Забытые на Земле

   
ГЛАВНЫЙ ВРАГ

Сергей Волков, оперативный сотрудник районного управления уголовного розыска, убрал листок с перекидного календаря, смял его и бросил в мусорную корзину. Вот и закончилось 15 октября  1998 года. Ещё три часа назад закончилось. Удрало от него по седому от холода асфальту, а он не успел его даже разглядеть. С улицы доносились совершенно неприличные кошачьи вопли, не по сезону оглашающие действительность.  Серега несколько раз энергично мотнул головой, словно избавляясь и от них, и от набивавшегося в уши вранья.
Перед ним вот уже третий час сидели две женщины и врали. Врали совершенно бессовестным образом...
Одну из них, ту, что моложе, он про себя назвал «двоечницей». За испуганное и вместе  тем решительное выражение лица, взъерошенные волосы, колготки в сеточку и мужскую кожаную куртку. Ту, что постарше, Волков сравнил бы с учительницей: строгое лицо, темный костюм,  геометрический воротник блузки, гладкий пучок на голове…
Мать и дочь. «Я тебя породил, я тебя и убью…» - некстати подумалось Серёге.
– Какие-то парни напали на меня вчера, в двенадцать часов дня, когда я с Анькой, ей один годик, переходила дорогу,  –  бубнила «двоечница» –  Они вышли из военного уазика. Несколько солдат и ещё  один человек с лицом кавказской национальности. Затащили меня с ребёнком в машину, увезли в сторону Первомайска. В лесу они пили водку и спирт, потом меня изнасиловали, увезли обратно в город на вокзал. Я не знаю, где Анька. Потом домой пришла, мама сказала, что надо идти в милицию,  – закончив выступление, она немножко поёрзала на стуле и выразительно уставилась на Серегу, который, как ей казалось, всё никак не может взять в толк самые простые вещи. 
«Училка»  стала извиняться:
 – Вы простите, что мы вас побеспокоили …
«Может, они из психушки сбежали?  – чуть ли не вслух подумал Серега.   «Двоечница»  чесала нос, возилась внутри своей огромной куртки как ёжик в норе, что-то выгребала из карманов, разглядывала пуговицы. «Училка» не отводила глаз от фотографии, где внучка обнимала гигантского зайца. 
 Он, конечно, понимал, что перед ним никакая не учительница, а заводская работница,  Вера Петровна Колышева, сорока пяти лет. Да  и  «двоечница» тоже совсем не школьница, а продавщица в декрете, двадцатилетняя Наталья Игоревна Родина. Есть ещё где-то 19-летний отец годовалой Ани, он же студент и дворник, который почему-то не смог прийти. 
   «Аня. Зачем она им? Ради выкупа? Да нечего с них взять, – Волков снова повернулся к пыльному окну и вперился в чернильную темноту, словно надеялся различить в ней  что-то необычное. Например, годовалую девочку  на побелевшей от инея траве, –  Выбросят! – решил Серега, - По любому, выбросят, чтобы не возиться! Надо разбираться. Вот только время….».
И понял, Серега, что его главный враг, это время. Он  посмотрел на часы. Почти пять утра! С трёх часов вчерашнего дня о девочке ничего не известно, а он здесь «развлекает дам». Или дамы его развлекают?
Волков перевёл тяжёлый взгляд на «двоечницу» с «учительницей» и пожалел, что не умеет читать чужие мысли.

   ЧУЖИЕ МЫСЛИ

   Серафима Морозова, находившаяся здесь же корреспондентка областной молодежной  газеты,  с тоской оглядывала вытянувшийся вдоль огромных окон кабинет начальника «угла», то есть «уголовного розыска». С портрета, висевшего на стене, Симу сканировал глазами-буравчиками «железный» Феликс. Ей показалось, что его острая бородка доброжелательно кивает, почти диктует  тягостный, в чем-то даже зловещий ритм происходящего.
Серафима многозначительно покашляла. привлекая к себе внимание.  Она ведь точно знала, что делать! Если бы хоть кто-нибудь догадался доверить ей руководство операцией по спасению Ани, Морозова давно бы уже ввела в городе план «Перехват». Пусть бы гаишники останавливали все подряд зелёные уазы и разбирались с водителями – у кого есть алиби, у кого нет.  Серёга, заметив её горящий нетерпением взгляд,  попросил Веру Петровну выйти из кабинета, а корреспондентке показал за спиной кулак, чтоб она тихо сидела и не мешала работать.

