «окаменелости» столько лет.
- А ты, Антон, ты не скучаешь по тому времени, когда был просто человеком?
- Когда я был «просто человеком», я был очень несчастным «просто человеком». Я всегда искал иного. Я причинял боль любимым. Я причинял боль себе. Я был разрушителем. Я носил в своем сердце хаос.
- Как говорил Ницше: «нужно еще носить в сердце хаос, чтобы суметь родить танцующую звезду».
- Тот, кем я стал - и есть моя танцующая звезда.
- Тот, кем ты стал - мертвая звезда. Она погасла много лет назад, но ее свет будет продолжать свое путешествие по Вселенной еще триллионы лет…
- К чему эта философия? - слова Ильи нисколько меня не тронули. Просто мне не хотелось слушать как он распинался, пытаясь доказать свои умозрительные идеи. Я знал, что это пост-реакция и вскоре пройдет, но все же...
- Я понимаю, это звучит нелепо, но мне просто хотелось с кем-нибудь поделиться.
- Ты же знаешь, что я не смогу тебе посочувствовать.
- Знаю. Ты можешь только притвориться.
- Именно. Но перед тобой это делать бесполезно.
- Ты прав. Да, это скоро пройдет.
«…скоро пройдет», - последняя фраза эхом отозвалась в моей голове.
- Отдохни как следует. О’кей? А мне пора идти. Работа ждет.
- Хорошо, спасибо!
- Да не за что!
Дверь за мной закрылась, и я вздохнул полной грудью. Можно наслаждаться покоем. Освободить голову и позволить смутным снам, из которых соткан мой мир, хлынуть потоком, охватив сознание своим бурным течением.
Когда я спускался по лестнице, мне показалось, словно подъезд «состарился». Все выглядело так, как если бы прошло много лет. Возникало ощущение, будто дом гниет изнутри. Словно нечто его «старило» и умертвляло. Затхлость. Сквозь приоткрытое окно на втором этаже проникал холодный воздух с примесью запаха бензина. Ветер поднял с земли засохший лист и положил его на подоконник.
Холодный воздух, бензин, опавший лист - все это слилось в моем сознании, воскрешая воспоминания о школьных годах. Осень всегда ассоциировалась со школой. Увядающая природа несла символ порабощения.
Тогда мне казалось, что с наступлением осени и школы мир прекращает свое привычное существование, схлопываясь до размеров дороги в школу и собственно самого «храма знаний». Само слово «школа» всегда вызывало во мне образ холодного осеннего безоблачного неба. В этом слове было что-то объемное и пьянящее. Однако учреждение, обозначавшееся этим словом, оставляло совсем иные впечатления. Давящие потолки, шумные классы, ор сотен детский глоток – все это больше походило на загон для скота, чем на храм знаний.
Свинцовое небо над головой и сковывающий движения холод. Ты словно сжат в тиски необходимости быть там, где ты не хочешь быть. Школьный воздух имел запах необходимости, а окружающее сливалось порой в массу силуэтов, чье существование было для тебя непостижимой загадкой. Чтобы хоть как-то разрешить неопределенность, ты приписывал им то, что было присуще тебе, загоняя тем самым себе в еще большую тюрьму. Тюрьму иллюзий своего разума…
Дверь подъезда открылась и я ступил на сырое зеркало асфальта. Мой искаженный силуэт тотчас отразился на его поверхности. Сырой воздух заполнил легкие и, застыв в области лопаток, разлился мурашками по спине.
«Я освободился из этой тюрьмы. Я вижу людей. Я ощущаю жизнь, текущую внутри их тел. Я ощущаю их как живых, а не как формы, наполняемые моими умозрительными рассуждениями. Конечно, я не могу читать их мысли. И то, что я вижу - слишком неясно для точного описания. Однако мое «преимущество» в свободных от эмоций суждениях. Нет эмоций и чувств – нет игр. Это честно. Без самообмана. Пользуясь своей памятью о том, как чувствуют, я могу угадывать, что у человека на уме. Могу имитировать эмоции сам, внушая их другим. И для меня это свобода. Свобода от бесконечного сравнивания себе с другими и необходимости играть в человеческие игры. Больше нет той школы, той необходимости, той вовлеченности в круговорот страстей. Я могу быть имитатором, воссоздавая чувства, конструируя их так, как того требует ситуация. Или же просто оставаться таким, какой я есть - холодный, не затуманенный рассудок, и взгляд, проникающий в бездну вещей».
Пока я стоял в очередной пробке, осложнявшей мой путь до работы, позвонил Игорь.
- Как там твой пациент? - поинтересовался он.
- Немного обескуражен, но это не смертельно.
- Хорошие новости для Ильи и тревожные вести для нас. Не телефонный разговор. В семь у меня. Все расскажу при встрече. До вечера.
- До вечера.
Было ясно, о чем он собирается говорить – следующий раунд подготовки к Затмению.
Вечером состоялось «заседание». Как обычно бывает в таких случаях, хозяин квартиры в качестве пролога предложил гостям напитки, после чего перешел к «основной части».
- Итак, Светило продолжает свое движение и скоро мы все окажемся в Тени. Помощи будет ждать неоткуда, и только сообща мы сможем пережить Великое Затмение.
Я собрал вас сегодня потому, как поступили сведения о более скором наступлении вышеозначенного события. Иными словами - раньше, чем ожидалось. Это произойдет в ближайшие дни, максимум недели. Длиться оно, судя по прошлому опыту, будет два – три дня. Я уверен, мы сможем пережить его без потерь. Нам нужно твердо договориться: при первых же признаках приближения Тени вы говорите об этом мне. Это крайне важно! Как вы помните по прошлому опыту, Великое Затмение наступает почти одномоментно, однако все же есть шанс заметить его приближение. Слушайте себя внимательно - это будет очень ценной информацией для всех остальных. Все ясно? Вот и отлично. А сейчас я бы хотел дать слово Илье - человеку, которого мы едва не потеряли пару дней назад.
