Не самозванцы ли мы?

    Вчера ко мне обратилась кошка. Нет,  я и раньше, бывало, разговаривала с животными. Ну, спросишь дворняжку, куда это она так деловито трусит по тропинке? Или посоветуешь усатому-хвостатому подвинуться, ведь на дороге спать устроился, затопчут. Ну, пристыдишь дерущихся воробьев. Обычно, они не только не отвечают на мои слова, но даже, бывает, вообще не реагируют на них. А тут незнакомое со мной животное само обратилось ко мне.

    Кошка спокойно сидела на средних ступенях лестницы второго этажа, когда я вошла в подъезд и остановилась возле лифта. Она повернула ко мне голову и, глядя прямо на меня, произвела два коротких звука, которые мы обычно толкуем как «мяу-мяу». Я решила, что она просит у меня что-нибудь поесть. С собой ничего съедобного  не было, и я об этом ей сказала, для верности покачав головой. Удивительно, но кошка меня поняла и молча отвернулась, сразу потеряв ко мне всякий интерес. Cтало неудобно: я, сытая, не могу помочь другой даме, кошке, которая теперь голодная.   Захотелось предложить ей подождать – вот я сейчас съезжу домой на седьмой этаж и что-нибудь принесу для нее. Но поймет ли она такую сложную словесную конструкцию, дождется ли меня? В подъезд еще кто-то входил, и кошка повернула голову туда, а я, досадуя на себя, вошла в лифт.

    «Братья наши меньшие» – так мы их для себя определяем. Верно ли это? Ну, тех, что живут с нами в наших квартирах и служат нам в качестве друзей или живых игрушек, наверное, таковыми считать можно. А уличных?

    На остановке возле парка среди других пассажиров ожидаю автобус. Вдруг вижу: прямо на нас с устрашающим лаем несется стая разнокалиберных собак. Мы  застыли в недоумении и с некоторым страхом – что им надо? А дворняги, совершенно не обращая на людей внимания, промчались сквозь нашу небольшую редкую толпу и скрылись в парке. Стало видно, что они преследуют одного здоровенного пса. Удивило то, как собаки, все до одной, большие и маленькие, лая басовито или пискляво, оббегали нас, стоявших на их пути, как если бы мы были столбами, или деревьями. Они нас не замечали! У этой стаи были свои разборки, в которых у нас – людей нет роли.

     А уличные кошки? Я всегда удивлялась, как они могут жить своим сообществом на глазах у людей – соблюдать свою иерархию отношений, враждовать или любиться, играть, охотиться, спать, справлять физиологические потребности. Их совсем не смущает наше наблюдение, мы для них часть природы, часть среды, в которой, и за счет которой  они существуют.

    Мы, люди, решили, что мы на этой земле главные, потому что более совершенны. Но по отдельным свойствам – по зрению, слуху, обонянию, силе, скорости и т.д. есть среди зверей такие, которые куда способнее нас. Даже по родительской ответственности. Вот страус-папа. У него размер глаза больше, чем величина мозга. Он, наряду со страусом- мамой, высиживает птенцов. При этом не возражает, если к своим яйцам примешаны чужие. Многие родители-звери или птицы готовы самоотверженно защищать свое потомство. Но страус-папа в этом всех превзошел – если встретит другого страуса-папу с его потомством, дерется с ним, чтобы отнять у него его страусят и пополнить ими свое собственное стадо. Своих детей ему мало, даже если их несколько десятков. Почему так? Потому что мозгов мало? Ученые утверждают, что это в него заложено природой для сохранения вида – пусть детей  растит сильнейший.

     А вот пингвины, вернувшись из моря, в общей массе голодных детенышей отыщут своего и кормить будут только своего, так что тот птенец, чей родитель в море погиб, неизбежно умрет с голоду. Им бы поучиться у зайчихи-мамы – эта накормит любых зайчат, которых встретит на своём пути. А если ни одна зайчиха их не встретит – умрут с голоду. И тоже – таков инстинкт. Зато кенгуру-мама, у которой, видимо, больше ума, имеет возможность выбора, и в случае опасности, когда надо быстро бежать, а детеныш в сумке мешает это делать,  выбрасывает его и этим обрекает на верную гибель. Ей не жалко его – у неё скоро родится другой – она практически всегда беременна.

     Создается впечатление, что Создатель опробовал разные пути сохранения отдельных видов живых тварей, и все получалось в итоге не очень хорошо. Тогда человеку он дал много ума и стремление к неуемному сексу – мол, сами плодитесь и сами думайте, как сохранить потомство. А они – эти люди – с помощью ума научились пользоваться сексом без размножения, научились использовать окружающую среду вплоть до ее истребления. А потом пошли по пути собственного уничтожения.
 
    Вряд ли Творец остался доволен таким результатом. Может, напрасно мы считаем себя венцом всего живого, и существует более совершенный вариант, который, находясь где-то рядом, наблюдает за нами, как мы наблюдаем  за другими сообществами, которых считаем ниже себя? Ведь если бы мы узнали, что один муравейник в лесу пошёл войной на другой муравейник, разве стали бы вмешиваться? Да пусть воюют, сколько им надо. Но только до тех пор, пока всё это далеко от нашего дома, пока эта их война нам не мешает.

Не так ли и на нас смотрят более совершенные сущности?