2

Герман Дейс
                - Бля-а-а-а! – взвыл Серёга, в долю секунды оплакав себя, вспомнив почти всех родственников, полдюжины друзей и отдельно дядю Пашу. Аккурат после дяди Паши приспел тот момент, когда Серёга, его странный сосед и их водила с водилой встречного сарая должны были под грохот со скрежетом сшибающегося металла прекратить своё бренное существование. А заодно оценить качество перехода из бытия в противоположное состояние и либо убедиться в правоте идеалистов, либо окончательно утратить способность в чём-нибудь убеждаться (ну, да, материалисты так и утверждают, что бытие первично). Но ничего этого не случилось. Вернее, не случилось для водилы и пассажиров иномарки, которая самым незатейливым образом на совокупной скорости двести километров в час пошла на таран лакированного сарая. А вот хозяину этого сарая пришлось худо, если не сказать больше.
                - Бля-а, - повторил Серега своё восклицание, но тремя тонами ниже в то время, когда их иномарка словно прошла сквозь сарай и, как ни в чём не бывало, помчалась дальше уже по своей полосе. Серёга ни черта не понял, зато он вдруг уверовал в тот свет, поскольку если он ещё что-то видит или о чём-то соображает, то делает это наверняка на  т о м  свете. А как же иначе? Ведь…
                Серёга поворотил голову с туловищем на сто восемьдесят градусов и увидел половину того, что должно было свидетельствовать о его первоначальном законном выводе по поводу  т о г о  света. То есть, Серёга увидел кувыркающиеся в придорожных хлябях металлические руины в смысле бывшего лакированного сарая с охреневшим водилой. Ещё Серёга увидел стремительно удаляющийся от него «жигуль», в действительности замерший на обочине капотом в придорожную грязь, и долговязого пенсионера рядом с ним. «Жигуль» чудом избежал инерционного удара сзади, а пенсионер выскочил из своего кормильца на дорожное полотно и его хорошо освещали дальние фары нарисовавшейся за неблизким поворотом тачки. Поэтому, невзирая на быстро увеличивающееся расстояние, Серёга отчётливо видел, как водитель «жигуля» стремительно поворачивается то в сторону руин в виде двух, словно разрезанных циркулярной пилой, составных частей сарая, то в сторону уносящейся другой иномарки. Другими словами, пенсионер тоже не понимал половинчатости обыкновенного ДТП с закономерным тотально-летальным исходом для обеих сторон столкновения, где непременно должна была присутствовать вторая груда горящего металлолома вместо того, чтобы резво уноситься туда, куда она (не груда горящего металлолома, а целёхонькая иномарка) направлялась.
                «Блин, это какую водку мы сегодня пили с дядей Пашей?» - всё ещё не веря собственным глазам, да и вообще всем остальным чувствам, панически подумал Серёга. Он с непреходящим ужасом, одновременно ощущая какой-то экстаз неведомого откровения, скосил глаза вправо, где, снова откинувшись на спинку заднего сиденья и отцепившись от водительского плеча, сидел таинственный то ли Михаил Сергеевич, то ли Виктор Степанович. А может быть, и сам Владимир Владимирович.
                - Нормальную вы пили водку, - будничным тоном успокоил Серегу сосед по «парте», - палёную, не очень качественно денатурированную…
                - Чёрт! – воскликнул Серёга.
                - Что угодно? – поинтересовался водила.
                - Не дёргайся! – одёрнул его пивной незнакомец. – Поаккуратней. Видишь – подъезжаем? Как бы какого клиента не задавить…
                - Слушаюсь, шеф, - отозвался водила и порулил по престижным «трущобам» Успенско-Рублёвского шоссе.
                - А мне нравится, как вы, русские, реагируете на приближение опасности, - зачем-то сказал Владимир Владимирович (сейчас Серегин спутник жутко смахивал на очередного президента РФ). – Материтесь, в то время как американцы и европейцы просто завывают от ужаса.
                - Я не русский, я украинец, - машинально возразил Серёга.
                - Ну, разница небольшая, это вы от лукавого и прочей нечисти таковую себе придумали, - весело хохотнул «президент».
                - От вас, значит? – слегка осмелел Серёга.
                - От нас, от нас! – не стал отпираться «президент».
                В это время водила подогнал тачку к слабо освещённому трёхэтажному особняку, выглядевшему довольно скромно между двумя соседними дворцами, ворота бесшумно открылись, и тачка плавно вкатилась во двор. Водила тормознул возле спуска в подземный гараж, выскочил из салона и предупредительно распахнул дверцы с обеих сторон. Серёга  вышел под холодный моросящий дождь секундой позже Виктора Степановича (сейчас его спутник походил на господина Черномырдина) и чуть не обделался от очередного приступа ужаса. К нему, откуда ни возьмись, подбежала устрашающей масти и какой-то фантастической породы собака. Ничего плохого она по отношению к Серёге не предприняла, но её размеры и всё остальное насчёт масти и породы произвели на бедного бывшего учителя такое впечатление, что он чуть было и так далее.
                - Цербер, место! – негромко приказал хозяин, надо полагать, трёхэтажного особняка в скудном освещении экономичных ламп, и собака в прямом смысле этого слова исчезла. – А ты, Харон, поставишь машину в гараж и свободен.