Илья, сидевший рядом со мной, поднялся и подошел к Игорю.
- Итак, Илья, тебе слово.
- Что ж, - начал он, - хотел выразить благодарность за поддержку в трудную минуту. Благодаря этому я жив и стою перед вами… - Илья сделал паузу, - я понимаю, что возможно сейчас не самый подходящий момент для этого, но все же я должен сказать одну вещь. Вы все наверняка считаете Тень злом для себя. Но я, будучи поглощен ею, увидел нечто меня изменившее. Я встретился с настоящим собой. Теперь я вернулся, стал прежним. И это… абсолютно никак. Я ничего не чувствую, меня ничто не волнует, как мертвеца в гробу. Я лишь удивляюсь, как мог столько лет жить, не замечая этого. Это заставило меня задуматься о том, почему мы стали такими? Что отвратило нас от жизни обычных людей?
- Я так понимаю, это риторический вопрос? - осведомился Влад.
- Пусть так. Не думайте, что своими словами я выражаю недовольство нынешним положением дел. Просто говорю, о чем думаю. Еще раз спасибо за позволение вернуться в наше сообщество, - Илья сел на свое место.
- Благодарим за честность, - произнес Игорь, - теперь вернемся к повестке дня. - Скажите, если кто из вас заметил в себе какие-либо странности. Мысли, сны - все что угодно. Любая информация будет важна.
- Не знаю, как это поможет нам, но мне вчера приснился странный сон. Словно я направляюсь к какому-то темному обелиску. Вокруг идут люди. Потом мы приближаемся к двери из темного стекла и начинаем заходить внутрь. Когда я оказываюсь за его стенами, то вижу просторное помещение со светлыми стенами, - слова принадлежали Владу.
«Вот те на. Получается, что не мне одному снятся такие сны».
- Послушайте, - вступил в разговор я, - мне приснился подобный сон. И, похоже, в то же время, что и Владу. Лишь с одним отличием: я остался снаружи; от меня отделилась моя тень и «зашла» в обелиск. После чего я ощутил себя как бы онемевшим изнутри. Это было отвратное ощущение. Но самое главное - этот сон мне снился не в первый раз. Впервые я его увидел незадолго до трансформации. Но тогда сновидение оборвалось, когда я приближался к обелиску, наблюдая, как остальные заходят внутрь. В голову пришла странная мысль: «Отличная идея собрать всех здесь».
- То есть получается, все оказались внутри кроме тебя? Так? - уточнил Игорь.
- Верно, - подтвердил я.
-Хм. Боюсь, мой друг это не лучшая новость для тебя. Этот сон предвестник - во время Великого Затмения ты окажешься в эпицентре.
- И что это значит?
- Ты встретишься лицом к лицу с Источником Тени. Подобный сон снился X.
X - так мы называли нашего, который не пережил последнее Великое Затмение. Сошел с ума. И мы не смогли ему помочь.
Встреча с Источником Тени - это встреча с самой Смертью. Я не представлял себе, что это значит и понятия не имел что делать.
- Есть идеи как себя вести «при встрече»?
- Не знаю, Антон. У меня нет рецепта. После произошедшего с Х, ты проводил «терапию». Помнишь, что ты сказал мне тогда?
Я припомнил некоторые детали того случая более чем тридцатилетней давности. Слава – так звали нашего загадочного Х – рассказывал мне о некоем существе, которое преследовало его на протяжении Великого Затмения. Каждое его появление неизменно сопровождалось скребущим ощущением, которое, словно шершавая губка, касалось кожи головы, проникая затем под череп. По его словам, это уничтожало разум с неимоверной быстротой. Шершавость, которую он упоминал, была знакома каждому из наших. Ее появление могло предвещать чью-то близкую смерть. Во время войны подобное ощущение было частым гостем наших сознаний. В сущности, все описанное Славой, воплощало в себе прикосновение Смерти. Энергия его, разрываемого безумием, сознания была столь интенсивна, что я буквально на собственной шкуре испытал им рассказанное. Однако о самой встрече с Источником Слава ничего вразумительного поведать не смог. Все, что удалось вытянуть из него по этому поводу – абстрактные картины и пространные рассуждения. Кроме того, учитывая тогдашнее состояние Славы, было сложно развести плод его, охваченного безумием, воображения и реально испытанные им ощущения. Ясно было одно – Слава свято верил в каждое произнесенное слово…
Выслушав меня, Игорь резюмировал сказанное:
- Когда и где это произойдет - неизвестно. Что делать – аналогично. Все зависит от силы твоего разума и инстинкта выживания. Помни одно - Смерть не способна причинить тебе вред до тех пор, пока ты не поверишь в обратное.
- Я все понял. Спасибо. Теперь знаю, чего ожидать, - хотя, «знаю, чего ожидать» было явно не в кассу. Я понятия об этом не имел.
По логике, такое известие должно было не на шутку напугать меня, но оно не пугало. Страшно будет только когда придет время встретиться… с этим. Сейчас все чувства молчали. Они были мертвы. Скоро, вероятно скорее, чем я предполагаю, Тень вновь пробудит их к жизни.
- Всем все ясно? - осведомился Игорь.
Молчание. В знак согласия.
- Ну что ж, тогда наше собрание объявляю закрытым.
Вернувшись домой, я уселся за письменный стол и направил свой взор на свет фонарей, пробивавшихся сквозь плотный туман, накрывший город молочной мантией.
