Вопросы о скрытом смысле русских сказок чаще оказываются без ответов, чем образный язык Библии, раскрытием которого тысячелетиями занимались богословы.
А жаль, потому что мудрость русского язычества в сказках и легендах, в пословицах и самих оборотах языка таит в себе немало "открытий чудных", как однажды сказал Пушкин, немалый знаток всевозможных сказок, басен и сказаний, с которыми познакомился в среде русского народа. И нисколько не удивительно, что "просвещенья дух" мы находим в сокровищах древней культуры.
Вот сказка о Кащее Бессмертном, смерть которого тем не менее обнаруживается - только она тщательно скрыта от человека самим Кащеем.
Повествование о кащеевой смерти - это русская сказка, но еще точнее сказать, пожалуй славянская, и её хорошо знают поколения советских людей, для которых сборники русской мудрости публиковались еще в те времена, когда еще не было английских Гарри Поттера и лорда Воландеморта.
А неумирающий Кащей - это и есть древнейший русский, если так можно выразиться в духе времени, "воландеморт". Но только гораздо более поучительный чем у английской писательницы Дж.Роулинг для школы детского воспитания, потому что история его смерти имеет прямое отношение к славянскому роду, общественной нравственности и личной морали человека, способной нанести Кащею смертельный укол
Куда помещает смерть злодея автор сказки, знают многие, да мы напомним: она на конце иглы, помещенной в яйцо, а яйцо в утке, утка - в зайце, тот в сундуке, который Кащей спрятал и бережёт пуще глаза
Такое вот "матрёшечное" пространство (а вставленные друг в друга "матрёшки" - это и есть символ материнского рода, где одна женщина содержит во чреве другую)
Символика его остается пока вопросом без ответа. Заметим только, что путь добра молодца к игле не так прост. Сперва ему нужно найти путь, преодолеть его, открыть заветный сундук, затем догнать стрелой выпрыгнувшего зайца, потом таким же образом поразить вылетевшую из зайца утку.
Только после этого он берёт в руки иглу - и Кащей чувствует в сердце смертельный укол. Потому и умрает, что чувствует. Но вот об этом по порядку.
Всё примечательно здесь - и таинственный сундук, и вложенность друг в друга животных и неодушевленных предметов, но пуще всего это сердце, о котором повествуют некоторые варинаты сказки - как будто оно может быть у древнего высохшего от времени чудовища, каким его изображает сказочная легенда
Так кто же это такой - Кащей бессмертный? Индивид не простой, что и говорить. Тут напрашивается и образ костлявой смерти, но Кащей есть нечто большее чем только смерть, его возводят чуть ли не в царское достоинство. Вспомним, как у Пушкина: "..царь Кащей над златом чахнет"
Чахнет, стало быть Кощей ко всем прочим своим "прелестям" воплощает в себе человеческую жадность. Если собрать его свойства воедино, получается одно: древнеславянский символ зла.
А зло - это и скупость, и безжалостность, и смерть, которая сама по себе кажется бессмертной
И смерть эта находится в странном соотношении с любовью, её символом - сердцем, и образом иглы
История борьбы героя сказки с Кащеем - есть поиски средств для борьбы с вечным злом, которой веками озабочены славяне. К смерти и костям это имеет прямое отношение, так как племена на своём опыте убедились: та гибель, которую их стрелы несут врагам - носителям зла не истребляет само зло. Зло возрождается буквально на костях поверженных врагов, сеет рознь в собственных рядах.
Итак, зла не победить с помощью смерти самого злого врага. Зло кажется царем рода человеческого.
И вот игла..казалось бы, к чему в сказке этот швейный инструмент, металлический и с острием, которым прокалывают ткань?
Смерть на конце иглы. В таком образе есть загадка, есть вопрос, который ждёт своего ответа
То, как в славянской сказке осмысливается смерть Кащея, показывает удивительно объёмное отношение ко злу - как к некоторому состоянию человека, из которого можно вывести. Уничтожить в человеческом сердце его бесчувственного "кащея", пробудить любовь - вот путь к победе над злом, следовать которому зовет простая русская сказка.
Успех в борьбе с вечным злом сказка показывает ясно: это личная человеческая мораль, способная воскресить к жизни омертвевшее сердце уколами совести.
Стоп. Мы сказали: "укол". И вот значение иглы, на острие которой находится заветная смерть зла, становится яснее
Сундук, и в нём...
Интересен в сказке образ сундука, скрытого Кащеем от человека. В сундуке как контейнере мы видим странное "матрёшечное пространство".