   «Всё-таки, не случайно у Серёги неприятности по службе», - обиделась Серафима. На прошлой неделе в областном Управлении внутренних дел собирали оперов и выясняли, что происходит с их профессиональными качествами «в эпоху резкого роста преступности». И оказалось, что Серёга «критически воспринимает необходимость гуманизации законодательства», проявляет «нетерпимость и нежелание признавать чужое мнение», да к тому же работает не столько за деньги, сколько из «врожденного чувства неприятия несправедливости».  Бумажка с «диагнозом», то есть с результатами тестирования,  была любовно пришпилена здесь же на стене, чуть в сторонке от портрета Дзержинского. Словосочетание «врожденное чувство» было почему-то подчеркнуто.
   
ВРОЖДЕННОЕ ЧУВСТВО

 – Давай сначала, не тяни! – Серёжа не то улыбнулся, не то поморщился. Мать Наталья тяжело вздохнула.
 – Мы шли по улице возле моста. Аньку я держала за руку. Остановился военный уазик. Выскочили мужчины кавказской национальности. Аньку  выхватили, меня затолкали в машину.

   – По порядку, – Серёга дал Наталье закурить, включил чайник. – Какую Аньку?

   – Мою дочь. Ей год и два месяца. А он вырвал у меня её из рук, когда мы шли через дорогу проспекта, – женщина глубоко затянулась сигаретой и громко зевнула, давая понять, что не надо об одном и том же спрашивать по сто раз.
 – Наташка, не спать! Так ты ребёнка за руку вела через дорогу, или на руках несла? Кто на вас  напал?

     – Да не знаю я, кто это! – Наталья сломала сигарету о пепельницу, – у них были лица кавказской национальности. Увезли нас в лес, они там Аньку в кусты кинули. Меня изнасиловали. Потом он меня бросил на вокзале.
– Так увезли или увёз? Сколько было злодеев?
– Трое.. Один за рулём.

   Волков взял фотографию Ани, ещё раз на неё посмотрел, перевернул лицом к столешнице и опять стал уточнять про машину, злодеев, лес,  кусты, вокзал. Уже даже Серафима озверела от этой бесконечной ходьбы по кругу.

 – Я устала,  – заныла «двоечница».

 – Какое «устала»? – Серёга повернул лицом к себе фото, постучал подушечками пальцев по столу,  – Мы ещё никого не нашли, а ты уже устала…

   В соседнем кабинете горько плакала Вера Петровна.
   Серафима сгоняла  в туалет помыть стакан, придирчиво разглядела его на свет, потом налила туда кипятка, сыпанула ложку заварки и ложку сахара. Накрыв своё произведение блюдцем, она разместилась напротив. Зашёл Серега и начал говорить какую-то ерунду про то, что молодёжь оборзела, с детьми трудно, всё куда-то катится, родители из сил выбиваются, чтоб прокормить, одеть, в люди вывести.
Вера Петровна подняла на него глаза.
 – Какие у Наташи отношения в семье? – неожиданно в голосе Волкова Сима  расслышала и сострадание, и участие.
    – Да какая там семья? Сами ещё дети. Валера на втором курсе учится, на дневном отделении, по ночам подрабатывает сторожем. Наташа с Анечкой дома всё время одна. Я ведь тоже на работе.
    – Наташа к дочке хорошо относится?
«Мог бы и не спрашивать,  –  подумала Сима,  наблюдая, как Вера Петровна собирается с мыслями –  итак всё ясно».
    – С Валерой бывает, что и поссорятся, но за дочкой она с такой нежностью ухаживает. А вот хорошо ли относится? – Вера Петровна заговорила неуверенно, словно впервые задумываясь, а как, на самом-то деле?
Морозова сделала поразительное открытие. Впервые в жизни она узнала, что, оказывается, к годовалому родному  ребёнку мать может относиться по-разному: хорошо, или плохо!
   Серёга прошелся  по кабинету, помолчал, потом стал размышлять вслух.
    – Значит, вы каждый день на работе. Получается, вы не знаете, что происходит в вашей квартире днём? Или знаете? А что было  утром, до того как вы ушли? 
   Вера Петровна начала вспоминать. Ночью плохо спали – Анечка просыпалась. Утром на работу едва успела. В обед хотела отпроситься, на душе было неспокойно. Зять должен был прийти с работы,  поесть и отправиться на занятия. Наташа с Анечкой никуда не собирались. Это потом пошли гулять, уже днём. Дочка даже две бутылки молочной смеси взяла для Анечки, подольше хотели побыть на свежем воздухе.
 – Сейчас сколько времени? Девочка ещё не голодная,  – обрадованно сообщила бабушка,  – её есть чем покормить, там по двести граммов в каждой бутылочке. Только надо подогреть!
   И вот тут, совершенно неожиданно, как удар:
 – Подогреть? Где Анечка? Наталья могла убить дочь? Могла убить Анечку? Вот эту вот девочку!  – И Волков едва не в лицо бросил Вере  Петровне фотографию внучки.
    – Я не знаю, я ничего не знаю,  – зачастила Вера Петровна неуверенным голосом. Фотография полетела на пол, выскользнув из дрожащей руки,  –  Наташа добрая девочка. Могла, конечно, могла  накричать, ударить…. но чтобы убить … она не могла ...
 – Так могла или не могла?
Серафима, как ей показалось, шепотом обозвала Волкова мучителем и подняла фотографию с пола. Серега тут же забрал у неё фото, и молча указал ей рукой  на дверь.
 Уже из коридора Сима услышала:  «Вы нам очень помогли, Вера Петровна», сказанное с такой интонацией, как если бы он сказал «Вы только что сделали всё, чтобы мы никогда не нашли вашу внучку».
Следом вышел  Серёга.
 –  Что ты об этом думаешь? – Симе не терпелось сопоставить его выводы со своими.
  – Я думаю, что тебе надо идти домой! – Волков кисло улыбаясь, два раза кивнул подбородком, закрепляя сказанное.
Морозова едва не задохнулась от возмущения: «Как это, домой? Он что, с ума сошёл? Надо прочесывать лес…весь. . Времени уже почти семь утра. Никто не лишний».
    Сима кое-как взяла себя в руки и залебезила, заклянчила:
    – Я буду тихо в машине сидеть. Где ты в Первомайске  понятых искать будешь?  –  и ещё забулькала сквозь слёзы, прямо как царевна-лягушка – Да забери ты меня с собой! Я тебе ещё пригожусь! Тебе понадобится моя поддержка….

