«Легковесные, лёгкие, лёгкого поведения», - вдруг осенило его из каких-то сверхъестественных источников, потому что собственные его источники такой возможностью не обладали, и перед мысленным взором бедного музыканта начертались невесть откуда, но опять же, не из недр собственной памяти, взявшиеся строки: «… Кого земная плоть звала, кто предал разум власти вожделенья…»
- Всё верно, - буркнул Вергилий, - они самые, козлы похотливые. Да ещё эти, которые с неправильной ориентацией: только и посматривай, чтобы сзади какая собака не пристроилась… Тьфу!
- Ну, это дело обычное, - отмахнулся Серега. – Ты рассказывай!
Ему действительно стало интересно: чем таким доходным, что подлежало налогообложению, можно было заниматься в столь плачевном положении и в столь дохлом месте?
- А какое у этих козлов может быть занятие? – снова пожал плечами Вергилий. – Коммерсанты они, коммерсанты. Прочие занимаются адвокатской деятельностью. Иные из них психологи, иные просто порученцы по мелким делам…
- Дела-то какие!? – заорал Серега.
- Всякие, - уклончиво ответил Вергилий. Если честно, он и сам толком не знал, чем полезным, с чего приходилось платить налоги, могли заниматься эти ветреники? Продавать они, конечно, что-то друг другу продавали, но что? Другое дело адвокаты, психологи и прочие порученцы, которые «кормились» уже с торговли.
- Чёрт бы тебя побрал! – в сердцах воскликнул Серёга. – Ни хрена ты не знаешь! Тоже мне, экскурсовод… Я вот нажалуюсь на тебя твоему шефу…
- Жалуйся, - не испугался старый отморозок.
- И потом: какое у них тут наказание, если производство накрылось, и они тут кто своим делом занимается, а кто без дела порхает? – задал законный вопрос Серега.
- Э, брат! Это тебе даже не крайний срок в зоне тащить. Ведь у крайнего срока тоже есть конец. А здешним…
Вергилий задрал голову вверх.
- …Тут всю оставшуюся вечность порхать…
«Подумаешь, - подумал Серёга, - в зоне хуже. А эти…»
Он снова задрал голову и увидел очередную компанию, на этот раз ярко выраженных трансвеститов. Они летели себе субтильной группкой наискосок их с Вергилием движению и летели, мило ужимаясь и о чём-то щебеча. Но тут то ли Сперанский снова оплошал, то ли «воздуховоды» забарахлили, но группка распалась. Одни полетели медленней. А другие быстрее. Те, что отстали, сначала стали с подчёркнутой экзальтацией горевать, но потом они все запутались в своих тросах и тросах налетевших сбоку здоровяков правильной ориентации, и они вместе стали сквернословить, поминая Сперанского. А те, что вырвались вперёд, как-то быстро ускорились, мгновенно пропали в расплывчатых пределах видимого ничего и где-то недалеко за пределами треснулись обо что-то твёрдое. Да таково знатно, что было слышно, как летуны логично распадаются на морфологические фрагменты с логичным хрустом и треском.
- Так где хуже? – спросил Вергилий.
- Чёрт его знает, - засомневался Серёга. – Однако хотелось бы знать: как у данных покойников получается так неравномерно летать? Ведь дует, вроде бы, с одинаковой силой, а они…
- Торжество технической мысли и невероятный запас прочности оборудования, смонтированного в старые времена, - не очень доходчиво возразил Вергилий и наконец-то подтащил свои кости к тем самым пределам, которые Серёга определил как неясную границу ничего. Войдя вслед за Вергилием в это ничего, он как-то вдруг перестал слышать завывания потоков воздуха, нагнетаемого неким оборудованием, которое построили в те славные времена, когда знали толк и в качестве, и в запасе прочности. Одновременно Серёга перестал ощущать жар этого угарного с запахами легковесных летунов воздуха. Он невольно глянул на рукава спецовки и с удивлением обнаружил, что в некоторых местах она была обожжена. Больше того: Серёга почувствовал, что у него горит лицо.
«Выходит дело, что дуло и палило по настоящему?» - удивился он.
«Это по настоящему тебе казалось», - подсказал Вергилий и сбросил со своих ног гири.
«Что, уже можно?» - тоже перешёл на мысленный базар бывший учитель пения.
«Можно», - разрешил Вергилий.
«А тебе, как я погляжу, хоть бы хны?» - уточнил Серега, имея в виду тот факт, что Вергилий легко обошёлся без ожогов, не имея на себе никакой спецовки.
«Я же тебе говорил: мне уже давно всё хоть бы хны», - возразил Вергилий и направился к двери лифта, нарисовавшейся перед носами путников, словно до этого они спали, а затем их поставили перед этой дверью и разбудили.
«Лифт», - подумал Серега.
«Угадал», - усмехнулся Вергилий. Он ткнул кнопку вызова, и дверь со скрипом поехала в сторону. Не дойдя до конца, дверь перекосило и заклинило, поэтому путником пришлось боком втискиваться в кабину лифта. В лифте отсутствовал свет, и пахло мочой. Вергилий нажал на кнопку хода, предварительно посветив себе спичкой, а затем со знанием дела лягнул по перекосившейся двери. Она нехотя встала на место и лифт, ужасно скребя всеми своими внешними частями по колодцу, пополз вниз. Затем встал, немного поскрипел и рухнул вниз.
