Северный Урал, первая половина 1966 года
Но я забежал немного вперед, чтобы закончить тему. А перед последним турпоходом был не менее интересный период. После зимней сессии начала 1966 года нам вдруг заявили, что во многих деревнях Урала, с сентября месяца не идут занятия в школах из-за нехватки учителей. Поэтому принято решение приостановить нашу учебу на полгода. А в эти полгода мы поедем в села Урала работать учителями в школах, причем нам за полгода надо будет пройти всю годовую программу. В советское время никто ничему не возмущался, и все любой указ воспринимали как должное по принципу: партия сказала надо, комсомол ответил есть. Тем более, что в молодости все воспринимается как приключение.
Я уже не помню, сам я выбрал или так мне назначили, но меня направили в поселок Павда на северном Урале, недалеко от города Серов. Точнее из Свердловска поезд ходил только до Серова, а дальше уже на автобусе несколько часов. Я должен был вести уроки по физике и математике в 8, 9 и 10 классах вечерней школы. Мне объяснили как туда добираться и я поехал. Запомнилось как я ждал своего автобуса в Серове. Я тогда читал подряд Александра Грина с его алыми парусами и золотой цепью. А рядом был северный колорит автовокзала в виде избы с необычной печкой и каждый предмет был экзотикой. Хотя Павда находится на одной широте с Петербургом, но для Урала это уже север, там нет теплых морей, наоборот, уже близок Ледовитый океан
Автобус был небольшой и не очень полный. От нечего делать я смотрел по сторонам, места были очень красивые, много березовых рощь. Приехав в поселок, я получил адрес одной старушки, в избе которой я снимал комнату, но за все было заплачено. Интересно, что работали мы без зарплаты, так как нигде не были оформлены, но проезд и жилье нам оплачивали сверху. Это считалось нашей практикой, ведь университеты готовят учителей в школы. Павда был чисто деревянным городом. Там сразу приходят на ум слова популярной тогда песни Городницкого
А я иду по деревянным городам
Где мостовые скрипят как половицы
Там именно так и было. Весной стояла непролазная грязь и вдоль дорог были выстроены деревянные тротуары на некоторой высоте от земли.
Одновременно со мной в поселок приехал парень после окончания Ярославского педагогического института, он приехал по распределению работать там надолго. Кажется его сразу поставили директором дневной школы, а может и через какое-то время, но быстро. Он был очень активный, любил выступать и что-то организовывать. Он был нормальный парень, но ничего интересного я не запомнил. Помню только один эпизод. По случаю какого-то праздника учителя его школы устроили пикник на природе и он меня тоже пригласил. Там я познакомился с интеллигенцией поселка. Популярным развлечением было стрелять из настоящего ружья по банкам. Я фактически первый и единственный раз пострелял из настоящего ружья. Ружья у них были у всех, в лесу водились медведи и разный другой зверь.
Что еще там было интересно, так это вид на горизонте. Он был завораживающе красив. Сам поселок расположен низко, но на горизонте был виден самый высокий на Урале горный хребет, весь покрытый лесом. Сейчас в интернете нетрудно узнать, что высота там 1500 метров, тогда я этого не знал, но панорама медленно поднимающегося вверх леса, который из-за этого был очень далеко виден, завораживала. Жалею, что я не прихватил туда фотоаппарат, как-то не думал об этом. Я вообще фотографирую только в турпоездках, так привычка и осталась на всю жизнь. Сейчас там оказывается есть турбаза, а тогда не было.
В школе приходилось использовать неординарные методы. Я вел обучение практически на университетский манер, то есть просто читал лекции. Полагалось половину урока давать новое, а половину закреплять старое. Но мне надо было два урока проводить в один, чтобы успеть пройти всю программу. Поэтому я только давал новое и ничего не спрашивал. На вопросы конечно отвечал, но отметок не ставил. Мои ученики были такого же возраста, как и я. Это все были молодые люди, которым по каким-то причинам нужны были деньги, поэтому они работали, а учебу они заканчивали по вечерам. Я тоже работал вечером, а днем я был свободен. Готовился я так, что просто читал учебники и отмечал что именно надо рассказать. Старался рассказывать интересно, потому что ребята от монотонных лекций засыпали, надо было рвать монотонность.
