Предисловие
Я взялся писать про свою жизнь после знакомства с книгой Михаила Ковальчука, точнее, с той ее частью, в которой он написал про себя. Она была опубликована к его 65-летию в бумажном варианте. Ковальчук -- личность известная как большой организатор науки в России. Мы с ним какое-то время были в близких отношениях, и в его воспоминаниях что-то написано про меня, но не подробно. Другим моим другом был Костя Кикоин, он тоже уже много всего написал, и все это очень интересно читать. И я решил, что было бы здорово записать свои воспоминания про наше время. Это время ушло, сейчас все по другому. Тем более будет интересно тем, кто про это время не знает. А кто знает, вспомнит свое. Я решил взять за основу стиль, каким Казанова записал свою жизнь. Он сделал акцент на сексуальных отношениях и этим прославился. Я про секс подробно писать не буду, а стиль рассказчика, который просто перечисляет события своей жизни, мне понравился. Здесь представлена первая часть: детство, отрочество, юность. Я первоначально все записал всего за несколько дней, но потом несколько раз дополнял и исправлял ошибки и неточности. Дополнительно я выставил фотографии в альбом "Воспоминания-1" на своем аккаунте Яндекс-фоток, посмотреть фотографии можно http://fotki.yandex.ru/users/kohnvict/album/185973/. Уже написаны также вторая, третья и четвертая части. Можно также скачать все книги в электронном формате fb2 для чтения на планшете. Ссылка есть в дневнике на моей странице Яндекс-фоток. Итак, я начинаю. (Май 2012 года)
Родители
Я родился в смутное военное время, в 1944 году, когда все было непросто и это непростое время оставило на мне отпечаток на всю жизнь. Мои родители оказались в Свердловске, моей родине, чисто случайно, в результате эвакуации. Отец, Герман Исакович Кон, родился в Румынии, где у него была очень большая семья, с многими братьями и сестрами. Сколько даже точно не знаю, так как никогда их всех не видел. Родился он 13 мая 1919 в поселке (теперь городке) Ботошаны в Бесарабии недалеко от границы с Молдавией. Жили они хорошо, весело и в достатке, так он рассказывал. Перед войной, в 1940-м году, советские войска заняли эту территорию и так он оказался в СССР.
А потом, во время отступления его вместе со всеми эвакуировали через Одессу и Кавказ в Среднюю Азию, а оттуда на Урал, в Свердловск. Это было путешествие, полное ужаса, но иногда возникали и интересные моменты, о которых он рассказывал. Я запомнил такой. Когда они приплыли в Геленджик, то на набережной стояли столы, на которых была выложена всякая еда для эвакуированных. Уже тогда было решено Геленджик сдать, а добро все равно пропадало. Вообще я заметил, что в тяжелые времена люди чаще ведут себя благородно и заботятся об окружающих.
Отец подавал заявление в армию, но его не брали по двум причинам: еврей и иностранец, значит не благонадежный. Поэтому он был работником тыла. А поскольку у него было неплохое образование, то ему удалось сделать карьеру. Он работал главным бухгалтером 3-го треста столовых и ресторанов, у него был кабинет и штат простых бухгалтеров, все женщины. И ему дали неплохое жилье. Конечно в бараке, как всем эвакуированным, в то время в городе было очень много бараков. Но у нас был отдельный вход и три комнаты. На фоне своих соседей мы жили в лучших условиях. Ну а с питанием вообще не было проблем. Конечно у нас был сарай с дровами, мы топили печку, туалет был на улице, все как у многих в то время.
