Письмо в Москву

Галина Цой
Мне тогда едва исполнилось 19. Работала я шофером на «Москвиче – 412» в спецсвязи. Эта организация занималась перевозками секретных документов. В отделе как фельдъегерю мне выдали оружие – наган. Правда, стреляла я так «метко», что пули летели в молоко. Но зачет был принят.
Дома мама постоянно читала нравоучения: мол, негоже девочкам шоферить, шла бы выучилась на повара, как она, – всем хорошо, и семья сыта... Но я машину любила! Чем дальше маршрут, тем интереснее. Как в гараж вернусь из рейса, так свою ласточку сама ремонтирую, намываю, вылизываю. Иду домой с работы и уже скучаю по ней: скорей бы утро настало – и за баранку.
На календаре был месяц ноябрь. У нас в Ростове обычно стоит теплая погодка, затяжное бабье лето. Тут глянула в окно: снег выпал! Вот новости! Шины-то у машины не ахти какие, едва протектор виден.
Стала собираться на работу. Оделась, но не обулась: нет нигде моей обуви. Мамина работа. То-то они с соседкой шушукались, а как я подошла к ним чайку попить, вообще заговорщицки замолчали. Все в доме обыскала – бесполезно. И мамульки-то дома нет, конечно. Нашла старые босоножки, которые почему-то до сих пор не выбросила, хотя собиралась. Покрутила их в руках – подошва оторвана, язык показывает и просит каши. Выбора нет. Влезла в них и почапала на работу. Прохожие оглядывались и крутили пальцем у виска. В трамвае одна бабулька место уступала: мол, такая молоденькая, а больная.
В гараже диспетчер удивилась:
- Галь, ты зиму с летом перепутала? В босоножечках пришла по снежку…
- Нет, не перепутала. Просто мама обувь спрятала…
Схватила путевку – и быстро в теплую машину. Покатила в СС – так мы сокращенно называли спецсвязь.
Дали мне маршрут в хутор Веселый. Поехал со мной серьезный, вечно всем недовольный фельдъегерь Илья. Оружие мне не выдали, значит, не велика важность в бауле (кожаная сумка с железными застежками).
Пока выехали из города, снег растаял: в Южной столице он не залеживается и зимой. Проехали мы километров 50 по асфальту, тут бац – грунтовка! Чернозем наш знатный! Налипает грязь с геометрической прогрессией. Еду по проселочной дороге – все больше луж и ухабов, ямы глубокие и колея. Хоп – и застряла. Заюзила задом авто, пытаясь выехать.
Мой Илюшенька изрек горькую истину:
- Баба – она и есть баба.
Потом смягчился:
- Галька, лучше б ты кашу варила. Иди теперь сама пешком за трактором.
Я сняла босоножки: чего пачкать обувь, еще пригодится. Подвернула штанины и шагнула в грязь.
- Вау! – но тут же подавила свой вопль, погружаясь в черную мерзкую жижу по самое некуда!
Ледяная грязь причудливыми узорами украсила брюки. На четвереньках вы-бралась, до крови кусая губы, но молча побрела в сторону беленьких куреней с камышовыми крышами.
В конторе председатель быстро послал трактор за машиной, а мне подарил резиновые сапоги. Одна из казачек приодела меня в синие штаны с лампасами, как у генерала, и дала шерстяные носки, приговаривая: «Горюшко ты мое».
Между тем стали искать Соленую Марию Ивановну. Оказалось, эту фамилию носят почти все хуторяне. Одних Марий с десяток. Кому же правительственное письмо вручать?
- Кажись, я знаю, хто цэ пысав, – мужик, сверкнув зло глазами, посмотрел на свою жену.
Та, густо краснея, потупилась.
- Я писала в Москву.
- Несите паспорт, Мария Ивановна, – произнес фельдъегерь.
Но оказалось, что у большинства жителей паспортов просто нет. Мария при-несла справку и, расписавшись в ведомости, открыла конверт с множеством печатей из сургуча. Дрожащими руками развернула лист. На нем было написано всего несколько слов: «Мария Ивановна, письмо ваше получил. Спасибо. Брежнев Л.И.»
Манечка радостно поведала, что смотрела по телевизору про Малую землю и написала отзыв в Москву Леониду Ильичу.
Председатель улыбнулся сквозь усы и захлопал в ладоши. Собравшийся народ поддержал руководителя, аплодируя Марии.
Прижимая письмо к груди, та выкрикнула: «Я еще напишу дорогому герою Брежневу!»
- Я тебе напишу дома кнутом! – пригрозил муженек.
Из хутора я ехала по другой дороге – не асфальт, конечно, но что-то вроде щебня. Уже в гараже я обнаружила в машине бутылку самогона. С шоферами ее приговорила, рассказывая о своих приключениях.
Дома мама не ругала и обувь вернула. А я даже не заболела: самогоночка спасла, наверное. И шоферила еще не один десяток лет.