«Блин, а почему тут так мочой воняя-а-а…» - подумал Серега за мгновение до того момента, как лифт рухнул вниз.
«А хрен его знает, - возразил Вергилий. – По идее не должно мочой вонять».
«А почему мы так быстро вниз летим? - ёкая селезёнкой и замирая сердцем, мысленно спросил Серёга. – Что, лифт…»
«Угу, - ответил Вергилий, – недавно из капмремонта. Бес, который за лифты отвечает, вторую дачу возле главного озера строит…»
«Иди ты! – изумился Серёга. – Что за озеро такое?»
«Да есть тут… Места там самые прохладные…»
Вспомнив о прохладе, старик даже причмокнул от удовольствия.
«А мы там будем?» - поинтересовался Серёга.
«Всенепременно!» - с ненатуральным энтузиазмом пообещал Вергилий.
«Кстати, насчёт экскурсии, - решил слегка покочевряжиться Серега, когда селезёнка с сердцем слегка пообвыклись с ненормально быстрым спуском то ли вниз, то ли ещё неизвестно куда, - я имею претензии».
«Какие?» - вполне равнодушно уточнил Вергилий.
«Такие, что мне самому из тебя приходится всякие сведения вытаскивать, - объяснил Серёга. – Что, трудно самостоятельно обо всём рассказать? В какое место мы попали, какие тут, э, жители, чем занимаются, за что они здесь. Ну, в общем, ты и сам должен знать, о чём говорить, раз ты специалист своего дела, а не заштатный подсерала…»
«Я могу тебе такого наговорить, что ты потом всю жизнь будешь соображать, о чём это я? – язвительно возразил Вергилий. – Забыл, кто есть ты, неуч, и кто есть я? Иногда мне кажется, а достаточно ли хорошо ты владеешь русской речью? И при таком несоответствии – смешно даже упоминать это слово – эрудиций ты хочешь, чтобы я сам тебе о чём-то толковал? Чтобы потом ты меня всю дорогу доставал дополнительными вопросами? Нет, уж уволь, ты уж лучше спрашивай, а я буду отвечать…»
- А почему смешно даже упоминать это слово? – подозрительно зациклился Серёга на конкретной фразе. – Я знаю, что такое эрудиция…
Но Вергилий не успел растолковать бывшему учителю украинского пения такую ерунду, как невозможность соответствия таких понятий как диплом об окончании современного российского (украинского) колледжа (или музыкального училища) и эрудиция. К тому моменту, когда Серега акцентировал свою фразу многозначительной интонацией, лифт на полном ходу остановился, и путники без лишних слов распластались на полу. Серега даже частично потерял сознание, а когда пришёл в себя и сел рядом с Вергилием, старик заботливо поправлял голову на своих ветхих плечах.
- Что, приехали? – не придумал более умного вопроса бедный музыкант.
- При… е-э… о-о-о! Никто не сравнится с Матильдой моею, - заголосил в ответ Вергилий, пробуя голосовые связки после окончательной установки головы на место, - ни Варька, ни Зинка, не Пелагея! Приехали…
«А, это у него голова отвалилась», - машинально констатировал Серёга, выпрямился, помог встать Вергилию и вопросительно посмотрел на старика.
- Сейчас, сейчас, - успокоил спутника бывший римский поэт и, что есть силы, снова лягнул дверь. Та слегка подалась, Вергилий просунул в образовавшуюся щель две руки и вскоре раздвинул дверь настолько, что в неё могли пройти и он, и Серёга.
- Тебе помочь? – запоздало поинтересовался бедный музыкант.
- Небось, сам справлюсь, - прокряхтел Вергилий и вылез наружу. А Серёга потряс головой и понял, что это не у него в мозгах шумит от чувствительного падения, а извне. Он высунулся вслед за Вергилием и оказался в некоем подобии нижней лестничной площадки многоэтажного дома, где обычно «приземляются» лифты. Впереди виднелась дверь с выбитыми стёклами и через неё с улицы (если можно так сказать) неслась потрясающая музыка. То есть, она была потрясающей в прямом смысле этого слова, но ничего другого хорошего о ней в голову нормальному человеку не пришло бы. Другими словами, от звуков доносящейся с «улицы» музыки непонятного (и неизвестного) бедному музыканту направления сотрясался и весь так называемый подъезд, и лифт, и даже Вергилий. Он, идя к двери, то вздрагивал, то пятился назад, то даже приседал от очередного «приступа» ударных в доносившемся из-за двери потоке истинно потрясающей музыки. И, так как он это делал часто при довольно медленном темпе ходьбы по относительно длинному переходу от лифта до двери, то создавалось впечатление, что бедный старик приплясывает в такт музыке.
