Бабка никак не хотела умирать. Летом упала с кровати, повредила бедро и
больше не вставала. Ей 89 лет, маленькая, высохшая мумия, одиноко лежала
в своей квартире. Никого не узнавала, ничего не помнила, "девичья память"
плавно перетекла в склероз. После похорон мужа и сына, время для неё
остановилось. Жизнь превратилась в здесь и сейчас. Сейчас было мокро
и голодно. Пустая миска с остатками каши упала на пол, там же валялась
ложка и разбитый бокал. Молодой вдове свекровь не нужна. Нинка - вторая
жена сына, быстренько продала четырёхкомнатную квартиру, прихватив машину,
куда-то слиняла.
Антонина открыла дверь, стойкий запах мочи, старческой немощи шибанул в нос.
Оставив дверь открытой, чтоб освежить прихожую, опасливо заглянула в спальню.
Кажется, дышит.
- Маам! Привет!
Старуха заулыбалась. Бывшая сноха подобрала осколки на полу.
- Сейчас тебя умою, накормлю.
Мокрое бельё, засунула в машинку стирать. Принесла ведро с тёплой водой,
обмыла скелет обтянутый жёлтой кожей. Пролежни смазала кремом, натянула
свежий памперс, чистую кофту. Рывком перетащила тяжёлое, жёсткое тело с
кровати на стул, открыла форточку.
- Посиди чуток, подыши свежим воздухом!
Пододвинула стол, принесла тарелку с супом. Вложила в дрожащую руку ложку,
в другую пирожок.
Марья Михайловна – мать свекрови, такие пироги стряпала по два таза, с капустой,
грибами, картошкой. Семья большая, шестеро детей. Последний сын Витюшка
родился немного раньше внука. Дядька и племянник росли словно близнецы.
А дочь больше рожать не стала: "Хватит и одного, с братьями наняньчалась"!
Красивая черноглазая казачка прекрасно пела. Всё лето двор стоял в ярких
цветах. Роскошные георгины, лилии, гладиолусы, притягивали взгляд прохожих.
И исключительная везде чистота.
- Ваш кофе, мадам!
Сноха поставила горячий напиток, сдобренный сгущёнкой и шоколадом. Старуха
повеселела. Обмакнув печеньку, с наслаждением принялась вкушать маленькими
глотками. Антонину поражало, как при нулевой памяти в этом изношеном теле,
сохранились аристократические манеры? Свекровь ела аккуратно, тщательно
вытирала о салфетку губы, пальцы. Сноха плеснула себе в кипяток молока -
давление шкалит, устало присела рядом.
Как безжалостно время! Кажется, вчера эта женщина встречала её хлебом,
солью на пороге своего дома. На юной невесте коротенькое платье, фата,
всё украшено жемчугом. Молодым постелили шубу под ноги – к богатству.
Бабуля сразу тогда сказала внучке:
- Жемчуг к слезам, мех к шуму, ссоре. В мае жениться - век мается...
И правда, не врут приметы! На то они и народные.
А свадьба, как в песне "пела и плясала". Весело играл гармонист, гости
с красными лицами громко пели "Ой мороз, мороз". Два рода объединились,
дружно кричали "Горько"! Ах, как зажигательно отплясывала новоиспечённая
свекровь! Яркая, заводная, муж души в ней не чаял. А как радовалась,
что стала бабушкой! Надев высокие каблуки, синий брючный костюм, гордо
катала по улице коляску с внуком. Когда молодые получила квартиру, дед
с бабкой очень скучали по малышу. Каждую субботу привозили фрукты, обновы,
игрушки. Сноха родила второго ребёнка. Приобрели дачу - свежий воздух детям, своя ягодка. Купили машину, тут и загулял муженёк!
Появились шальные деньги, потребовал развод:
- Хочу жить для себя!
Антонина плакала, била посуду. Ей всё ещё хотелось любить и быть любимой.
- А ты подумал о детях? Сыну четырнадцать, отец нужен!
- При чём здесь дети? Женщину которую не любят и дети не нужны ЕЁ.
Страшная боль, до жуткого стона, когда тебе плюют в душу. Воистину, отец
любит детей, пока любит жену. Самый подлый способ бросить женщину - создать
такие условия, сама вынуждена будет уйти. И она поставила точку. Подала
на развод. Терпеть изощрённую пытку - одиночество вдвоём, не смогла.
Семейная ладья вдребезги, ему машину, ей детей и работа на износ. Слёзы не
жемчуг, не съешь, не продашь. Антонина работала так, что вспомнить страшно.
Могла не спать сутками! За мизерную надбавку работала без напарницы. С ночи
вздремнёт пару часов, заглянет в детские дневники и тетрадки, переделает
домашнюю работу, и вновь бегом в ночную смену. Соглашалась на любую подработку,
у ребят всё должно быть, как при отце! Детей отправляла на море, модно одевала,
а сама пахала, как лошадь. К первому мая купила сыну джинсы - настоящие,
американские! Такие в то время могли позволить себе только шахтёры.
И спасибо конечно свёкру со свекровью, как могли, помогали внучатам. Три года
назад умер их единственный сын - отец её детей. Тромб оторвался. На похоронах
не была, могилку не видала. Две вдовы у гроба, много чести эгоисту! Земля ему
пухом, спасибо за деток. Выросли славные, умненькие - с высшим образованием.
Вечерами на даче поглядывая на мерцающие звёзды, тихо разговаривает с покойным.
- Как ты там? Скучаешь по земным утехам? Помнишь, как в седьмом классе познакомились?
Я новенькая, никого не знаю. На тебе белый берет, а у всех мальчишек фуражки.
Потом сложилась дружная компания, три пары. Ходили в кино, на каток, летом в
городской сад на танцы. В хорошую погоду пропадали на речке. В десятом классе
неумело поцеловались на новогоднем вечере. Помнишь наш выпускной бал? Рассвет
над рекой, я в голубом платье. Ты сказал, я очень красивая. А через два года
весной поженились. Мы были юные, сильные, страстными любовниками! На рассвете
нежно покусывал ушко, будил меня. Чтоб насладиться друг другом, пока спят
ребятишки. Я любила тебя так, как нельзя любить даже детей! Предатель, что ты
наделал! У нас такие красивые внуки.
Пару раз всхлипнув, успокаивалась. Тишина. Легко и пусто.
Кружится, вьюжится пух тополиный.
Засеребрил наши виски.
Песнею стал ты моей лебединой,
Страстною песней любви и тоски.
Свекровь сыто прикрыла глаза, задремала. Антонина унесла на кухню посуду,
застелила постель. Перевалила со стула на кровать старуху, укрыла свежим
покрывалом. Затарахтела стиральная машинка, тряпки сбились в комок.
Наконец бельё развешано на балконе, пол вымыт.
Очистила яблоко, вложила в сухонькую руку свекрови.
- Прости, что не молодильное. Вкусно?
- Спасибо.
- Как меня зовут?
- Тоня.
- Слава Богу, хоть что-то помнишь...