А на бумагу сыпался песок.
Блиндаж качался. Ночь тонула в гуле.
Я утром вышел – и шальная пуля
Пропела от виска на волосок.
(М.Соболь "Забит в патрон спрессованный огонь")
И ведь главное, знаю отлично я,
Как они произносятся,
– Но что-то весьма неприличное
На язык ко мне просится…
(В.Высоцкий, “Хунвейбины”)
21 февраля 1995 года я, с утра, с тремя бойцами, уже внесён в полётный лист и сижу в накопителе аэропорта Раменское, в ожидании вылета на Моздок. И вдруг, когда до погрузки в самолёт остаются 10-15 минут, пребывает человек двадцать каких-то полковников и с ними Батюшка. Крупный такой дядька с солидной бородой, в чёрной рясе, высокой чёрной поповской шапке, с иконой под мышкой, огромным серебряным крестом на обширном пузе и богато вырезанным посохом. Своим внушительным видом он как нельзя более соответствовал моему представлению о каноническом виде православного священника.
Несколько раз, степенно обойдя зал, батюшка пристально оглядывал каждого из присутствующих и раскланивался. Вся эта делегация была усажена в самолёт вместо нас, ранее приехавших, и пришлось ещё часа два ждать следующего рейса. В Моздоке мы переночевали в перевалочном лагере спасателей и утром следующего дня вертушкой вылетели в Грозный. До месторасположения Управления МЧС, которое располагалось на гаражной территории ЧиченГлавСнаба, добрались к обеду. Одним из первых, кого я встретил там и был этот батюшка. Увидев меня, он подошёл и поздоровался, как со старым знакомым. По старославянски О-кая и А-кая в неожиданных местах, расспросил, как мы добрались, всё ли хорошо, чем будем заниматься и т.п. И в конце нараспев пробасил:
– Жду-у ко-онта-акта, сын мо-ой.
Я слегка оторопел, но потом выяснилось, что это была его дежурная фраза, так он прощался со всеми.
Утром, на разводе, батюшка стоял рядом с руководством и благословлял спасателей МЧС на ратные подвиги. Говорили, что приехал он по собственному почину откуда-то с Украины, был у Патриарха а тот, видимо приревновав, не дал ему благословления на поездку в Чечню. Но доподлинно мне это неизвестно. Звали его Отец Фаприан и оказался он боевым настоящим мужиком. В то время, когда остальные святоши РПЦ, “струхнумши”, отсиживались по тёплым местам, наш Батюшка с первого же дня, под грохот канонады и свист пуль, выезжал в разрушенный город. С риском попасть под обстрел, зацепить растяжку, наступить на мину или неразорвавшийся снаряд, он заходил во дворы, в дома, в подвалы. Народ, уставший от бомбёжек, голода, холода, неопределённости, покалеченный, израненный, больной, сирый и убогий стекался, завидев его, из подворотен и подвалов и был счастлив припасть к ручке и услышать доброе слово православной поддержки. Отец Фаприан успокаивал, благословлял, причащал, отпевал и делал всё, что и положено служителю культа (за что ему большое человеческое СПАСИБО). Случилось так, что через несколько дней пуля ударила в стену дома рядом с его головой, обсыпав лицо кирпичной крошкой. Народ вокруг Батюшки попадал с перепугу, а тот остался стоять сурово и бесстрашно. Его с трудом удалось затащить за угол, в более безопасное место.
На другой день Отца Фаприана переодели в камуфляж, а за проявленное мужество ему была вручена соответствующая медаль, которую он и носил на груди, чуть левее и повыше неизменного креста. Когда в очередной раз я встретил его и стал расспрашивать, как и что там было, Батюшка, подняв палец вверх, начал со слов:
– Рука Госпада на-ашаго… о-отвела окоянную пулю… Потом он обстоятельно и витиевато поведал о том, что с ним произошло и в конце добавил своё неизменное:
– Жду-у ко-онта-акта, сын мо-ой.
В общем, разговаривать с ним было поучительно и весьма занятно.
Утром он приходил в столовую и рассказывал, какой сегодня день по православному календарю, чьи именины, какие исторические события в это время были много лет назад, какие подвиги совершали наши предки. Подбадривал и общался со всеми, не придавая никакого значения ни званиям ни возрасту, за что его все и любили.
И вот, однажды, мы стоим в очереди на завтрак. Столовая находилась в огромных гаражах, где были большущие смотровые ямы, частично перекрытые деревянными щитами, которых явно не хватало… Ухо нужно было держать востро и мы каждый раз петляли между ними, что бы не свалиться. Батюшка, как обычно, пришёл благословить трапезу и, попутно, укрепить нас в вере:
– Благословляю вас, дети мои-и, на труды ратныи-и – нараспев басил он переходя вдоль очереди, от группы к группе. Сегодня день преподобнага Герасима Иорданскага-Врачевателя, покровителя всей твари земно-ой. Герасим-Грачевник грача на Русь вернё-ёт, а со свято-ой Руси кикимору-то и вы-ыгонит. Грач на горе-е – так и весна на дворе-е. Благословляю вас, дети мои-и. Сегодня именины у Васи-илия, Вячесла-ава, Григо-ория, Дани-илы и Па-авла. Благословляю вас дети мои-и. На Руси свя-ято-ой продолжается По-ост Вели-икай, но вы, дети мои, ноходитись при трудах ратных, до-олжны хорошо-о питаться. Питайтесь, дети мои-и, а я за вас попощу-усь.
Мой товарищ, Владимир, видя, что отец Фаприан опасно близко подошёл к смотровой яме, на которую как раз и не хватило такого щита, предостерегает его:
– Батюшка, осторожно, там яма…
– Ви-ижу, ви-ижу, сын мо-ой, спо-оси-ибо тебе-е, блогословляю и тебя на труды ратныи-и…
И-и-и... Ба-бах в яму!! Из ямы верещаво, тоненько-тоненько:
– У-у-у, ё-ё… тво-ою ма-а-ать. И басом: – Про-ости-и меня Го-осподи-и-и.
M.V.
Иллюстрация из Интернета