«Здорово его колбасит», - невольно подумал Серёга и полез в карманы спецовки, откуда вытащил защитные наушники и надел их под капюшон. А старик просто оторвал от своей хламиды по куску материи и тоже слегка предохранился, заткнув уши тряпицами. Затем они вышли с Серегой на улицу, и перед взором бедного музыканта оказался характерный пейзаж совершенно неправильного фабрично-заводского района неизвестного городка. Неправильного в том смысле, что некогда производственные корпуса имели вид совершенно нерабочий, и все они теснились в какой-то ущербной замкнутой перспективе, не отвечающей законам правильного пространства. Эта перспектива, по идее образующая границу видимости на горизонтах всех направлений, нахально наезжала на территорию ближней видимости, и поэтому картинка внутри неё казалась ещё более ущербной, чем сама перспектива. Но даже не данная «планиметрическая» несуразность подчёркивала неправильность фабрично-производственной среды, которая окружала выход из известного подъезда, а сама среда, выглядевшая неестественно (при наличии соответственных корпусов) дохлой. Трубы «горячих» цехов торчали криво и почти упирались в искусственное закопченное небо, но дым из них не шёл. Улички и переулки между фабрично-заводскими строениями выглядели пустынно, как это бывает в разгар рабочей смены, когда внутри производственных помещений кипит производственная деятельность. Однако там ни черта не кипело, и это было видно через выбитые стёкла корпусов и проломы в их стенах. Наверно потому, что всякое производство там уже давно накрылось тем же, чем накрылась основная деятельность второго уровня. А музыка доносилась из дальнего ангара, возле которого наблюдалось некоторое оживление. И хоть до ангара было топать и топать, музон оттуда пробирал чувствительный. Такой, что… В общем, чем ближе Серёга с Вергилием подходили к ангару, тем «лучше» получали децибелами по своим барабанным перепонкам. Вскоре Серега даже мог расслышать, что «потрясающая» музыка сопровождала некий вокал, напоминающий хриплый собачий лай.
- Что-то поют, - неуверенно прокричал он на ухо Вергилию.
- Ничего не слышу, - показал на затычки Вергилий.
«Хорошо устроился, - подумал Серёга. – Эдак можно закосить и не отвечать на мои вопросы…»
Он сделал мысленную паузу, ожидая, что Вергилий, как всегда, вступит в «суггестивную» полемику, но зря старался. Старик, едко заметив об эрудиции (или эрудициях), дал чётко понять, что беседовать с бывшим учителем украинского пения ему неинтересно.
«Ну и хрен с тобой», - в сердцах подумал Серёга.
- Граждане, покупайте устное издание «Первой независимой газеты»! – вдруг наскочил на путешественников какой-то бойкий покойник в рванье от ширпотреба – Мы – главный устный орган третьего производственного уровня…
Серёга машинально полез в карман за деньгами, но покойник замахал на него руками:
- Никаких бумажных денег! – воскликнул он. – Но с удовольствием приму талон на воспоминание о последней вашей трапезе по курсу…
- Минуточку, - наконец-то догнал Серёга, - а что значит – устное издание? И какой ещё на хрен талон?
Он продолжал следовать за Вергилием, и они оба, в компании наскакивающего на них «газетчика», приближались к «душераздирающему» ангару. По мере приближения к нему Серёга разглядел «структуру» некоего оживления возле ангара более чётко. В принципе, он мог бы разглядеть, чем занимаются местные покойники, и раньше, потому что расстояние между ним и покойниками не превышало дистанции нормальной видимости, но что-то ему мешало. Сразу Серёга не мог определить – что, но, приблизившись, понял. Дело в том, что из дверей главного входа в ангар и из прочих его щелей валил густой пар. Причём на пар он стал похожим только с близкого расстояния. Он растекался вдоль стен, клубился рядом и улетучивался. И вот под покровами этого пара шныряли, суетились, толкались и зазывали грешные покойники. Самый глазастый из них заметил приближающихся Серёгу с Вергилием, и первый встретил их: он далеко отскочил от своих собратьев по вторичному существованию и принялся доставать пришельцев.
- Надувательство всё это, - неожиданно обрёл слух Вергилий, - гони его в шею!
- Пошёл вон, слышал? – непочтительно заявил покойнику Серёга, а когда тот попытался насунуться на него поближе, инстинктивно отставил локоть и локтем нечаянно пихнул покойника. Тот оказался слаб на ноги и упал от столь незначительного столкновения, от чего у него отвалились две руки и одна нога.
«Вот, чёрт!» - пожалел бедолагу Серёга и ускорился за Вергилием, который уже достиг границы оживления под покровами пара.
«Не бери в голову, – отозвался Вергилий, - они тут, которые вне пределов ангара, все сильно рассохлись, поэтому и разваливаются от малейшей сшибки».
«Рассохлись?» - переспросил Серега.
«Ну, да. Тебе невдомёк, но на этом производственном уровне очень сухой, мерзко-континентальный климат. Вот они и сохнут. К тому же сюда традиционно присылают людей рыхлых и упитанных, потому что тут раньше находилось мокрое производство…»
«Угу, - глубокомысленно возразил Серёга, - климат сухой, а производство мокрое. А почему рыхлых и упитанных?»
«Потому, что они сырость лучше переносят, - терпеливо объяснил Вергилий.
«Так. И что они делали?» - задал законный вопрос Серега.
«Ну, теперь они точно ничего не делают… полезного», - уклонился от прямого ответа Вергилий.
«Что, этот уровень тоже кто-то приватизировал?» - осенило Серегу.
«Само собой», - подтвердил Вергилий.
В это время их заметили другие участники столпотворения возле главного входа в ангар. Они навалились на путешественников и стали вразнобой втюхивать им кто что. Единственно, весь втюхиваемый товар имел либо устный, либо виртуальный номинал, взамен же «вторичные» спекулянты требовали какие-то талоны на воспоминание о последней трапезе. При этом пускали голодные слюни и клацали сохранившимися челюстями.
