Стихи-книга То было раннею весной

               
***

Декабрьский день меня околдовал,
опутал сетью медленного неба,
и вот опять, как воздуха и хлеба,
прошу весны, капели и зеркал.
И я весну легко бы угадал –
стоит в бутылке от кефира верба,
и в лужах звонкие кусочки неба,
холодные, как озеро Байкал.
Весной на улице работает швея,
строчит капелью тротуар устало,
и окна в мокром неводе квартала
весной блестят, как рыбья чешуя.
У всех глаза, как детские шары,
летят над крышами и покидают город,
где мокнут ноги и распахнут ворот,
звонки трамвайные и крики детворы.




***


Как снег, свежа сегодняшняя боль.
И вот есть дом, да на ботинках соль
с заснеженных московских улиц.
Спасибо вам за то, что улыбнулись,
а вам - за то, что помните меня.
Покуролесить не хватает дня.
Трамваи шастают, как караси в ведёрке.
Поставлю чай на василёк конфорки,
несу домой в кулёчке карамель.
Какая снежная и тесная метель.
Впустил в подъезд продрогшую дворнягу.
До разговора делаю полшага.
В потоке жизни и живой реки
хватаюсь за соломинку руки.





***


Уходят надолго, оставив для вида
Запах духов да немного обиды,
Уходят надолго, легко и без позы
И оставляют деревья и звезды.

Я про себя это имя твержу,
А вслух никому, ни за что не скажу.
Живём незавидно, ни слов, ни улыбки.
И хочешь – не хочешь – бывают ошибки.

Но, если у нищего есть хоть немного,
И если есть голод в пейзажах Ван-Гога,
А хлеб в пропечённых крестьянских руках,
То можно спокойно витать в облаках.



***

          
Я всё уверенней ступаю по земле,
и привыкаю к суете вокзалов,
со всей страной меня судьба связала,
байкальский камень на моём столе.
Из старых чувств не создаю музей
и для любви не строю пирамиду,
я жить хочу, не затаив обиду,
и находить приветливых друзей.
И в дом мой залетают иногда,
как ласточки, их ласковые письма,
одни живут, другие только пискнут
и улетают, не слепив гнезда.
 

               
***

Когда и сам не знаешь путь
и нить решимости теряешь,
чужие слёзы утираешь
и утешаешь как-нибудь.

Когда все люда далеки,
и сам не справишься с теченьем,
уже предчувствуешь спасенье,
держа соломинку руки.



               
***

Нас гроза застигла, помнишь,
в ботаническом саду,
в позабытом, позапрошлом,
непредвиденном году.

Кроны в липовой аллее
слишком ненадёжный кров.
Думал, я тебя согрею
жаром тёплых нежных слов.

Но забылись все приметы,
ты ушла, и нет тепла,
вьётся дым от сигареты,
пепел слов сгорел дотла.



***

А я, как птицу выпустил возможность
счастливым быть и к счастью привыкать,
прирученная радость ворковать
не прилетит на белый подоконник.

Она не тронет утренние зёрна
и крошки, собранные мною со стола,
она летит - на краешке крыла 
мелькают мимолётные узоры.

А я ещё и не подозреваю,
куда захочет сердце постучать.
В пространстве ночь на дудочке луча
прощальную мелодию играет.




***

Как будто ты по классикам идёшь,
зажмурившись, и спрашиваешь: «Мак?»
- Конечно, «мак» -
и снова робкий шаг,
и, улыбаясь, спрашиваешь: "Мак?»
- Конечно, "мак»,- тебе я отвечаю,-
ты правильно, ты бережно идёшь,
всё верно, даже если ты уходишь...

Дрожат немного веточки локтей,
и кисти рук, и вишенки ногтей.
Под фонарём летает мотылёк,
не говоришь, но чувствую, что рада.
Сближает нас вечерняя прохлада,
и прядь волос упала на висок...



***

Если легче станет - плачь,
и не думай - то ли, так ли?
Пусть легко стекают капли
слез любви и неудач.

Ничего, что мы вдвоём
в целом свете, в целом мире.
В нашей маленькой квартире
мы не то переживём.

Время - птица и весной
что нам делать? Возвратиться,
как кочующие птицы
возвращаются домой.




***

Ах, август, август, ночи так тихи,
и звёзды сыпятся и твердь неколебима.
В такие ночи о своих любимых
под звёздами мечтали пастухи.

Чтобы любовь не гасла никогда
в сердцах людей, и вопреки природе,
в такую ночь явилась на восходе,
зажглась над миром новая звезда.

Неуловимо, как озноб ольхи,
Во мне скрывается улыбчивое детство.
Я оглянулся, чтобы наглядеться
на белые, как лебеди, стихи.

Да, слово дал... тебя любить всегда
и, кажется, исполню обещанье.
У тихих губ счастливое прощанье
живая голубиная вода.



***

Возвращаюсь вечерами,
нараспашку в дождь и ветер,
сыплет искры сигарета,
прилипает шарф к лицу.
Я запутан в паутине
глупых выдумок и детства,
я исправлюсь, я стараюсь...

                …

Вот и всё, я-то думал, что жутко и больно.
Обошлось. Просто так в пустоту промычав,
потащились слова, как телята на бойню,
учащённо уже отстучал телеграф.







***

Ночью страшен испуг половиц,
занавеска бесшумно вздохнула.
Ты присела на краешек стула
тише шёпота,
тише ресниц.
Странный ходит к тебе человек,
он не просит себе ничего
и проститься навеки не может,
но любить и ничем не тревожить -
может быть, назначенье его.




По Андерсену

Балерине из картона
я открою свой секрет –
самый лучший цвет зелёный,
а плохого цвета нет.