                - Свободен… А как же… - начал было Серёга, смутно знавший и Харона, и Цербера, и даже некоего Аргуса.
                - А как же мы будем переправляться через реку Стикс? – насмешливо переспросил хозяин. – Понавыдумывали чёрт-те что, и достают: то им Стикс подавай, то Лету. И вы туда же: с грехом пополам осилили «La divina commedia» флорентийского богослова и мните себя знатоком того, о чём не имеете ни малейшего представления.
                - Осилил чего кого? – не понял Серёга, пристраиваясь за хозяином, который учтиво махнул рукой в сторону бокового входа в трёхэтажную каменную избу. Отвлекшись беседой, бывший учитель пения, тем не менее, успел краем глаза заметить, как машина и пресловутый Харон куда-то бесследно и моментально испарились, а вовсе не скатились в подземный гараж. Однако такие штучки Серёгу больше не удивляли.
                - Я говорю о «Божественной комедии» господина Данте Алигьери, - терпеливо пояснил хозяин особняка. – Ещё тот был сказочник…
                Они вошли в сводчатую боковую дверь, миновали полутёмную прихожую размером с нормальную трёхкомнатную квартиру и попали то ли в гостиную, то ли в просторный кабинет. Полумрак царил и здесь, а Серёга продолжал задавать вопросы. Вернее, он только начинал озвучивать свой вопрос, а хозяин, перебив своего гостя, отвечал.
                - Кстати, насчёт сказок: зачем вы тогда…
                - Собаку зову Цербером, а своего водителя Хароном? – уточнил хозяин, подходя к столу просто невероятных размеров, крытого сукном и содержащегося в идеальном порядке под старину в виде канделябра, двух шандалов и массивного письменного прибора с часами в них. – А что может быть ироничней называть предметы нашего земного обихода теми именами, которые вы, люди, сочинили для якобы мифических персонажей?
                Он так и сказал – предметы.
                - Ну-у, - забуксовал Серёга. Он пребывал не в том состоянии, когда понимают иронию.
                - Садитесь, - пригласил хозяин. – Эри, ужинать! – позвал он кого-то.
                В тот же момент в середине то ли гостиной, то ли кабинета появились две женщины довольно отвратительного вида и шустро накрыли на письменный стол. Словно из воздуха материализовались чашки, кофейник, молочник, хлебница и ещё пара-тройка посудин вместе с симпатичного вида графинчиком, рюмкой и нераспечатанной банкой маринованных огурчиков. Женщины двигались стремительно, волосы их развевались, глаза горели недобрым пламенем. Вся эта фантастическая видимость показалась притерпевшемуся за последний час к разным странностям Серёге довольно банальной, однако он не преминул мысленно отметить, что дополнительного ужаса эти две бабы на него таки нагнали. Хотя основной ужас то ли притупился, то ли обтерпелся.
                «Фурии какие-то», - подумал он.
                - Совершенно верно, - поддакнул хозяин, - хотя мне больше нравится другое название – Эринии. Я так их и зову – Эри первая и Эри вторая. Вы ведь заметили – они близнецы…
                - Заметил, – пробормотал Серёга, устраиваясь поудобнее на массивном стуле напротив хозяина. – Только я чего-то не пойму: вроде как вы должны находится в этом, как его, замерзшем подземном озере Коцике, а вроде вы здесь. И эти, которые то появляются из ниоткуда, то снова исчезают. Мне всё это, наверно, мерещится?
                - Опять Данте, - поморщился хозяин, изящно управляясь с кофейником, чашкой и молочником, после чего воздух комнаты наполнился тончайшим ароматом натурального мокко. – Между прочим, озеро называется Коцит, ударение на первом слоге. А что до ваших сомнений насчёт мерещится, то тут не всё однозначно. Что-то, несомненно, иллюзорно, а что-то вполне реально.
                - Это как? – не понял Серёга.
                - Молча! – вдруг рассердился хозяин. – Некогда мне тебе объяснять структуру истинного процесса, где в действительности действительность периодически трансформируется в иллюзию и наоборот. Нам до двенадцати надо успеть переделать ещё кучу дел. После ужина, разумеется…
                - А я думал, что…
                - Чушь! Это бандиты по ночам возятся, а мы респектабельные господа. И у нас нормированный рабочий день. Я вот только с тобой припозднился…
                - Кстати, насчёт иллюзий, - снова осмелел Серёга. – Водка-то настоящая?
                - Настоящая, - обнадёжил его хозяин. – И огурцы тоже. Угощайтесь на здоровье. Кофе не желаете?
                - Нет, - кратко ответил Серёга и принялся свинчивать с огуречной банки крышку, а про себя подумал, что какое уж тут к чёрту здоровье?
                - А вот это вы зря, насчёт здоровья-то, - негромко возразил хозяин, манипулируя кофейными принадлежностями и самостоятельно сооружая миниатюрные бутерброды, - оно вам ещё как пригодится.
                - Это вы к чему? – пробурчал Серёга, накатил полновесную стограммовую рюмку, с удовольствием оценил неземное (или нероссийское?) качество водки и с не меньшим удовольствием захрустел огурчиком.