Вообще сразу должен сказать, что моим ученикам повезло, потому что рассказывать понятно и интересно я умел сразу, никто меня этому не учил, как-то само получалось. Еще раньше был такой случай. На практических занятиях по какому-то предмету преподаватель нас заставлял самим себе читать лекции. Он давал тему всем по очереди и каждый должен был объяснить эту тему остальным, а преподаватель просто сидел и слушал. Когда дошла очередь до меня, то он возбудился как Державин перед Пушкиным и сказал, что такого понятного и четкого объяснения материала еще никто не делал за всю его практику. Поэтому ребята удивлялись откуда я такой умный и старались слушать. Посещаемость была нормальная, все хотели учиться.
Но не все было так просто. Были весенние каникулы, и я поехал к родителям в Свердловск. Погостил дома какое-то время, и мне надо было возвращаться. А я, как назло, видимо чуть простудился. И вот новая неудача, в купе поезда, в котором я ехал почти сутки, и ночью тоже, плохо закрывалось окно, а было еще холодно. И я замерзал по черному. Приехав в поселок я почувствовал себя еще хуже, открылся постоянный глубокий кашель, который не лечился никакими таблетками, поднялась температура. Я пошел в больницу, которая была в поселке, тем более, что одна из моих учениц там работала. Меня осмотрели и сразу положили в палату и стали колоть лекарствами. Оказывается у меня уже началось воспаление легких.
Я пролежал в больнице недели три, точно не помню. Правда самочувствие быстро восстановилось и было вполне сносным, но курс лечения надо было продолжать. Я лежал в комнате на двоих, у меня был сосед из местных, которому родня все время приносила посылки. А мне, естественно, никто ничего не приносил, поэтому он меня угощал некоторыми из своих запасов. Я запомнил только сало, оно было нежным и чертовски вкусным. Сосед объяснил, что они поросенка отпаивают молоком перед тем как заколоть. Наверно в разных местах земли есть свои методы, но меня удивило, что и на севере люди тоже любили вкусно поесть. В больнице кормили нормальной дешевой едой, типа селедки с картошкой, но я к тому времени уже ел все подряд и в любой еде находил удовольствие. Через много лет я лежал в московской больнице, там еда была не лучше.
Правда один или два раза мои ученицы все же ко мне приходили в больницу и даже компот принесли. Это было трогательно, и я запомнил. Впрочем для деревни я был посланцем другого мира, тем более, что через год я уже жил в Москве. Чтобы как-то занять время, я занимался расчетами по своей курсовой работе. Это отдельная история, я ее тоже расскажу.
Еще в начале третьего курса в один прекрасный день Костя мне сказал, что нам пора начать заниматься научным творчеством, тем более что и курсовая скоро. У них в гостях был Цидильковский и он согласился взять нас в свою лабораторию попрактиковаться. Надо, так надо, к тому времени Костя уже определял мою жизнь практически полностью, а я не был против, потому что все вполне соответствовало моим интересам. И вот в один прекрасный день мы появились в Институте Физики Металлов УРО РАН. Это был самый лучший научный институт в Свердловске, а Цидилькоский был одним из самых ярких экспериментаторов в нем, точнее руководителем большой лаборатории. Впоследствие он стал академиком РАН.
Нас приставили к каким-то дядям. Как Костя потом написал, ему надо было придумать новую модель паяльника, а меня сразу посадили наматывать проволоку на катушки. Потом по этой проволоке пропускали ток и получался магнит. Так как я умел шить иглой и вышивал, то руки у меня уже были натренированные. Я катушку намотал хорошо. Мой наставник был очень рад и стал всем хвалиться, что у него есть такой помощник. Вскоре стали приходить другие дяди и просить им тоже намотать соленоид, от качества прибора зависит качество эксперимента, а в науке многие приборы делаются в единичном экземпляре и руками, по-крайней мере, делались раньше. Мне это стало надоедать. А вскоре я узнал, что Костя переходит в теоретики. Я естественно тоже сказал, что хочу в теоретики.
Цидильковкому было все равно, тем более, что в его лаборатории теоретики тоже были. В конце концов нас обоих приставили к молодому теоретику Герману Харусу. Это был удивительно мягкий и интеллигентный человек, он никогда не показывал своего превосходства, всегда разговаривал ровно и уважительно, даже с такими сопляками, как мы. И мы стали к нему ходить за получением задач и для предъявления их решений. Он работал и с Костей и со мной одновременно, но давал нам разные задачи. Узнав, что мы на полгода уезжаем, мы естественно попросили задачи посложнее и он нам дал вполне научные задачи, которые при их решении и опубликовать было не грех, но этого не случилось. Мне попалась задача по электронной структуре полупроводника с примесями. Интересно, что больше я полупроводниками никогда не занимался, но кое-что понимал на семинарах именно благодаря этой работе.