      ПОДДЕРЖКА

   Сима шла из районного управления, слегка похлюпывая носом. Не хочет  Волков брать её с собой? Не надо. Есть и без Волкова люди, испытывающие «врождённое чувство неприятия несправедливости». Всё, что важно знать про исчезновение маленькой Ани, Сима знает. «Афганцы» помогут. Они за справедливость.
   В штабе у «афганцев», не смотря на ранний час, царила какая-то раздолбайская суета. Кругом стояли и сидели парни в джинсах, кроссовках и кожаных куртках. Кое-где среди них попадались холеные клерки в красивых галстуках. Тут же неуверенно жались к дверям люди в пёстрых восточных халатах, вокруг порхали какие-то ярко накрашенные женщины в органзе и люрексе.  На ободранных, грязно-розовых обоях виднелись непонятные картинки с девушками и крепостными стенами, окна были на четверть прикрыты торчащими, как пулемёты, ящиками-кондиционерами. Основное пространство комнаты  занимал огромный стол секретаря.
   Симиному появлению здесь никто не удивился. Они постоянно что-то затевали, эти «афганцы». Их задерживали по разным поводам: хранение оружия, наркотиков, вымогательство, драки, хулиганство, превышение самообороны... Причём, в сводке обязательно указывалось, что задержанный именно «участник боевых действий». «Они же не виноваты, – рассуждала Сима, что в армии получили настоящий боевой опыт, который неожиданно оказался  востребованным дома, потому что дома все с ума посходили и начался капитализм! Мечтали, наверное, когда-то под Кандагаром, о России, как о тихой гавани.. И вот, поди ж ты – ничуть не лучше чем в Афгане, только успевай отстреливаться!»
   Когда-то Серафима по горячности сильно задела их в своей публикации. Заметка начиналась поэтично: «Любовь – это мука, говорила обезьяна, обнимая ежика».  Потом рассказала что-то про социализацию и афганский синдром. Но это было не главное. Главное, что в её текст как-то незаметно прокралось слово «головорезы».
 Тогда их командир позвонил дерзкой корреспондентке и попросили о встрече. Пришлось извиняться, но при ближайшем рассмотрении «афганцы» очень понравились Серафиме этим самым «врождённым чувством неприятия несправедливости».
   Павел, выслушав рассказ о наглом похищении ребёнка и его молодой матери, произошедшем чуть ли не на соседней улице, оживился. Громкий крик «Толян!», словно вопль Тарзана, огласил окрестности. Толян бодро вбежал в комнату. Павел стал говорить, как диктовать.
  – Значит, так. Сейчас надо поспрашивать, кто в это время работал у перекрёстка. Там Стёпа Полноги катается, просит, пацаны шляются вокруг иномарок, стёкла моют. Таджики на зиму ещё не ушли? Может, сидели возле молочного магазина? Ну, и так, по мелочам – через ментовскую базу пробей, что за Наташа такая. Она блондинка? Со  шрамом над левой бровью?
   – Нет у неё никакого шрама, – Серафима не сразу поняла, к чему клонит Павел.
   – Брюнетка такая, в теле, ещё любит постоянно краситься?
   – Тоже нет, Паша! Ты её не знаешь, – Сима почувствовала, что начинает злиться из-за того, что теряет время на какие-то глупости,   – она ведь не из этих, не из проституток. Она мать!
   – Она –  мать? – Павел сделал удивленное лицо.  –  Мать её за ногу! Ладно. Она такая маленькая, с большой грудью. Её в телевизоре после облавы показывали?
   – Ты что, всех Наташ в районе знаешь?
Паша на секунду задумался:
   – Ну, может, и не всех. Наташ не всех. Катерин точно всех!Ладно, бери машину. И бойцов. Двоих хватит?
   Серафима попыталась дозвониться в управление. Серёга прорычал в трубку «Я занят» и больше к телефону не подошёл.  Морозова снова посмотрела на часы: почти девять. И где этот  Волков бродит?

