О « К Л У Б Н И Ч К Е «
Зал ожидания анадырского аэропорта встретил Романа необычной тишиной, безлюдностью: погода несколько уж дней лётная держится, рейсы по расписанию отправляются – разгрузились. Значит, и нужный рейс по расписанию отправится – направился он к кассе. Только офйормил билет – и дверь с шумом распахнулась, ввалилась орава шумная: две женщины славянской внешности, вокруг них – толпа бесноватых каких-то детишек чукотских (разных возрастов). Сразу они к стойке регистрации прошли – а тут и саму регистрацию объявили на рейс: «Анадырь – Кепервеем (через Мыс Шмидта – Певек)». Направился к стойке и Роман, ближе подошёл к одной из женщин, возле стойки ожидающей – да и замер в изумлении, не дойдя до неё шагов несколько. Возле стойки-то Элина Быстрицкая стояла – самая популярная на тот момент киноактриса. Только-только и по экранам кинотеатров прошёл, и по телевидению показ закончили четырёхсерийного фильма «Тихий Дон», где Быстрицкая блестяще снялась в роли Аксиньи, и теперь её любой – от мала до велика – гражданин СССР узнал бы с первого взгляда. Но – как, почему она оказалась здесь, на краю света, в столице чукотской – Анадыре? Может – фильм здесь снимают на чукотскую тему («Хозяйка Чукотки – например)? Детей-чукчат для этого набрали – для национального, так сказать, антуража. Но – огляделся он – не видно аппаратуры никакой, персонала технического. Две только женщины: одна детишек пытается в стайке удержать, вторая – Элина – проездные документы оформляет. Вот так явление – из области чудесного, хоть глазам не верь своим (поморгал он даже. Но – нет, не исчезло видение).
Несмело так-то поближе придвинулся Роман, за «Элиной» в очередь пристроившись. Всмотрелся жадно, и – засомневался: будто бы и Элина – но не та в чём-то неуловимом. Но похожа, вот как похожа! Роман адресовался к ней:
- Я за вами буду?
Обернулась дама, дохнула на него – и таким-то густым перегаром (и недавним – сразу определил он) нанесло на него – аж на закуску потянуло. Нет, явно – не Элина, после бурной ночи дамочка (подпухло личико-то, с Аксиньиным схожее). Но – кто она, куда ораву эту сопровождает? Вопрос сразу же и разрешился: подала она бумажки дежурной, услышал он: «Певек». Так-так, значит – по пути им. Но явно – не певекчанка она: городок-то ихний маленький, все давно уж примелькались друг другу. А уж с внешностью такой выдающейся – она б сразу знаменитостью местной стала, в любой толпе заметной бы была. Значит – в командировку она летит вместе со стайкой детей-аборигенов. И летит она туда надолго, на неделю – как минимум (рейс этот раз в неделю выполняется). Значит.. А вот то и значит – «клубничкой» запахло. И сразу погорячело даже внутри что-то – в предчувствии интрижки возможной.
Не забылось ещё свежайшее – зимнее – приключение. Он тогда из Магадана возврапщался после совещания производственного. В аэропорту так же вот оказался за женщиной возле стойки регистрации, так же услышал: «Певек». Билеты им вместе вернули, отошли чуть – и он заговорить решился (хоть и не очень общителен по натуре), спросил:
- А вы, похоже, не наша жительница. В командировку летите?
- А вы у себя всех особ женского пола в лицо знаете?
- Не всех, но.. Вас если раз увидишь – то сразу и запомнишь, в любой толпе выделишь.
- Так уж страшна?
- Да что вы, что вы! Наоборот – вас эталоном можно признать женской привлекательности!
- Вот даже как. Лестно, лестно. А вы тамошний житель?
- Да, певекчанин. И со стажем уже.
- Не знаете – как там с гостиницей обстоит? Начальница моя пообещала дозвониться туда, забронировать номер. Но я сомневаюсь – вдруг да забудет за делами лтветственными.
- Гостиница у нас всегда переполнена – хроническая это болезнь заполярная. Попытайтесь – но успех сомнителен. Не повезёт если – мне звоните, я вам телефон на бумажечке напишу домашний.
- О, у вас и телефон квартирный имеется. Выходит – начальник вы какой-то по рангу?
- Да так себе – в микромасштабе. Помочь же одним могу: проживаю я в одиночестве, диванчик у меня в квартире запасной имеется. Не подумайте, что я глупости какие-то имею в виду – нет. Просто – на крайний случай. Надо же вам пристроиться где-то – ежели откажут вам в гостинице.
- Я правильно вас поняла. Спасибо.
