Судно связи 1. 47

Виктор Дарк Де Баррос
Боец Тихомиров, как твоё погоняло?
- Головастик. (У парня была большая голова, непропорциональна телу).
- Добро выполнять номер – разрешил Чертопалов.
Тихомиров вышел из строя, присел на корточки, заквакал как лягушка и принялся прыгать по всему кубрику. Пока прыгал, повторял слова: «Поздравляю, ква, С Новым Годом, ква, я годков своих ква, ква»! «Дембель стал для них короче ква, сегодня им весёлой ночи, ква, ква»! Изображал он животное натурально и этим вызвал бурный смех. Чертопалов был доволен.
Дальше Лядин и Хлебников танцевали танго, не халтурили и, прижавшись плотно друг другу щеками выделывали сложные пируэты этого танца. Здесь тоже проявился талант Чертопалова как хореографа, матросы при этом и аккомпанировали себе. Лядин за своё прыщавое лицо получил прозвище «Сифа», а Хлебников, возможно от фамилии или полноватого тела – «Поня». Когда закончился их номер, Виктор Шумков, он же «Сказочник» начал рассказывать стихотворения. Пришлось выучить особо любимое в Службе, о том как: «Травка зеленеет, солнышко блестит, ласточка весною в сени к нам летит». Благодаря этому стихотворению многие старослужащие вспоминали свой дом и день, когда они, наконец, во всей красоте своей формы появятся на пороге. Тютчева Виктор любил, для него этот поэт был чуть не самым тонким певцом русской природы. Читал он его со всей душой. Все внимательно слушали, а потом Шумкову пришлось читать на «бис».
«Бабай» и Одинаков, которого Чертопалов прозвал «Костыль», за то, что тот имел косолаую походку, издали напоминающую хромоту, и за хриплый, прокуренный голос как у настоящего пирата демонстрировали фокусы. Галимзянов ещё с детства заинтересовался такого рода штучками, когда видел, с какой лёгкостью выполняли их его старшие во дворе товарищи, уже успевшие получить воровской опыт. Одинаков, то же был знаком с этой средой, их даже, как – то тянуло друг к другу. До виртуозности они отточили некоторые трюки, например, с вытягиванием пачки «Мальборо» из кармана некурящего «Сказочника» и раздачи сигарет старослужащим. Конечно, этих сигарет у Шумкова не могло быть, пачку они достали втридорога у мичмана Мухина. Фокус получился эффектным и вызвал бурную одобрительную реакцию. Шумкову же эта шутка не понравилась, он посчитал такую выходку настоящим издевательством.
- А где же матрос Воронов? – оглядевшись по сторонам, удивлённо произнёс Чертопалов.
- Да здесь он Шерёга – ответил только что появившийся в кубрике Халилов.
Воронов стоял рядом, опустив голову, словно провинившийся ребёнок.
- Давай изобрази нам курицу, а напоследок прокукуешь нам двенадцать раз и песню новогоднюю споёшь – потребовал Чертопалов.
- Подошти, Шерёга. Пушть рашкашет, што он о наш думает. Говори, шука! – зашипел Халилов.
- Это интересно. Он, что способен ещё думать своими куриными мозгами? Говори, пусть все послушают – давил на Воронова Чертопалов.
«Птица» молчал и даже после пару ударов по голове не проронил ни слова. Он прекрасно понимал, что могло с ним случиться, если его мнение будет услышано всеми присутствующими здесь.
- Не говорит, ему штыдно. Тогда я шкашу. Он не шитает наш за людей – подытожил Мурза Халилов – «Я думал ты человек Мурша» - шкасал он.
- Что – о? – протянул Чертопалов и подойдя к Воронову, схватил того за горло – Да за такие слова почки опускают или «петухом» делают.
- Может ему задний проход порвать, тогда по-другому закукарекает – предложил Карявин.
Воронов весь сжался от страха, казалось, что в эти минуты с ним может произойти самое ужасное. Он почувствовал на себе взгляды старослужащих, такие беспощадные, доказывающие, что слова их не шутка, взгляды же молодых матросов были равнодушными ко всему происходящему. Но, вдруг сработал инстинкт самосохранения и Воронов, что есть мочи начал кудахтать и кукарекать, стал размахивать руками, изображая взбесившегося петуха, а потом, экспромтом из него вылетели слова, заставившие смягчиться старослужащих. Скача по кубрику как ополоумевший, он повторял одну и ту же фразу с нараставшим тембром в голосе, и многим показалось, что он вот-вот охрипнет.