                - К тому, что нашим клиентам крепкое здоровье весьма необходимо, - объяснил хозяин.
                - Это ещё зачем? И почему я ваш клиент? – машинально поинтересовался Серёга, достал пачку затрапезной «Явы» и вопросительно глянул на хозяина.
                - Курите, - разрешил тот. – Что же касается ваших вопросов, то дело в следующем: во-первых, вы, безусловно, наш клиент, поскольку сами изъявили желание иметь с нами дело. Во-вторых, вы сразу не опротестовали моего предложения и, поскольку я лично с вашего согласия веду это дело в течение уже, э…
                Хозяин на секунду замешкался и продолжил:
                - … Двух часов и четырнадцати минут, то неустойка в случае вашего отказа от нашего соглашения, которое даст все основания считать в дальнейшем вас нашим клиентом, будет вам дорогого стоить. В-третьих…
                «Грамотно излагает», - с невольным уважением подумал Серёга.
                Хозяин едва заметно усмехнулся и продолжил:
                - … Мы проявляем к своих клиентам, заключившим с нами договор при жизни, весьма качественную заботу. Наши клиенты не таскаются по электропоездам с гитарой в поисках грошового заработка и наши клиенты не живут в прохудившихся курятниках. Как правило, это люди преуспевающие, сытые и не подверженные земным болезням. Случается, правда, что кто-нибудь из них подцепит триппер или белую горячку, ну да такие пустяки легко лечатся в дорогих платных клиниках или ведомственных медучреждениях…
                - Дорогого стоить – это сколько? – на всякий случай спросил Серёга и повторил с графинчиком, не забыв завершить операцию очередным огурчиком. Спрашивал он больше для очистки совести, а вовсе не затем, чтобы…
                - Десять тысяч евро, - буднично ответил хозяин, словно речь шла о покупке подержанной корейской иномарки, сделанной в Таганроге. – Оплата счёта до двенадцати пополудни завтрашнего дня. После – счётчик. Каждый просроченный день – плюс двадцать пять процентов от стартовой суммы с нарастающим итогом.
                «А говорил, что не бандит», - мысленно возмутился Серёга.
                - В общем, вы можете продолжать выпивать, но нам пора приступать к кое-каким формальностям. Я думаю, одно другому не помешает…
                Не успел хозяин произнести последнее слово, как стол снова приобрёл свой строгий деловитый вид под старину, только тот участок, который занимал Серёга с графинчиком, рюмкой и банкой маринованных огурчиков являл собой некий уютный островок в океане серой канцелярской безнадёги. Из-за портьер, обрамляющих одну из дверей то ли кабинета, то ли гостиной, нарисовался человек самой менеджерской серой наружности и представил хозяину несколько папок. Тот кивнул и серый испарился. А Серёга только крякнул и вылил в рюмку остатки водки.
                «Огурцов ещё полная банка, а водки…» - подумал, было, он и не успел поставить на стол опорожненный графинчик, как вдруг ощутил в руке приятную тяжесть. Серёга на всякий случай поднял сосуд на уровень глаз и визуально убедился, что тот снова полон.
                - Мне водки не жалко, - пробурчал хозяин, перебирая листы в папках, - вы только не нагружайтесь до состояния риз. А то будете потом отнекиваться, что ничего не видели.
                - Авось не нагружусь, - легкомысленно отмахнулся Серёга и подумал, что такой вкусной водки он ещё никогда не пил.
                - Вот тут подпишите, - прервал его приятные мысли хозяин и протянул через стол какую-то бумагу.
                - Чем? – удивился Серёга, и запоздало заупрямился. – А если не подпишу?
                - Кончайте Ваньку ломать, - урезонил его хозяин. – А неустойка? А счётчик? И потом: что для вас душа, вы ведь всё равно ни во что такое не верите.
                - А что для вас моя душа? – продолжал тормозить Серёга.
                - Что надо. Ну?!
                Серёга завозил правой рукой по столу в поисках ручки.
                - Палец приложи к тому месту, где галочка! – рявкнул хозяин.
                - Да ставлю, ставлю, - заныл Серёга, с сожалением глядя на почти полный графин неземной (или просто нероссийской?) водки.
                - Мы ещё никуда не уходим, - успокоил его хозяин и, когда под приставленным большим пальцем бедного музыканта возле вышеупомянутой галочки в нижней части бумажной формы, на которой черт-те что было написано, образовался кровавый отпечаток, черканул там свою монограмму и сунул бумагу в папку. Затем принялся перебирать другие листы.
                «Надо быстрее нажраться, а там будь что будет», - мелькнула в голове бывшего учителя незатейливая мысль, и он налёг на водку. Хозяин обширного кабинета лишь неопределённо хмыкнул в ответ на Серёгину мысль и продолжил свои бумажные дела. Время от времени возле стола с его стороны появлялся малый в менеджерском прикиде, какие-то бумаги брал и снова исчезал. Затем появлялся, подсовывал шефу новые бумаги, а иногда что-то почтительно ему говорил. Шеф в ответ недовольно рыкал, ставил свои подписи, где надо, и так продолжалось минут двадцать. За это время Серёга успел достаточно нагрузиться и для прояснения мозгов прикладывался к банке с огурцами, чтобы отхлебнуть рассола.