Глазками так по нему прошлась – сразу же грудь захотелось выпятить, стать богатырскую изобразить. А женщина-то, а женщина! Глазки – небесно-голубые. Губки – бантиком. Носик задорно этак чуть вздёрнут. И общее ощущение чистоты какой-то неземной, непорочности. Но только внешне, чуть дальше поговорили – и цинизм стал явный проскальзывать, прямолинейная грубость в рассуждениях во всех.
Посадку на рейс долго почему-то не объявляли, чуть не пол-часа проговорили – и собеседница явно-положительно оценила вариант предложенный: удобное жильё – в номере не надо с кем-то тесниться. Платить не надо. С питанием вопрос решается – готовь то, что сама пожелаешь. И даже телефон квартирный имеется – всегда можно позвонить вечерком, муженька ревнивого успокоить. А расплата, что ж расплата: тут и от неё зависит – чтоб приятной она была, мужичок не так уж и стар – многое успеть с ним можно. Всё это, похоже, продумано было – и в самолёте рядом уже расположились. Посадка промежуточная в Сеймчане – там они по-семейному уже обсудили вопрос, сметаной запаслись (в буфете там она в банках трёхлитровых продаётся всегда – все певекчане запасаются по пути). Ни о какой гостинице речи уж и не было, прямо из аэропорта – и на квартиру отправились к Роману (и тут для неё сюрприз приятный: Романа встречала машина его служебная – не надо в автобусе тесниться). И уж вся неделя следующая – как во сне для Романа промелькнула. Он и от поездок длительных отказался на это время, и на работе не задерживался – домой спешил. Иллюзия семейного счастья появилась – приятно было, к дому подходя, на окошко своё глянуть: свет там, живая душа встретит его. И ей, похоже, понравилось, растянула она командировку – на сколь могла. Расставанье – чуть ли не со слезами было (но клятвами в верности не обменивались – опыт житейский у обеих солидный имелся, понимали: скоро, очень скоро горечь расставанья улетучится, войдёт жизнь в прежнюю колею). И вошла – хоть и вспоминаются дни те с сожаленьем острым.
А сейчас вот – и повторение возможно. Если, конечно, действовать он будет (отбросивши застенчивость природную и склонность к созерцательству). Но – как действовать, как подступиться к ней? Шумная группа ихняя оккупировала скамейки в одном углу – и он к ним поближе устроился. А дальше – ну никак: детишки мелькают вокруг неё, тормошат – она и на минутку отвлечься не может, по сторонам и не глядит. Может, пацанишку какого-нибудь остановить, с ним заговорить – чтоб внимание предводительницы ихней обратить на себя? Но они мелькают неестественно как-то, возбуждены чересчур – не так могут понять побужденье его, крик ещё поднимут. Да и – всё, не успевает он, посадку уж объявляют.
Первой группа устремилась к самолёту (трудяге заполярному – ИЛ-14): впереди, в качестве вожака, «Элина». За ней – клубок детский повизгивающий, в конце – ещё одна женщина (подгоняющая детишек и в кучку их сбивающая). В таком порядке и в самолёт ввалились – но только вторая женщина у входа осталась, на трапе (выходит – не полетит она). Роман, войдя, поближе хотел устроиться – да куда там, бесенята эти чукотские так и заклубились вокруг предводительницы, вокруг себя она и рассадила их. Никак, ну никак не получается – чтоб приблизиться к ней. И в полёте они ни на минутку в покое её не оставляли: то один куда-то всунется не туда – вытягивает она его, к стае присоединяет. А там – второй устремился по проходу с глупо-торжествующим воплем – и его отлавливать надо. Где уж тут, какое тут общение – и не пытался уж Роман, бесполезно.
На Мысе Шмидта промежуточная посадка, там она сразу всю стаю в туалет повела – и опять не подойти (не полезешь ведь в туалет вослед за ней). Побродил Роман вблизи, осмотрелся, поудивлялся даже. Если ихний Певек относится к Крайнему Северу, то этот вот Мыс Шмидта тогда: Крайний-Крайний Север. Июль месяц – а по сторонам от взлётно-посадочной полосы горы снега лежат (хоть и подтаявшие сверху, в грязноватых тёмных и неопрятных подтёках). Уж тут никак задерживаться не хотелось – и он с удовольствием даже заспешил к своему борту (истинный северянин никогда не скажет: «самолёт». Нет, для него он – «борт». А сказал ты «самолёт» - тем и выдал себя, сразу понимают окружающие – новичок ты на Кр. Севере). Опять вслед за группой горланящей поднялся в салон – и опять ни на шаг к «Элине» не приблизился, опять оттеснили его чукчата эти бесноватые.