ВОЛКОВ

Серёга, постоянно поглядывая на часы, ехал домой, чтобы отвести в садик двухлетнюю дочку. Дома появляться не хотелось. Ирка все ещё злилась. Неделю назад, когда он забирал Дашу из садика, случайно наткнулся на уличный разбой: какой-то парень выдернул из рук у старухи сумку и побежал во дворы. А у Серёги, помимо двухлетней дочери, с собой ещё был торт. Потому что всё это случилось в Иркин день рождения. Тогда он бросил торт в кусты, удобнее перехватил Дашу, и бросился в погоню. Догнал жулика и сбил с ног… Ну, задержался на час-полтора… а Ирка уже зачем-то собралась обзванивать больницы и морги. И вот, ему снова доверяют ребёнка, в надежде, что уж теперь никаких приключений не будет.
Ирка ведь не знала, что на заднем сидении служебной машины спит Наталья. Серёга прихватил её с собой на всякий случай, чтобы не сбежала.
   У Натальи во сне оказалось вполне симпатичное лицо. Серега обратил внимание на её руки. Следов от уколов не обнаружено. Нет, не наркоманка. Цыплячья шея торчала из ворота огромной куртки. «Может, зря я на неё так взъелся?» – подумалось ему. Но тут он ещё раз увидел, как похожи между собой мать и дочь: «Ни фига не зря!», – решил Волков и предпринял энергичную попытку разбудить Наташу.
– Вставай, мать! Я за ребёнком пошёл.
   Спросонья Натальино лицо вытянулось, и вдруг сморщилось, как если б Серега посветил ей в глаза фонариком..
 – Кого?
 – Сиди  в машине.
   Наташка закопошилась внутри своей куртки, а Серёга  побежал через дворы. Дом. Пятый этаж,  звонок.
 – Папа! – Даша прилепилась к Серёге перемазанной щекой, где-то рядом заколотилось её сердечко… Ирка отлепила дочь, молниеносно намотала на неё свитер, гамаши, комбинезон и шапочку. Ещё пара минут, и Волков уже мчался обратно к машине, не обращая внимания на маленький мокрый нос дочери, который страшно его щекотал, пробравшись за воротник рубашки.
 – Анька? – хриплый голос еще не до конца проснувшейся Наташи вернул Серёгу  на землю, вернее, на работу. – Женщина отпрянула к противоположной дверце машины, потом успокоилась и сидела молча, никак не реагируя на  присутствие ребёнка. Серега подумал, что это уже кое-что, но еще не след.

   СЛЕД

   Серафима сидела в машине с «афганцами» и думала, как бы ей скорее  поговорить с теми, кто мог видеть похищение Наташи и Ани. «Всё-таки хорошо, что я не с Волковым,  –  радовалась Сима,  без него больше расскажут».
  Добрались за полторы минуты. Вот и он, перекресток. Значит, тут шла Наташа с Аней. Какая же кругом суета! Раньше Сима и не замечала, как все  здесь бурлит машинами, трамваями, автобусами. Да еще подземный переход и железнодорожная станция чуть в стороне, на возвышении. Тут же разъезжал на своей коляске уже знакомый Морозовой Степан Петрович Кинулин, прозванный в народе Степой  Полноги.

   Толян высунулся из окошка машины едва не до пояса, и свистнул каким-то особенным, похожим на ультразвук свистом.  Стёпа начал энергично грести на край дороги, не выпуская из рук кружку для подаяний.
   – Стёпа, ты вчера здесь был? – Стёпа утвердительно кивнул головой. – Ты случайно не видел зелёный военный уазик?
   – Да тут часть рядом, сколько их, этих уазиков.
  –  Ты что-нибудь необычное видел, чтоб останавливался УАЗ, люди чтоб из него выходили, хватали женщину с ребёнком, тащили в машину?