Мать Александра Григорьевна Старухина была сиротой с детства и росла фактически в чужой семье. Она родилась 9 марта 1921 года в селе Кой, Сонковского района Калининской области, это из анкетных данных. О ее родителях и ее прошлом я вообще ничего не знаю. Какие-то родственники у нее были, но то ли это были люди из приемной семьи, то ли ее собственные, это так и осталось для меня тайной. Она не любила об этом рассказывать, а я всех родственников принимал как своих и не интересовался деталями. У нее была сестра, которая тоже оказалась в Свердловске и с которой мы часто общались, но так как внешне сестра была никак не похожа на мать, то я всегда считал ее приемной сестрой. Родилась мама в какой-то деревне под Ленинградом, потом переехала в Ленинград и войну застала там, в частности пережила блокаду. Ее спасло то, что она работала продавцом в магазине, поэтому паек ей всегда доставался. Когда блокаду прорвали ее эвакуировали на Урал. Это тоже было жуткое путешествие, но мама была плохим расcказчиком, поэтому я ничего не помню.
Родители жили как все, сажали картошку за городом, квасили капусту, варили брагу на праздники. Детей было двое, у меня есть еще младший брат 1946 года рождения. Пока мы были маленькие мама не работала, сидела с нами, потом устроилась на завод, выдавать инструмент из хранилища, кажется профессия так и называлась "инструментальщица". Ни бабушек, ни дедушек я не видел никаких и никогда, только родители. Родители отца остались в Румынии, а в СССР после войны остались только мой отец и его младший брат, который тоже успел жениться. Остальные члены семьи отца вернулись в Румынию, после войны такую возможность иностранцам предоставляли. Поэтому мы знали только часть семьи отца в виде его младшего брата. Не стоит и говорить, что отец и его брат были очень дружны, хотя брат в Свердловске не жил, он жил тоже на Урале, но в небольших шахтерских поселках, так как был шахтером. Мы часто на лето ездили жить в его семью, на природу.
Отец с матерью жили дружно и все у них было нормально, хотя формально они не были мужем и женой, не расписывались. Но это как-то совсем не отражалось на нашей детской жизни. Сейчас многие молодые живут без оформления отношений, и это стало массовым явлением, а в те годы были совсем другие правила. Я не знаю почему они так делали. Отец был очень осторожным человеком, вероятно боялся ареста, а может и еще какие были причины. Расписались они когда мне было уже почти 20 лет, мама взяла фамилию отца и тоже стала Кон. Когда конкретно это произошло я не помню, так как это был чисто формальный факт и никак ни на что не повлиял.
У брата отца была более сложная судьба, в том числе он и в тюрьме сидел, но видимо недолго, так как я этот период знаю только по рассказам. Он был дважды женат, у него было двое детей от первого брака и двое -- от второго. Его дети -- мои ближайшие родственники, хотя живем мы все в разных местах нашей страны и всегда так жили. Только иногда редко ездим в гости друг к другу. Пока отец был жив, он всем писал письма и про всех рассказывал. Умер он в 2000 году в возрасте 81 год и на 9 лет пережил мать. Перед смертью он жил с братом.
Детство и школа, первые семь лет.
На раннее детство я не жалуюсь, жил как все, хотя именно в это время произошли события, которые оставили отпечаток на всю мою жизнь. Как и все дети я болел, но однажды заболел золотухой. Как-то ее вылечили, уж не помню, но в ушах остались дырки в барабанной перепонке, в результате которых я стал плохо слышать. Более того, уши часто болели при попадании воды или надуве ветром. В то время лечить этот недуг хирургическим путем не умели, а лекарствами не получалось. Врачи говорили, что пока маленький надо держать уши в чистоте и периодически закапывать в них борный спирт. Что родители мне регулярно и делали. А борный спирт при попадании на рану в ушах вызывал жуткую боль, которую трудно было терпеть. Так под пытками и прошла почти вся моя жизнь. Я до сих пор всегда имею под рукой борный спирт, хотя уже давно им не пользуюсь, так как воспаления прекратились. Неполный слух и часто больные (с реальной болью) уши вносили особенности и в мой образ жизни и в манеру поведения, мне постоянно приходилось учитывать свою неполноценность.