«На что это будет похоже? Встреча со Смертью. В каком образе она (или он) предстанет предо мной? И что я буду чувствовать? Облик Смерти зависит от того, кто на нее смотрит. Что же увижу я?»
Туман за окном становился все гуще и я уже мог различать, как клубья серой невесомой субстанции вьются вокруг света пронзающих ее ночных фонарей.
Завтра на работу. Новый контракт. Надо подготовить материалы. Компьютер явил стартовую картинку с надписью «добро пожаловать». Теперь можно забыть все, о чем я думал мгновение назад, заняться делами.
Просидел над документами почти всю ночь. Под утро все было сделано, и я отправился в кровать. За окном по-прежнему стоял густой туман. В темноте комнаты чудилось, словно он сочится сквозь стены, заполняя собой окружающее пространство.
Туман окутал меня и мое сознание, на несколько мгновений я слился с ним, следуя вон из замкнутости квартиры, устремляясь к блестящему, словно натертому маслом асфальту, переливавшемуся под светом фонарей. Ветви деревьев, покрытые капельками влаги, промокшие дома и прохладный осенний ветер, метущий опавшую листву – все это Я.
Это, нечто порожденное ночью, вновь вливалось в меня, я часть этой темноты, этого тумана, этого блестящего в свете фонарей асфальта.
Являясь всем этим, в тоже время, я оставался собой. Я слушал свое дыхание и каждый вдох был словно песок, сыплющейся в песочных часах. Каждый вдох пробуждал в моем мозгу неясные воспоминания о чем-то давно ушедшем, но, в тоже время, присутствующем здесь, со мной, в этой комнате. Картины былого, вырываясь из глубин моего подсознания, перетекали во внешнее пространство и отражались в окружающих вещах. Силуэты прошлого, смутные и едва различимые, придавали смысл всему, что было вокруг.
Постепенно сон, словно взвесь, сотканная из воспоминаний и тумана, поглотил сознание, создавая диковинные образы и выстраивая в голове фантастические сюжеты. Теперь я был где-то совсем далеко от города с его туманом, фонарями и зеркальной сыростью асфальтом. Я был где-то за видимыми пределами мира, где все, что занимало меня днем, меняет свое значение и предстает в новых и неожиданных образах.
Мне снилось нечто навеянное событиями прошедшего дня. Игорь говорил что-то о приближающейся опасности, стоя перед огромной аудиторией. Поминутно раздавались аплодисменты. Потом сон сменил декорации и теперь вместо аудитории я увидел Земной шар. Сквозь туманку облаков были видны моря и суша. Сон вновь претерпел метаморфозы, являя нечто уже совсем причудливое, что я запомнить был не в силах. Тело как бы перестало существовать в этом мире. Вновь воссозданное моим сознанием в иной реальности сна, оно, то обретало зримые, осязаемые очертания, но пропадало вовсе, оставляя лишь чистое созерцание. Мир за миром, умело сконструированные невидимым инженером, представали предо мной.
Как могут химические реакции и электрические импульсы породить нечто подобное? Все то, что по отдельности всего лишь электрический импульс или просто жидкость в колбочке, вместе, объединенные в слаженный ансамбль моего тела, создавали это. Нечто, что могло родиться только в недрах моего сознания и не чьего другого. То, что делало меня мной…
Свет солнца, пробиваясь сквозь густой туман, коснулся моих закрытых век, принося пробуждение. В голове царило приятное опустошение, как внизу живота после секса. Сон восстановил меня полностью и, казалось, словно я готов к встрече хоть с сами дьяволом. Веки медленно открылись, являя взору игру света и тени. Покой. Здесь и сейчас. Раннее утро и, скользящие сквозь 150 млн. километров, лучи Солнца, воплощавшие себя в узорах на потолке и стенах комнаты.
Дома, окутанные еще не рассеявшимся ночным туманом, мягкий свет из окна, ложившийся на кухонный стол и чашку с горячим кофе, несли в себе предчувствие нового дня…
В офис я пришел за пару минут до назначенной встречи.
- Привет, Антон, - Андрей протянул мне руку.
- Привет!
- Заказчика еще нет, присаживайся пока. Кофе, чай?
- Нет, спасибо.
Я разложил бумаги и стал ждать. Клиент пришел с небольшим опозданием и, усевшись напротив меня, машинально поздоровался. Блеск наживы в глазах. Очередная жертва общества потребления - все умножать и умножать свои богатства. Типичная ситуация. Клиенты нашей фирмы были все как на подбор – одержимые суррогатом реальности, состоящей из символов их «счастья». Но было в нем что-то еще… Похоже он был посланцем мира московской мафии, которому дали наказ немножечко за мной понаблюдать. Мое нечаянное разоблачение мафиозной аферы с недвижимостью, имевшее место несколько недель назад, вновь дало о себе знать.
- Как там обстоят мои дела? – мужчина смотрел сквозь меня, прибывая где-то в своих долларовых мирах и легкой тревоге быть раскрытым. Мелкие морщины, обрамлявшие лицо, выпирающие скулы и холодный пронзительный взгляд делали его похожим скорее на зэка, чем на бизнесмена.
- Все готово, Иван Борисович, - я протянул ему бумаги, - ознакомьтесь. Если все устроит, подпишите вот здесь.
- Хорошо, - протянул Иван Борисович и это его «хорошо» прозвучало злорадно.
Минут десять он пристально изучал документ, потом взял ручку и размашистым росчерком поставил подпись. Задержав взгляд на бумаге еще на некоторое время, он, наконец, поднял голову, устремив на меня свой холодный взгляд:
- Какие у меня есть гарантии?
- Гарантии. Что ж, можете показать эту бумагу любому юристу, он подтвердит, что все в порядке.
