Вайнахи

Галым Бейсембаев
     С самого детства, помню неоднозначное отношение к ним со стороны аульчан. На моей памяти, они были разными. На добро могли ответить презрением, на насилие - уважением. Но никогда не были понятными и предсказуемыми. Удивляла их суровость к детям, покорная молчаливость женщин, строгая иерархия в отношениях. Многие мужчины, наверное, восхитились бы их обычаем, никогда не встречаться и не разговаривать с тещей и тестем…

Повзрослев, я с трудом доказывал сверстникам, воспитанным в строгом религиозном духе, что ислам в крови казахов уже несколько веков, а «наши люди» (так переводится слово «вайнахи») только познают  его. Много  спорил  с ними по вопросам истории, политики, морали.

Много позже,  понял,  что их, как вообще всех нас,  надо воспринимать такими,  как мы есть. К сожалению, даже государственные политики не всегда понимают такой, казалось бы, простой и обыкновенной вещи.  К чему это я? И надо ли?

Но, вот я вспомнил, как еще в советские времена совсем молодого казаха, вайнахи пригласили в гости в Назрань. Честно признаюсь,  в то время у меня были совсем иные интересы и пристрастия. Многое, даже если видел, не понимал, не спрашивал, не запомнил.

Но ярко врезалась в память сцена на центральном рынке, когда мой провожатый на гортанном и непонятном мне языке, что-то громко крикнул в толпу. Я испугался, когда  в мою сторону устремились суровые мужчины и женщины, молодые и старые, начали тянуть за руки, трясти какими-то бумагами…

Оказалось, они звали меня в гости, показывали паспорта с пропиской в Кзыл – Орде, Чимкенте, Джамбуле … Повторяю, я тогда был совсем юным и только с облегчением рассмеялся, когда мне объяснили, что происходит. А ведь многие из них тогда плакали…

Не хочу вмешиваться в политику, не смею однозначно утверждать - кто прав, кто виноват.  Но,  чисто по человечески, мне горько смотреть по телевидению передачи новостей из лагерей беженцев на Кавказе, на «зачистки» в Грозном, Гудермесе, Шали…

Я не идеализирую вайнахов, помню рассказы бабушки о последней разделенной с ними  лепешке и уведенной ими же ночью корове. И такое было…

Но, с высоты уже собственных лет, я не могу понять, как среди немногочисленного народа может быть столько бандитов и террористов, уже столько лет противостоящих одной из сильнейших армий и силовых структур в мире?! И еще сколько раз, Президент – гарант Конституции для всего населения огромного государства, будет награждать орденами в Кремле граждан, убивающих своих  сограждан?!  Не могу понять… 

Я питаю глубокие симпатии к кавказцам. В нашей бывшей Родине – СССР,  у меня было много друзей из Кавказа. Осетин Эльбрус был дружкой на моей свадьбе, Норик – армянин был моим командиром в стройотряде, с гордым дагестанцем Исмаилом мы убегали с танцплощадки от разъяренной толпы такой же интернациональной молодежи, недовольной тем, что одна девушка предпочла танцевать только с ним, грузин Автандил – учил меня как правильно пить вино из рога…

Да разве могу я  вспомнить и разделить их по национальностям?   

Но я никогда не забуду, как моему сыну и его двум однополчанам, служившим в войсках ПВО, грозил суд за нарушение присяги,  измену Родине, подрыв обороноспособности СССР  за 26 пропавших аккумуляторов от зенитных установок, украденных и пропитых их же прапорщиками.

На первый мой зов о  помощи пришли они –  мои друзья с Кавказа - нохчи. В отчаянии от безысходности, от невозможности доказать что-либо на этом секретном военном объекте, куда меня даже не пропускали и, чтобы спасти сына и его товарищей, я позвонил в Чечню, Бамут.

Странные, все-таки, имена у моих друзей детства: Альви, Кюри, Юша…

Ровно через 35 минут после телефонного разговора ко мне в гостиницу  «Золотой колос» в Ярославле пришли их друзья и спросили:
- Салам, рассказывай. Чем мы можем помочь тебе, брат?
Единственное, что потом они приняли от меня за мою горячую благодарность -  твердое обещание пригласить их на свадьбу сына. Я не смог исполнить его. Война.

Но память сердца не дает мне покоя. Живы ли вы, мои дорогие и немногословные вайнахи?…