« … Прозвали Чакко граждане меня.
За то, что я обжорству предавался,
Я истлеваю, под дождём стоя…»
- Что ты сказал? – удивлённо спросил Серега, но затем понял, что это прозвучало у него в голове. То есть, он снова вспомнил то, чего никогда не знал. Во всяком случае, не знал «Божественную комедию» настолько, чтобы в уме цитировать из неё выдержки применительно к ситуации, в какой он в очередной раз оказывался.
- Так точно, - по-военному подтвердил Вергилий, - всем им очень жрать хочется. Вот и изобрели свою валюту, только каждый, собака, норовит по своему курсу принять.
- Ясное дело, - согласился Серега, - свободный рынок. Зайдём?
Он махнул в сторону главного входа в ангар. Оттуда, кстати, продолжала доноситься оглушительная какофония звуков. Диджей сменил пластинку, и теперь ангар сотрясало некое подобие техно, но с группой поддержки, которая завывала просто ужасно.
- А как же нам сюда не зайти? – скорбно молвил старик Вергилий. – Надо…
Они, отбоярившись от наседавших спекулянтов, вошли в ангар и тотчас словно окунулись в музицирующие, мягко говоря, тропики самого влажного свойства. Серега сначала даже задохнулся, насколько тут оказалось сыро. Он судорожно хватанул мокрый воздух открытым ртом, непроизвольно мотнул головой и увидел, что те, которые кучковались снаружи, так там и остались, с вожделением заглядывая в сырые сумерки ангара.
«А почему они…» - начал было Серёга.
«Когда началась приватизация, эти сдуру продали свои насиженные мокрые места, - пояснил Вергилий. - И теперь толкутся на улице, и занимаются, чем придётся».
«Неужели здесь лучше, чем на улице?» - удивился Серёга, сквозь пар и взвешенную водяную пыль разглядывая внутренности ангара. Размеры он имел выдающиеся. Его стены, плавно переходящие в крышу, состояли из шестиугольных секций, поддерживаемых колоннами и поперечными балками. Везде виднелось оборудование, соединённое трубами разного диаметра. Вперемешку с оборудованием стояли разновеликие емкости самых неожиданных конфигураций. Из них, из труб и даже из оборудования хлестали тонкие и не очень струи пара, а кое-где и воды. Отражаясь от металлических конструкций, вода превращалась в пыль, а пар конденсировался и в ангаре шёл непрекращающийся своеобразный дождь.
«Эти тоже сначала так подумали и продали свои места по дешёвке, - сказал Вергилий. – То есть, они подумали, что на улице им будет лучше, толкнули по дешёвке свои места, которые им полагались взамен ваучеров, а теперь грызут локти».
«Это потому, что они на улице рассыхаться стали?» - догадался Серёга.
«И не только, - возразил Вергилий. – Ведь раньше как? Определяют грешника в силу его способностей в мокрое производство на третий уровень, ну, он и ползёт сюда. Отдаёт путёвку инспектору по кадрам и занимает, согласно направлению, рабочее место…»
«А теперь?» - спросил Серёга.
«Не перебивай, – одёрнул спутника Вергилий. – Теперь, когда производство накрылось, новые работники никому на хрен не упёрлись. Но грешники-то поступают? И, согласно их квалификации и способностям, им тут, в сырье, самое место. То есть, снаружи им ох как хреново! И те, кому есть чем заплатить, стали покупать право на размещение самих себя внутри мокрого цеха. Вот места в ангаре и стали дорожать. И тот, кто скупил в своё время лишнюю площадь, теперь при большом барыше…»
«Да кому он нужен, этот барыш?» - изумился Серёга. Он уже привык к сырой «полунепроницаемой» среде и увидел, что жизнь, если так можно выразиться, в ангаре просто бьёт ключом. Там и сям на бывших производственных площадях теснились конторки, офисы, пристройки, времянки и прочий антураж, изобличающий под сводами ангара самую активную бизнесменскую деятельность. Туда-сюда сновали покойники, многие на ходу переговаривались по телефону. Вид они имели крайне озабоченный, но раскаяния ни одна рожа не выражала. Единственно, их всех доставала «потрясающая» музыка, что было видно по их недовольным физиономиям, которые они нет-нет да и поворачивали в сторону источника душераздирающих звуков.
«Барыш – это такая штука, что он всякому нужен», - назидательно молвил Вергилий и потащил свои кости к эпицентру гадской музыки.
«А вот те, остальные корпуса, где нет никого, там тоже было мокрое производство?» - спросил Серега.
«Было, - не стал спорить Вергилий, - да сплыло».
«Почему?»
«Раньше производство считалось плановым, а теперь оно частное, - пустился в плавание по мутным экономическим водам старый поэтический хрыч. – А на хрена бедному частнику содержать такую прорву объектов? Ему бы последний в погоне за скорым барышом не разорить дотла, хотя, как я слышал, есть у него такое гнусное намерение».
«А куда этих девать?» - Серега повёл рукой по сторонам, где продолжали суетиться «сырые» коммерсанты и прочие вторичные жучки от малого и среднего ирреального бизнеса.
«Да некуда их девать, потому что… В общем, объявят третий уровень банкротом, а потом отдадут его какому-нибудь демону из чиновных. И тот начнёт уже в свой карман доить налоги с этих, которые здесь частное дело изобрели».