Но это еще не все. Играть нам практически было нечем, да еще в барачном поселке жили в основном люди с низким образованием. Частенько парни кидались комками земли как снежками зимой. Однажды такой комок попал моему брату в глаз. Слава богу, все обошлось без последствий, но от испуга он начал заикаться. А я каким-то образом, без видимых причин, тоже стал заикаться, то ли подражая, то ли под впечатлением. Не сильно, но заметно. У брата это потом прошло, меня тоже лечили на каких-то курсах у логопедов, но у меня не проходило. У меня заикание почти полностью прошло в 54 года и по другой причине. А всю жизнь я заикался. Это не мешало мне говорить, заикание было не очень сильным, просто речь была некрасивая.
Обычно я заикался в ситуациях, когда волновался. И по этой причине очень боялся экзаменов. Но оказалось, что при очень сильном волнении я переставал заикаться, какой-то психический феномен, который я до сих пор не понимаю. Экзамены я всю жизнь сдавал блестяще, только на пятерки и очень коротко. Это хороший пример как иногда минус порождает плюс. Понимая, что я не смогу много сказать, я формулировал ответ так, что самое важное, как теперь говорят, аннотацию, вначале. Более того, я старался формулировать ответ предельно четко и только самое главное. В результате после сказанных двух предложений мне ставили 5 и отпускали. Но об этом потом.
В детстве я был относительно красивым мальчиком, мне нравились только самые красивые девочки, но шансы иметь у них успех были нулевые. По той простой причине, что у меня периодически появлялись прыщи. Опять же не много, в меру, а бывали периоды, когда их совсем не было. Но наличие прыщей естественно красоты мне не добавляло. Интересно, что и этот недостаток остался на всю жизнь и не прошел до сих пор, хотя конечно прыщей стало меньше, и я уже знаю отчего они возникают. Нельзя есть чистый сахар (варенье), чистую соль (селедку), острое. Но именно это я и любил всю жизнь. А в детстве я даже не понимал, что мне это нельзя.
Если уж говорить о недостатках, то были и совсем непонятные вещи, которым я не придавал особого значения, но которые стали более важными к старости. Иногда вдруг у меня шла кровь из носа, могла неожиданно начать капать на тетрадь прямо на уроке. В бане я не мог долго находиться в парилке, терял сознание и меня выводили нашатырным спиртом. Но все это было очень редко и никак не мешало мне жить. А жил я очень неплохо, несмотря на все недостатки. Благодаря тому, что в семье были очень спокойные и ровные отношения, в школе ко мне относились очень хорошо, хотя я считался евреем по отцу и сам себя таковым считал. Это уже потом я записал в паспорт национальность матери и стал русским. А по фамилии и по физиономии я был нормальным евреем. Но детям это было все равно. Главное, как я теперь понимаю, я был намного умнее и способнее всех своих друзей. Но я тогда об этом не знал. Глядя как ведет себя отец, я тоже старался не влезать ни в какие авантюры, вел себя скромно, старался не выделяться.
И, тем не менее, конечно выделялся и всегда был в элите любого общества. Но всегда на вторых ролях, не первый, а рядом с первым. Я старался держать перед собой громоотвод, снизить ответственность. Говорят, натура человека формируется в детстве. Но мне кажется, что еще раньше. С натурой человек рождается. Хотя вероятно условия детства играли свою роль. Я определенно подражал отцу, который жил в чужой стране, среди чужих людей, в сложное время, и выбрал для себя тактику, которая позволила ему прожить жизнь может быть и без больших побед, но зато и без поражений. Один философ сказал, что и мелкие неприятности могут отравить жизнь, если нет крупных. Эту же мысль можно сформулировать и по другому. Мелкие радости тоже украшают жизнь, если нет крупных. Жванецкий эту мысль выразил еще лучше: счастье -- это умение ставить себе только выполнимые цели, например, увидеть туалет и успеть до него добежать.