Мы посмотрели друг другу в глаза. Пред моим внутренним взором поплыли картины – его загородный особняк, богатое убранство комнат, потом какое-то полуподвальное помещение, свет выключен, ничего не разобрать, потом обрывки его снов – что-то эротическое, затем изогнутые в причудливые зигзаги улицы… Иван Борисович отвел глаза. Люди, как правило, не могли долго выдерживать моего взгляда. Читали в нем нечто их пугавшее или же понимали, что я читаю их
- Хорошо, я верю вам. Думаю, вопросов больше нет. Рад, сотрудничеству, - губ Ивана Борисовича коснулась едва заметная улыбка.
- Спасибо, - я пожал протянутую мне руку, - если будут вопросы – обращайтесь.
Когда клиент вышел за дверь, Андрей вполголоса произнес:
- Мутный это тип, Антон. Не нравится он мне.
- Звучит прямо как в дешевом детективе.
- Я серьезно. Что-то он темнит.
- Не думаю. Документы в порядке. Все законно.
- Дай бог, дай бог.
- Да ладно, Андрюх, ты опять за старое! Ты же через одного подозреваешь людей в махинациях.
- Опыт. Да и недавние события. Помнишь, как нас пытался развести этот Евгений Борисович со своей братией. Благо ты вовремя заметил подвох, - улыбнулся Андрей, - хотя, ты прав, я пожалуй становлюсь параноиком. Да и большая часть наших клиентов мутны по натуре. - Андрей был мастером генерации новых выражений.
- Слушай, а может, отхватим по стаканчику.
- А почему бы и нет. Можно и отхватить.
- Давай сегодня в семь у меня.
- Давай в восемь.
- Договорились.
Не могу сказать, что считал Андрея своим другом или даже товарищем, скорее коллегой по работе, но изредка посидеть за кружечкой пива и разговором с ним можно было вполне. Тем более мне нужна компания. По моей старой традиции. Перед новым Затмением.
Андрей пришел в восемь, как и обещал. Мы уселись за стол и разлили пиво.
- Ну что, как обстоят дела с новыми заказами?
- Есть парочка. В понедельник все обсудим на работе.
- Это хорошо, а то что-то в последнее время вяло дела шли.
- Да, есть такое. Слушай, расскажи лучше, что у тебя нового? Чем дышишь в свободное от работы время. Один? Никого не появилось.
- Нового? Ты же знаешь, я не слишком богат на новости. Предпочитаю идти по жизни рука об руку с моим верным другом – самим собой.
- И как тебе это удается? Я и недели не могу в одиночестве. Все зудит. Надо куда-то бежать. С кем-то встречаться. Кого-то искать, - начал свои душевные излияния Андрей. Как и Алексей, он любил это дело. Для меня же чужие истории были напоминанием о жизни обычного человека, лишним поводом напомнить себе о том, каков мир людей.
- У тебя характер другой. Только и всего.
- Ну да, ну да. Ты знаешь, я тебе даже завидую немного. Мои погони за деньгами и юбками не принесли желаемого. Два раза разведен и разочарован в женщинах. Я потерял к ним уважение. И к деньгам тоже. Да и в дружбу верить перестал. А ведь раньше считал деньги залогом счастливого будущего. Твердил себе, что на них куплю себя все необходимое – и любовь и друзей. Не верил, когда слышал, что за деньги отношения с людьми не купишь. Покупал. А они продавались. Убеждал себя в этом. Так глупо, знаешь. Ведь и понимал, что это не так, а все равно верил. И был предан. Не раз.
- А для меня всегда было непонятно, про какое такое уважение ты говоришь? Про какие такие отношения? Почему во множественном числе. Это то же самое, как если я скажу, что уважаю или не уважаю человечество. Нельзя уважать или не уважать сразу всех. Нельзя верить или не верить в обобщение. Оно все равно привязывается к конкретике. Ты встречаешь конкретных людей, а не их абстрактные образы.
- Ты прав. Но понимаешь, теряя доверие к одному, потом другому человеку – будь то друг или подруга - ты начинаешь думать, что и все такие.
- Естественно, я это понимаю. Но вот что я тебе скажу: подобный ход мыслей - это твоя зона комфорта. Ты видишь в людях то, что хочешь видеть. Тебе так нравится, так ты привык. Вот и все.
- Но вот как отвыкнуть?
- Мы с тобой уже говорили на эту тему? Помнишь мой совет?
- О том, что нужно понять для чего мне это надо? Для чего мне надо начать думать иначе.
- Верно. Какие мысли по этому поводу?
- Мне кажется - проще обвинять во всем других.
- Это не совсем то. Для чего тебе надо избавиться от привычки думать и поступать определенным образом? То есть - цель. Чего ты этим хочешь достичь?
- Ну, вероятно, завести нормальную семью.
- Ты хочешь жену и детей?
Андрей задумался.
- Ну, как бы, не сейчас. Вероятно чуть позже… И вообще, мне нужно встретит для этого подходящую женщину.
- Вот. Тут-то собака и зарыта. Цель, ради которой ты хочешь избавиться от своих привычек в отношении женщин и друзей - ложная. Тебе не хочется семьи и настоящей дружбы и поэтому ты придумал себе мир, в котором все женщины не заслуживают доверия и уважения. А друзья продажные предатели.
- И что же мне теперь делать? - улыбнулся Андрей, - это замкнутый круг получается.
- Для начала признай его. А потом видно будет. Начни с малого. Увидь то, где ты находишься сейчас, а затем начинай работать над пониманием своих истинных желаний…
- Слушай, Антон. А вот мне интересно было всегда узнать - чего ты сам хочешь, к чему стремишься.