«Изобретательный у вас, всё-таки народ, - подвился Серёга. – Чего только не придумают, лишь бы не работать по-настоящему…»
Сначала его нестерпимо интересовал совершенно непонятный эквивалент, которым измеряли здешние барыши и доходы, но, поняв, что ничего вразумительного он всё равно не услышит, решил просто созерцать окружающую обстановку и персонажей, при ней находящихся. Один из них, кстати, резво подканал к путешествующим и принялся с гадкой улыбочкой втюхивать им какие-то рекламные листовки. Вергилий послал резвого подальше, а Серега взял. Он вгляделся в содержимое бумажки, и, разумеется, снова ничего не понял.
«Адвокатская контора по внеправовому обеспечению незаконной риелторской деятельности «Мокрый параграф» предлагает свои услуги по баснословно низкой цене», - значилось в листовке убористым шрифтом в обрамлении какого-то зловещего орнамента, долженствующего усиливать юридический смысл, заявленный в рекламе.
- Отвали, мне всё равно платить нечем, - недовольно сказал Серёга, скомкав и выбросив рекламу. Но резвый, поймав удачу за хвост, уже не спешил отставать от потенциального клиента. Тем более что клиенты своим изобилием отнюдь не радовали местных предпринимателей.
- Что вы такое говорите? – придушено воскликнул он и так взмахнул руками, что одна из них отвалилась. Но резвый, увлечённый работой с клиентом, даже не обратил на этот пустяк внимания. - У такого живого господина всегда найдётся, чем заплатить. Хотите ссуду под залог души близкого родственника? А хотите, под залог души дальнего? Сгодятся друзья, приятели и даже соседи. А если желаете, мы и на вашу душу оформим субаренду, но за субаренду, сами понимаете…
- Бред какой-то, - пробормотал Серёга, пытаясь отвязаться от настырного деляги, но у него ничего не получалось. Больше того: их с Вергилием засекла ещё пара-другая голодных глаз. Из сырого тумана, рассекая отдельные вертикальные струи воды, на них полезла всякая предприимчивая нечисть, но резвый так устрашающе клацнул на коллег зубами, что те слегка притормозили, но продолжали тащиться следом на некотором расстоянии. А резвый кинулся донимать слегка обалдевшего Серёгу с удвоенной силой.
- Слушай, ты! – рявкнул Вергилий, желая выручить спутника. – Ты кому субаренду предлагаешь, сучий требух? Не знаешь, чей это клиент?
- Знаю, - не моргнул глазом резвый. – Но я же только субаренду…
- Сгинь! – заорал Вергилий, да таково жутко, что резвого след простыл. – Нет, они тут совсем уже оборзели, - проворчал старик и, обогнув какой-то бойлер, сочащийся горячей жидкостью, вышел на достаточно свободную площадку, в центре которой находилась гадская эстрада. Подойдя ближе, они с Серёгой, наконец, увидели исполнителей, группу личностей самой дегенератской наружности в какой-то совершенно «авангардной» одежде из чёрной кожи и металла. На всех были надеты шипованные ошейники, а на самом большом барабане из ударного комплекта виднелась надпись «CERBER».
- Круто, - с невольным уважением сказал Серёга, не слыша своего голоса. Впрочем, если бы он даже орал, всё равно ничего не услышал бы. Потому что группа под названием «CERBER» мочалила от души. А так как в их распоряжении имелась какая-то сверхъестественная звуковая аппаратура, то эффект восприятия производимой ими музыки не поддавался никакому нормальному описанию. И короткое ёмкое слово «круто» в случае данного осмысления конкретным слушателем конкретной музыки лишь в значении зачаточного оттенка могло характеризовать то, что, по большому счёту, вообще никаким характеристикам не подлежало.
- Нет, ты видел? – обратился Серега к Вергилию, который стоял рядом и, разинув рот, торчал в полной прострации.
- Видел, - ответил он вроде и голосом, но Серёга услышал старика умом. – И слышал. Но это что-то новенькое…
Он слабо махнул трясущейся рукой в сторону эстрады, где «музыканты», терзая инструменты, выли, лаяли, хрипели и иногда пытались что-то выкрикивать в свои микрофоны. По некоторым речевым признакам Серега догадывался, что кричали дегенераты по-русски, но смысла слов разобрать не мог.
- Ну, что, посмотрел? – спросил Вергилий.
- Да, - зачарованно ответил Серёга.
- Понравилось?
- Как тебе сказать. Умом я понимаю, что это полное фуфло. Но так как это фуфло очень громкое и технически богатое, то…
- В общем, ваша мода выбирает не содержание, а форму, - подсказал Вергилий. – Или имидж, раскрученный пиарщиками…
- Иди ты! – изумился Серёга, имея в виду «инновационные» словечки, которыми запросто оперировал этот двухтысячелетний старикан.
- Ладно, пошли отсюда, - предложил Вергилий, - а то если мы на каждом уровне будем торчать, то нам никакой вечности не хватит. К тому же у меня…
- Табак какие-то вторичные козлы тырят, - подсказал Серега.
- Вот именно, - буркнул Вергилий и потащился в противоположный от входа конец ангара. По пути они наблюдали, как из одного офисного сарайчика, примостившегося возле ёмкости в виде огромной реторты, какие-то дюжие покойники, похожие на живых рейдеров, изгоняли инфантильных конторских служащих.