В школу я пошел в 1951 году. Тогда недалеко от нашего поселка была женская школа, а мужская школа была значительно дальше, примерно полчаса идти пешком. Я хорошо помню здание этой школы и помню, что все там было замечательно. Но из всех событий, происходивших в то время, конечно выделается день смерти Сталина. Нас всех вывели в коридор, учителя плакали и так вот в торжественно траурной обстановке нам объяснили всю трагедию ситуации. А я тогда даже толком не знал кто такой Сталин, ну рисуют какого-то дядю в букваре на каждой странице, но это просто картинка, так же точно рисуют деда мороза. Но видение плачущих учителей осталось на всю жизнь.
С этим пожалуй может сравниться только экскурсия на Каменные Палатки под Свердловском. Каменные палатки -- это остатки каменных скал, сами скалы практически полностью разрушились и их остатки выглядели так, как будто какой-то огромный великан соорудил каменный забор из очень больших округлых валунов, каждый величиной с человеческий рост или больше. Таких палаток на Урале много, есть они и в черте города, недалеко от озера Шарташ. Там мой отец однажды сломал ногу. Но самые большие были в лесу и в области, недалеко от станции Исеть и называются они "Чертово городище". Потом я там часто бывал, это любимое место для всех свердловчан. Но первый раз это было грандиозно. Они были намного больше, чем потом. И это была первая экскурсия за город с пешим походом по болотам, завтраком в рюкзаке. Это было знакомство с жизнью. А я отношусь к людям, которые все воспринимают с первого взгляда и именно первое впечатление запоминалось лучше других.
В это время у меня был друг, который жил в относительно большой отдельной квартире на втором этаже двухэтажного деревянного дома. Его родители видимо были какими-то технарями и у моего друга было увлечение выпиливать лобзиком из фанеры разные детали и собирать из них сложные конструкции. Мне тоже купили лобзик и пилки и я стал заниматься этим вместе с ним. Этот лобзик и пилки были у меня весь период жизни в Свердловске. До сих пор помню запах паленой фанеры, который возникает при быстром ее пилении железным лобзиком. Он смешивался с запахом деревянной пыли и производил приятное общее настроение. Работать с деревом очень интересно, хотя это не стало моим увлечением и не имело продолжения. Но я и впоследствии кое-что выпиливал. Так мы выпиливали из фанеры головки клюшек для игры в хоккей. Эти головки всаживались в полость, сделанную в палке и скреплялись мелкими гвоздями, а также обматывались черной изолентой. Такими клюшками было вполне удобно играть в хоккей. Правда они были не очень прочными и часто ломались. Но сделать новую клюшку было нетрудно.
Я редко приглашал к себе домой, все таки барачный поселок производил на многих убручающее впечатление. Вместо этого я часто проводил время в квартирах своих друзей и так сложилось потом в течение всей жизни. Как-то так получалось, что я всю жизнь не создавал ничего своего, а все время пользовался чужим, при этом никогда и никому не завидуя по части материальных благ. Это продолжается и теперь, когда я пишу эти строки.
В 4-й класс я уже пошел в ближнюю школу, она называлась 1-я железнодорожная, что должно было означать, что школа относилась не к городу, а к Министерству железных дорог. Мы жили недалеко от вокзала и весь район был железнодорожным. Но реально она мало чем отличалась от городских школ. С этого 1954 года в СССР стали учить мальчиков и девочек вместе в одном классе. Помню, что я на первом же уроке осмотрел всех наших девочек и отметил двух, остальные для меня сразу перестали существовать. Из этих двух в одну я потом влюбился, но это было только мое личное дело, она ушла из школы после 7-го класса и пропала из поля зрения. Кажется в пятом классе я даже сидел с ней за одной партой, но тогда еще ничего не было.