Балерина из картона
только смотрит и молчит,
на огонь в ночи бессонной
светлой бабочкой летит.




***

Если ты грустишь - я тоже.
Перестань переживать.
Есть стена? - придёт художник,
станет краски растирать.
Он поймёт, что фреске больно,
и захочет дорожить
не свободой, а любовью,
не мечтать, но больше - жить.
И тогда исчезнут стены
и развеется беда,
он уйдёт и станет тенью,
только фреска навсегда.

Не печалься, спи спокойно.
Можно рядом посижу?
На земле дожди и войны…
Спи, пожалуйста, спокойно.
Я тихонько посижу.



***

Ты долго-долго смотришь и молчишь,
я понимаю - спрашивать не надо,
уходишь ты под шорох листопада,
вдруг остановишься и вдалеке стоишь…

И говоришь, волнуясь и стыдясь…
А ты снежинка, посланная свыше
лететь, как все - на ветви или крыши,
и на ладонь доверчиво упасть.



***

Если взгляд - не надо слов,
только детскую улыбку
и серебряную рыбку
за оконное стекло.

А когда сошёлся вдруг
мнимый круг противоречий,
опустились мне на плечи,
на пальто снежинки рук.

Крыльев нет, но есть ресницы.
Светлый взгляд до облаков.
Ты умеешь превратиться,
Я умею превратиться
В отражение зрачков.




***

Крыльев  нет, но поднимешь ресницы
Легким взмахом – и я в облаках.
Долго смотрим, пока наши лица
Отражаются в наших зрачках.

Ты ко мне опускаешь на плечи,
На пальто, тёплый снег своих рук.
Хоть обиды навек не залечишь,-
Этот день без тоски и разлук.

И как только заходим в наш дом,
Не раздевшись, у вешалки стоя,
Наконец остаёмся вдвоём,
И щеки я касаюсь щекою.

Все упрёки, обиды потом,
А пока перед детской улыбкой
Ясный месяц серебряной рыбкой
Проплывает в окне за стеклом.



***

Уходила -  не ушла,
руки ласково согреты,
в чувстве правды и предметов
доля света и тепла.

Как бы ни было темно
лучше думать о хорошем,
набросать осенних крошек
бедным птицам за окно.




***

В кратком счастие и в горе
я за всё благодарю,
я в глаза смотрю, как в море,
улыбаясь, говорю:

В этом мире воспалённом
у меня есть свой секрет:
самый лучший цвет зелёный,
а плохого цвета нет.

 Много мудрости и горя
приготовлено для нас.
Только ты живёшь за морем
чуть прикрытых синих глаз.


         
***
Неужели я живой? –
значит что-нибудь да стою.
Только небо голубое
у меня над головой.

Неужели тает снег,
разве время обратимо ?
 Вот опять проходит мимо
самый близкий человек.

Путь по краю в синеву
бесконечно повторяю,
если плохо - умираю,
если радуюсь - живу.

Утром светлая вода
мне, наверное, приснилась,
и её - какая милость! -
пить не буду  никогда.

Неужели я живу?
Мне и этого довольно.
Жаль приходится невольно
мять зелёную траву.



***

Опять глаза хотят куда-то вдаль,
Где осторожно что-то шепчут губы,
И ангелов серебряные трубы,
И утренняя светлая печаль.

Я повторяю тихие слова,
И мне для них дыханья не хватает,
Душа в душе, аукая, плутает
И каждая по- своему права.

Храню свободу строить корабли,
Уйти навеки и услышать голос,
И женщине то грустной, то весёлой
Прощаясь, поклонится до земли.



***

От дождя зелёный свет,
за стеной не громкий голос,
на ладони колкий колос,
на песке знакомый след.

Я рождён увидеть солнце,
два мизинца помирить
или горькому пропойце
две монетки подарить.

Но сомнения и тайны
я не в силах разрешить.
И счастливо и печально
я умею только жить.




***

Я пригубил святую воду
прозрачных женских слез.
Любил объятья и свободу,
и запах ласковых волос.

Под небесами я не первый
и одинок, и нищ, и рад.
Спасибо, Господи, за веру,
за то, что я здесь чей-то брат.

Спасибо, Господи, за миг
волненья женщины влюблённой.
Миг одиночества - солёный,
я тоже прожил и постиг.




***

Я слово дал тебя любить всегда
и, кажется, исполню обещанье.
У тихих губ счастливое прощанье –
Живая голубиная вода.

Когда твой шёпот близко шелестит,
мне радостно и верить и прощаться.
Как хорошо, что можно возвращаться
к тому, кто пожалеет и простит.




***

В эту дивную ночь и шуршание трав ухожу.
Не горячей враждой, но дыханием детским
                согретый -
Будет ласковый век, освящённый заоблачным
                светом,
Будем  долго и тихо в высокие  кроны смотреть.


Верь в любовь неземную - прости –
                я могу умереть…



Маме.

В божьем мире зло творится,
пустота и тьма в сердцах.
Помоги мне помолиться
со слезами на глазах.

Всем придётся расплатиться,
горьких слёз не осушить.
Помоги мне помолиться
с нежным словом из души.

В божьем мире зло творится,
я и холоден и нем.
Помоги же помолиться
с детской жалостью ко всем…

Слово стынет на  губах...
За меня на холст и камень
помолись в московском храме
со слезами на глазах.




***

Пусть слова твои будут легки,
Твои чувства не так безнадежны,
Я любил тебя долго и нежно
И ничьей не касался руки.

Я всего лишь нечаянный гость
С корабельной судьбой Гулливера…
- Но, послушай, откуда же вера?
- А откуда неверье взялось?..