                - Чёрт бы побрал этих бюрократов! – услышал он возмущённый возглас хозяина. – Откуда они, заразы, берутся? Всего-то дел, а бумаг нагородили…
                - Ик! – решил поддержать беседу Серёга. – Сам тут хозяин, и сам же возмущается… Прикажи, и не будет никаких бюрократов!
                - Много ты понимаешь, - огрызнулся хозяин и как бы про себя пояснил: - К сожалению, даже не в моих силах противостоять богопротивным нововведениям, которые идут от наиболее гнусной части рода человеческого, поелику сама богопротивность есть гарантия продвижения данного нововведения в нашу среду, а человеческая гнусность есть конгруэнтность…
                - Можно ещё водки? – перебил расходившегося хозяина Серёга, тщетно встряхивая в руке пустой графинчик в надежде, что тот снова чудесным образом наполнится.
                - Нет! – отрезал хозяин. – Тебе пора.
                - Так вы мне не дообъяснили про конгруэнтность, - залебезил бывший учитель пения.
                - Я же сказал: тебе пора, - внушительно повторил хозяин и в его голосе прозвучали такие металлические нотки, что у Серёги противно засосало под ложечкой, а во рту вместо приятного вкуса водки с огуречным рассолом образовался привкус то ли меди, то ли алюминия, то ли какого другого цветмета.
                - Ну, так я ж разве спорю, - испуганно пробормотал Серёга и заозирался по сторонам.
                - Вергилий! – рявкнул хозяин и тотчас перед ним нарисовался какой-то совершенно запущенный мужичонка.
                - Слушаюсь, васясо, - прокряхтел мужичонка голосом то ли с недосыпа, то ли с перепоя, почёсываясь обеими руками вокруг всего туловища, облачённого не то в сильно подержанный хитон, не то в застиранный халат.
                «Ни хрена себе, Вергилий, - изумился Серёга, имевший кое-какое представление об обладателе данной славной фамилии, - Публий Нерон… греческий баснописец… тыща лет до нашей эры… Натуральный, блин, бомжара с трёх вокзалов!»
                - Получите клиента на экскурсию и распишитесь, - велел мужичонке хозяин и протянул ему бумагу.
                - Вот этот? – махнул в сторону Серёги бомжара с якобы греческими реквизитами и расписался.
                - Этот, - подтвердил хозяин, забрал бумагу и взамен неё дал новоявленному экскурсоводу целую папку.
                - Поциркулярная циркуляция согласно меморандуму 143652 Z ещё в силе? – не очень вразумительно для Серёги поинтересовался экскурсовод.
                - Да, слава богу… то есть, чур меня… то есть, кого это чур?! – слегка сшибся с хозяйского тона владелец шикарных апартаментов. – Конечно, в силе! Идите, чёрт бы вас побрал...
                - А мы… - начал было Серёга, увлекаемый неожиданно твёрдой рукой хилого на вид бомжары.
                - Да, мы с вами ещё обязательно увидимся, - ответил тот, которому чураться самого себя не пристало. – Для итогового оформления двухстороннего соглашения.
                «Херня всё это, похожая на дешёвый мистический фильм с употреблением нового русского канцелярского быта и с участием какого-нибудь чиновного вора в законе из партии «Единый Медведь», а не…» - попытался откреститься от реальности Серёга, но неожиданно оказался в такой непонятной кутерьме непонятно чего, что все мысли остались побоку, и в голове вместо них образовалось нечто вопросительное с оттенками ужаса и любопытства одновременно, каковое нечто единственно можно было выразить невразумительным междометием: э-э-э-?
                - Что, весело? – злорадно спросил мужичонка, крепко придерживая Серёгу за локоть. Они оба вышли в одну из дверей, но очутились не в смежном помещении, а в чём-то таком, не подлежащем моментальному осмыслению и, тем более, описанию. И гость, и проводник, выйдя из кабинета «шефа» стали, как бы, всасываться в огромную воронку; при этом и экскурсовод, и бывший учитель пения не то шли, перебирая ногами, не то просто падали вниз. А когда Серёга немного пообвык, он сумел разглядеть, что мимо них, в круговом движении, мелькают двери, двери, двери. Из них иногда выпархивали аккуратные барышни и либо уносились вверх, либо свергались вниз. Они все очень мило улыбались, однако их улыбки не «таили» никакого душевного тепла. Впрочем, о какой душевности с теплотой речь, если, во-первых, данные барышни пребывали в усопшем состоянии, во-вторых, здешние офисные барышни и при жизни понятия не имели ни о нормальном человеческом добре, и об умении его нормально выражать. Иначе они сюда не попали бы. Но барышни попали, порхали себе туда-сюда, а иногда промеж них попадались молодые люди в строго выдержанной одежде современных офисных холуев. Они тоже щерились напропалую, и от этих ослепительных улыбок, шикарных табличек на дорогих дверях, плафонов дневного освещения, натыканных там и сям, а также головокружительного спуска у Серёги зарябило в глазах, его чувствительно замутило, и он уже мычал не про себя, а вслух:
                - Э-э-э-э… бля-а-а!