Эти слова барабанной дробью ударили по моим перепонкам. «Чего я хочу? Мечта?» На секунду я прислушался к себе. Мысли обрывками фраз вспыхивали и гасли в моей голове. Под ребрами колыхалось сердце. Ноги и руки наполняло тепло. «Чего я хочу?» Ничего. Пустота. Я ничего не чувствую и ничего не хочу. Хотя нет. Кажется, хочу сказать ему о том, кто я такой.
- Как бы тебе это объяснить… - мне захотелось выложить все, как есть. Рассказать о себе… О том, что я не могу чувствовать, когда в Табула Раса. Что Тень душит меня чувствами, словно стальными пальцами, когда приходит Затмение. Я бы хотел рассказать, какая встреча мне скоро предстоит… Нет, этого делать не стоит. Ни к чему. Я произнес:
- Я ничего не хочу.
- В смысле? - Андрей поднял на меня недоумевающий взгляд. - Как это?
- Не то, чтобы совсем ничего, - поправился я, - но очень малого. Все самое необходимое у меня есть. Поэтому я хочу только удовлетворения физиологических потребностей. Вот как-то так.
- А карьерный рост, самореализация и тому подобное. Мечта, наконец! Есть у тебя мечта?
«Ширма и социальная маска весь это карьерный рост и самореализация. Вся эта мечта. Мне дано видеть мир с его изнанки. Чего еще желать?»
- Это не является предметом моего желания. Я просто живу.
- Просто жить - это мало, Антон, - голос Андрея прозвучал как-то по-родительски.
- Для меня этого достаточно…
- А что значит «просто жить»? Ты ведь все равно стремишься к чему-то? Ты ведь видишь какие-то перспективы на будущее? Так?
«Что он привязался со своими перспективами?»
- Вижу, конечно. Но дело не в этом. Просто нет ничего важнее здоровья собственного тела и поддержания его жизненных функций в надлежащем состоянии.
- Красиво сказал. Как-то это слишком наукообразно прозвучало, - усмехнулся Андрей.
- Ну, как прозвучало, так прозвучало, - улыбнулся я в ответ.
- А тебе не кажется, что твое «ничего не хочу» просто защита, которую ты выстроил, дабы снять с себя ответственность за свою жизнь? – теперь пришла его очередь поиграть в доктора Фрейда.
- Возможно и так, а что с того. Ты тоже делаешь немало, чтобы не отвечать за свои поступки. У каждого свой путь избавления от ответственности.
- Мне просто по-дружески интересна одна вещь – ты говорил, что никогда не был женат. Так?
«Вообще-то не так. Но ему всех подробностей знать не обязательно».
- Так.
- Но по твоим словам тебе встречались очень хорошие женщины, с которыми ты был готов связать свою жизнь. Так?
- Да, было дело.
- Но почему ты не остался ни с одной из них?
«Потому, что они быстро бы превратились в старух, а я все оставался так же молод», - хотел бы я это сказать, но нельзя.
- Причина есть. Если тебе интересно, я расскажу о ней.
- Интересно.
- Хорошо, тогда слушай. Я долгое время считал, что не заслуживаю любви. Для меня было в диковинку наблюдать за счастьем любящих людей. «Как им это удается? - думал я. - Как они так легко и непринужденно любят?» Я понимал - в любви и настоявших отношениях нет принуждения себя или другого к чему-либо. Но я привык к принуждению себя. В моем мире отношения должны быть потому, что так надо. Нужно заставить себя их построить. Вполне ясно - принуждение далеко от любви и от счастья. «Без любви» – это стало чем-то вроде моего наказания. Если мне и удавалось кого-то по-настоящему полюбить, я вскоре бежал прочь от этого человека. Как будто так не должно быть. Как будто это неправильно. Временами мне даже казалось, словно вся моя жизнь – ошибка. Словно я не должен был быть здесь. Вроде как не на своем месте. И тогда я создал себе мир, где мне никто не нужен, где я живу только ради поддержания жизненных функций своего тела. Смерть хуже жизни – таково мое убеждение. Поэтому я принял груз своего выбора и стал жить без любимого человека, без любви… - я остановился.
«Стоп! Почему я это все ему рассказываю? Какого черта! Неужели Тень уже совсем близко? Да. Похоже на то...»
Пустота. Она уже наполняла меня, все разрастаясь. Коварство Великого Затмения – оно приходит вдруг, ты даже не успеваешь опомниться.
- Антон, но ты ведь понимаешь, что это бред? Это твоя фантазия.
- Понимаю, но я не могу с ней ничего сделать. Точнее не хочу. Я не знаю почему, но мне порой кажется, словно эта фантазия поддерживает во мне жизнь.
- О чем это ты? Ты лишаешь себя чувств и считаешь, что это делает тебя более живым?
«Кажется, он решил побыть моим психологом».
- Просто мне кажется, будто моя жизнь неправильна и потому обречена на страдания. Словно это мой удел, и если я стану счастливым, то нарушу тем самым естественных ход вещей и погибну, - клянусь, я не хотел этого говорить.
Эти слова сами вырвались. Было ощущение, словно кто-то взял управление в свои руки и теперь выдает всю мою подноготную.
- Мужик, да ты что? Очнись! Это же глупая фантазия.
«Он прав - это глупая фантазия. Но как искусно я жил, сообразуясь с нею. И все ради чего? Ради снятия ответственность за свою судьбу. Думая о том, каким огромным трудом достается счастье, я забыл о том, что нельзя добиваться счастья – это и значит быть несчастливым».
Тень совсем рядом. Счет пошел на минуты…
Меня начали душить слезы. «То, что я живу – ошибка. Как такое могло прийти мне в голову?» - мысли начали путаться. Я почувствовал, слишком многое почувствовал.
- Мне нужно отойти. Сейчас приду.
