В небе над Питером висели совсем другие, чужие звезды, не такие, как в Москве. Не такие, какие они вместе так много раз видели из окон его дома. Общие звезды. Те согревали своим медовым, желтым светом, а от этих, зло – белых звезд он замерзал.
Один.
С губ сорвался стон.
- Не могу, не могу так больше, нужно ей все рассказать. Проклятый лгун, ты же обещал, что не отступишься от нее! Выходит, что ты не умеешь держать слово, ты – ничтожество!
Воздух ворвался внутрь.
Когда сам себе говоришь правду, воздух бывает будто горький на вкус.
Слезы, предательские, горячие слезы полились из глаз. Я обманул. И эти слова не заберешь назад, они улетели, чтобы разрушить всё и вернуть мне взамен бездну.
Тело сползло по стене. Как я ненавижу эту кухню, эту квартиру, этот город! Пальцы потянулись к воротнику рубашки и с силой рванули его. На пол осыпалось несколько пуговиц.
Тело горело от ярости, внутри меня рождалась злость, сжигала меня заживо, плавила меня. Чтобы успокоиться я сполз еще ниже на пол, почти лег. Снял рубашку, чтобы почувствовать, как холодная плитка будет высасывать жар.
Каждый мускул, каждая клетка моего тела болели. Они стонали. Я не мог физически выносить разлуку с ней. Как только я вспоминал ее, этот жар становился сильнее.
При одной мысли о ее нежных пальцах, которые мог целовать, губах, которыми мог упиваться, запахе ее волос, который заменил бы мне воздух, и о том, что я потерял все это по собственной глупости, я чувствовал жгучую, нестерпимую ярость, ненависть к себе и невыносимую жажду быть с ней.
Я снова застонал, распростершись на полу. Мои губы высохли, глаза застыли. Я не мог моргнуть, чувствовал, что мои зрачки расширились до предела.
Темнота, полная темнота, но мне светло, мне ослепительно-светло, почти больно от этого света, во мне что-то горит внутри, это - воспоминания о ней. Холод пытается въесться в мою спину и погасить это.
Лоб покрылся потом, его становится все больше, он стекает тоненькой струйкой по вискам и шее на грудь.
Тяжело дышать и воздух со свистом вырывается из легких, сквозь сжатые зубы.
Я пытаюсь закрыть глаза, и оно накрывает меня, воспоминание о ней. Как в жаркую июльскую ночь, ты не хочешь ничего кроме ощущения прохлады тонкой ткани.
Как облегчение.
Как после долгого времени, которое ты провел терзаясь, находится временное пристанище, где на тебя уже больше не давит груз.
Как отпущение вины.