Баня была общественной, за пятнадцать копеек и ру-
лонным билетиком, как в автобусе. Какие еще могли быть
бани в то время, кроме общественных? Все население тогда
закаляли специальными процедурами – это походило на хо-
рошо продуманную систему «прививок», способствующих
организации особого типа сознания, за которым было уста-
новлено круглосуточное дежурство, общественных приори-
тетов и поведенческих навыков.
Общественная баня была своеобразной энциклопеди-
ей тел, существующих в условиях «расконсервации» и в
своем массовом откровении вызывала поначалу некото-
рое смущение.
Смущение первое. Со второй половины осени боль-
шинство мужиков натягивало на себя кальсоны. Ниче-
го более неприятного, как наблюдать их в очереди, мне не
приходилось. Кальсоны вместе с их незабываемым цветом
долгое время поставлялись из Китая. Пока из-за правиль-
ного понимания красного цвета и его оттенков, политиче-
ские лидеры не поссорились, и кальсонные поставки пре-
кратились. Вместе с тем их запасы были таких масштабов,
что многие годы это совсем не чувствовалось. Откровенно
говоря, на все можно закрыть глаза, но только не на фраг-
менты этой интимной одежды, особенно в расслабленной
позе нога на ногу… Убийственный цвет кальсон контрасти-
ровал с верхней одеждой и обувью, причем частенько – это
теплосберегающее произведение искусства заправлялось в
носки.
Одним словом, коммунизм победил во всем мире.
Жить на юге и носить эту лабуду стыдно и не по-мужски,
как-то однажды сказал я отцу. Он промолчал, но внял на-
всегда. Так зарождалась контрреволюция.
Смущение второе. Скрытый физиологический анализ
продолжался недолго. Я использовал большое количество
голых образцов для подробностей поиска в них моего соб-
ственного тела. Мой возраст без передышки подстегивал
происходящие со мной изменения, и скоро этого оказалось
вполне достаточно, чтобы не заниматься созерцанием од-
нополых собратьев с анатомическим интересом.
Через некоторое время я понял, что меня объединяет
со всеми этими существами, помимо гигиенической при-
вычки. Я понял, что с телесной точки зрения – жизнь чу-
довищна и уничтожающа. Иногда мне казалось, что если
и можно изобразить нелепость в полном объеме и разноо-
бразии, то наиболее адекватное впечатление создавалось
в общественной бане, переполненной разновозрастными
особями, обильно обливающими водой свои тела. Несураз-
ность ситуации усугублялась особым поведением т.с. фаво-
ритов мероприятия.
Они старались с само собой разумеющимся видом доми-
нировать только за счет одного аргумента… Аргумент обыч-
но болтался между ногами и являлся для многих объектом
подсознательного, а иногда и совершенно преднамеренного
визуального сопоставления в неофициальном соревновании
самцов… Всего за пятнадцать копеек.
Смущение третье. В то время тела можно было разде-
лить на две группы – целые и изувеченные на войне. При-
чем вторая группа была не такой уж и малочисленной. Тело
моего отца, несмотря на контузии и легкие ранения, сохра-
нилось в хорошей, почти образцовой, кондиции. Я гордился
его телом. Может быть, это был голос тела? Не только мое-
го, а скорей всего, какого-то общего у нас с ним тела. Теперь
же осталась только часть его – моя часть. В то время, когда
он был, скучать не приходилось. Помимо той помощи, ко-
торую я должен был оказывать ему, что считалось непрере-
каемым. Я должен был помогать мыться одиноким стари-
кам и инвалидам, конечно, если у меня оставалось время…
Оно оставалось.
Так общаясь и приглядываясь к мужчинам, я мыслен-
но примеривал их тела на себя. Я приглядывал себя в со-
рок или шестьдесят лет. Я загадывал свое тело и пытался
моделировать его пропорции или какие-нибудь особенно-
сти. Иногда эта игра повергала меня в ужас и заставляла пе-
реметнуться в более приемлемую «конструкцию» или юр-
кнуть в самого себя. Это было самое удобное и самое обжи-
тое жилище. Правда, некоторые, как мне казалось, изъя-
ны его развития доставляли небольшие разочарования. Но
первые же признания девушек способны были излечить по-
добную юношескую самокритичность, касающуюся перио-
да физиологического становления.
Смущение четвертое. Как ни странно, но общественная
баня в основном неосознанно все-таки вырабатывала в лю-
дях нонконформистское поведение. Наглядно демонстрируя
протест против коммунистических идей. Поскольку каза-
лось, что других идей в обществе не существовало, а все га-
зеты для них и предназначались… то всем этим «святым» и
пафосным пользовались уже, выражая другие идеи. Из бес-
конечных бумажных площадей идеологического кодирова-
ния, обмана и полуобмана существовало единственное об-
щедоступное и универсальное средство гигиенического ис-
пользования.
Это было стихийно сложившимся, контрреволюцион-
ным действием. Подкладывание какой-нибудь цинковой
рожи «партайгеноссе» или партийного доклада под жопу…
Под ноги. Оборачивание грязного белья. Ну и наконец… Ту-
алетная бумага определенного периода построения комму-
низма. Словом, упустили баню спецслужбы, а оттуда все и
началось. Поскольку именно в ней постепенно складыва-
лось не только «жопское» отношение к идеологическим свя-
тыням и к призывам политической действительности, но и
наше личное отношение к будущему.