ДГ 17(3) Грани Нерушимые
Все в зале замирает тревожно. Я чувствую на себе взгляд Ириса. Он единственный знает о том, насколько я близок к смерти. Леозарит, может, и не даст мне ничего сказать. Или убъет прежде, чем я успею сложить в слова свои мысли. Которые, видит Бог, и так улетучились сейчас.
Лавина ее нетерпения со мной разделаться, и стремительный поток моей любви сталкиваются где-то посередине. И она не может этого проигнорировать. Я ждал ее слишком долго. И слишком долго я не представлял, где и когда найду ее.
Недостающий кусочек пазла появляется слишком неожиданно, слишком страшно. Я оказываюсь в памяти Леозарит, и вижу, как она медленно бредет тюремным коридором, ведя рукой по темной стене, сворачивает направо, и садится в маленькой камере. По каменным стенам сочится вода. Деревянные полки на них заплесневели. Вокруг – тишина, тьма и сырость.
Потрясенный этим видением, я силюсь вспомнить речь о противоядии против ненависти, которую подготовил. Но вместо этого вырывается:
- Мама, как ты оказалась в тюрьме?
- Не знаю. – Шепчет она, а стихийная ненависть выплескивается неистовой, горячей волной.
А я знаю. Вот оно, прямо здесь.
В тот день, вернее вечер, когда она исчезла – размытые краски темных деревьев на фоне неба, сквозная воронка темной, бесприютной улицы, Мевилд вывел ее из дома, посадил в карету, и привез в городскую тюрьму.
Он отдал ее одному из тюремщиков, который согласился взять Леозарит за деньги в обмен на обещание молчать, что эта сумасшедшая и слепая – жена советника Гидеалиса. С глаз долой, из сердца вон.
- Ты прозрела два года спустя. Прозрела, но не вспомнила.
Мне хочется ее нежно обнять, и дать понять, как я счастлив, несмотря ни на что, но между нами - стена, и звезда под потолком следит за каждым моим движением, настороженно и недобро.
- Наверное, не захотела. – Голос Леозарит лишен эмоций. Потому, что она отреклась от них после всего пережитого? – Я вышла из тюрьмы. Меня никто не остановил. Была весна. Как сейчас. Я прошла по городу, долго шла по дороге. И потеряла сознание. Очнулась в карете какого-то человека. Он сказал, что его зовут Иберис, и что мы едем в Оронтейн. Это все. Помимо того, что я знаю, что я дочь Арилеота 14.
Из-за туч выглядывает солнце, освещая залу ровным, приятным светом сквозь огромные, красивые окна. Солнечные лучи падают на волосы моей матери, я глажу их, совсем как в детстве, хотя с тех пор она стала почти неузнаваемой, и ее боль переливается в меня. Становится нечем дышать.
Она все еще держит мою руку, и я осознаю, что это больше, чем боль. Это нейротоксин. Яд моментально и неистово вливается в меня мириадами сверкающих искр.
Ирис, от любви своей настроившись на все то, что вижу и чувствую я, пользуясь тем, что Леозарит перевела свое внимание на меня, вытаскивает меч, и быстро пробивается сквозь рыцарей к нам. Сталь, звенящая на самой высокой ноте, приводит меня в чувство.
Зачем он подбежал? Чтобы разорвать неизбежность обволакивающего тумана, и остановить мою медленную смерть? Или чтобы что-то ей сказать? Она не хочет помнить ни Мевилда, ни себя такой, какой была раньше. Она поглощена ненавистью и местью, забыв причину. Это бывает очень часто.
Амнезия – естественное состояние нашего сознания. Ловушка состоит в том, что мы считаем, что все помним. А на самом деле мы перевираем прошлое, чтобы казаться себе всегда правыми и невинными. Чем все «помнить», как мы, лучше забыть все сразу, как она.
- Делайте уже то, зачем вы приехали! – Встряхивает сознание звонкий, почти детский голос.
Из-за спины Ириса выглядывает Амаранта. Не думаю, что он специально пробил ей дорогу ко мне. Она просто использовала момент. И улыбается мне спокойно и открыто, давая свои силы взамен моих, давно покинувших меня.
