– Приехал, нагадил и в обратный путь собрался, – пробормотал Михаил Наумович, когда за зятем и милиционерами закрылась дверь.
– Чем он тебе нагадил? – возмутилась Люба. – Пытался помочь, но, как всегда, повёл себя слишком самоуверенно.
– Вот! – воскликнул папаша. – В этом весь аферист! Самый умный, самый хитрый, самый-самый. А на деле форшмак без селёдки.
– Домой не поедешь? – спросил Марик Любу.
– Так теперь, вроде, и необходимости нет, – пожала плечами молодая мать. – А вы езжайте. День такой длинный и сложный выдался, спать хочу.
– Да, – согласился Михаил Наумович, допивая третью стопку, – и Роза волнуется.
Люба закрыла за мужчинами дверь. Левушка спал, напившись молочной смеси.
Раздался звонок. Хозяйка посмотрела в глазок. На площадке стоял Ираклий.
– Илико, – громко шептал певец. – Я деньги принёс, дорогой.
Люба открыла дверь и сказала:
– Нет его, в милицию забрали.
Ираклий нерешительно покрутил конверт и сказал:
– Э, деньги всё равно возьми. Закрой за мной.
***
Утром в дверь снова позвонили. Люба открыла Самуилу Григорьевичу, который, не входя, передал бутылочки с молочной смесью и кефиром.
– Твой только угрожать может, а Лёвушке свежее питание нужно, – проворчал Барский и тут же ушёл.
Буквально через полчаса сантехник Сергей Каюмович и электрик Виктор Сергеевич пришли вместе.
– Что? – со вздохом спросила у них Люба.
– Где? – одновременно спросили коллеги.
– Вчера забрали, – доложила хозяйка. – Ваша работа?
– Моя милиция меня бережёт, – засмеялся Сергей.
– И меня иногда, – захохотал Виктор.
– Забудьте сюда дорогу, – сцепив зубы, процедила Люба.
– Уже забыли, – хмыкнул сантехник. – Так, проведать заглянули. Но если чего потечёт или отключится, ты звони, сделаем со скидкой.
– Или за натуроплату, – засмеялся электрик.
– Подлецы, – пробормотала Люба, закрывая за ними дверь.
***
Не прошло и часа, как в эту несчастную дверь снова позвонили. Вошли измученные Михаил Наумович и Роза. Лёвушкин дедушка был одет в парадно-выходной костюм с орденскими планками, который надевал только на День Победы и еврейскую пасху.
– Ты чего это, папа? – спросила Люба.
– Ходил в милицию, старый дурак, – сказал Михаил Наумович, – просить за твоего афериста.
– И что? – почему-то испуганно воскликнула дочь.
– Принеси Лёвчика, я хочу, чтобы он тоже посмеялся, – ответил взмокший дедушка. – Представь себе трёх милиционеров с круглыми глазами и невинными физиономиями. Так эти красавцы хором заявили мне, что впервые слышат такую фамилию, как Будман, и никого вчера не приводили. И даже поклялись на журнале регистрации заявлений граждан!
– Боже! – воскликнула Люба. – Где же он?
– Я же говорю – аферист, – произнёс Михаил Наумович. – К тому же аферист-невидимка. Как ты с ним живёшь эти пять лет, ума не приложу.
– Они прожили только три дня, – напомнила Роза, – если не считать вчерашний.
– Да знаю я, – нервно кивнул ей муж. – Но кого это интересует со стороны? Брак зарегистрирован. Ребёнок родился. А остальные детали теряются в слезах родителей. А теперь этот Будман пропал, и даже развестись с ним невозможно.
– И Марик долго ждать не будет, – мрачно произнесла Роза. – Я слышала, что ему сваха Мараховская невесту в Жмеринке нашла.
– Он меня любит, – пробормотала Люба.
– Любовь, как огонёк свечи, – ответила ей мать. – Догорит, и как не бывало. Ты ведь его не любишь.
– Роза, – ахнул Михаил Наумович, – я никогда не слышал от тебя таких слов!
– Слова не обязательны, Миша, – улыбнулась Розалия, – главное, вовремя свечи менять.
– Ты это слышал, Лёвчик? – чуть не прослезился дедушка. – Будешь жениться, выбирай такую же, как твоя бабушка.
***
В дверь снова позвонили. Люба открыла. На площадке стоял Ираклий.
– Извини, Любико, – сказа он и протянул ей конверт. – Вот, возьми от Илико письмо. Позвонил мне из телефона-автомата, встречу назначил и передал. Ничего не знаю, всё остальное там, внутри. Закрой дверь.
Люба попросила маму присмотреть за Лёвушкой и закрылась в ванной.
«Привет, Люба. Еле отмазался от ментов, пришлось штуку им отдать, чтобы дело на тормозах спустили. Только дома мне больше появляться опасно, эти твои полюбовнички могут ещё одну заяву накатать. Прости меня, Люба. За что? Да за дурь мою. За то, что осталась ты на пять лет соломенной вдовой. За то, что не защитил тебя от жизни этой сволочной. И за то, что устроил вчера весь этот фарс. Хотел доказать тебе, что все эти козлы и мизинца твоего не стоят. Я тебя не виню ни в чём. Знаю, что сложно будет, но давай попробуем всё сначала. Ты же сына на меня записала, значит, какие-то чувства остались. И у меня тоже. Я ведь сюда ненадолго. Не успел тебе ничего рассказать. Мне воры тобольские работу предложили. Не бойся, никакого криминала. Там кооператив многопрофильный открыть решили, а я ведь экономист по образованию, да и пять лет на зоне факультатив проходил. Я сразу согласился. Квартиру трёхкомнатную уже купили. А здесь после отсидки мне ничего не светит. Собственно, я за вами с Лёвчиком и приехал. Я уезжаю сегодня, ночным поездом. А ты решай. Вот адрес».
– Мерзавец, – из-за двери ванной раздалось рыдание Михаила Наумовича. Люба даже не заметила, что читала письмо вслух. – Ты что, жена декабриста? Ты – жена афериста! И уже практически бывшая! Даже думать не смей!
Заплаканная Люба вышла из ванной. Родители рыдали тоже. Лёвушка, видимо, уже что-то понимающий о тяжёлой еврейской доле, хныкал со всеми.
– Мама, – успокоившись, спросила Люба, – мою шубу моль ещё не съела?