После Шмидта детишки и вовсе разбаловались – так и промелькивали по салону. Роман из интереса пересчитать их пытался: не получалось, постоянно сбивался – то 9 штук получалось, то – 11. И уж тут «Элине» и присесть-то не удавалось, подопечные её террор настоящий установили на борту. И раз, и два пытались в кабину пилотскую проникнуть – пришлось экипажу закрыться изнутри. В хвост переместились, там потасовку затеяли – не успевала «Элина» отлавливать их да на место водворять. Но при этом в такой даже обстановке ухитрялась она изящество врождённое сохранить, каждое движение у неё грацией наполнено – будто и действительно на киноэкране она (уж тут – ну точнёхонько Аксинья, казачка донская). Роман теперь и глаз с неё не сводил – любовался. А вот как она.. Аксинья-то настоящая покорила Григория с первой же ночи горячностью своей, обожгла страстью на всю жизнь. А эта вот как – копия её? И Роман – мысленно – стал уж и раздевать её, обнаруживая новые и новые достоинства скрытые. Фу ты, увлёкся – уж и реакции начались в организме специфически-мужские (явно – преждевременные сейчас). Наваждение прямо-таки. Ещё и первый шаг не сделан, ещё и не познакомился – а уже.. Не мечтать надо – действовать хоть как-то. И Роман принялся на расстоянии «гипнотизировать» «Элину», методом внушения – часть мыслей своих чтоб передать. Глаз он с неё не спускал, каждое движение фиксировал. И кажись – добился-таки своего, раза два уж «Элина» именно на него взглянула (хоть и без интереса заметного). Продлить бы теперь, продлить рейс! А он заканчивается – вот уж и на посадку пошли. Так что ж – неудача? Смиряться надо?
И в Певеке «Элина» стаю свою быстро-быстро (чтоб не растерялись по пути) к зданию аэровокзала повела, скрылись там они. А Роману туда и не нужно – на площадке, чуть в стороне от аэровокзала, машина его ожидает служебная (заранее он позвонил из Анадыря). Подошёл к ней Роман, остановился, внутрь не спешил – будто удерживало что-то. И водитель из машины вылез, новости стал производственные выкладывать (неделю ведь целую отсутствовал начальник) – но Роман почти что и не слушал. Мысли в голове вокруг одного клубились: как тут поступить, что предпринять – чтоб знакомство нужное состоялось? И так, и этак прикидывал – один только путь оставался, прямой самый и бесхитростный. Подойти надо, сказать: мол, наблюдал я за вами всю дорогу. Так уж тяжко вам приходится с бесенятами этими – жалость даже берёт. И если вдобавок у вас затруднения с жильём возникнут – помочь он всегда готов (из сочувствия просто к труженице самоотверженной). Бумажку отдать с номером телефонным – и всё, уйти. А уж позвонит если – тогда можно условия обговорить, сообщить – в дополнение к жилью и он вот, Роман, прилагается. Выгоды подчеркнуть, а дальше уж – что Бог даст. Намекнуть – запас спиртного там имеется уже, и в достаточном количестве (на случай приездов начальственных он всегда в квартире имел солидный запас всяческих горячительных напитков). Может – и этот аргумент решающим будет. Иного способа, похоже, не придумать – и Роман бумажку из папки достал, написал номер телефонный, сунул в карман бумажку.
А пока соображал – поневоле и объявление услышал. Суть его: рейс из Анадыря до конца, до Кепервеема, не полетит (там после дождей обильных полоса раскисла – аэропорт временно закрыт). Потому, после краткого отдыха экипажа, борт назад полетит – в Анадырь. Романа это не касалось – невнимательно прослушал. Сказал водителю:
- Подожди, Виктор Васильевич – я тут по делу отлучусь.
Направился к аэровокзалу – а из него тут же и «Элина» вышла, навстречу ему заспешила (где вы, скептики, утверждающие – не существует телепатии. Существует, и доказательство – вот оно, навстречу Роману спешит). Сошлись, она спросила тревожно:
- Мужчина – вы с машиной здесь?
- Да, с машиной. Вон на площадке ГАЗ-69 стоит.
- Ой, хорошо-то как! Выручите меня – очень я вас прошу. Я детей сюда сопровождаю, мне их доставить в Певек надо, в школу-интернат. Я планировала отвезти их на автобусе – и сразу вернуться, чтоб на обратный рейс на Анадырь успеть. И всё б хорошо было – если б борт и дальше полетел – до Кепервеема. Пока б он вернулся – и я бы съездить успела в Певек. А так – нет, не успеваю. Экипаж пообедает только – и назад на Анадырь, не смогу я с ним улететь. Следующий рейс аж через неделю – а у меня на вторник билет уже на Москву взят, в отпуск лечу. Выручите меня – я вас очень прошу. Доставьте без меня детей – и сдайте в интернат. Вы знаете, где он находится?