- Но наш хозяин во время платит аренду! – вопили конторские.
- Нам ничего неизвестно, - возражали дюжие.
- Вы ещё ответите за своё самоуправство… вот мы в антиобщественную приёмную пожалуемся… вот вернётся хозяин из туалета, - пищали конторские.
- Господа, ведите себя прилично, - увещевала конторских какая-то хорошо сохранившаяся вторичная тётя. Наверно, местный судебный исполнитель. Или пристав, чёрт их разберёт, эти ирреальные порядки.
- Ну и хлещет здесь, – сказал Серега, минуя группу лишенцев.
- Да, - неопределённо возразил Вергилий. – Раньше тут тоже хлестало, но хлестало из запланированных отверстий, а теперь…
Досказать он не успел, потому что какой-то бухгалтер из лишенцев, отвлекая внимание путешественников громкими воплями, решил вступить в единоборство с рейдерами. Но те быстро оторвали ему руки-ноги, затем, подумав, оторвали и голову.
- Не дёргайся, - попросил один из рейдеров, - а то так отделаем, что потом всю оставшуюся вечность будешь работать на формалиновую компанию…
«Куда больше», - невольно подумал Серёга на счёт того, что отрывать у бедолаги всё равно уже ничего не осталось, разве что… Ещё Серёга невольно задумался над таким акустическим парадоксом, имевшим место быть в данной местности под крышей уцелевшего ангара на третьем производственном уровне нижнего ада, как «толерантная» слышимость всего, что здесь звучало. То есть, с одной стороны «производители» местной музыки так колбасили на своих инструментах и так надрывали голоса микрофонами, что, казалось, остальные звуки должны быть наглухо «погребёнными» под этой гадской какофонией. Но ничего подобного не случалось, поскольку все друг друга прекрасно слышали, хотя гадская музыка доставала всех одинаково.
- Далеко ещё? – от нечего делать поинтересовался Серёга.
- Уже, - кратко возразил Вергилий, подходя к металлическому барабану размерами с девятиэтажный дом. Барабан этот крепился на оси, которая располагалась на уровне пола ангара, поэтому путешественники видели только одну половину данного сооружения.
- Что значит – уже? – не понял Серёга, рассчитывавший на лифт или, на худой конец, на лестницу.
- Это значит, - пробурчал Вергилий, открывая металлическую дверцу, - что дальше мы поедем на этой штуке.
- Что ты говоришь? – поддержал беседу Серега, наблюдая за стариком, который полез в некое подобие кабинки колеса обозрения.
- Давай, давай, не тормози, - подбодрил его Вергилий и, когда Серега влез вслед за ним, включил в кабинке свет, закрыл дверцу, нажал на какую-то кнопку и принялся объяснять: - Раньше с помощью этой штуки разрабатывали сырые пласты подготовительной руды, а теперь…
- Можешь не продолжать, - слегка дрожащим голосом сказал Серёга, памятуя своё путешествие в лифте.
- Да нет, этот агрегат работает нормально, - утешил Серёгу Вергилий.
- Хотелось бы верить, - с сомнением возразил бывший учитель пения. Усомниться в «правильности» переоборудованного из непонятно чего в непонятно что агрегата его заставил тот факт, что после «активизации» стариком Вергилием определённой кнопки механизм как пребывал в состоянии железной задумчивости, так и продолжал пребывать.
- Сейчас, сейчас, - успокоил спутника старик.
Механизм, словно просыпаясь от продолжительной спячки после продолжительного запоя, заскрипел, затем задрожал, потом снова надолго затих. Какое-то время он не подавал о своём существовании внутри этих металлических руин никаких признаков. Но скоро снова заскрипел, застонал и принялся крутить барабан. Сначала, правда он повёз пассажиров наверх и, когда Вергилий с Серёгой уже достаточно приподнялись над полом ангара, механизм с натужным скрежетом остановил барабан и погнал его по кругу в обратную сторону.
- Ну, вот, - удовлетворённо молвил Вергилий.
- Чёрт, а про курево мы совсем позабыли! – вспомнил Серега.
- Ты что, курить хочешь? – спросил Вергилий.
- Не хочу, - с неожиданным удивлением констатировал Серёга.
- Тогда и курить не стоит, - рассудительно возразил старик.
- Золотые слова, - как-то легко согласился Серега и вдруг подумал о том, что если с ним всё обойдётся, он бросит и табак курить, и водку пить.
«Да что ты говоришь? – бесцеремонно влез в мысли бедного музыканта Вергилий. – Забыл, зачем ты здесь?»