Я зашел в ванную и открыл кран с холодной водой, подставил ладони и умылся. Посмотрелся в зеркало – мое лицо напоминало маску и только глаза выдавали происходившее внутри. Я почувствовал, словно из меня что-то вылилось - темное, состоящее из комков грязи. В голове всплыли воспоминания: дождь заливает серый город, размывая грязь…
Онемевший изнутри. Это было спасением. Я стоял на грани, не желая понять простую истину – это была игра. Игра в несчастье. От скуки, от отсутствия мечты. Я предпочел остаться в этом неведении. Предпочел продлить свою жизнь на неопределенный срок, став всего лишь ее сторонним наблюдателем. Я видел глубину вещей, но это было ни хорошо, ни плохо для меня. Это не приносило ни счастья, ни несчастья. Это было никак. Это было лишено каких-либо чувств, онемевшим.
Из глаз, наконец, хлынули слезы. Каскад неясных чувств обрушился на меня словно тяжелый бетонный блок. Я едва сдерживался, чтобы не зарыдать в голос. Как я мог столько лет жить этим? Как? Ведь я же все понимал. Но я уже не мог изменить того, кем я стал. Или же мог? Илья смог. Он смог стать живым. А я отнял у него эту жизнь. Нет, он ведь сам согласился! И к тому же эта жизнь сожгла бы его. Но почему я так в этом уверен? Почему я так уверен, что сдавшись Тени, непременно погибну? Возможно, я обрету новую жизнь, а возможно потеряю разум. Или же обрету нечто третье?
Мысли снова начали путаться. Затмение было уже здесь. Я почувствовал острую жалость к себе и, в то же время, испепеляющий гнев. Безотчетный. Я даже не мог сказать, на кого он был направлен. Гнев обратился самостоятельно живущим существом. Демон ненависти и презрения.
Я сделал глубокий вдох, закрыл глаза, представил песочные часы и едва различимый шелест песчинок, отсчитывающих время своим тихим падением. Это принесло некоторое успокоение. Еще раз умылся и вышел из ванной.
- Ты долго. У тебя все в порядке? – поинтересовался Андрей.
- В полном, - произнес я, садясь за стол.
- Как-то по тебе не скажешь.
- А ты и не говори, - отшутился я, - слушай, ты извини, что тут разоткровенничался. У меня так бывает иногда.
- А хочешь, я честно скажу тебе одну вещь?
- Заинтриговал. Ну, скажи.
- Тебе было бы полезно иногда выговариваться. Ты производишь впечатление довольно замкнутого в себе человека. Все носишь в себе. Это к добру не приведет.
Он говорил искренне. На его лице я прочитал почти подлинное сочувствие. Он жалеет меня?
- Как сказать… Приведет или нет. Время покажет.
«Если бы ты еще знал кто я такой на самом деле. Вот бы удивился».
- Антон, у нас с тобой много общего. Оба живем в своих выдуманных мирах.
- Как и все люди.
- Ну да. Как и все люди. Но все же, в чем-то мы с тобой похожи чуть больше, чем все люди.
- Что ты имеешь в виду?
- Во-первых, ты вызываешь во мне гораздо больше доверия, чем кто-либо еще. Во-вторых, наши взгляды на жизнь похожи. Только мы с тобой смотрим на вещи с несколько разных точек зрения.
- Поясни.
- Ну, вот возьми хотя бы свое и мое отношение к женщинам. Мы оба оправдываем наше одиночество весьма нелепым способом.
- Держу пари, мой способ куда как более нелеп. Знал бы ты меня в мои двадцать, ты бы, наверное, подумал, что мне пора лечиться.
- Тебе и сейчас пора лечиться, - засмеялся Андрей.
- Ну, спасибо, друг, услужил, - я тоже рассмеялся, - а вообще давай-ка выпьем.
- За что пьем?
- За то, чтобы нам пореже приходилось обсуждать подобные темы.
- И это правильно. Выпьем за свободу и легкость. Ведь именно для нее мы и рождены!!!
«Да хрен знает, для чего мы рождены. Возможно, просто по воле случая».
Мы сделали несколько глотков и поставили бокалы на стол. Хмель начал заполнять голову. Перед глазами слегка поплыло. Несколько мгновений я ощущал приятную расслабленность, но потом она сменилась на тянущую боль в спине, вызванную резким напряжением мышц. Словно нечто пыталось покинуть мое тело. Где-то на уровне грудного отдела позвоночника, и затем вверх к затылку, начала подниматься некая конструкция, напоминающая оконную раму…
Я огляделся вокруг - все окружающие предметы приобрели стальной оттенок, стали отчетливее, оскалились. Тень привела мое прошлое в движение, заражая им каждую мысль. Я посмотрел на Андрея. Казалось, словно передо мной сидел не человек, а всего лишь форма. Я перестал воспринимать его как реального. Я ушел из настоящего.
Судя по встревоженному голосу Андрея, вид у меня был тот еще.
- Антон, все нормально? Может воды?
Я сделал отрицательный жест рукой. Тело наполнила ватная слабость.
- Мне надо прилечь, - я встал и направился в комнату. Щёлкнул выключатель и в глаза ударил яркий свет. Комната ощерилась на меня десятками вещей – шкаф, диван, кровать, книги на полках, рабочие инструменты – все выглядело враждебно. Похоже, начались галлюцинации. Великое Затмение ударило с огромной силой. Ноги стали совсем ватными и я рухнул как убитый. Послышались торопливые шаги и пиликанье кнопок телефона.
–Алло, скорая…
«Андрей вызывает скорую. Мне надо убираться отсюда. В больницу никак нельзя».