И вот, лежа в больнице, я не просто решил написать формулы, но и вычислить по ним кривые и нарисовать графики. Я и раньше любил рисовать, а рисовать графики для меня потом стало отдельным хобби. Я написал огромное количество собственных программ по рисованию графиков самого разного вида, которые не уступали, а часто и превосходили профессиональные и платные программы. А тогда я все расчеты делал на логарифмической линейке, сидя на больничной койке, а графики рисовал карандашом на миллиметровке. Потом Герман сказал, что я перестарался, что так подробно делать не требовалось. Но, как оказалось, это уже был мой стиль научного творчества. С самой первой работы и до самого конца я всегда делаю больше, чем требуется. Более того, стараюсь делать предельно аккуратно. А заканчивается это тем, что вдруг какая-то точка на графике отскакивает от остальных. И покопавшись, я открываю новый эффект. А формулы начинаю писать только после проведения численных расчетов.
В конце концов я выздоровел и прочитал моим студентам лекции по учебникам старших классов школы. Но в десятом классе еще надо было принять выпускные экзамены, мне в этом помогали и учителя дневной школы. Мы договорились так, что если человек ничего не ответил -- ставим три, а если ответил -- четыре. Ни пятерок, ни двоек не ставим. Двойки ставить нет смысла -- все ученики на занятия ходили и все равно все прослушали. Ну не сразу поняли, так потом поймут. А пятерки тоже нельзя ставить -- не знают они на пятерки. Таким образом лихо приняв экзамены, я вернулся в Свердловск победителем.
Правда был еще один интересный момент. В мае вдруг на северном Урале установилась солнечная погода. Не жарко, но солнце было. И я повадился в самый полдень на два часа залезать на крышу бабкинового сарая и загорать. Кончилось это тем, что я приехал с севера загорелый, как будто был на юге. В молодые годы я очень любил загорать и если было солнце, то бросал всякую работу и бежал загорать. Поэтому уже к началу летнего сезона всегда был загорелый. С годами это прошло и сейчас я загораю только на берегу моря. Компьютер испортил характер и заполнил всю жизнь, но я не жалуюсь. Жизнь в интернете открыла такие горизонты, о которых раньше даже и не мечтали.
Кое что еще.
Мы проучились сессию конца 1966 года и у нас оставались кое-какие занятия и дипломная практика. Не помню точно в какой именно день, но однажды в начале 1967 года Костя мне сказал, что его отец договорился с братом, академиком Исааком Кикоиным, о том что Костя будет делать дипломную практику в Москве, в Институте Атомной Энергии им. Курчатова, как раз в кикоинском отделе. Но Костя попросил, чтобы меня тоже взяли. Это получилось и выглядело вполне красиво. Я был лучший студент на курсе, а Костя не намного от меня отставал, так что никакой семейственности, просто лучших забрали в Москву. Костя меня проинформировал и просил поговорить с родителями. Отец не возражал, ведь это всего на полгода, я уже был на севере, теперь в Москве. Тогда он еще не знал, что это на всю жизнь.
Про московскую жизнь я буду писать отдельно, а чтобы закончить эту часть, я расскажу о кое-каких событиях из свердловской жизни. Во время учебы в университете я еще довольно часто общался со своими друзьями поэтами Юрой и Сашей. Они как-то быстро обзавелись подругами, с которыми познакомились на своем курсе на филологическом факультете. Их звали Люда (фамилию забыл) и Света Каменщик. Девушки были внешне очень интересными, но Люда была относительно крупных размеров, а Света поменьше. Я почему то всю жизнь любил женщин небольших размеров, поэтому Света мне нравилась больше. Таким образом наша компания увеличилась. У меня своей девушки не было, но однажды на какую-то вечеринку Света пригласила свою подругу, и когда все пошли гулять, я оказался с ней. Мы хорошо погуляли, я ей что-то рассказывал, ей было интересно. А потом мы сели на скамейку, и я вдруг решил ее поцеловать. Дождался подходящего момента, когда это было удобно и все получилось.