                - Так, первая инстанция, - словно про себя, но совершенно отчётливо для слуха спутника, сказал затрапезного вида экскурсовод и с разгона врезался в одну из многочисленных дверей. Дверь послушно распахнулась, экскурсовод приземлился на пол предбанника и, втаскивая за собой Серёгу, довольно чувствительно приложил его о металлический косяк.
                - Ух, й-ё-о! – невольно вырвалось у бедного музыканта.
                - Получил, невежда? – злорадно поинтересовался экскурсовод, переводя дух на виду ещё трёх, в пределах предбанника, роскошных дверей с богатыми вывесками.
                - Это почему я невежда? – обиделся Серёга, потирая ушибленное плечо.
                - А потому, что я не греческий баснописец, а римский поэт, - веско ответил затрапезный. – По имени Марон Публий. И жил я не тыщу лет до вашей эры, а всего в первом столетии. Усекаешь разницу, олух?
                - Сам ты! – огрызнулся Серёга. – Ты когда себя в последний раз в зеркале видел, поэт римский хренов по имени Макарон?
                - Да-а, - неожиданно сконфузился Марон Публий, но затем вдруг разозлился и стал орать на Серёгу: - А что ещё можно ожидать от такого собачьего существования!? Нет, он ещё и подкалывает, сучий лабух! Среди вас поживи, ещё не в такую свинью превратишься! Я ведь не виноват, что главный вход в нашу преисподнюю вот уже восемнадцатое столетие в ваших землях находится…
                - Это в каких в наших? – хитро прищурился Серёга. – Ты не забывай, я с Украины приехал.
                - Да какая на хрен разница, - отмахнулся Марон, толкнул ближнюю дверь и втащил в неё за собой Серёгу. Помещение, куда они вошли, оказалось весьма просторным, но без окон. Впрочем, десяток с лишним работающих компьютеров и искусственное освещение создавали иллюзию экзотического утра на каменистом пляже в самом его разгаре, и никаких окон не нужно было. Вошедшие быстренько по-свойски окунулись в деловую суету, зашуршали бумаги, замелькали стандартные ручки, послышались царапанье подписываемых документов и протокольные вопросы-ответы. Вся эта хорошо отлаженная бюрократическая возня перемежалась короткими мелодичными возгласами:
                - Мегера, циркуляр номер…
                - Тисифона, меморандум от…
                - Алекто, срочно факс с сопровождением по форме…
                «Чётко у них тут всё схвачено», - с одобрением подумал Серёга, передаваемый из рук в руки уважительными барышнями и машинально ставя подписи в указываемых местах. Он уже не заикался об ознакомлении с содержимым подписываемых бумаг после того, как его пугнули счётчиком, и он поставил, как ему казалось, свою главную кровавую подпись. Вместе с ним ставил свои подписи экскурсовод, делал он это с брезгливо-усталым выражением на лице, а когда бывший римский поэт приступал к обязательному ознакомлению с многочисленными инструкциями по сопровождению клиента на территорию производственной зоны, кислое выражение его отдалённо интеллигентной физиономии делалось просто злобным. Очевидно, экскурсовод достаточно поднаторел в своих обязанностях, что считал напрасной тратой времени изучать снова и снова одни и те же инструкции. Однако бюрократические обязательные барышни не давали ему спуска, настаивая на том, что поход на территорию производственной зоны дело чрезвычайно ответственное. Кстати, Серёгу весьма позабавило, как нескладно звучит этот относительно современный устойчивый фразеологизм в недрах столь оригинального офиса.
                «Надо же, производственная зона», - мысленно усмехнулся он.
                В это время Марон Публий дёрнул его за руку и, буркнув: «Хорош щериться!», потащил Серёгу из кабинета.
                - Слушай, ты не очень, - машинально возмутился Серёга и вышел в предбанник. – Кстати, у всех здесь вид, не в пример твоему, приличный. И никто из них не жалуется, что вот уже восемнадцать столетий…
                - Все они, за исключением эриний и прочего классического персонала, шестёрки, - неохотно объяснил экскурсовод, просматривая свежие бумаги, которые собрались во вторую папку. – Попробовали бы они ходить так, как им хочется, мухой бы с офисной работы повылетали.
                - В производственную зону? – понятливо уточнил Серёга.
                - Угу…
                - А ты не такой как они? – съехидничал Серёга.
                - Угу…
                - Тоже мне, артист. Лично я тебя ничего не читал. Так, одну фамилию где-то слышал…
                - Ну, оттого, что ты читал или не читал, ещё нечего не зависит, - резонно возразил Публий и потащил Серёгу в другую дверь.
                - Чего ты так спешишь? – упёрся Серёга. – Что, сдельно пашешь?
                - Да нет, - удивился Марон.
                - Тогда постой, покури. Кстати, тут можно курить?
                - Тут всё можно, - успокоил его экскурсовод, расслабленно привалился к стенке и достал из бокового кармана всамделишный кисет.
                - Ну, ты даёшь, дядя! – восхитился Серёга, прислонил к той же стенке гитару, с которой никогда не расставался, и задымил обычной «Явой».