Собрав последние силы, я поднялся с пола и ринулся в прихожую. Сам не помню, как оказался на улице. Голова сильно кружилась, меня шатало из стороны в сторону, словно жертву алкогольной зависимости. Только бы не попасться на глаза ментам. Черт возьми! Такого я не ожидал. Я побрел по темным дворам, держась подальше от света фонарей. Лишние свидетели ни к чему.
Настоящее с силой обрушилось на меня. Разум сопротивлялся попыткам Тени душить меня прошлым. Темнота пленкой ложилась на глаза, черная рябь все нарастала, от зданий, от качелей и турников на детской площадке тянуло отвратительным холодом.
Я направлялся в свое секретное убежище, так я его называл. Там можно переждать приступ. Пройдя пару кварталов, я вышел на оживленную улицу. Нужно ехать на метро. Шум проезжавших машин оглушал меня. Я ощущал, как моего сознания касаются тени чужих жизней. Я старался быть прежним, вернуться в Табула Раса. Обрывки чьих-то снов... Картинки… Причудливые фигуры и меняющие свой облик пейзажи – города, освещенные двумя солнцами, порхающие ангелы, тысячи дверей, комнат и городских улиц ощущением рассохшейся древесины по телу. Как дуновение ветра касается лица, так чужие сны касались моего сознания. Блеск автомобилей в свете фонарей, яркие витрины, лица прохожих, выхваченные моими глазами из суеты города, слились в одну безумную форму. Город стал похож на миксер, перемоловший миллионы жизней, он вытягивал энергию, поглощая остатки разума своим гламурным блеском. Москва теперь напоминала хаотично движущийся поток, в котором перемешались дома, машины, люди.
Крупная литера М, проступившая из хаоса. Всего две станции и я у цели.
В метро как всегда стоял резкий запах резины, гул толпы напоминал жужжание роя насекомых. Влившись в поток людей, я спустился вниз по эскалатору и через минуту уже сидел в вагоне поезда, слушая пронзительный свист и скрежет тронувшегося состава... Две станции…
Я всматриваюсь в лица людей. На них печать тайны. Глубины их Существования все еще открываются предо мной, но я с трудом понимаю, что я вижу. Состоящая из смеси запахов и отрывочных картинок, жизнь каждого из этих людей виделась теперь как причудливый сон наяву.
Вот молодая девушка справа от меня – я вижу кафельную плитку, какое-то небольшое помещение, уставленное кастрюлями, откуда-то доносятся голоса… Вероятно, она работает в кафе или столовой.
Мужчина, сидящий напротив – разрушенные здания, люди бегут с автоматами, крики… военный… Вот они - тени чужих жизней. Мое восприятие обостряется донельзя. Стоит мне посмотреть на что-либо или кого-либо – я начинаю читать этот предмет или этого человека. В состоянии Табула Раса я могу сам управлять этой способностью, но не теперь. Отныне эта способность владеет мною.
Взгляд на поручни вагона – сталь, из которой они состоят, заполняет меня и я вижу что-то наподобие цеха… Вероятно того, где их отливали.
Взгляд на пол. Гул тысяч шагов, ступавших на него, оглушает меня... Взгляд на окно и собственное отражение, и… все. Приступ проходит. Мое тело вновь наполняется силой. Я чувствую, как Тень покидает пределы моего сознания. Я снова я. Мышцы расслаблены, взгляд спокоен и глубок. Затмение было неполным. Мой разум сумел оттеснить Тень быстрее обычного. Намного быстрее.
Что произошло? Такого раньше не было! Мерное постукивание колес поезда. Станция. Я перевожу дыхание. Стоит ехать в свое убежище? Поеду.
Андрей, наверное, сейчас бросился на поиски. Надо позвонить. Я пошарил по карманам. Телефона нет. Я выбежал в домашней рубашке и штанах. На ногах тапочки. Я чуть не расхохотался в голос. Ну, чудила. Как они не слетели-то еще?
Станция. Двери открываются, и вот я уже стою на эскалаторе.
Заброшенный трехэтажный дом (точнее не заброшенный, а расселяемый). Чердак. Мое убежище. Даже смешно об этом рассказывать. Я выбрал это место потому, как здесь я всегда чувствовал себя в безопасности. Не знаю с чем это связанно. Это просто так.
Старый затертый диван. Теплый спальный мешок и огни ночного города, мерцавшие сквозь пролом в крыше. Слава богу, что хоть бомжи здесь не обитали. Идеальное укрытие от посторонних глаз.
Я был измотан, все тело гудело. Рухнув на диван, почти сразу уснул. Без сновидений. Просто чернота. Когда проснулся, было, наверное, около девяти утра. Утренний туман и сумрак сковали город в серые объятья. Промозгло. Холодный осенний воздух, смешанный с запахом опавшей листвы, сочился сквозь пролом в крыше, наполняя собой помещение. Я чувствовал себя отдохнувшим. Надо поскорее убираться отсюда и показаться Андрею на глаза, извиниться за вчерашнюю выходку.
Серое небо окутало город «пеплом», отпечатком сумрака ложась на стены домов, машины и людей. Шаги прохожих оглушительным гулом разбивали тишину пепельных улиц, гудки автомобилей, словно лезвия разрезали воздух, шелест опавших листьев под ногами обернулся металлическим скрежетом. Мои чувства были обострены – звуки громче, образы четче, каждый шаг ощущался всем телом. С трудом верилось в происходившее вчера. Словно это было в другой жизни…
…Андрей сидел за кухонным столом, уткнувшись в газету. Его глаза быстро бегали по строкам.
- Привет! Слушай, извини за вчерашнее, - произнес свою извинительную речь я.
- Антон, черт побери, что это было?! Ты вообще в своем уме?!
- Я психанул, извини. Такое бывает, - это явно прозвучало не убедительно.
- Что с тобой произошло?