Но к моему удивлению она сильно огорчилась, сказала, что я все испортил, я оправдывался, говорил, что я не хотел ее обидеть, я готов взять поцелуй обратно, но дальше все было уже намного скучнее. Я не особенно и переживал, мелкое дело. Однако через какое-то время мы снова встретились и пошли гулять, были только Юра со Светой и Света снова была с ней. Была осень и довольно холодно, чтобы согреться мы заходили в подъезды домов. Стоять вчетвером Света не захотела и потащила Юру в соседний подъезд. Мы остались вдвоем и я снова решил ее поцеловать. На этот раз она не только не сопротивлялась, а проявила такую страсть, какую я никак не ожидал. Она кусала мне губы прижималась изо всех сил, это было приятно. Затем Света с Юрой пришли снова, мы едва успели отклеиться. Затем они опять ушли и мы снова взялись за свое. Этот ее поступок меня сильно удивил и я его запомнил.
Но я был не из тех, кто кричит "Не хочу учиться, а хочу жениться". Я как раз хотел учиться и я понял, что продолжать эти отношения нельзя, мне это не нужно. Кажется так и получилось, я не запомнил имени этой девушки и кажется больше ее никогда не видел. Но была и другая девушка. Это была вообще странная история. Как-то летом я остался один и решил съездить на озеро Шарташ искупаться. Там у нас был вполне приличный пляж с песочком, играла музыка и все было вполне пристойно по тем временам. Тогда была мода купаться в ластах. У меня были ласты. Я в них довольно далеко заплывал и быстро плавал. И вот в воде на большой глубине вдруг ко мне обратилась девушка и спросила как это я так быстро плыву. Я сказал, что на мне ласты. Она попросила дать их ей попробовать. Я прямо в воде снял ласты и отдал ей. Сказал где я сижу и поплыл к берегу, купаться мне уже надоело.
Через какое-то время она подошла и вернула мне ласты. Я на нее посмотрел и она мне как-то сразу понравилась, она немного походила на мою будущую жену. Я решил попробовать познакомиться и предложил ей встретиться вечером в городе. Она согласилась и мы действительно встретились, посидели за столиком в небольшом кафе при центральном продуктовом магазине в центре на улице Вайнера, очень интересно поговорили. Мне не хватало времени встречаться с девушками, да и не очень было интересно. Поэтому опыта никакого не было. Для меня вообще девушки в то время были терра инкогнита. Но с ней я начал встречаться. Мы ходили по вечерним улицам и разговаривали, даже не целовались. Это было какое-то странное общение. Она почти ничего не говорила про себя, я ее к себе домой тоже не приглашал, не такая у нас была квартира. Но в конце концов она кое-что про меня узнала, а я узнал, что она живет в общежитии и не местная. Но где работает, чем занимается -- ничего не говорила. Я помню, что она меня очень удивляла тем, что совершенно не знала физики и астрономии.
В частности, мы гуляли при полной луне и она не знала о луне практически ничего. Но наступила поздняя осень и стало прохладно гулять. Мы еще продолжали это занятие какое-то время, хотя становилось все менее интересно. Учеба требовала все больше времени. И в один прекрасный день она не пришла. Я решил узнать в чем дело, нашел ее общежитие, а потом и ее. Оказывается у них собралась вечеринка и она тоже выбрала из двух дел то, что ей было интереснее, то есть выпить. Я обиделся и больше мы не встречались. Но это еще не конец истории. Уже после работы в школе на севере в один из дней зимой она меня вдруг увидела в трамвае и подошла. Мы снова поговорили. Я ей рассказал про себя, она оказывается тоже уезжала на какой-то срок и только недавно вернулась в Свердловск. И эта встреча была окончательно последней, вскоре я уехал насовсем. Но почему-то я ее хорошо запомнил, хотя у наших отношений не было никаких перспектив, да и мы оба к этому не стремились.
А теперь расскажу о некоторых из своих свердловских друзей, которых я сразу потерял, переехав в Москву. Володя Любимов ушел от нас в МГУ после первого курса. Он окончил МГУ и так как не имел московской прописки, то его распределили в подмосковный наукоград Черноголовка. Этот поселок и в моей жизни сыграл и продолжает играть огромную роль. Так оказалось, что он одно время работал с Любой Манаковой, которая впоследствие стала сотрудником нашего Отдела. Любимов стал хорошим физиком, ученым, но я с ним не общался. Один раз он выступал у нас на семинаре, и я его видел. Как рассказала Люба, он рано умер. Просто шел по улице, упал и не поднялся.
