Яков Шварц
AMNESIA
(Хроники забвения)
Роман в трех книгах
Книга третья
Недостающее звено текста, изъятое из переписки автора с «К».
В один из будних дней моего возвращения к здоровому образу жизни в японском госпитале, медсестра, с подозрительным именем — Харуко (с незнакомым мне доселе овалом лица и столь маленькими глазами, что я принял ее за школьницу из японских аниме) вручила мне почти бронированный конверт — FedEx. Приколотая степлером открытка с видом венецианского канала и бороздящей его неповторимую гладь гондолой была единственной зацепкой выявить отправителя послания. Идиллию портила маленькая фигурка человека, сигавшего без страха и упрека вниз головой — прямо с носа гондолы в венецианские стоки. Каково же было мое удивление, когда я изъял из конверта несколько листков рукописи! Их не должно было быть! Мама ведь выгребла до последней буквы все рукописное наследие несостоявшегося писаки, заложившего душу дьяволу за свой мнимый талант. Но я держал в руках листочки рукописи! Точно такие же листки в нашей семье хранила заветная папочка из библиотеки отца. Они оказались новыми останками романа «К» о Соломоне. Я сразу, даже на ощупь, понял, что эта бумага, с гурьбой толпящимися на ней буквами, побывала в нешуточных переделках. Предчувствие усилилось, когда пришла в голову мысль: мне прислали апокриф, и сделал это не кто иной, как сам «К», так ловко притворявшийся мертвым на протяжении целого романа.
На верхнем поле первого листка с нацарапанным то ли заголовком, то ли — поясняющей надписью — всего одна строчка. Неизвестно кто, может сам «К», взяв ножницы, пытался отрезать ее, но неудачно: разрез пришелся как раз посредине тела букв, так что я мог читать (громко сказано!) только оставшиеся от них ноги. Казалось, нет ничего проще, чем по нижним половинкам восстановить их полное начертание, но, опять-таки, не тут-то было! Уже на второй букве я понял, что используется не только латинский шрифт, но и другие алфавиты: то и дело выглядывали ноги то кириллицы, то еврейско-арамейского алфавита, а некоторые конечности букв даже подозревались в их руническом происхождении.
Оставалось запустить переводчик Google, что я и сделал. Но лучше не влезать в деяния, последствия которых непредсказуемы! Переводы с разных языков давали совершенно взаимоисключающие результаты. Но я был человеком закаленным и знал массу переведенных стихов, в которых не оставалось от подстрочника ни одного слова. Вот и сейчас получалось то «завещание», то «некролог», а то - и сама «поминальная молитва», или же выскакивала «инструкция по употреблению» прилагаемого текста. Но в чем не было никакого сомнения, так это в названии именно той части рукописи «К», которую я получил — тшува. Язык Пятикнижия! Да еще и какое слово – ПРОВИДЕНИЕ! Как часто меня настигают приступы творческого бессилия, когда мои герои все понимают, но прощать меня не хотят. Увязнув в тупиках сомнений, они начинают метаться в поисках противостояния разгулу больной фантазии автора. И тогда, склонив голову, я жду ПРОВИДЕНИЯ, способного усмирить непокорных героев какой-нибудь сюжетной постмодернистской жвачкой, выхваченной из первых полос рекламных трюков литературной критики.
Но здесь было точное попадание, ведь в моем замысле уже определилось название последней главы романа – «Возвращение». Исполняя предназначение своей матери, мой герой должен вернуть царя Соломона из легенды в реальную жизнь сегодняшнего дня, как спасителя -Мессию. Но и «К» назвал последние страницы своего романа о судье Соломоне из Гурзуфа — тшува! А тшува и есть – возвращение. Но моя последняя глава романа еще не была написана (как, впрочем, и весь роман в целом), и только по одной единственной причине: я ждал, чтобы все предполагаемые события сначала произошли на самом деле, а уж потом их описать на свежую голову. Чего бы стоил Хемингуэй со своим стариком, если бы сам он не любил порыбачить на трезвую голову? Или Свифт, если бы ему не повезло прожить всю жизнь в обществе лилипутов? Я же чесал пером за ухом, в предвкушении того, что мой герой (вместе со своим проводником – Сатаной) доберется до края земли, найдет царя Соломона и уговорит его возвратиться в нашу непокорную действительность – в качестве мудрейшего из судей. Но если вам повезло, и вы сумели добраться до народных чаяний, то наверняка сталкивались с очень распространенной эпидемией мессианства. И я бы выбил зубилом подзаголовок моей последней главы: «Даешь долгожданного Мессию!» Я беру царя Соломона за руку и веду его по изумленному миру – вот что мерещилось мне бесконечными ночами. Как я хотел переплюнуть самого «Великого Инквизитора», спасти мир от самоуничтожения! Не осталось ни одной строчки в мире, не подвластной моему терпению, где я бы не пытался отыскать крупицы явления нового Мессии. Хотя со старым, который уже не единожды являлся, у развитого общества были большие проблемы: Мессии каждый раз не везло. То он напарывался на жестоковыйных евреев, то на безжалостного прокуратора, то на реалиста – Великого инквизитора. Мессию же, которого ждут евреи, сразу бы отправили на биржу труда и оформили ему пособие по безработице. Правда, это не помешало бы ему встать во главе колонны протестного движения. Но я все же настаиваю на его появлении! Сколько бы он мог, в конце концов, рассказать из первых рук, как все было на самом деле, и, тем самым, вытравить многовековую вражду добра и зла из сердца единого на всех Бога.