- Курица не птица, я не человек! Курица не птица, я не человек! Курица не птица, я не человек…
Потом он замер и начал куковать. Прокуковал двенадцать раз и изобразил повесившуюся на часах кукушку. Концовка представления вызвала у зрителей дикий восторг, хохотали долго, после все разошлись ужинать. Но, сказанные Вороновым слова в адрес старослужащих были забыты лишь на время.

Поужинав уже привычной едой, Виктор Шумков, незаметно улизнул с камбуза и направился в БЧ 5 пообщаться с Алексеем Сутягиным. Машинное отделение на «Алтае» было огромным, здесь можно спрятаться и спокойно посидеть в укромном местечке так, чтобы никто не заметил. Молодой механик Сутягин позаботился о встрече друга, раздобыл съестного и накрыл довольно нескромный по корабельным меркам бак: пожарил небольшой лагун картошки, буханку хлеба и даже банку говяжей тушёнки. Все эти продукты были с неуставного камбуза, значит сначала сворованные, а потом выменянные на курево или на что другое. Шумков принёс рыбную консерву, полбанки яблочного пюре и пачку дешёвых сигарет с фильтром. Это было своего рода платой за уборку матросом Шумковым каюты лейтенанта Владислава Захарьина. Шумков сразу всё спрятал в свою шкеру, общим тайником он больше не пользовался и, вообще перестал доверять «Бабаю», так как тот, сблизившись с Одинаковым стал сам сторониться и игнорировать его.
Старясь избегать людных коридоров, Шумков добрался до одного из трапов ведущего вглубь корабля, посмотрел, было чисто, начал спускаться, но вдруг кто – то ухватил его за ноги и с силой потянул вниз. Виктор чуть не сорвался и через мгновение стоял лицом к лицу с высоким и плотным матросом, в его тяжёлом взгляде угадывалось крайнее недовольство присутствием здесь чужого «карася».
- Тебе чего дрищ, жить надоело – зарычал старослужащий, – Какого хрена тебе здесь надо?
- Я за водой! Добро воды набрать? – показывая бачок, сказал Шумков.
- А это что? – хлопнув по животу Шумкова как грабля рукой, спросил бчэист – Показывай, что там!
Виктор нисколько не растерялся, ни его грозного вида, ни того, что он может отобрать продукты. Нужно было умело соврать, чтобы с выгодой выйти из этой ситуации. Такими приёмами Шумков уже начал успешно овладевать.
- Я с гарсунки, для своих подродил, по пути вот ещё воды хотел набрать, чтобы лишний раз не бегать.
Старослужащий нахмурился, возможно, он пытался понять подлинность сказанных слов, но был не трезв и не хотел думать. Посмотрев презренно на Виктора, на боевой номер, он схватил его за ухо и сказал.
- Сигарету давай!
- Вот, возьми – стараясь не кричать от боли, ответил Шумков.
- Ещё есть? – продолжая выкручивать ухо, спросил «саракот».
- Последняя… – вскрикнул молодой матрос – Хотел за воду расплатиться.
- Считай, уже расплатился. Добро! Вали за водой! – сказал старослужащий, взял сигареты и отпустил Виктора, а сам полез наверх.
Шумков прижав рукой горящее от боли ухо, направился туда, где его ждали. «Хорошо хоть банки целы, остались». «Хорошо, что у меня хрящи мягкие, не сломались». «Только бы снова на кого – нибудь не нарваться» - думал он, преодолевая трап за трап за трапом, палубу за палубой спускаясь, вниз к днищу этого плавучего города. Он уже хорошо ориентировался в этом пространстве, Сутягин показал ему всё их заведование, даже те места, куда вход другим членам команды был категорически запрещён. Виктор побывал даже вблизи у одной из двух атомных установок, заглушенных по причине неисправности систем охлаждения. Как рассказывал ему Алексей Сутягин, тоже со слов служивших ранее, «Алтай» ещё на стадии строительства преследовали неудачи, и неисправности, а впоследствии, появлялись одна за другой. Шумкову порой нравилось находиться в машинном отделении, соприкасаясь с этими гигантскими механизмами, он чувствовал себя удовлетворённым, тем, что в доставшейся ему горькой участи нашлось место и минутам душевного восторга. И в эти отрезки времени он даже был горд, что служит на такой универсальной и сложной машине.