Витя Белиничер тоже ушел от нас после первого курса. Он определенно добился больших успехов, живя в Новосибирске, стал доктором наук и постоянно поддерживал отношения с Костей. Со мной тоже поддерживал отношения какое-то время, и в каждый приезд в Москву поначалу заходил в гости. Но один раз пришел неудачно, во время очередного скандала с Ларисой (моей первой женой) и больше в гости не ходил. По теме научной работы мы с ним очень разнились, он был ближе к Косте. У него тоже оказалась нестандартная судьба. После очередной научной командировки в Израиль он летел на самолете в Новосибирск. И это оказался тот самый самолет, который сбила украинская ракета. Об этом инциденте много писали в газетах.
У Вити была теория об исключительности нашего поколения. Либо мы будем первым поколением, которое будет жить при коммунизме (это обещал Хрущов), либо будем последним поколением на земле в случае атомной войны (ее тоже чуть не развязал Хрущов). Его судьба действительно оказалась исключительной -- погибнуть от ракеты союзной республики.
Я писал выше про Лиду Эдельштейн. Она вышла замуж за Гришу Минькова и они до сих пор вместе, правда я мало о них знаю. Интересно сложилась судьба у Любы Рыжик. Люба была тем уникумом, которая сдала вступительные экзамены в университет на все пятерки и получила 25 баллов. Я сам получил только 22 балла. Но потом она училась не сказать, что плохо, но и не хорошо, а как получалось. Ей сразу понравился Вова Шур, и она упорно его добивалась. В их отношениях были взлеты и падения. И в один из моментов неудачи она мне открытым текстом сказала, чтобы я пригласил ее в кино. Мы были в общей компании, часто виделись в компании, но вдвоем не общались.
Надо, так надо, я пригласил ее в кино, кажется это было на Уралмаше, далеко от центра. Кино я не помню, но после кино мы с ней сели на скамейку и просидели часа четыре, оживленно обмениваясь новостями. Из ее рассказов я запомнил историю про ее недавнюю поездку в Прагу и про то, как они там обнаружили, что все женщины ходят в платьях выше колен. И им пришлось прямо в гостиннице резать свои платья, чтобы не отстать от моды. Это было в самом начале моды на короткие платья у женщин. Эта мода продержалась все 60-е годы. Если посмотреть фильмы тех лет, то в этом легко убедиться. Вообще в конце 50-х и в 60-е годы мода имела огромное значение. Мужчины то носили платки под открытым воротом рубашки, то узкие галстуки, то широкие, то узкие брюки, а то клеш на полметра. То отпускали бакенбарды, то наоборот. Причем все вместе и сразу. У женщин тоже были свои течения, но о них я знаю меньше.
Люба не была в моем вкусе, она не походила на Иру, мой недоступный идеал. Тем более, я знал о ее отношении к Вове, поэтому никаких инициатив не проявлял и больше мы вдвоем не общались. Впоследствие Люба все таки женила Вову на себе и перешла жить в большую квартиру его родителей. У них появились дети. А потом у Вовы оказалась молодая любовница из тех, кто с ним работал в университете. Она по собственной инициативе устраивала Любе скандалы по поводу того, что та должна бросить мужа. Люба готова была все прощать и бросать мужа не собиралась. Но кончилось тем, что Вова сам ушел из квартиры, а Люба продолжала жить с его родителями. В конце концов она нашла себе нового мужа. Я все это знаю из ее рассказов, она приезжала в Москву, приходила к нам в гости.
И Вова и Гриша -- доктора наук, очень известные ученые. Однажды Вова летел в Америку в командировку, и вдруг неожиданно поднялись цены на билеты. Он обратился к Косте за помощью, но у Кости денег не было. Тогда он позвонил мне. У меня всегда были лишние деньги, я не люблю жить без денег и трачу меньше, чем получаю. Я дал ему денег. Через какое-то время он мне их вернул, но тоже через Костю. Вова и Гриша живут в Екатеринбурге.
А сам Костя сейчас живет в Израиле, кроме работы физиком (доктором наук), он издает книги стихов и прозы, является членом союза писателей Израиля. Он до сих пор ежегодно ездит в Екатеринбург, в свою квартиру, где живет его сестра. Я тоже ездил к родителям, но они очень рано выехали из Екатеринбурга в Орел и я перестал ездить в Екатеринбург. Я вообще не люблю ездить, мне хватает старых впечатлений. Но ездить все равно приходится. Вот эти слова я пишу, будучи в Гренобле, очень интересном городе Франции, в котором я прожил в общей сложности более двух лет в командировках. Но это по делу. А для своего удовольствия я могу по несколько дней не выходить из своей московской квартиры, тем более, что у меня пока есть такая возможность и есть свой кабинет.
Продолжение во второй части