А потом мы сидели врозь и начался процесс, точнее игра, которую даже сложно описать. Мне нравилось на нее смотреть и я мог смотреть на нее долго. Но в конце концов она это замечала и наши вгляды встречались. И начинался бой. Мы смотрели друг другу в глаза очень долго, никто не хотел уступать. Это происходило на уроках и кроме таких упражнений для глаз больше ничего не было. Впрочем я узнал, где она живет и иногда ходил к ее дому, но виделись вне школы мы очень редко. Конечно она меня тоже отмечала, но странным образом. Ближе к концу, в 7-м классе она первая узнала, что я якобы еврей и часто меня дразнила. Я не обижался, меня вообще удивляет, что почему-то всем другим было все равно. Говорят, что евреев в России обижали. Но я этого не заметил, видимо Урал -- это такое место, где их было мало. Звали эту девочку Таня Кругликова. Как звали других уже не помню.
С 4-го по 7-й класс у нас классным руководителем была Пелагея Ивановна, женщина очень преклонных лет, заслуженный учитель России. Почему-то она меня сразу выделила, сделала старостой класса и посадила на первую парту. Возможно, как умный человек, она меня таким образом защищала, я так до конца и не знаю. В детстве, да и всю оставшуюся жизнь я был большим оптимистом, очень веселым, хорошо пел и пел часто. Меня от заикания учили так, чтобы я говорил нараспев. А я просто без конца пел и вслух и про себя. Это кстати тоже осталось на всю жизнь. Когда я в квартире один, то я пою вслух, а когда не один, то про себя. Я помню как произвел неизгладимое впечатление на свою вторую тещу своим пением. Ну и пение хорошо отгоняет плохие мысли и повышает настроение.
Каких-либо ярких воспоминаний из этого времени не осталось. Вероятно главной задачей этого времени было просто есть, пить и расти любой ценой. Пожалуй будет интересно рассказать про жизнь в пионерских лагерях. Пока мы были совсем маленькие, мы ездили к дяде в "деревню". А потом отец стал брать путевки в пионерские лагеря. Самый первый лагерь у меня был, когда я был еще совсем маленький, даже не пионер. Мы жили, точнее спали в больших палатках, внутри которых стояли железные койки в два ряда.
И вот однажды, гуляя в лесу, я вдруг увидел на земле перочинный ножик. Для ребенка моих лет это было неслыханное богатство, я был потрясен находкой, но решил никому ничего не говорить, это мое личное дело. Ножик положил под подушку, но видимо он оттуда выпал. И вдруг я захожу в палатку, а мой сосед с радостным криком бегает с моим ножиком, который он нашел между нашими кроватями. Я не знаю этого парня и что с ним было дальше, найти ножик между кроватями невозможно. Это либо мой ножик, либо его. А раз он его нашел, значит вариантов нет.
Но я не сказал, что это мой ножик, я решил, что будет лучше, если я с ним попрощаюсь. До сих пор не могу понять почему я так поступил, расставаться с ножиком было ужасно жалко, но бороться за него я не посчитал нужным. Сосед явно был дебил и наживать себе врага я не стал. Хотя эпизод запомнил на всю жизнь, вероятно тогда впервые проявился мой внутренний голос, который мне постоянно что-то запрещал, потому что желание было сделать как раз наоборот.
А потом, когда я был постарше, были другие лагеря, был бесконечный футбол и другой спорт и возможно именно в лагерях я стал спортсменом. Мне это было интересно, даже интереснее учебы. Я любил футбол, лыжи, отец смастерил в сарае стол для пинг-понга и научил нас с братом играть. Сам он когда-то был чемпионом города Ботошаны по пинг-понгу и очень хорошо играл. К учебе я тогда вообще относился очень просто, как к чему-то обязательному, но не очень сложному. Мне хватало объяснений на уроках, домашние задания я практически не делал, по этой причине отметки были разные, даже и тройки иногда. Хотя реально я был уверенный хорошист. К отметкам тоже был совершенно равнодушен, так как все мои друзья учились еще хуже. Поэтому не было смысла стараться.