   После таких подробностей у Стёпы задергалось веко.
   – Так это же на той улице было, а я только здесь езжу, вон добрых людей сколько, что мне туда соваться? Что я там видел? Ничего я не видел.
   Толян на секунду повернулся к рослому парню по кличке Крепыш, который сидел рядом с ним. И они вдвоём тут же выскочили из машины, с двух сторон схватили коляску и вместе с заволновавшимся Стёпой потащили во двор.
Бойцов  не было минут пять. Потом они, страшно довольные собой, вернулись, где-то по дороге оставив Стёпу, и начали объяснять Симе:
   – Что-то твоя Наташа порожняки гоняет. Стёпа видел, как соплячка эта с ребёнком на руках сама в уазик садилась с каким-то нерусским парнем. Потом из машины девка эта с ребенком вышла и тот же мужик с ними, пошли под мост, там, где переход на станцию. Девка ребенка на руках несла. Номер машины Стёпа не вспоминает.
   Серафима обрадовалась: вот он, первый надёжный след. Надо срочно предупредить Серёгу, что Наталья врёт. Ловить на нестыковках,  чтоб не отвертелась! Только вот что делать с Толяном и Крепышом?
 – Сейчас куда? – Толян повернулся к Симе.  – Не тяни кота за яйца. Куда?
–  Вы  мне помогли,  но дальше я сама, –  Морозовой было искренне жаль, что всё так сильно перепуталось в этой неправильной жизни, и она не может  сделать так, чтобы «афганцы»  вместе с милицией искали Аню.
 – Гонишь? – догадался Толян. – А нафига? – Толян, как на убогую посмотрел на  Симу,  –  Командиру сама объяснишь?
 Толян домчал быстро. Серафима, даже не сканируя обстановку, пулей влетела в кабинет Павла, растолкав несколько обескураженную охрану:
    – Паша! – затараторила она едва не с порога. – Я дальше сама. Помогли, парни молодцы! Хочешь, я в конце материала напишу: «спасибо СВ Афганистана и лично…». Мы уже всё узнали!
    – Иди уже, – отмахнулся Паша, – Звони, разведчица…

   
РАЗВЕДЧИЦА

    – Ты куда дела ребёнка? – Серёга окончательно убедился, что Наташа знает, где дочь. Та засуетилась,  начала дергать ручку автомобильной дверки. Волков быстро достал из кармана наручники и пристегнул Наташу за правое запястье к своей  руке. Потом попросил водителя максимально ускориться. Они заехали в садик, где Серега быстренько передал Дашу на руки вопитательнице и  помчались в управление. Там они оказались одновременно с Морозовой .
  Когда Серега и Наталья проходили мимо дежурной части, она их увидела, и надеясь, что её похвалят за ценную информацию, громко позвала:
    – Серёга! Стой. Я такое знаю!
А он, перепрыгивая через ступеньки, бежал на третий этаж, не реагируя на Симины вопли. За ним едва поспевала Наталья.  Серафима  совсем было успела  заскочить за ними в приоткрытую дверь, но та громко захлопнулась прямо перед носом. Но она все-таки попыталась сунуться: 

    – Серёжа! – Сима прямо через порог закричала так сильно, как если бы стояла на берегу, а Волков уплывал на корабле. – Я скажу, и уйду! Она сама в машину села, в тот уазик, её Степа Полноги видел! А потом она вылезла и пошла под мост, на остановку электрички  с каким-то черномазым парнем и ребёнок был на руках! Не было кучи насильников и пьяниц! Она знает, где ребёнок!
   Серёга метнул в Серафиму взгляд, чем-то похожий на томагавк. Наталья тоже не стала молчать:
   – Они нас схватили, повезли в сторону Первомайска, водку пили и спирт. Он кинулся на меня, хотел изнасиловать, я убежала…
   – Убежала? Сама? Так всё-таки он накинулся, или они?
   – Он.
   – Кто он?
   – Это Сатарчик! – Наташа дерзко взглянула на Серёгу, - Мы встречались, пока я с Анькой сидела дома. Муж про него не знает.
   – Чем занимается? Фамилия? – Волков подумал, что с этого надо было начинать ещё десять часов назад.
    – Я не милиция, паспорт не проверяла. Был нормальный пацан.
   Серёга ещё раз закрыл дверь, безжалостно оставив Симу за порогом. Даже две двери: перед входом в кабинет они образовывали нечто вроде тамбура. Морозова приложила ухо к стене, затем прислонилась к небольшой щёлке между дверью и косяком. Не слышно! 
Тогда, потеряв всякий стыд, она стала тихонько заныривать через первую дверь в «тамбур». Теперь стало ясно, почему их было две – чтобы не подслушивали! Первая дверь почти бесшумно поддалась, и тогда Сима на цыпочках, затаив дыхание,  пролезла поближе ко второй. В это время Серёга что-то спокойненько вещал почти отеческим голосом, словно гладил Наташу по головке. Сима, изнывая от любопытства, усевшись на пол, смогла приподнять следующую дверь за нижний угол и тоже почти бесшумно её приоткрыть, образовав небольшую щёлочку, достаточную для обзора.