«А может быть…» - начал, было, Серега, но в это время случилась законная в аховых условиях нового хозяйствования ирреального постпространства авария. То есть, сначала всё ехало более или менее, но потом барабан стало кренить набок, и он намертво застрял непонятно в чём и непонятно как. При этом крен оказался столь ощутимым, что Вергилий с Серёгой упали на дверцу. А так как она оказалась незапертой, то Серега наполовину вывалился в ужасную черноту непонятно чего. Это непонятно чего сильно холодило тело бывшего учителя пения и совершенно не походило на то пустое пространство, к какому он привык, когда курил ночью дома на балконе седьмого этажа и свешивался через перила, чтобы плюнуть на ворочающегося в кустах забытого компаньонами забулдыгу. И не успел Серёга сравнить ту черноту и эту, как его обдало нестерпимым жаром. Да так, что дыхание спёрло. Сначала спёрло, а потом помстилось, будто дыхание у него спёрло от холода, поскольку это самое от холода может случиться не хуже, чем от жара. Другими словами, холодный воздух может спереть всё что угодно. Вернее, спёрнуть. То есть…
«Вот я болван, - панически подумал Серёга, болтая ногами в ужасной черноте и отчаянно цепляясь руками за металлическую раму двери, - какая на хрен разница, от чего у меня дыхание спёрло, сперло с ударением на последнем слоге или просто спёрнуло? Может, тут и воздуха нет никакого, поэтому и дышать нечем…»
Он подтянулся на руках, затем помог себе ногой и влез в кабинку. Вергилий сидел в уголке и безучастно наблюдал за манипуляциями бедного музыканта. Серега тоже уселся так, чтобы силой притяжения неизвестно чего его не тащило туда, откуда он только что вылез.
- Ну, ты… - снова начал было он, желая высказать Вергилию претензию, почему тот не помог ему, но вовремя вспомнил, что Вергилий не только старенький, но давно уже и… В общем, какая от него помощь?
- Чего? – равнодушно поинтересовался старик, и Серёга, кстати, заметил, что его провожатый довольно часто меняет настроения. То он выказывает некое расположение к своему спутнику, то он его откровенно презирает, то пускается в пространные объяснения, то замыкается в безучастной созерцательности.
«Поторчишь тут с моё, не таким станешь», - популярно объяснил Вергилий.
«Да уж, - легкомысленно поддакнул Серёга, знавший о времени с вечностью столько мало, сколько он прожил в данных измерениях. – Только я не хотел бы здесь торчать вообще нисколько».
«Ну, это уже не твоя забота», - успокоил его Вергилий.
«Как знать», - возразил Серега, у которого стали намечаться кое-какие мысли насчёт того, как откосить от выполнения злополучного контракта. Но, не желая, чтобы его мысли даже в их «зачаточном» состоянии подслушал этот мутный тип Вергилий, бывший учитель украинского пения возобновил базар в живом исполнении.
- Ну и долго мы тут загорать будем? – поинтересовался он, имея в виду покосившееся колесо и прикидывая, на какую тему развивать продолжение базара.
- Вообще-то спасателей я вызвал, - пожал плечами Вергилий и показал на специальную кнопку.
- У вас и спасатели есть? – изумился Серёга.
- А как же. Времена пошли такие, что постоянно нужны спасатели. Они теперь самый необходимый контингент…
- Слушай, - наконец придумал Серёга, - я помню, ты что-то болтал о каких-то других измерениях и даже о некоей возможности попасть в реинкарнацию? Ты ничего не перепутал? Неужели можно попасть не к вам или в рай, а попасть туда, где, куда, э…
- Рай, – хмыкнул Вергилий, и Серёга вспомнил, что при упоминании этого места старик начинает явно темнить, - реинкарнация… А как же, есть и реинкарнация, и другие измерения, но это всё от лукавого.
- Чего-о? – изумился Серёга. – А ты на кого работаешь?
- Я работаю на светлейшего князя тьмы, - популярно объяснил старик, отчего бедный музыкант завис в ещё большем сомнении, поскольку его мозг не сразу смог переварить смысл сказанной Вергилием фразы с взаимоисключающими понятиями «светлейший» и «тьма».
- Ну, работаешь? А что, ваш светлейший не может быть одновременно лукавым?
- Раньше он был всем, но потом начал распределять обязанности между особо заслуженными чертями, - пояснил Вергилий. – Таким образом, в его штате главных отраслевых директоров появился первый заместитель по лукавству. Коротко говоря – лукавый. Этот лукавый оказался довольно гнусным чёртом и вскоре после получения должности, сферы деятельности, а также прав и обязательств решил отпочковаться и создать якобы дочернее предприятие. Я не знаю, почему светлейший не пресёк деятельность своего зама на корню сразу, или почему он проявил халатную инертность на совете директоров, когда лукавый предложил свою инициативу по созданию дочернего предприятия, но дело у этого прохиндея выгорело…
Серёга даже разинул рот, настолько занимательным показался ему рассказ Вергилия о том, о чём он не то что не знал, но даже не мог предположить даже в самых смелых своих фантазиях.
- … Ведь не мог светлейший не знать об истинных намерениях своего зама, - продолжил с горечью Вергилий, словно надули не светлейшего, а лично его, авторитетного поэта с классическим образованием старой языческой школы, когда каждый чётко знал, кто из богов есть кто, за что отвечает, и что кроме цивилизованных Тартара с Аидом есть Валгалла для варваров, но нет никаких чёртовых ирреальностей и прочей новомодной отсебятины. – Ведь он всегда всё знает и видит насквозь! Ну, ладно, удалось лукавому запудрить мозги совету директоров, так ведь это ж обыкновенные, пусть и с заслугами, черти! Но сам-то, сам! Эх…
«Чего он так убивается?» - с нетерпеливым раздражением подумал Серёга.
