Свет издалека 10 Продолжение

Татьяна Шелихова -Некрасова
http://www.proza.ru/2013/04/12/67

Часть 4

ОСТЁРСКАЯ  ШКОЛА

Место, где Мария начала, по направлению институтской комиссии, работать в вечерней школе рабочей молодёжи, называлось - Остёр. Это был небольшой населённый пункт между Смоленском и Рославлём, расположенный на живописном берегу реки Остёр.

Конечно, после областного Смоленска, Марии не очень нравилось это, пусть и живописное, но всё же, захолустье. Но она утешала себя тем, что её любимый Смоленск не так уж и далеко – всего несколько остановок по железной дороге. К тому же, те три года, которые она должна была отработать по направлению, не такой уж и большой срок для человека, перед которым впереди большая и счастливая жизнь.

Благодаря сохранившейся с того времени фотографии, я знаю, как выглядела эта школа: длинная, как  корабль, двухэтажная, деревянная, с многочисленными огромными окнами в деревянных переплётах.
Это был тип, так называемой, земской архитектуры. Такие дома строились в конце 19 века, как общественные здания для нужд простого населения – земства.

Теперь в нём располагалась вечерняя школа  работающей молодёжи. Согласно закону о Всеобщем среднем образовании, в подобных школах обучались все, кто пропустил для получения образования положенные  сроки. Это были взрослые отцы семейств,   второгодники, бывшие беспризорники и все те, кто из-за трагических событий Гражданской войны,  остался вне процесса школьного обучения.

*******************
Директором Остёрской вечерней школы был человек с лицом английского аристократа. Конечно, живых аристократов Маше видеть не приходилось, но именно такими их показывали в многочисленных немых кинолентах – красивыми и сдержанно-высокомерными.
И хотя одет директор был не во фрак, в а обычный серый костюм, всё равно, каждому кто впервые видел его, приходило на память выражение «белая кость».

Было странно, что этот человек со столь отчётливо просматриваемым аристократическим происхождением, не только уцелел во всех «чистках» и репрессиях, но даже занимает ответственный пост директора школы.

Когда Маша, по прибытии на место работы, впервые представилась своему новому начальству, ничего, кроме страха перед ним, она не испытала. Так же, как и многим другим, ей показалось, что простое русское имя Иван – совершенно не подходит к этому человеку с удлинённым «дворянским» лицом.

Вообще, директор школы совсем не походил на героя Машиных девичьих грёз. Её избранник виделся ей совсем иным: необязательно высокий, но с тёмными, желательно, вьющимися волосами, простой, весёлый и покладистый. Впрочем, виделась новая учительница и директор нечасто – на педсоветах или каких-нибудь обязательных школьных мероприятиях.

А вообще, Маше было тогда не до всех этих лирических дел. С самого начала ей дали классное руководство в седьмом классе, и это оказалось совсем непросто.

СТРАСТИ  ПО  НЕГОДЯЕВУ

В этой школе многие ученики были старше своей классной руководительницы. Так что Маше, теперь, - Марии Васильевне, первое время приходилось изрядно напрягаться, чтобы выглядеть перед своими подопечными уверенной и строгой классной руководительницей.

Но постепенно всё налаживалось – и через пару месяцев она уже смело входила в класс, чтобы преподнести своим ученикам очередную дозу школьной премудрости.
Кроме химии, Мария вела в школе уроки биологии и анатомии.

И всё бы ничего, если бы не ученик её класса – Негодяев. Этому балбесу было семнадцать лет, что по меркам их школы было совсем не так много. Сирота – сын красноармейца и большевички, он давно и успешно терроризировал всю школу.
Если в школьных стенах происходило какое-то неприятное и даже, мерзкое, событие, можно было с уверенностью сказать, что без Негодяева здесь не обошлось.

Битьё оконных стёкол, курение, выпивка в туалете, подкладывание кнопок или втыкание в учительский стул иголок – это можно было назвать самыми невинными проделками юного потомка красного командира.

Даже спустя много лет, мой отец – тот самый директор вечерней школы - не забыл Негодяева и рассказывал нам, своим детям, о его многочисленных проделках.
К сожалению, теперь я многое забыла. Вспоминается только пожар в кабинете химии, крыса, разлагающаяся под полом в учительской. Тогда педагоги почти две недели не могли войти в свою вотчину, пока кто-то не догадался вскрыть там полы.

Этот Негодяев, без сомнения, обладал недюжинными организаторскими способностями. Недаром его отец был красным командиром. Наверное, поэтому, его потомок ухитрялся втягивать в орбиту своих мерзких шалостей большое количество других учеников. Во всяком случае, он всегда находил себе помощников или просто молчаливо-сочувствующих, среди наиболее нестойкого контингента учащихся.

Единственный, кого он, если и не уважал, то побаивался – был директор школы.
   - Шуба! – раздавался истошный крик этого великовозрастного «вождя краснокожих», когда на перемене, в разгар какой-нибудь потасовки, затеянной им же самим по поводу результатов карточной игры, в школьном коридоре появлялся директор.
На блатном жаргоне того времени это приблизительно означало: «Тревога! Появился начальник!»

Самое интересное, что даже величественный и строгий директор, не желая бесполезно трепать себе нервы, делал вид, что этот крик не имеет к нему никакого отношения. Тем более, что послушные Негодяевские «подданные», тут же прекращали нарушать школьную дисциплину – и принимали самый смиренный и скромный вид. Так что, в сущности, придраться было не к чему.

Впрочем, после наиболее ужасных Негодяевских «подвигов», часто поднимался вопрос об исключении этой бестии из школы. Но каждый раз вышестоящее начальство не позволяло этого сделать.
Статус «сироты», сына участников Гражданской войны и закон «О всеобщем обязательном среднем образовании», делали Негодяева неуязвимым.

Так что педагогам школы ничего не оставалось, как мечтать о том счастливом для них дне, когда их мучитель закончит, наконец, семь классов  - и уйдёт куда-нибудь в большую жизнь, причём желательно, в Красную армию. Там ему вправят мозги, приучат к дисциплине и, вообще, сделают из него человека.
А пока приходилось терпеть в школе неизбежное зло в лице этого неутомимого отпрыска Красного командира.

Но, если все педагоги виделись с Негодяевым от случая к случаю, то Марии, как классному руководителю, приходилось общаться с ним ежедневно. А тот, с приходом молодой симпатичной учительницы, вообще, закусил удила.

Что послужило этому причиной? Возможность ли поиздеваться над неискушённой в его иезуитских выходках «училкой»? Тем более, что та, боясь прослыть неопытным педагогом, не жаловалась школьному начальству на неуправляемого ученика.

А может, что вполне вероятно, этот семнадцатилетний юноша просто испытывал симпатию к молодой классной руководительнице, но, по своей духовной неразвитости, не знал иного способа привлечь к себе внимание,  как постоянно досаждать ей своими проделками.
(Ведь дёргал же меня постоянно за косы и толкал в шестом классе,  влюблённый в меня двоечник и второгодник – Рябикин).
 
Вот и у бедной Марии не проходило ни одного урока и ни одного классного собрания без того, чтобы Негодяев, образно говоря, не стоял на голове. Неизвестно, сколько времени продолжалась бы подобная ситуация, но стараниями самого Негодяева, всё внезапно прекратилось самым неожиданным образом.

НА ФОТО ИЗ СЕМЕЙНОГО АЛЬБОМА МОЙ ОТЕЦ - ШЕЛИХОВ ИВАН МИХАЙЛОВИЧ.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
http://www.proza.ru/2013/04/16/27