- Знать-то знаю – несколько раз за день мимо прохожу. Да вот.. это.. неожиданно как-то. Дети ведь – ответственность. Как-то это..
- Вы только довезёте их – и всё. Какая тут ответственность? Помогите – очень вас прошу.
За руки взяла она Романа, в глаза так и заглядывает.
- Не думайте – я в долгу не останусь. Осенью я за детишками этими опять прилечу, спешить тогда не буду, встретимсямы– поговорим. Выручите – очень вас прошу!
- Что ж – коли так. Ладно. Давайте – перемещайте стаю свою.
- Вот – спасибо! Вот – спасибо. Я сейчас, сейчас..
Убежала – чуть ли не вприпрыжку. Повернулся Роман, и до машины ещё не дошёл – а уж сзади толпа загомонила. Только успел водителя предупредить – и нахлынули. Дальше быстренько всё, в темпе ускоренном, Роман и одуматься не успел – а «Элина» с водителем уже запихали всех в машину, утрамбовали как-то. Самого маленького только чукчонка оставили (чтоб не задавили в толпе), его Роман на колени взял. «Элина» дверкой хлопнула, ручкой им помахала – и бегом-бегом к аэровокзалу.
Поехали и они. Чуть только отъехали, вспомнил Роман – а он ведь не отдал ей бумажку с телефоном (да она и не напоминала об этом). То-есть – догадка пришла – «развели» тебя, парень – как лоха элементарного. Когда-то одна из подружек его случайных рассказывала, как они, девицы определённого образа жизни, так-то мужиков «разводили». Перед походом на танц. Площадку (прообраз дискотек нынешних) по-двое – но никак не по одной – крутились они возле винного магазина. Десяток минут – и мужики какие-нибудь подпившие «зацеплялись» за них – приглашали на распитие того, что только что в магазине приобретено было ( с предположением – расчёт потом «натурой» будет). Шли с ними (но только чтоб их не менее трёх было – чтоб сразу соперничество начиналось). Приходили куда-то, две-три рюмки – и одна из девиц (шепотком громким подруге сообщивши) в туалет отправлялась. Следом – и вторая, к дверям входным – и бегом из квартиры (из дома ли) гостеприимной. Называлось такое действо на жаргоне ихнем: «сделать лисапед». Так вот такой «лисапед» ему сейчас и устроили (поизящнее, конечно, чем девицы те). Но ладно уж, не ехать же назад. Влетел – и переживи уж до конца. Да и – надо ж когда-то и начинать, дела добрые бескорыстно творить – вот пусть это и будет первым.
Додумать мысль до конца не удалось: человечек, что на коленях сидел, задрался с девчонкой – через плечо Романа. Только кулачонки замелькали – едва-едва успокоил его (шипящего от злости – как зверёныш). И прочие все подключились – за спиной у Романа клубок активизировался из орйщих на разные голоса, двигающих всеми конечностями индивидуумов. Их почему-то сразу баранка привлекла рулевая – так и тянулись к ней, хватались из-за плеч водителя – с обеих сторон. Он крепче в неё вцепился – а Роман принялся руки отрывать (цеплявшиеся за предмет вожделенный). Вначале осторожно – а потом уж грубо рвал и шлёпал по ним ощутительно (того и гляди – в кювет машину свернут). Подействовало – отхлынули на какой-то момент. Водитель предположил:
- Они что – ненормальные?
- Похоже – да. Никаких слов не понимают.
- А откуда они?
- Кто ж его знает. Баба эта из Анадыря их везёт.
- А мы куда с ними?
- В школу-интернат сдадим.
- А будет там кто – ведь воскресенье сегодня, выходной?
- Так она сказала – в интернат. А он ведь один у нас.
- Ну-ну. Придержите их – я побыстрей погоню. В ушах уж звенит от воплей ихних.
Опять тут из-за спины треснул кто-то по голове того чукчонка, что на коленях сидел. Тот взревел не по детски громко, выдираться начал из рук Романовых – чтоб обидчику отомстить. А там девчонка в углу громко взвизгнула – прищемило её чем-то. А тут.. А тут.. Не успевал Роман тычки успокоительные раздавать – и так до самого Певека, до школы-интерната желанной. Там водитель догадливый так машину к крыльцу припарковал – чтоб только на крыльцо и был выход (остальное – загорожено). Роман попросил – не выпускай никого пока что, выскользнул из машины.