Но с первых строчек рукописи «К» я понял, что мои сны явно проигрывали снам его героя -судьи Соломона из Гурзуфа. Если мой Соломон мечтал на всем пути возвращения о Третьем Храме на прежнем месте – горе Мориа, то герой «К» собирался воздвигнуть новый Храм в душах людей. Чтобы это понять, я попытался разобраться с этой самой тшувой. То что тшува – это «возвращение», мы уже сказали. С другим ее смыслом — «раскаянием», я много раз сталкивался сам в праздники Рош Ха-Шана и Йом-Кипур, когда мои родители, совершенно светские люди, вдруг неожиданно начинали поститься и каяться в своих грехах и вымаливать расположение Всевышнего для себя и своих детей. Возможно, тшува приближала в эти дни их, не соблюдавших заповеди, к религиозному образу жизни. Когда же я, по детской глупости, как-то спросил маму, зачем это надо делать, то она мне объяснила все очень просто: если я совершу что-нибудь подленькое или порочное, или солгу во имя лжи, то в следующий раз смогу удержаться и исправить свое прошлое. Тогда в объяснениях матери я ничего не понял.
Однажды к нам на остров приплыл сам раби Айзек из Вильно. Хасид. О хасидах я услышал впервые. И то, что мир верующих евреев столь же пестр, как и христианский, я впервые понял из разговоров с раби Айзеком. Наше общение едва не прервалось, когда я попытался именно это у него выяснить. Имя Иисуса Христа раби привело в ярость. Когда же он успокоился, то задал мне загадку, которую я не разгадал и до сегодняшнего дня: он утверждал, что тшува предшествует миру, и что раскаявшиеся грешники стоят выше, чем законченные праведники. И главное, что еврейский народ будет избавлен лишь в заслугу тшувы. В соревновании с мамой по напусканию тумана — Айзек явно был впереди.
Но я вернусь к утверждению, что, совершив сегодня достойное чаяниям Бога, можно исправить свое прошлое. Я тут же натолкнулся на мысль другого рава, опровергающего первого: «Мы не в силах изменить прошлое, но это единственное, что отличает его от настоящего. Настоящее пластично, оно доступно трансформации — наряду с предполагаемым будущим, на которое мы также отчасти в состоянии влиять. А прошлое ускользнуло из рук, оно более нам не подвластно». Хочу сразу заметить, что попытки разрешить неразрешимые загадки ведут не в мир истины, а в сумасшедший дом. Как раз в это время я запал на сериал Роберта Земекиса: «Назад в будущее», который утверждал, что возвратиться можно только в будущее. Тогда что же, все-таки, кроется за понятием «тшува»? Обыкновенные грабли, на которые лучше не наступать дважды? Или усилия, именуемые «тшувой», и были предназначены для того, чтобы устремленная во вчера «тшува» определила мое «завтра»? Может быть «К» что-то и понимал, но я мог попытаться разобраться во всем сам, только дочитав его рукопись до конца.
А пока мне предлагали один единственный выход: чтобы заслужить свое будущее, надо раскаяться в своем прошлом! Только так я обрету подлинную свободу. Но крамольная мысль не давала мне покоя: насколько моя свобода зависит от Бога, и насколько Бог зависит от моей свободы?! Всевышний заправляет моим будущим и отвечает за него, а я надеюсь разобраться со своим прошлым. Единственный выход угодить ему, раз уж я не могу его отменить, — раскаяться! А вот насколько я сам, вместе с моими героями, а также, герои романа «К», способны к раскаянию, как к возвращению к Богу, и тем самым заслужить преображение своего прошлого — покажут события, которые нам всем уготованы. Простит ли человек Бога, как Тот прощает его? Вперед!