Глава 7.
С перерывами в тридцать-сорок минут три раза ещё повторялся звонок. И вновь Долматов спешил в прихожую, и с радушной улыбкой распахивал дверь.
Седьмым по счёту в уютной квартире побывал неудачливый предприниматель Кулейкин. Он приехал в Н-ск, чтобы на остатки банковского кредита передохнуть от борьбы с силой, неизменно его побеждавшей. За время реформ, он ввязывался во многие предприятия и везде терпел поражения, каждое из которых само по себе ему казалось чистой случайностью. Но когда на досуге, он рассматривал эти случайности в совокупности, то они представлялись ему кознями коварной, недоброй судьбы, не допускавшей его прочного, долговременного успеха…
В начале девяностых годов минувшего века, он активно занимался сбытом линолеума, получая его по льготным расценкам от завода-производителя. Первоначально дела пошли превосходно и в карман дельца потекли ручьём денежки. Кулейкин уж совсем уверенно почувствовал себя, но вдруг завод-кормилец неожиданно разорился. С заводом прогорел и сам Кулейкин, на долгое время засев «на мель».
Но через три года он, получив кредит, открыл в своём городе маленький магазинчик. Ему снова, вроде бы, повезло. И, расплатившись с долгами, он приобрёл для себя даже подержанную иномарку, а своей любовнице купил новую шубу. Но неожиданно случился пожар, и большая часть товара вместе с магазином сгорела…
И подобные штуки приключались с Кулейкиным по меньшей мере раз десять. Именно тогда, когда очередной успех ему казался как никогда надёжным, Фома Кулейкин терпел сокрушительное поражение.
Ему было всего сорок шесть, но он уже смертельно устал; устал сражаться с безымянным н е ч т о, ставившим неисчислимые преграды на всех его многообещающих начинаниях. И уже убеждённый, что над ним тяготеет проклятие, он порой переставал верить в себя. Единственной возможностью обойти судьбу, он теперь видел только в том, чтобы, как можно скорее начать новую жизнь, которую был намерен посвятить разведению кубинских тараканов (для получения из последних - хитинового порошка!). Но начинать светлую, новую жизнь следовало, как полагал Кулейкин, с хорошего отдыха.
И когда, на остатки кредита, он приехал с двадцатилетней шатенкой в Н-ск (оставив где-то далеко под Тулой жену и своих трёх ребятишек), то переполненный бредовыми идеями, казалось, окончательно потерял рассудок.
И Долматову не составило большого труда «раскрутить» полуспятившего авантюриста на приличную сумму «деревянных», сдав до осени, запорхнувшей к нему парочке, так понравившуюся ей чудо-квартирку.
По счёту, восьмой, побывала в квартире высокая, плоская и угловатая женщина, ветеринар из Калуги, с плотно поджатыми губами.
У Ларисы Андреевны Аистовой не было ни детей, ни мужа, ни любовников, способных сделать её жизнь наполненной и… невыносимой. Она считала, что более красивые и удачливые в личной жизни подруги, на самом деле более несчастливы, чем она сама, так как позволяли бессовестным мужчинам безбожно эксплуатировать себя. Ей, старой деве, любовь представлялась абстрактным понятием, таким же, как живопись Рене Магритта.
О себе она полагала, что находилась в авангарде современной мысли, так как в своём родном городе возглавляла движение за стерилизацию бездомных животных. Но в повседневной жизни, Лариса Андреевна оставалась сухой, безнадёжной пуританкой.
Разговорчивому и умевшему расположить к себе женский пол, предприимчивому Модесту Петровичу, деньги за аренду уютной квартиры, женщина-ветеринар отдала… с улыбкой.
Девятым по счёту в квартиру забрёл эксцентрик-жонглёр, лилипут Великанов. Он долго и утомительно, мультяшным голосом посвящал Долматова в проблемы современного цирка. Рассказывал о магии волшебного круга манежа, о бесконечных репетициях, об удачных репризах, об интригах коллег и о колоссальном внимании к его персоне красивых, длинноногих женщин.
Долматов слушал его в пол уха, так как в это время захотел в туалет. И когда словоохотливый лилипут отсчитал, наконец, оговоренную сумму денег, подавлявший в себе требовательные позывы Долматов, бесцеремонно, выпроводил циркача из квартиры.