- … Короче говоря, совет директоров идею коллеги одобрил, а светлейший не воспользовался своим правом вето, и этот лукавый хрен стал якобы обустраивать своё дочернее предприятие. Обустраивал, обустраивал и – обустроил. Приходит как-то к шефу его первый зам по вторичной регенерации и просит подписать резолюцию, чтобы отправить кой-какой материал на временное хранение в один из секторов постпространста, где у нашей компании якобы должна была находиться дочерняя фирма. Ну, сам резолюцию подписал, зам по вторичной регенерации взялся хлопотать с транспортом, персоналом и прочим, но как только дело коснулось разгрузки материала по прибытии в сектор назначения, выяснилось, что это уже не наше дочернее предприятие, а юридически самостоятельная фирма. Вот так!
- Ну и что? – разочарованно произнёс Серёга. – Святое дело к благодетелю подмазаться, а потом в карман ему нагадить.
- У вас это точно, что святое, а у нас, понимаешь ли… хотя… Сдаётся мне, что сам не стал препятствовать, потому что…
Вергилий продолжал бормотать с несвойственной ему тугостью, а Серёга придумал новый вопрос:
- Мне кажется, реикарнацию не вы придумали, поэтому она не может быть от лукавого. Что скажешь?
- А то и скажу, что лукавый сначала изрядный кусок постпространства отклянчил, потом понаделал из него разных измерений, и начал с нами успешно конкурировать. А затем и реинкарнацию к рукам прибрал...
- Это что-то новенькое, - снова заинтересовался Серёга. – Хорошо, что кришнаиды о таком безобразии не в курсе. Прыгают себе, побрившись наголо и в простыни завернувшись, в барабаны стучат, к последующим жизням готовятся, а тут им такой облом! Надо же...
- Последующих жизней лукавый не отменял, но клиентуру стал подбирать загодя, за столько жизней вперёд, сколько их осталось у клиента. При этом улучшил качество сортировки клиентуры с целью отсева недостойных бездельников, кои в старые времена пёрли в реинкарнацию самым бессовестным скопом. Ну, в виду их, бывших буддистов, чрезмерного народонаселения...
- А как же сама буддийская вера, которая почти половину человечества окучивает?
- Что вера? Буддистам больше всех всю жизнь всё было по барабану. Сиди себе и медитируй. Не то, что христиане с мусульманами, которые и между собой, и друг с дружкой за всякие теории очень даже практически колбасились.
- Это точно, - возразил Серёга. – Однако не знал я, что у вас есть конкурент.
- Уже не конкурент, а конкуренты, - поправил его Вергилий.
- Но?
- Да, брат. У лукавого тоже с его подчинёнными не всё гладко вышло. Спустя некоторое время раздюрбанили они его предприятие на составляющие и теперь на рынке наших услуг такая конкуренция, что только держись…
- То есть, теперь этими измерениями разные черти командуют?
- Разные. И такую в них чертовщину придумали, что не всякий клиент сразу поймёт, что угодил не в какую-то фантастическую задницу с полиперпендикулярным потоком времени, а в обыкновенную частную преисподнюю…
- А реинкарнацией кто ведает? – поинтересовался Серёга, понимая, что ещё несколько вопросов-ответов, и у него снесёт чердак.
- Пока лукавый, но…
- А на хрена вам вообще конкурировать? Что, товар такой уж ценный, эти покойные грешники?
- Души! А это довольно ценный товар. К тому же дешёвая вторичная рабочая сила.
- Кому она нужна? – удивился Серёга. – Те грешники, что тут у вас есть, без работы болтаются, так вы ещё за новых бодаетесь?
- Ну, положим, кое-где рабочая сила очень даже нужна. Не все же у нас жуки навозные, которые, пользуясь связями, наприватизировали в своё время добра только для того, чтобы затем его по-чёрному реализовать. И чтобы потом, сунув кому-то предварительно в лапу и оформив законный перевод, слинять с барышом на территорию запасного входа. Есть у нас и такие, которые продолжают трудиться, поэтому дешёвая вторичная сила ещё пользуется спросом.
- Эге! – воскликнул Серёга. – Выходит дело, не всё у вас так законсервировано, как кажется на первый взгляд. Тут тебе выясняется, что и запасной вход где-то есть, и мигрировать можно, и собственные «подпольные» фирмы создавать, которые наши дураки-фантасты называют другими измерениями.
- А я разве тебе не говорил, что у нас есть запасные входы? – удивился Вергилий.
- Не припомню. Однако речь уже идёт не о входе, а о входах?
- Да, брат. Людишки, они, по большому счёту, везде грешники. Но ваши самые лучшие… Для главного входа, то есть…
- Кстати, раз у вас где-то есть производство, а где-то накрылось, нельзя тем, кто находится на уровне накрывшегося, мигрировать туда, где не накрылось? – задал сложный вопрос Серёга. Почему, он и сам не знал, поскольку его мало интересовали вопросы о возможностях миграции здешних покойников.
- Насчёт внутренней миграции вопрос трудный, но разрешимый, - пониженным голосом ответил Вергилий. – Там, где производство не накрылось, а это метрополия и её ближайшие окрестности, итак народу видимо-невидимо. И если всякий желающий начнёт туда с других уровней тащиться, то там вообще дышать нечем станет. То есть, может наступить окончательное антиглобальное потепление местного масштаба и там всё оставшееся в твёрдом состоянии к чертям растает. А места в метрополии и её окрестностях, я тебе доложу, самые курортные! Прохладно, понимаешь, как весной на Ривьере…
next
1) Данте, «Божественная комедия»
2) Вергилий, очевидно, имел в виду виртуальное озеро Коцит
3) Данте, «Божественная комедия»