                - Спрашивай, пока курим, - прозорливо предложил бывший римский поэт, ныне выглядевший как профессиональный сборщик пустых пивных банок. Впрочем, его вид лишний раз подчёркивал его былое величие, поскольку там, где великим свойственно опускаться, бездарям для подобных манёвров тесно. Если не сказать, что никак.
                - Да, я действительно хотел спросить, - заторопился Серёга, памятуя давешнее туманное объяснение шефа здешних владений о причинах обюрокрачивания его ведомства и о какой-то не совсем понятной бывшему учителю пения конгруэнтности. Вначале он хотел спросить о различиях между классическим персоналом и шестёрками, но данный мимолётный интерес, возникший спонтанно всего минуту назад, уступил интересу более научному, спровоцированному таким ядрёным академическим словом как конгруэнтность.
                - Вопрос понял, - не стал дожидаться окончания Серёгиной фразы умный Марон, - отвечаю.
                - Только, пожалуйста, очень популярно, - застеснялся бедный музыкант, вдруг почувствовав, насколько он всё-таки тёмен и несведущ.
                - Не ты один, - утешил его провожатый и стал рассказывать о том, что ад и рай, как и прочие потусторонние объекты, равно как персонажи и прочая второстепенная мифология, есть продукты досужего (или недосужего) вымысла людей, наделённых в разной мере талантами к фантазиям.
                - Это как? – не понял Серёга, имея в виду понятия «досужий» и «недосужий».
                - Ну, вот взять, к примеру, меня, - терпеливо пояснил Публий, смачно посапывая самокруткой, сделанной из обрывка «Московского комсомольца». – Я сам насочинял всяких небылиц, в результате чего присовокупил к уже имеющимся объектам мифического свойства дополнительную область ирреального постпространства, где ныне обитают те, кто отбыл, как принято думать, в мир иной. Но делал я это, сочинял, то есть, в рабочее время, поскольку при жизни тащил почётную должность великого римского поэта. Другими словами, сочинял не на досуге, а…
                - Понял, - облегчённо возразил Серёга. – А…
                - Про ирреальное постпространство мне самому не всё понятно, - честно признался бывший римский поэт, - поэтому оставим его пока в стороне. Но остановимся на главной сути интересующего тебя вопроса – на связи сущего с постсущим. И суть её, связи, такова: всё постсущее есть продукт жизнедеятельности сущего. Но более всего – продукт мыслительной деятельности. Поэтому так называемый ад – это несколько искажённое отражение вашей нелицеприятной жизнедеятельности в псевдоматериализованном виде, а рай – то же самое, но со знаком плюс. Понял?
                «Ни хрена не понял», - мысленно ответил Серёга и глубоко затянулся. Однако чтобы не выглядеть полным дураком и заглушить предательскую мысль, тотчас вслух поинтересовался:
                - Искажённое – почему?
                Публий Марон едва заметно усмехнулся и сказал:
                - Искажённое потому, что помимо действительности и его отражения существуют религии, мифологии, фантазии и прочее. Всё это даёт определённую нагрузку, в силу чего…
                - Ясно! – наконец-то прозрел Серёга. – Ваша бюрократия такая, как наша. То есть, как российская, поскольку главная ваша дыра на её территории находится…
                - Главный вход, - корректно поправил спутника проводник и тонко заметил: – Кстати, украинская бюрократия ещё почище российской будет. Впрочем, для нашего департамента это совершенно безразлично, поскольку у нас, в отличие от вас, Украина и Россия считается единым рефлекторным пространством.
                - Интересно, а как выглядит рай? – не обратил внимания на обидное замечание Серёга.
                - Понятия не имею, - сухо возразил Публий Марон в виде опустившегося русского приказчика, - не был…
                - А за что тебя сюда, а? – вконец забрало любопытство бедного музыканта. Да так, что он даже не обратил внимания на едва обозначившееся в рассеянном сознании сомнение насчёт последнего утверждения Вергилия о его полном незнакомстве с раем, в котором он якобы не был.
                - Книги надо читать, - отрезал бывший римский поэт и бросил на чистенький пол окурок самокрутки, - умные… Пошли!
                - Пошли, - неохотно согласился Серёга, кинул свой бычок туда же, подхватил гитару и поплёлся за провожатым. Не то, чтобы ему не нравилось в здешних офисах, но что-то его тут тяготило. Эта равнодушная показная вежливость с ещё более тошнотворно показной душевностью, что ли, так на него действовали? Впрочем, он давно привык к российской показной респектабельности и бездушной корректности служивых барышень с джентльменами, которые не единожды вежливо посылали его подальше в ответ на просьбу о трудоустройстве, когда Серёга пытался найти нормальную работу, но… В общем, в реальности факт фальшивой душевности, собезьяненной с третьесортных киногероев дешёвых американских мелодрам, его уже не огорчил бы, но здесь ему от повторения земного лицемерия с мистической подоплёкой сделалось особенно гнусно.