Прошёл в здание и нехорошее предчувствие сразу охватило. Ремонт тут в самом разгаре: козлы с настилами вдоль стен, мешки валяются с цементом, мелом, алебастром, песка целая куча посреди коридора. Покричал, позвал – а нет никого, не отвечают. На второй этаж поднялся – там, похоже, ремонт закончился уже, уборка только не сделана – грязь кругом. И здесь никого нет – во все двери заглянул. Уж и беспокойством охваченный – на третий этаж поднялся. Тут ремонт полностью закончен – и кабинеты все замкнуты. Один, второй пытался открыть, возопил во весь голос:
- Есть тут живой кто-нибудь?
Наконец-то в конце коридора дверь открылась, женщина оттуда вышла. Роман – к ней, узнал сразу: Катя это, подчинённая его бывшая (ныне же – воспитательница в школе-интернате).
- Здравствуй, Катя. Здравствуй. Слава Богу – хоть тебя отыскал. Я уж и беспокоиться начал: хожу, кричу – и ничего живого.
- А кто тебе нужен? И зачем нужен?
- Ты, наверное, и нужна. Детишек я тебе чукчанских привёз – целую стаю. Принимай.
- Что за детишки, где ты их добыл? Я о них и знать ничего не знаю. Мы своих давным-давно, сразу по окончании учебного года, по бригадам разбросали – к родителям. А тут, видишь, ремонт идёт – вот я и наблюдаю за ним. Директор уговорил – а сам в отпуск улетел. Но за то я осенью задержусь, не буду спешить к началу учебного года. А о детях каких-то и речи не было. Где ты их подхватил-то? Сам ты никак не успел бы нарожать – так чьи они?
- Женщина какая-то в аэропорту дала. Попросила – в интернат отвезти.
- Что за женщина, откуда она?
- Ну, такая.. Красивая. На Элину Быстрицкую в точности похожа.
- А-а, понятно. Прилабуниться к казачке хотел, на «клубничку» потянуло, да?
Ишь, как точно сразу угадала (опыт большой).
- Ну, это.. Попросила она – очень убедительно. А так – да, не отказался бы. Точнёхонькая Аксинья – но только с похмелья лютого была. Вот – и услужил ей.
- А дальше что? Я этих детей не возьму – никем я не уполномочена на это. А дети – дело серьёзное, это не мешки с чем-то принять – живые люди.
- Как это – не возьмёшь ты? Обязана принять.
- Я обязана ремонт закончить – и через десяток дней в отпуск умотать. И с детьми какими-то таинственными, из ниоткуда возникшими, связываться я не намерена. Да и захотела б взять – что я с ними делать буду? Им жить где-то надо, постели нужны, прочее всё – а комендантша в отпуске, на замке кладовые. Кормить их надо – а у нас кухня погашена давным-давно, и продуктов нет никаких. Да и повара все в отпуске. Дежурить надо постоянно возле них – а кто будет? Сколько хоть их у тебя?
- Не то 9, не то 11 штук.
- Так ты что – и не считал их? Как же вы документы на них оформляли?
- А нет документов никаких, Запихала она их в машину ко мне – и всё, поехали.
Что-то нечисто здесь, уголовщиной явно попахивает. Так-то, без причины, не бросила бы она детей. Нет уж, нет – я к ним и касательства никакого не хочу иметь.
- Да как же.. Да что же – куда их девать?
- Не знаю. Только – не сюда.
Пока говорили – и спустились по лестнице, на крыльцо вышли. Навесила Катя замчище громадный на дверь, ключ провернула – и за угол скорым шагом, ушла. Вот это так сюрприз! Что делать? В машину влез, поговорили с водителем ( под аккомпанемент воплей-визгов непрекращающихся) – не нашли решения. Вот это влип – так влип. Вот тебе и «клубничка» - расхлёбывай теперь. Одно ясно – к телефону нужно прибиваться, значит – к себе домой везти всю эту ораву. Попросил Роман водителя:
- Уж ты, Виктор Васильевич, не оставляй меня одного с этими зверятами, раздерут они меня – и косточки обгложут. Испортил я тебе выходной – так уж вышло, видишь – и сам я в непонятку влетел. Помогай уж теперь.
- Само собой. Да я уж и приспосабливаться стал к ним. Они слов не понимают – щелчки только.
- Да, дела. Что ж – поехали.
К крыльцу вплотную притёр машину Виктор Васильевич, высадили всех из неё. Роман – впереди, толпа гомонящая – за ним, Виктор Васильевич замыкал шествие, подталкивая отстающих. Ввалились в квартиру, дверь на ключ сразу – уж теперь не сбегут никуда. Да они к тому и не стремились – в момент по квартире рассредоточились. С первых минут квартира Содом и Гоморра, вместе перемешанные: шум, плач, визг, крик – всё смешалось. И что ж делать с ними, с чего начинать? Нет директора интерната – так кто выше него? Заведующая райОНО. Тем более – не в отпуске она, перед командировкой Роман по делу встречался с мужем её, геологом. Надо ей звонить. Набрал номер нужный – и удачно, сама заведующая и ответила. Стараясь быть кратким и точным – Роман обрисовал положение. Выслушала та, спросила по-деловому:
- И что вы хотите от меня?
