- Ты даже не спросил её имени, Равви?
Тот только повёл плечами и улыбнулся.
- Иаир верил мне. Его запомнил.
Мы ходили за ним, всюду ходили за ним. И смотрели, смотрели… Иногда не верили своим глазам. Он говорил, мы тоже можем так, и надо учиться. Главное, надо верить.
И мы смотрели. Но мне казалось, я, простой рыбак, никогда не постигну эту науку. Но Равви никогда не ошибался, значит, это не просто так.
Я красиво говорить не умел никогда. Неприхотлив был, неряшлив. Да, одежда у нас потрёпана изрядно, в пыли, сандалии запачканы… И тут нас в какой-то богатый дом позвали.
Нас троих взял с собою Равви. Слишком много людей было вокруг него, а Иаир синагоги был начальник, из первых.
Всё происходило очень быстро, как во сне. И я хотел знать, как. Я хотел знать всё.
- Расскажи мне, - попросил я его. – Всё расскажи.
Равви тихо засмеялся.
- Хорошо. Тогда слушай. Когда-нибудь ты сумеешь делать то же самое, но тебе не придётся думать над тем, как это делается. Достаточно верить…
Этот человек, Иаир… Он умолял помочь, не смеялся, как остальные. Он верил, что я помогу.
Его единственная дочь, она умирала. Маленькая девочка двенадцати лет. Пара дней – и жизнь почти покинула её.
Я согласился, сразу же. Взял тебя и ещё двоих. Потому что знал – когда-нибудь вам придётся заниматься тем же. Исцелять тяжелобольных. Доказывать, что вера творит чудеса. Одной веры достаточно…
Это требовало мощной концентрации сил. Но внезапно я ощутил, как всё уходит… Быстро, как горный поток.
Я обернулся – вокруг много было людей. Я знал, что кто-то дотронулся до меня, поэтому силы, те, что я собрал, покинули меня мгновенно.
- Кто меня коснулся?
Рухнула в ноги… Это была женщина, молодая. Худая очень.
- Она нечистая, нечистая, - зашептали вокруг.
- Прости, прости меня… Я, это я дотронулась до тебя. Я больше не больна… Много лет я страдала… Ты исцелил меня.
Она рыдала от страха и от счастья.
- Что с тобой было? – я нахмурил брови.
Она склонилась ко мне и зашептала в ухо.
- Иди с миром. Вера твоя исцелила тебя…
Сказал спокойно. Но все силы ушли вместе с ней…
А этот человек, Иаир, он ждал… Он видел, что женщина сама взяла своё исцеление. Он поверил мне ещё больше.
И он не знал, сколько препятствий стоит на пути к исцелению его дочери.
Смотри…
Песок, зачерпнутый мимоходом, белой рекой полился из ладони Равви.
Видишь? Почти ничего не осталось. Всё то, что собралось, то, что должно было направиться в нужную точку, всё, что предназначалось для девочки, всё ушло… Вот как этот песок, что просочился сквозь мои пальцы. Это первое препятствие.
Было и второе. Нас встретили люди и сказали – всё кончено, девочка мертва. Не ходи туда, ты больше не нужен в этом доме… Под силу ли кому поднять мёртвого? Бессмысленно давать ложную надежду, если не сможешь её оправдать.
Все решилось мгновенно. Со мной была вера, и она удвоилась тысячекратно, потому что я увидел её в глазах этого человека. Она не угасала, а разгоралась, пламенела всё больше.
- Те люди смеялись над тобой… над твоей самоуверенностью. В доме уже пахло смертью. Благовония, белые лилии, этот запах смерти, плач, тьма… Ты знаешь, я боялся.
Было ещё кое-что. Ковёр. Когда мы вошли в дом, слуги свернули и убрали богатый ковёр, чтобы мы не испачкали его… Мы были одеты как нищие… Я поёжился тогда, будто от холода. Я долго буду его помнить, это свёрнутый впопыхах ковёр…
Запах лилий, запах смерти… Стойкий, белый запах смерти. Всё… Девочка лежала на роскошной постели, вся в белых лилиях… восковое лицо, белое… было видно, что смерть забрала её, но не торопилась уходить далеко. Она была ещё здесь, рядом… Она ждала нас.
- Она мертва? Скажи… Неужели ничего нельзя сделать?
Равви остановил плачущего отца жестом.
- Останься, ты и твоя жена. Остальные пусть уйдут.
Дальше я видел сам. Он протянул руку к девочке, лежащей на роскошной кровати, не касаясь её. Застыл. Будто растворился во тьме комнаты, только тонкая белая рука видна была во тьме…
Жизнь на кончиках пальцев… Совершенно бесстрастен. Вот их лица одинаково бледны, но на его кончиках пальцев – жизнь…
Протянутая к бездыханной девочке рука медленно вбирает, втягивает в себя холод. Тянет, тянет. Теплее… теплее… теплее… Как это объяснишь, как расскажешь… Можно только почувствовать, что и как происходит. Водоворот холода уходил, прятался в его пальцах, растворялся, превращаясь в энергию жизни…
Напряжение, как натянутая струна, оно ощущалось. Вот-вот оборвётся. И только лицо Равви было исполнено спокойствия.
Наконец, он уверенно и просто взял её, уже вернувшуюся в жизнь, за руку.
- Встань, - сказал вполголоса.
И она поднялась, осторожно, не понимая, почему плачут, родители точно окаменели, за дверями суетились слуги. Умирала ли она – просто спала, были уверены они, те, кто ещё некоторое время назад не сомневался ни капли – это смерть, и она всесильна…
Я, всё видевший, был как оглушённый… будто во сне, слышал распоряжения Равви накормить девочку и никому не говорить о том, что здесь произошло. Даже имени её не спросил…
Трое нас было с ним. И на горе Фавор в день Преображения нас было трое с ним.
Я долгое время не мог понять, почему… Почему – я. Ловец людей, камень, ключи…
Несмотря на мой страх, несмотря на предательство… Я до сих пор не могу слушать предрассветный крик петуха. Это как приговор.
И всё же, всё же… я ошибался, каялся и прощён. Потому что был твёрд в вере своей.
И я запомнил имя той девушки, что сам вырвал у смерти. Её звали Тавифа.
Мы вышли… На чернеющем небе плавали и переливались звёздные искры, блестящие, точно рыбьи спины.