                - Не тормози, - поторопил Серёгу русскоязычный Вергилий и не очень вежливо впихнул его в очередной кабинет. Он оказался не менее просторным, чем первый, но столов было только три. Над каждым висело по портрету. Первый изображал Горбачёва, второй Ельцина, третий – какого-то папу Римского. Какого – Серёга не смог прочесть по слишком мелкой подписи, но одежда и тиара изобличали в персонаже третьего портрета именно папу. Отсутствие портретного единства в официальной среде, где просто смешно было бы думать об отсутствии табели о рангах с вытекающими обязательствами для неукоснительного соблюдения таковой, могло говорить только о подлинной демократии, которая царила в этом кабинете. Где за тремя столами работы чуть ли не самого Андре Буля заседали более солидные, чем шестёрки-менеджеры, господа, и неторопливо кантовали какого-то посетителя.
                При виде господ и посетителя, хнычущем о переводе из какой-то секции W-444 в подсектор УС-12, Серега оробел и попятился, было, назад. Но Вергилий придержал его за локоть, подвалил к ближнему столу и нахально заявил:
                - У нас срочное дело на предмет…
                - Мы в курсе, - неожиданно оживились господа и одновременно так цыкнули на просителя, что того тотчас и след простыл. Лишь откуда-то извне донёсся его удаляющийся голос:
                - А если я завизирую рекомендацию-й-у-й-у…
                - Прошу, - любезно накинулся на Серегу ближний господин. И, пока Публий Марон грузился очередной пачкой деловых бумаг для уже третьей папки, Серёгин господин тщательно измерил его специальным портняжным метром, затем с помощью универсального медицинского прибора проверил посетителя на давление с температурой, постучал по колену и груди, занёс данные в компьютер и отфутболил бедного музыканта к коллеге. Тот попросил посетителя расписаться в нескольких ведомостях, специальным сканером снял данные по отпечаткам пальцев с сетчаткой глаза, и Серёга добрался до третьего стола. Там они вразнобой с Вергилием ответили на несколько вопросов, их ответы вживую были зафиксированы на компьютер и они, наконец, покинули продвинутый кабинет.
                - Важняк, поди ж ты, - пробормотал Серёга.
                - Мелочь пузатая, - возразил Вергилий, отдуваясь и проверяя бумаги. У него, откуда ни возьмись, образовался портфель, бывший римский поэт положил его на колено, и так, на портфеле, минут пять шуршал бумагами, старыми и новыми.
                - Ну, что, порядок? – вежливо поинтересовался Серёга, машинально доставая пачку с сигаретами.
                - Да, вроде бы, - неуверенно пробурчал Вергилий и также потянулся за кисетом.
                - Что, дальше круче будет? – спросил Серёга, почтительно давая провожатому прикурить.
                - По-всякому будет, - уклончиво ответил Вергилий и закашлялся. – Увидишь… Крепкий, зараза!
                - Поди, самосад? – спросил, принюхиваясь, Серёга.
                - А то! У меня тут в одном месте огородик есть, так что…
                «Да, блин, везде люди устраиваются», - с непонятным облегчением подумал Серёга и задал очередной вопрос: - А этот, который, испарившись, о рекомендации шумел, он кто?
                - Да бизнесмен ваш обыкновенный. Его на днях любовница в сауне насмерть запарила, - охотно пояснил Публий Марон.
                - Я что-то не пойму: у вас тут каждый может по инстанциям таскаться, апеллируя на предмет не то улучшения условий содержания, не то сокращения срока пребывания? – удивился Серёга.
                - Ну, сроки у нас не сокращают, а вот насчёт условий ты верно подметил, - ухмыльнулся Вергилий и сплюнул на пол. – А таскаться по инстанциям может любой наш клиент, имеющий на то юридическое основание. Это раньше, лет пятьсот тому назад, попробуй он даже заикнуться об апелляции – ноздри долой и на дыбу, а дыбу в кипящее дерьмо…
                - Круто! – восхитился Серёга. – А теперь вы вроде как нюх в нюх с остальной цивилизацией?
                - С вашей цивилизацией, - напомнил ему проводник. – А это, сам понимаешь…
                - Не понимаешь, - пошёл в отказ Серёга. Если честно, ему больше нравилось трепаться с этим поэтическим бродягой, нежели тереться в «людных» офисах.
                - Ну, тут такое дело, - терпеливо возразил Марон, - если бы мы брали пример с нормальных цивилизаций, этого бизнесмена и на порог к тем трём чинам не пустили бы. А так бизнесмен сунул одному в лапу, другому и - пожалуйста…
                - Что сунул? – изумился Серёга. – Он же на том свете. То есть, окончательно давши дуба. Или я ослышался про то, как его любовница в сауне и так далее насмерть?
                - Совершенно верно, - не стал спорить Вергилий, - мы все здесь, за исключением классического персонала, давши дуба. Кто раньше, кто позже. В общем, все мы грешные души, и тот бизнесмен. Вид, правда, у нас почти натуральный, и нас можно даже осязать, но это благодаря достижениям высоких технологий.
                - Поэтому он и может в лапу? – не совсем понял Серёга. – Благодаря высоким технологиям?
                - Да нет, именно в этом отношении технологии не причём. Дело в том, что у бизнесмена осталась куча родственников, кому он будет после своей смерти сниться. Не потому сниться, что уж очень они его любили, а потому, что всё барахло этот бизнесмен ещё при жизни своей любовнице отписал.