- Послушай, я не распространяюсь о подобных вещах. Особенно перед работодателями, - усмехнулся я, - но, так как я считаю тебя своим другом, расскажу. Дело в том, что у меня с юности бывают обморочные состояния. Это реакция на алкоголь и ничего больше. Это никак не отражается на моей повседневной деятельности, если тебя это беспокоит.
- Да не это, Антон, меня беспокоит. Ты ведь в таком состоянии бежишь еще куда-то… Не слишком ли?
- Слушай, я же говорю, в порядке все. Да и консультировался с врачом по этому поводу уже даже, - соврал я.
- И что врач?
- Приступы клаустрофобии. У моей матери были тяжелые роды и я пережил клиническую смерть, - я врал все увереннее, а Андрей слушал все внимательнее.
- Теперь вот – психологическая травма или типа того. Но все с годами проходит. Приступы клаустрофобии случаются все реже. Просто если уж это произошло, единственное средство – выйти на открытый воздух. Вот и вся тайна. Андрюх, верь мне, - я сделал самые честные глаза, какие только мог сделать, - я не рассказываю это никому, так как не хочу посвящать в свои проблемы. Такой уж характер.
- Блин, Антох, не знаю, что и сказать. Спасибо, что рассказал. Теперь мне спокойней хоть стало. А то заешь, впечатлительный я. Да и за друга боязно.
На лице Андрея читалось недоумение. Когда я смотрел на него, в голове появилась какая-то странная картинка – нечто вроде блестящей сферы. Возможно, в таком виде предстала его мимолетная мысль. Что если он начнет трепаться о произошедшем? Надеюсь, что не начнет. Поверю в его надежность…
- Да и тебе спасибо за заботу, Андрей! Правильно сделал, что спросил. Да и мне, как ты вчера точно заметил, иногда полезно выговориться.
«Хорошо все-таки, когда начальник еще и заботливый друг по совместительству», - подумалось мне. И если бы я мог хоть что-то чувствовать, наверное, ценил бы этого человека».
Хотя я и так ценил его. Как и каждого, кто встречался на моем пути. Но ценил как-то по-своему. Иначе. Я нуждался в людях и люди нуждались во мне. Порой я отчетливо читал в их лицах любопытство. Бессознательное детское любопытство по отношению ко мне. Каким-то шестым чувством они понимали, что я Другой. Совсем другой. Такой, которого им никогда не понять. Тот, кого они всегда будут лишь желать понять. Инстинктивное любопытство, как я это называю.
- Ладно, успокоил ты меня. Теперь с чистой совестью можно отправляться домой. Высплюсь хоть, а то я всю ночь просидел здесь. Просто растерялся и не знал, что делать.
- Извини еще раз. Я понимаю, как ужасно это выглядело.
Я закрыл за ним дверь, прошел в кухню, приготовил кофе и включил радио. Из динамика тотчас раздался голос вечно влюбляющегося Валерия Миладзе. «И как это вам, Валерий, еще не надоели все эти первые дни зим, весен и других времен года?» - усмехнулся я, делая глоток горячего кофе.
Почему Тень так стремительно охватила мое сознание, а потом столь же стремительно отступила, не доведя дело до конца? По всем признакам это было Великое Затмение, но на этот раз оно миновало слишком быстро…
Надо позвонить Игорю. Рассказать о произошедшем.
- Антон, - раздался голос на том конце провода, - похоже, это был первый приступ. Вскоре могут последовать и новые. Может, ты приедешь. Мы могли бы все более подробно обсудить. Влад сейчас тоже у меня. И ему требуется помощь.
- В каком он состоянии?
- Пока держится, но на грани…
- Галлюцинации есть?
- Говорит, что были пару часов назад.
- Сейчас что?
- Более или менее, но полагает, что в любой момент может сорваться…
- Хорошо, скоро буду.
Я зашел в ванну и встал под холодной душ. Теперь все было предельно ясно. Приступ будет следовать за приступом. Атака за атакой. Пока не произойдет Главная встреча… А уж она то все и решит. Либо завершит Затмение. Либо…завершит мой разум…все зависит только от меня…
…Пустота внутри гнездилась теперь в области сердца, временами расползаясь по всему телу. Темным, роящимся потоком, она заполняла собой всего меня. Мой разум готов защищать себя до последнего. Мысли приобрели необычайную ясность и отчетливость - словно острые лезвия ножей, летящие к цели.
«Влад всегда остро реагирует на Тень. Видимо потому, что в нем все же осталось от обычного человека больше, чем в остальных наших. Он «на границе между нашим и человеческим». Его можно использовать как связующее звено. Между Разумом и Безумием. Мне нужно подготовить свой «арсенал». Возможно, он станет подопытным кроликом, и мы его потеряем, но вероятность спасти следующую жертву Тени возрастет…»
Я был у Игоря уже через сорок минут. Благо добрался без пробок.
- Привет, Антон!
- Привет, привет. Как оно тут?
- Пока все по-прежнему. Спасибо, что так быстро приехал.
- Не за что. У меня к тебе есть разговор.
- Внимательно.
Я выложил Игорю свой план действий. Он был не гуманен, но слово «гуманность», к сожалению Влада, отсутствовало в нашем словаре.
- Антон, приступай и как можно скорее. Со мной это тоже начинает происходить.
Мы прошли в комнату. Влад сидел на диване. На первый взгляд он был в полном порядке. Но лишь на обычный первый взгляд. Энергия Темного Солнца диктовала иное видение. Тень прикосновением темного шума окутала область его солнечного сплетения, постепенно трансформируясь в очертания черной розы…
Я раскрыл портфель и начал раскладывать медикаменты… А дальше произошло то, чего я никак не ожидал…
Продолжение: https://vk.com/sunshadowdays?w=product-67806430_73104