Антарктида. Наблюдение.
С самого детства малышка Апис ничего не боялась. Так уж сложилось исторически, что все дети, рожденные в секторе Эн-Си-8 (название взято с таблички, выгравированной над воротами, однако перевести нарисованные там символы никто не мог, так что была сделана простейшая подборка букв и цифр по схожести с латиницей) всегда много плакали в раннем детстве, лучше всех прочих учились в обязательных подготовительных секторах, а затем вырастали в обыкновеннейших со всех точек зрения людей, которые никуда не лезли, боялись смотреть дальше своего носа, никогда не жаловались на выданную им работу, молча делали её, женились по воле случая, спокойно воспитывали истеричных детей и свято верили, что их сектор действительно называется Эн-Си-8.
Апис была исключением всегда – она росла тихой, в восемь лет училась на тройки во втором классе, воровала у учительницы шоколадки из сумки и ничего никогда не боялась. Она, в отличие от своих родителей и их родителей, уже в детстве, не смотря на все свои плохие оценки, начала обращать внимание на то, что табличка у входа в сектор – не единственная, где можно увидеть древние, непереводимые письмена. В действительности, они были везде: крупные и мелкие, бросающиеся в глаза и незаметные совсем. Некоторые из них можно было увидеть на схеме сектора: изгибы и углы коридоров складывались в пречудные ломаные знаки; множество совершенно иных, мелких символов обнаруживалось на шурупах, шестеренках и болтах, точнее, их так называли, но в действительности все эти детали выглядели совершенно иначе и выполняли иные функции, как, например, то, что названо шурупом, вместо того, чтобы соединять что-то с чем-то, являлось переключателем, который обесточили, лишили энергии. На каждой из граней, их могло быть от четырех до сорока, других Апис не находила, был нарисован какой-то символ, или несколько символов, которые, о чем догадалась восьмилетняя девочка, означали какой-либо режим, или же что-то с этим связанное.
Однажды, прогуливая урок арифметики, которую Апис люто ненавидела, она шла по одному из своих любимых коридоров учебного этажа, по такому, который на карте был похож на восьмерку, собранную из двух неровных квадратов, где в верхнем из них не хватало одной линии, как выключился свет.
Апис ничего не боялась – она была восторге. В её хорошо соображающей голове родилась целая уйма фантазий, где её заумные одногруппницы прижимаются к ненавистной преподавательнице по арифметике и плачут, заливая её юбку соленой жижицей. Малышка закрыла глаза, представила себе эту картину словно наяву, а затем открыла, чтобы у неё перехватило дыхание.
Коридор по-прежнему оставался тёмным, но то бесчисленное количество символов, о большинстве которых Апис и подумать не могла, загорелись оранжево-красным цветом раскалённого металла, и чем дальше она шла, тем больше загоралось этих удивительных, никому досель не показывавшихся знаков. Ей начало казаться, будто в её голову вливается река горячего и вязкого, что несет и мерзость и удовольствие. Когда малышка, справившись с головной болью, открыла глаза и подняла голову, она поняла, что может прочесть всё, что написано вокруг неё. И это была не какая-нибудь непонятная тарабарщина, а красивый, живой язык, который парой минут позже вытеснил все прочие знания и воспоминания из её головы и остался там. Она думала на этом языке, она писала на этом языке, она говорила на нём, но люди без лиц и глаз только лишь вкалывали в её вены снотворное.