Однажды на уроке физкультуры нас приставили к шведской стенке и велели сделать угол ногами. К своему удивлению я совсем не смог поднять ноги. Это была проблема и ее надо было решать. Я стал систематически делать упражнения для развития пресса и в конце концов довел этот процесс до такой стадии, что мог держать угол очень долгое время. Взамен у меня появился в меру упитанный живот, и долгие годы всем казалось, что он растет. Я постоянно как бы худел лицом и рос животом. На самом деле ни то, ни другое не происходило, но тем людям, которые меня долго не видели, так казалось. Отсюда я сделал вывод, что память о человеке часто исправляет его небольшие недостатки и человек запоминается в лучшей форме, чем он есть на самом деле. А когда с ним снова сталкиваешься, то реальность всегда оказывается хуже того образа, который остался в памяти.
Тем не менее, была одна нить в это время, которая мне впоследствие помогла. Наш классный руководитель одновременно была учительницей русского языка. И она часто проводила олимпиады по грамотному письму. И я неизменно на них побеждал и получал награды в виде книг с надписью учительницы. Мне не особенно нравился русский язык как предмет, но как-то я чуть ли не интуитивно понял его логику и практически всегда писал грамотно. Сейчас я читаю послания многих людей в соц. сетях интернета и удивляюсь как упала грамотность. Практически 90% всех людей пишут совершенно безграмотно, а многие даже свой язык придумывают сокращая и коверкая слова. Про употребление английских слов без перевода я даже не говорю. Лично я предпочитаю просто писать по английски, но некоторые любят именно писать русскими буквами английские слова. Например, "шаровары" вместо "shareware".
Язык меняется очень быстро. Я в принципе не против, но нужно чтобы все говорили одинаково, а если каждый говорит на своем языке никого нельзя понять. Правда за долгую жизнь у меня тоже появилась странность. Я часто употребляю слова, которые как бы следуют логике языка, но реально таких слов в языке нет. А в школьные годы я знал меньше, читал мало и при этом грамотно писал, вот такой парадокс. Вероятно сказалась моя особенность чтения, но об этом лучше написать потом, эта особенность очень сильно мне помогала в университетские годы.
Пелагея Ивановна выпустив наш класс вышла на пенсию. Жила она одна и кое-кто из наших ребят ей помогали. Но раз в году она собирала у себя в комнате весь класс, мы пили чай с кренделями и рассказывали как живем. Нам было интересно увидеть тех, кто от нас ушел. Там я еще пару раз видел Таню. Помню, что после 8-го класса она посмотрела на меня совсем другими глазами, так как я вырос на 10 сантиметров за год и стал выше ее. А до этого был ниже ростом и вообще мальчики в этом возрасте растут медленнее девочек. Эти встречи продолжались несколько лет, но почему то ничего другого интересного вспомнить не могу.
Мой отец всю жизнь был заядлым картежником, не игроком, который ставит на кон весь свой капитал, а просто любил играть в карты, бесплатно или на малые деньги. Не знаю откуда у него возникла эта страсть, но она сопровождала его всю жизнь. Однако партнеры не всегда были, и как только мы с братом стали хоть что-то понимать он научил нас играть в карты. Причем во все игры, включая преферанс. Мы были как раз в таком возрасте, когда для развития ума карты вполне были полезны.
Однако, наигравшись в карты еще в детстве, я потом никогда в них не играл. С одной стороны, я как бы знал что это такое и любопытства не было. С другой стороны, мне просто было жалко времени на такую примитивную игру. И, тем не менее, я тоже всю жизнь играл, только игры у меня были другие. Я решал задачи, искал ответы на вопросы, которые сам себе задавал. А когда у меня появился персональный компьютер в 1994 году я много лет играл в одну единственную игру Тетрис, экплуатируя свою быструю реакцию. До это тоже был компьютер и другие игры. Я и сейчас играю практически каждый день. Но пожалуй все таки самой интересной игрой для меня было решение проблем, самых разных, от бытовых до научных.
Продолжение во втором разделе