- Мама, ненависть – это попытка «уравнять счет» с тем, кого, как нам кажется, Бог любит больше. Иначе почему Бог позволил Мевиду так с тобой обращаться, да? Ты возненавидела его, ибо не знала, какую страшную цену он заплатил за свое богатство и высокое положение в обществе, и всю ту роскошь, которую ты, деревенская девушка, получила, выйдя за него замуж. Все это досталось ему от отца, который искалечил его детскую душу. Он делал больно тебе, потому что больно сделали ему...
Смертоносный поток нейротоксина замедляется, и Леозарит смотрит на меня из глубин своей души. Смотрит той женщиной, которую так старалась забыть вместе со всем прошлым. Темные грани ее души переливаются, и кажется, что существование себя, старой, для нее такой же сюрприз, как и для меня.
Звезда над нами начинает излучать такой яркий свет, что на лицах присутствующих выступает пот. Несоизмеримое количество сил и энергии, скрытое в моей матери, рано или поздно должно было найти выход.
Наша связь с Ирисом так сильна, что я слышу, как кровь стучит у него в висках. Звезда заливает все в зале плотным информационным потоком одного и того же приказа. Рыцари и советники короля начинают оседать на пол один за другим.
- Послушай... – Я делаю над собой усилие, пробиваясь сквозь ее неприятие, и смотрю в любимые, родные глаза, отдавшиеся боли, не найдя ничего лучше. - Синяки на лице видны всегда, а вот синяки на душе – никогда. Только потому, что мы не знаем, какую цену люди заплатили за то, что у них есть, еще не значит, что они ее не платили. Бог любит нас всех одинаково, но у нас разные пути, и цену за то, что есть у них, но нет у меня, не видно почти никогда.
Ее страдание необъятно, и молчаливо.
- Допустим, я знаю, какую цену он за все заплатил... – Прерывает меня мать, и, допустим, я поверила тебе насчет любви Бога, но почему я продолжаю его ненавидеть?
- Потому что ты все еще чувствуешь себя слабой. Нужно почувствовать себя сильным своей связью с Богом. Это всегда зависит только от нас.
Я сказал не то, что ей хотелось бы услышать. Когда мы уже вступили в связь с Гордыней, Бог нам больше не нужен. И возвращаться к нему – болезненно. Поток яда в мой организм усиливается, и я понимаю, что это – точно конец.
И тут Ирис лихорадочно перехватывает инициативу. Те рыцари, которые все еще стоят на ногах, снова начинают драться друг с другом, и в этот раз он умудряется выигрывать, беря под контроль все большее количество людей.
Но мои силы на исходе, и передо мной только ее лицо – неповторимо родное, и прекрасное, как предутренняя роса.
В бреду ли, или в реальности, но я вижу, как она вдруг разворачивается, и направляется к двери. За ней бежит тот самый рыцарь со шрамом на лице, который приходил к ней домой, и кричит «Моя леди, возьмите меня с собой». Она не обращает на него внимания, и тогда он падает на колени, и умоляет, утверждает, что любит, и что не сможет без нее жить. Она тогда улыбается холодно, и кивает.
Они уходят. Еще через минуту звезда под потолком затухает и исчезает. Воины начинают приходить в себя, оглядываться, помогать раненым.
А я вижу, как Леозарит выходит из дворца, идет по улицам в своем длинном, причудливо развевающемся на ветру платье. Рыцарь со шрамом едва поспевает за ней, глядя на нее влюбленными глазами. Люди оборачиваются вслед этой странной паре.
Через какое-то время над городом поднимается грандиозный темный предмет мистического вида, и исчезает в облаках.
В руке у меня что-то зажато. Я разворачиваю ладонь, и на ней – узорная маленькая брошка, сверкающая гранями белых и зеленых камушков. Как она там оказалась? Когда она успела вложить ее мне в руку?
- Что это? – Амаранта подходит, и касается вещицы.
- Последний подарок мамы. В детстве я любил играть с этой брошкой. А потом она исчезла вместе с Леозарит. Или она меня вспомнила, или не захотела, чтобы я забыл.