- Как – «что»? Детей заберите – вы ведь главная по ним.
- Кратко и точно отвечайте: сколько их, что это за дети, откуда они?
- Не знаю.
- Куда их переправляют?
- Не знаю.
- Документы есть хоть какие-то при них?
- Нет ничего.
- Так что ж вы меня в преступление втягиваете. Может быть – украли вы их где-то. Может – половину в котле сварили. Может – с моста в реку побросали. Нет, без документов соответствующих никто не примет их от вас.
- Д а что ж я.. Да как же..
- Не знаю, не знаю. Выясняйте.
Щелчок – положила она трубку. И что теперь, и как? Додумать не успел – Виктор Васильевич за ухо привёл самого старшего чукчонка (на вид – лет 13-ти). Сказал: он девчонку старшую самую в ванную завёл – и штаны уже снял с неё. Хорошо – заглянул туда Виктор Васильевич. А не заглянул бы, не успел? Если б «оприходовал» этот гадёныш девчонку – кто б был в ответе? Он вот, Роман – кто ж больше. Кошмар. В страшном сне только такое присниться может.
В квартире у Романа кровать в нише стояла, загороженная книжной полкой со столиком – на нём телефон стоял. Так вот чукчонка этого сексуально-озабоченного Роман и затолкал на кровать, в самый угол, не пролезть ему мимо него – даже когда он разговором будет занят. Чукчонок было заартачился, назад пробиться захотел – но Роман в раздражении крепенько-таки сунул под рёбра ему – успокоился он сразу, в угол забился, затих. А Роман в райком КПСС стал звонить (вспомнил – на время промывочного сезона, когда золото повсеместно моют на Чукотке, в райкоме организовано круглосуточное дежурство на случай возникновения нештатных ситуаций). Ответил малознакомый Роману инструктор из какого-то отдела, не дослушал даже объяснения, оборвал:
Послушайте, что ж по-вашему – райком должен ерундой всякой заниматься. Тут с планом добычи драг.металла завал, на четыре дня уж от графика отстаём – а вы мне детишек каких-то суёте. Для этого есть орган – райОНО, к завудующей и обращайтесь.
- Так она отказывается принимать – и куда ж я с ними?
- Решайте, решайте с ней. У меня других дел невпроворот.
И положил трубку инструктор – круг замкнулся.
Что ж ещё предпринять, куда звонить? Но даже мысль додумать не дали – вопль раздался из кухни, будто – убивают там кого-то. Бросились туда вдвоём – чуть лбами не стукнулись. Оказалось – чукчонок руку ножом порезал, верещал теперь – аж в ушах звенело. И порез-то так себе, царапина глубокая – но вид крови и пострадавшего, и приятелей его так почему-то испугал – паника всеобщая началась. Не обращая на вопли внимания – промыл Роман ранку «зелёнкой» (хорошо – нашлась в домашней аптечке), перебинтовал аккуратно. Замолчал сразу малыш: вид руки собственной, обмотанной бинтом белым, так-то ему понравился – он с гордостью демонстрировал её приятелям. Роман же отыскал сумку хозяйственную, побросал туда ножи все, вилки (и ложки – заодно уж) – спрятал сумку под кровать (чтоб под контролем у него была). А тут Виктор Васильевич опять за ухо ведёт Казанову доморощенного чукотского – воспользовался он переполохом всеобщим, опять ту же девчонку в туалет завёл – и пристраивал уже для своих целеё преступных. Хорошо – на заметке уж он был у Виктора Васильевича, исчез – и розыск тут же учинился. И уж тут Роман не сдержался – так наподдал нарушителю, что тот скачком в угол кровати перелетел, эатаился там – только глазёнки зло посверкивали. С этим только разобрались – и опять вопль на кухне, выскочил оттуда второй чукчонок, трясёт рукой – а на пальце на одном бутылочка у него болтается (засунул палец в горлышко, назад же – никак). На полке на кухонной с целью декоративной целый ряд таких бутылочек стограммовых стоит (из набора винного, в Сочи когда-то приобретенного) – вот он и достал одну. Роман было растерялся, но Виктор Васильевич перехватил инициативу, объяснил – тут надо сразу действовать, пока не распух палец. Ухватил он за руку сорванца, усилие соразмерное приложил – и выдернул палец. Но тот орать не переставал, показывал на первого пострадавшего, понятным стало – требует и он такую же повязку. И ему руку бинтом замотали – а Роман за голову схватился. За всё ведь, за всё это, за ранку каждую – он в ответе окажется. Уж не кошмар это, а – выше бери. Что ж дальше-то будет? И часа не прошло – а уж двое пострадавших, и на изнасилование попытка – чего ж ещё-то ждать. Действовать надо, действовать – повторно заведующей звонить.