    – Конечно, тяжело, – сочувственно гудел Волков. - Муж, говоришь, студент? Да какой из студента  муж?
    – Дома вечно его нет. Занимается в общаге,  – обрадовалась Наташа свежей теме, – Дома ведь Анька орёт. Ему мешает. Да она нервная, ревёт всё время. Даже не отдохнёшь, как люди.
    – Подруги в гости часто заходят?
    – Да кто придёт? Олька заходила с Сатаром. Потом ей не понравилось, что он со мной дружить стал. А Сатарчик меня любит. Если бы не Анька, он бы на мне женился, он сам так говорил.

    – Смотри, какая славная. – Серёжа  кладёт перед Натальей фотографию. –  Где она сейчас? Где Аня?

    – Это всё Сатар.

   – Так это Сатар увёз тебя с дочерью? – Сергей спрашивает скороговоркой, требуя такого же немедленного ответа на вопрос.
   –  Ну это… Он. Да. – Наташа  разглядывает  руки, крутит кольцо на безымянном пальце. 

   – На машине? – не даёт ей отвлечься Волков.

   – Нет. Мы на электричку пошли,  – Наташа начинает рыться в карманах, билет, наверное, ищет…

   – На какой станции вышли?  – Серёжа берёт её за руку, прекращая поиски.   

   – Не знаю, - Наташа почти кричит. – Ничего не знаю! 

   – И он, – Серёга запинается перед тем, как продолжить,  – ребёнка в кусты выбросил?   

      Наталья молча кивает головой.

    – Он меня даже к Аньке ревновал. Говорит, выбирай: я или она? Анька спала у меня на руках, когда он её выхватил, два раза ножом ударил и в кусты бросил. Я видела, что она была тогда ещё живая. Мне стало страшно, я убежала. На электричке приехала в город. С вокзала пошла к подружке. Потом матери всё сказала, уже вечером.
   «Вот ничего себе!»  – прошептала Серафима, забыв, что сидит на полу между дверей и едва не вывалилась в кабинет.
   Серёга  внезапно навис над Натальей. Схватил её за ворот куртки, чуть не оторвал  от пола вместе со стулом. Лицо белое, глаза почернели и гвоздями  воткнулись Наталье в лоб.
   – Говори, где Аня! – И Волхов с грохотом швырнул Наташу на место, а сам уселся на стол, не убирая рук с воротника куртки, надвигаясь на неё с какой-то жуткой неумолимостью, – Значит, она сейчас лежит с распоротым животом  на траве, по которой уже ударили заморозки! Лежит в лесу уже почти сутки?
    Симе стало страшно. Ей показалось, что звуковой волной, произошедшей от рычания Серёги, их обеих сейчас размажет по стенке, вылетят стёкла, лопнет лампочка.
   – Дочь где?
   – Не знаю, под Первомайском, - Наталья попробовала отодвинуться от оперативника, но он крепко держал её за воротник куртки, вплотную приблизив к ней лицо.
   – Если поедем на машине, найдёшь место? Найдешь?! – вопрос был задан таким тоном, что ответ на него мог быть только положительным.
   – Да, – и посмотрев на Серёгу, уже громче. – Найду.
     Серафима выползла в коридор, прислонилась к стене и тихонько завыла, закрыв лицо руками. Вера Петровна бросилась к ней.
    – Скажи, что ты узнала?
   Морозова боялась убирать от лица руки. Тогда бы ей пришлось посмотреть в глаза женщины, которая родила и вырастила другую женщину, которая вообще не женщина. Чудовище!! Чудовище, которое оставило умирать раненого  ребёнка в лесу, а само шлялось неизвестно где.
 Ей неожиданно сильно, как на далёкую родину, захотелось домой. Чтобы лечь спать и не думать, и не сходить с ума вместе с этими, которые бросили… умирать бросили … 
 
БРОСИЛИ!