                - Это которая…
                - Ну, да. Так вот, весь наш персонал…
                Вергилий повёл вокруг себя рукой.
                - … За исключением одного только светлейшего, которые есть классический персонал плюс сюрматериальные субстанции на основе высокотехнологичного виртуального психогенеза…
                - Короче, - перебил его Серёга.
                - … Весь наш персонал работает по принципу социалистического соревнования, где результатом лучшего труда является дополнительно привлечённый в нашу фирму капитал в виде душ, а формой поощрения по итогам соцсоревнования – повышение по службе для грешников и моральное удовлетворение чисто сатанинского свойства для классиков.
                - Ну и как они дополнительно их привлекают, сидя в своих офисах, а не то и в самой производственной зоне? – удивился Серёга.
                - А вот так и привлекают, - победно усмехнулся Вергилий. – И, что самое смешное, вся данная петрушка сама собой образовалась. С одной стороны – это богопротивное соцсоревнование, от которого больше шума, чем прока. С другой стороны рацпредложение одного менеджера из отдела комплектации, бывшего цеховика-подпольщика. С третьей – наша полная толерантность к коррупции. С четвёртой – души ваших бизнесменов, профессиональных взяточников. В итоге вся эта «квадрилия» оформилась в довольно бойкое дополнительное предприятие, где всякая новоявленная грешная душа, согласно рацпредложению бывшего цеховика, стала предлагать свои услуги по посещению спящих родственников и совращению их в таком расслабленном состоянии на путь не истинный. Взять, к примеру, давешнего бизнесмена из сауны. Попав к нам, а затем и по конкретному назначению в секцию, я уж не помню какую, но непременно в промзоне, прочувствовав до конца свое не очень интересное положение, данный бизнесмен тотчас принялся хлопотать об улучшении такового. А так как о возможности его улучшить ему мог намекнуть любой из персонала, заинтересованный в получении взятки в виде совращённой души, то дело за этим не стало. И вот так, предлагая душу за душёй своих родственников, этот бизнесмен и добрался до…
                - Фигня какая! – возмутился Серёга, азартно сплёвывая на пол по примеру экскурсовода и закуривая другую сигарету. – Во-первых, если он кого и посетит во сне, это не значит, что так уж и совратил на путь не истинный. Во-вторых, у нас не много кого и совращать то надо: все давно к вам намылились. В-третьих, даже если и совратил, это не значит, что душа ваша. Это ещё дождаться надо, когда совращённый крякнет.
                - Справедливое замечание, - согласно кивнул Вергилий и тоже свернул новую самокрутку, окурок первой бесцеремонно размазав по дорогой плитке пола предбанника, - но это замечание дилетанта. Откуда тебе знать, как у нас схвачена вся канцелярия? Ведь ежели кандидат попал в списки отдела формирования состава, то за ним уже кто надо, как следует, присмотрит. Насчёт совращения полностью согласен, однако, опять же, канцелярия, которая своей бюрократической неукоснительностью сама себе и подгадила. Ведь чего проще: ну, готов клиент к нам с потрохами, так нет же – подавай нашей канцелярии акт сомнамбулического совращения или изустного подтверждения своего полного согласия попасть к нам, а не в какое-нибудь четвёртое измерение, межпространство или, чего доброго, в реинкарнацию. А насчёт того, чтобы подождать, так у нас целая вечность в запасе.
                Серёга ошалело потряс головой, затянулся несколько раз кряду и забормотал:
                - Ну, ты и нагородил. Это ж как можно оформить акт этого… как его… который… с этим… ну, который во сне… и с этим, который спит… Или это, когда нужно устное подтверждение? Это какой же дурак подпишется, пусть и устно, к вам, если можно в реинкарнацию? Ведь там можно заново родиться, так?
                - Так. Но в виде кого? Ведь ни одна ваша собака при жизни не поручится, что в новой жизни не родится козлом. Да ещё до перерождения пожить надо. И как? Нет, брат, тут даже думать долго не приходится. А подписавшись к нам, клиент остаток жизни, которую ему никто ограничивать не станет, гарантированно проводит в благоприятных условиях, каковые предполагают казённое «ауди», место в министерстве, продвинутую хазу, ****ей для V.I.P. и прочие блага. А ежели не подписавшись, то сплошная безработица, колорадский жук в огороде, единственная баба в виде старой сварливой супруги и другие сомнительные удовольствия вплоть до преподавания сопливым провинциальным детишкам природоведения за пять тыщ деревянных в месяц.

               

                next

               


                1) Последнее время в России, на потеху всем остальным цивилизованным народам, принято пить водку, лучшее качество которой подтверждается дополнительной надписью на этикетке, что она (водка) изготовлена из качественно денатурированного спирта. А денатурат, между прочим, нормальные люди не пьют

                2) Все трое персонажи греческой мифологии. Харон – перевозчик, Цербер и Аргус - стражи

                3) Там же географические объекты в виде подземных рек мёртвых и забвения

                4) Богини мщения в греческой мифологии, весьма нелицеприятные, судя по словесному описанию очевидцев, дамы, им соответствуют римские фурии

                5) Ваше сиятельство в бывшем русском просторечье