Трубку сразу подняли – муж заведующей ответил. Роман взмолился:
- Борис Илларионович, ради Бога – выручай. Уговори супругу – чтоб участие проявила. Пропадаю ведь я!
- И уговаривать не надо. Она уж и сама сказала: пообедаем – и буду звонить авантюристу этому несчастному. Всё равно ведь, как ни крутись – на мне всё замкнётся. Так чего ждать – действовать надо. Так что – зову, поговорите. А ты (ха-ха-ха) попал, похоже – капитально. Выкручивайся.
Взяла трубку сама заведующая, ещё раз – и подробнейше – расспросила. Всё Роман выложил ей, и про то не забыл: с похмелюги жесточайшей дамочка была, похоже – ночь всю «гудела» до этого. И добавил: готов он (ежели заберут сейчас детей у него) во искупление грехов вертолёт заказать за счёт своего предприятия – чтоб доставить детишек по назначению, в бригады оленеводческие (а куда ж их ещё – только туда). Заведующая, подумавши, сказала: да, вертолёт нужен будет в своё время. Но она – пока что – детей этих принять не может. Продумала она ситуацию, кое-что и поняла. Чукчата эти, похоже, из специальной школы-интерната для детей дебильных, расположенного в пос. Провидения (в стороне это от Анадыря, на восточном побережье Чукотки). Дамочка эта, их сопровождавшая, должна была (обязательно – после предварительной договоренности) доставить их в Певек, отсюда (с помощью местного райОНО), «раскассировать» их по бригадам. А коль бросила она вот так-то их, на мужчину случайного (прелестями её соблазнившегося) – тут причина какая-то серьёзная должна быть. Нормальная воспитательница (а туда подбирают квалифицированных специалистов – и с оплатой соответствующей повышенной) ну никак не смогла бы так вот детей бросить беспомощьных. А коль решилась на такое – причина веская имеется. Может, по пьянке-то она часть их растеряла – и на него вот, кстати подвернувшегося, и «сбагрила» ответственность. И если она, заведующая, даст сейчас команду принять детей – на неё уже ответственность перейдёт (на что никак она не согласна). Документы нужны, «сопроводиловка» - без них она в любом случае детей не примет. И вывод один теперь для него остаётся – всеми способами разыскать дамочку эту ответственно-безответственную – и прояснить с её помощью ситуацию. Так что – не теряйте времени, разыскивайте её. Роман возопил:
- Да как же.. Да где же.. Борт сразу же назад должен был улететь.
- Вот и звоните, выясняйте: что, где он, как связаться с ним. Выясняйте – потом уж мне звоните.
Щелчок – и повешена трубка. Будто обухом в лоб – аж в глазах потемнело. Страшноватый, выходит, кзелок завязался, уголовщиной даже попахивать стало – и в самом центре событий он вот оказался. И обстановку создавшуюся никак толком и продумать нельзя: шум и гам в квартире – неимоверные. Бедлам, кавардак, вакханалия вседозволенности: всё, что с места стронуть можно или на воздух поднять – всё в движении. На окне у него завал многолетний: газеты стопками, журналы всякие. Всё это порхает теперь из угла в угол, слоем на полу укладывается. На кухне звон-треск подозрительный – но там Виктор Васильевич справляется, на помощь не зовёт начальника. Отключиться надо от всего, собрать волю в кулак – и действовать. Звонить надо, звонить – хоть какой-то выход искать из ситуации кошмарной.
Набрал он номер отдела перевозок (что в аэропорту), поинтересовался – ушёл ли борт на Анадырь ( раньше это надо было сделать, сразу – так не догадался). Дежурная подтвердила: да, борт ушёл. Сейчас – по времени – он должен посадку совершать на Мысе Шмидта. Но связаться с кем-либо из пассажиров этого рейса он никак не сможет. Через диспетчера действовать тут надо. И вообще: предоставлять спец. Связь посторонним лицам запрещено, сделать это можно будет только по разрешению – личном – командира авиаотряда (ему и Мыс Шмидта подчинён).