   Серёжа пронёсся мимо, застегивая на ходу куртку. Следом он тащил Наташу, прицепленную наручником, которая свободной рукой пыталась натянуть вязаную шапочку. В дежурной части тайфун обрушился на незнакомого майора, который настолько проникся происходящим, что готов был переливать собственную кровь в баки дежурной машины. Хотя вряд ли это изменило бы ситуацию. Потому что  у милиции не было бензина. Не было ни капли. Вообще не было.
   Серёга схватил трубку. Позвонил  в областное управление.

    – Надо. Срочно. За Первомайск, – он объяснил, что произошло.
 Каждая секунда, каждое мгновение времени стали вдруг какими-то осязаемыми, словно горячий воздух над расплавленным асфальтом. И эти секунды образовали какую-то реку, которая равнодушно несла свои воды куда-то подальше от Симы,  от майора, от Сереги…
   Потом трубка с грохотом полетела на рычаг, странно, что телефон не развалился.
 – Отказали!
   – Звони во вневедомственную охрану.  – предложил майор.
    И случилось невероятное. Нашёлся бензин. Серёга  затолкал Наталью в салон автомобиля, потом сам залез, в машину заскочили ещё два милиционера.
    Водитель косо посмотрел на Серафиму:
   – В багажнике поедешь?
   – Поеду! – с готовностью согласилась Сима.
     Не соображая, что он шутит, не понимая, что так можно шутить, она пошла дёргать крышку багажника. Но в это время «Волга» сорвалась с места и унеслась с какой-то немыслимой скоростью. Серафима только успела крикнуть  вслед  удаляющейся машине:

    – Как же вы её найдёте?   
Возвращаться в дежурную часть Сима не стала. Домой идти расхотелось. Ведь если сейчас уйти, то придётся целую вечность ждать, прежде чем узнаешь, как эта история закончилась. Нет. Надо оставаться поблизости.  И Серафима пошла в церковь, что была совсем недалеко от управления, на горке. Не задумываясь, преодолела дыру в железном заборе, по высоким ступенькам подошла к огромным дверям и потянула на себя ручку. Двери поддались. На Серафиму  навалилась волна тёплого воздуха, пропитанного запахами воска, знойных масел, щиплющей в носу смолы… словно обдало волнами из той самой реки времени, которая теперь уже неслась не от неё. А наоборот – к ней навстречу. 
  Она подошла к Нерукотворному Спасу и начала просить помощи для маленькой девочки Ани. Вокруг никого не было. Или она просто никого не видела? И было не стыдно встать на колени и реветь, и уговаривать, и обещать невозможное. Только помоги младенцу Анне, Господи! Пожалуйста, помоги. И Сергею помоги…

   ПОМОГИ

   Парни сидели в машине,  мысленно подгоняя водителя, и сожалея, что у них нет самолёта. Волков ёжился от холода, да и ноги затекли. Все молчали.  Наталья совсем затихла,  и, кажется, едва дышала где-то в глубине своей огромной куртки. Серёжа постарался разглядеть её лицо:
   – Она спит!!!
   За Первомайском Наталью разбудили. Та спросонья огрызалась, ныла, что ничего не помнит. Здесь время вело себя, как обычно  – продолжало равнодушно убегать, а за ним, пытаясь его догнать и перегнать, колесила чёрная «Волга». Колесила безо всякой пользы, жрала драгоценный бензин.
   Серёга потребовал немедленной остановки. Все вышли из машины. Волков заботливо ослабил наручники, прикурил Наталье сигарету.
   – Ты пойми, тебе сейчас очень нужно, чтобы Аню нашли. И чтобы она была жива. Это, в принципе, невозможно, но это другая статья! Может, вообще дадут условно.  Вспоминай. Ты когда убегала от Сатара, на какой станции садилась в электричку?

  – Станция «Бойцы», – неожиданно проговорила Наталья.
  – Если привезём на станцию, найдёшь место, где выпивала с Сатаром? – он постарался ничем не выдать полыхнувшей в нем надежды.
   – Найду.

   В районе Первомайска раскинулся транспортный узел со странным названием «Бойцы».  Серёга неожиданно вспомнил, что боевым названием эта станция обязана своим расположением на берегу реки. Мало того, что сам берег был скалистым, так ещё из воды тоже торчали скалы, о которые часто разбивались суда. Невдалеке обозначился сосновый и берёзовый лес, вернее, лесополоса.
   – Надо ехать к лесополосе, – Наташа постаралась что-то разглядеть в глазах Волкова. Но он её уже не видел, не замечал. Вглядывался в кусты за окном.
   – Я не проеду! – водитель выразительно ткнул пальцем в направлении каких-то буераков.
   – Мы же пешком шли! – опять подала голос Наталья.