Вот тот архетип, который в сказке разворачивается сложным действом героя, добывающего волшебную иголку: два подвижных животных - взлетающая в облака утка и бегущий по земле заяц, одно в другом, а внутри утки, почти живой предмет: яйцо, в нём уже вовсе мертвый - игла.
Такие символы - вопрос, который еще требует себе ответа
Начнем с сердцевины вложенных друг в друга предметов - яйцо с иглой, в нем заключенной.
Игла в яйце - сложный и очень древний образ славян, который первоначально указывает на необходимую роду плодовитость. Конечно, люди с родовым сознанием еще не знали, что рождаемости предшествует оплодотворение сперматозоидом (игла) яйцеклетки (яйцо). Но символ прямого пространства, входящего в округлое, был им знаком, составляя ту часть сакрального в рождении нового человека, которая лишь позднее станет "срамом", а её символы и сопутствующие слова - срамными. Когда не берестяных грамотах древнейших славян исследователь находит "матерные" слова, ему полезно знать, что это еще не брань, а сакральные формулы рода.
Закономерным образом игла в яйце становится также соотношением личной морали человека и общественной нравственности.
Мораль и нравственность - нередко эти два понятия полностью отождествляют друг с другом, не видя разницы между ними. Действительно, латинский корень "морес" обозначал у римлян общественные традиции. "O tempora! O mores!", - восклицал Цицерон ("О времена! О нравы!")
Но римская традиция, ставшая содержанием общественных нравов, та традиция, которая знаменитого оратора так ужасала, есть как раз торжество индивида над обществом: эгоическое отношение, иссякающее состраданием и моралью.
Для сердца-кащея любить ближнего как себя, чувствовать боли другого как свои оказывается невозможным.
Что есть нравственность первоначально, как ни совокупность общественных нравов - того, что людям нравится?
Но нравы бывают различны, особенно в таких коллективах (им и был римский "популос"), где законы сострадания ограничены узким кругом "своих". Но в том, кто не способен сострадать чужому, дальнему, умирает чувствительность и к своим, близким
Древнеримский герой царского периода - описанный Титом Ливием Гораций, убивающий сестру за любовь к врагу Рима, которого он заколол, есть мифологема такого забвения принципов рода и любви ради предполагаемого "блага государства"
Что делает нравы именно нравственностью? Личная мораль человека, её законы гармонии и любви. Ведь общественное сознание любить не может. Это благо, данное только человеку.
Игла в яйце - это символ морали, заключенной в общественную нравственность. Подобным образом любящая личность заключена в сферу общественного сознания как в яйцо. Игла есть её мораль, которая способна ранить сердце, не давая ему омертветь, а если сердце всё же омертвело и стало злым "кащеем", тогда уколы совести сулят "кащею" смерть
Но если яйцо с иглой - символ нравственности, с которого жизнь общества начинается, к чему в сказке эти два странных животных: вертикально-подвижная птица и горизонтально бегущий заяц, которых герой поражает своими стрелами, добывая как раз из птицы заветное яйцо?
Животное - часть человека. Более того, человек не есть его тело, но тело человека - животное, прошедшее сложный путь эволюции. Нравы животных побеждать в своём теле непросто, но нет другого пути к смерти бесчувственного "кащея"
Наше нравственное представление о ближнем, пока мы остаемся на уровне земли, норовит умчатся от нас как прыткий заяц: и близкий человек, который нас гневит, который своей системой ценности смеет отличаться от нас, уже кажется дальним и чужим (вспомним Горация, а сколько таких "горациев" в разные моменты истории да и современности проявляется в людях?)
Итак, едва герой сказки нашел путь к сундуку (то есть к общественному сознанию), открыл его, надеясь взять наконец отттуда необходимые ему нравственные принципы, как обиды и разочарования уносят от него эти принципы вдаль - они удирают как заяц. Необходимо поймать этого зверька, что славяне делали самым эффективным образом: стрелой.
Но вот заяц в руках у героя сказки, он вскрыт - тотчас птица выпархивает из него и летит ввысь. Почему нравственные принципы оказались вновь вне доступности, на этот раз по вертикали? Их приподняла на недостижимую высоту гордыня. Эту заносчивую птицу нужно опустить на землю...
Но вот нравственность общества в руках, она обогащает личную мораль, вручая ей иглу, которой теперь остается только поразить злого Кащея. В самое чувствительное сердце человека (ведь у кащеев не бывает сердец)... ему больно, зато будет жить.