  Она уверенно указывала рукой на какую-то лишь ей известную особенность рельефа. Серёга отстегнул наручники, все вышли из машины,  встали цепью и начали прочёсывать лесополосу, метр за метром. Наташу Волков тащил за собой, крепко стиснув рукой её запястье. 
Десять метров метр за метром. Никого. Серега мысленно настраивался на худшее. Понимал, что с ранами в животе годовалый ребенок не мог выжить  в покрытом изморозью лесу. Боялся, что увидев растерзанное крошечное тельце, сорвётся и раздавит с хрустом Наташино запястье, утонувшее в его ладони. И снова тишина, только ветки лопаются под ногами, как пузыри. Вдруг в траве замаячило нечто вроде детских бутылочек, наполненных белой жижей. В груди похолодело от близости результата. Ещё чуть-чуть.

   – Нашёл! – это водитель заметил среди веток розовый комбинезон, из которого торчали маленькие жёлтые ботиночки. Подбежали все, продолжая надеяться, что ничего страшного не произошло и ребёнок просто спит. На середине тельца отчётливо просматривались две окровавленных рваных дыры.

…Она лежала на боку, и молча смотрела на милиционеров  своими голубыми глазами, как будто была уверена, что её именно сейчас кто-то должен забрать. Серёжа взял её на руки, и девочка тихо застонала. Потом закричал водителю: «Машину, давай, скорей!». И надо было видеть, как водитель, игнорируя бездорожье, подлетел к ним на своей  неожиданно шустрой «Волге». Прыгнули в машину. Серёжа держал девочку на весу, не опуская на колени.  Наташа вначале бросилась к дочери, но быстро успокоилась. Притулилась возле какой-то покосившейся берёзки и замерла, спрятавшись под курткой, как черепаха под панцирем.

   Одного милиционера пришлось оставить в лесу, чтобы охранял  место преступления, там же оставалась  и Наталья. Серега ещё раз внимательно осмотрел поляну, фиксируя в памяти нож, бутылки из-под спиртного, пелёнки и те самые баночки с молочной смесью. Одну наполовину пустую. Другую полную.
   Раньше они никогда так не ездили. Старенькая «Волга» демонстрировала чудеса скорости. Вперёд. К Первомайску. «Всего» семнадцать километров. «Всего» семнадцать часов пролежал ребёнок на холодной земле, истекая кровью. Ворвались в приёмный покой. Навстречу выбежала медсестра, закричала, что госпитализируют только «по скорой», нужно какое-то направление.
 – Ребенок ранен ножом в живот! – начал объяснять Серёга.
 – Что здесь происходит? – Строгий доктор скептически посмотрел  на кучку молодых парней с младенцем на руках.
   Серега  переложил малышку на пеленальный столик в коридоре. В это время ему показалось, что Аня как-то совсем часто задышала, игрушечное тельце заходило ходуном. Опасаясь, что времени для беседы просто не осталось, он вытащил из кармана складной нож и молча разрезал на крохе комбинезон.  Хирургия моментально оживилась. Откуда-то появились сёстры в накрахмаленных халатах, могучие доктора с повязками до глаз. Парней попросили не мешать.
    – На службу? Вот и идите. Телефон возьмёте в регистратуре. Данные на девочку оставьте!

ЧУДО.

   Волков тогда ещё не знал, выживет ли малышка. Не знал, что она неделю будет лежать в коме. Не знал, что персонально за ней вышлют вертолёт и переправят в областную детскую больницу. Не знал, что Наталья признается в том, что это она сама ударила ребёнка ножом. И что даже для врачей останется загадкой, почему произошло это чудо. Почему смогла выжить маленькая Аня?
  Серафиме показалось, что в минувших сутках поместилось не менее шестидесяти часов. Она вышла из церкви и побрела назад, в управление. Надо было дождаться ребят. Последние силы были потрачены на то, чтобы просочиться мимо дежурной части. Сима ещё успела расслышать, как незнакомый майор  неожиданно громко два раза переспросил: «Живая? Точно живая?». Речь могла идти только об Ане. О ком же ещё?
   Кое-как доползла до третьего этажа. Толкнула дверь кабинета, где обычно писал свои бесконечные литерные и прочие дела Волков.  Было не заперто. Морозова с радостью обнаружила сдвинутые стулья, стоявшие в углу, и улеглась, громко сказав кому-то «Спасибо!», потом забылась в тревожном  сне.
И снились ей, как она садится за компьютер и начинает набирать текст:   «Наверное, каждый из нас хоть раз в жизни чувствовал себя забытым. Раненым и забытым на Земле. И как важно, чтобы тебя кто-нибудь нашёл. Главное, чтобы успел… ».