Дальше, дальше надо действовать. Преодолевая неудобство внутреннее (день воскресный – а он отдых прерывает у человека) набрал он номер телефона домашнего командира авиаотряда. Выслушал гудки длинные – не отвечает. Так только, на всякий случай, набрал номер кабинета служебного, и – о, чудо – ответ услышал (прогуливаясь, зашёл в кабинет командир за сигаретами). Неимоверно обрадовавшись и за каждым словом извиняясь за беспокойство причиняемое – изложил он просьбу свою необычную, рассказал – вкратце – о событиях предшествовавших. Командир, отсмеявшись немножко (что, братец – влип), подумал чуть, решение выдал:
- Ты отключайся сейчас – и заведующей звони. Пусть она по этому вот – прямому – телефону сюда выйдет – я её на концентратор возьму. Потом и ты сюда звони – через нашу уже АТС местную, я и тебя на концентратор подключу. Сюда же для меня и Мыс Шмидта вызовут – а я разговор буду контролировать. Так вот. Действуй.
Вот – выход. Вот – спасенье откуда пришло. Тут же заведующей позвонил, и сам минуток через пять номер накрутил – голос командира услышал. Командир тут же указание дал на Мыс Шмидта, там – и им слышно – объявление прозвучало:
- Женщина-пассажир, сопровождавшая группу детей в Певек – подойдите к стойке регистрации.
Не идёт – затаилась где-то, стервозина. Ещё одно распоряжение от командира, объявление:
- Женщина, сопровождавшая детей в Певек – не прячьтесь. Пока вы не дадите нужных объяснений – на борт вас не посадят.
Вот это сразу подействовало, тут же голос в трубке раздался (рядом стояла, мерзавка – выжидала):
- Алло, я слушаю.
- Это мужчина тот говорит, которому вы детей втюхали. Что это за дети, куда их девать? Где документы на них сопровождающие?
- Слушайте, мужчина, не морочьте мне голову (голос – наглый, напористый). Я вам ясно сказала – отвезите их в интернат, и всё. Какие вам документы нужны ещё.
- А в интернат не принимают их – да и нет там никого сейчас.
- Ищите. С ними договаривались – они обязаны принять.
- С кем именно вы договаривались? – Это уже зав. ройОНО вмешалась.
- С директором интерната.
- Директор в отпуске, на материке уж гуляет давно. Так – с кем?
- А, да.. Ну да.. С заведующим райОНО.
- Заведующая – это я, со мной никто не договаривался. Так – с кем же?
- Да я, понимаете.. Я.. Думала – на месте как-нибудь. Я..
- Понятно. Что это за дети, где документы сопровождающие?
- Да я.. Понимаете.. Я.. В гостинице я их забыла – заспешила.
- Тоже понятно – чего спьяну не бывает. Так где теперь дети ваши?
- Я.. Понимаете.. Мужчина – он серьёзный такой..
- И куда этот «серьёзный» детей завёз – знаете?
- В город он поехал. А где они?
- Вот это я и хочу узнать у тебя. Ты хоть понимаешь, отдаёшь отчёт себе – что ты сотворила. Прямо отвечай – почему ты детей бросила?
- Понимаете.. Я.. Ждали меня очень в Анадыре.
А-га, понятно. Недопито, значит, было. Но теперь надолго тебя лишат удовольствия такого – годика на три упрячут за решётку. Завтра же – по заявлению моему – на тебя дело бкдет уголовное заведено. Я уж про работу и не говорю – с работы тебя метлой поганой погонят, и с записью: к детям чтоб тебя и на пушечный выстрел не подпускать.
Слышно – захлюпали на том конце провода, засморкались покаянно.
- И не хлюпай там, не хлюпай, на жалость не напрашивайся. Ты слушай – и запоминай. Чтоб и дальше положение своё не усугублять – точно выполняй распоряжения мои. Прилетишь сейчас в Анадырь и сразу звони заведующей райОНО тамошнего (а я уж извещу её к этому времени о подвигах твоих). Решайте – что и как. А дальше: хватай документы, жопу в горсть – и чтоб завтра же была ты с документами здесь, в Певеке.
- Да как же.. Так ведь.. Борт ведь через неделю только на Певек.
- А уж это – ваше дело, решайте с заведующей. Коль доверила она детишек особе столь безответственной – пусть и решает, исправляет положение. Хоть пешочком по сопочкам, хоть по рекам вплавь, хоть на собачках вскачь – но ты завтра должна в Певеке быть. Не появишься – под конвоем доставят тебя.
- Да я.. Как же я..
- Я всё сказала. Действуй.
Щелчок – положила трубку заведующая. Роман горячо поблагодарил командира (вот уж действительно: архангел-спаситель), тоже отключился. Но тут же и звонок последовал – заведующая:
- Я приёмку сейчас организовывать начну – а вы звонка ждите. Да не выпускайте ни в коем случае из квартиры их, разбегутся – и как их отлавливать: мы ж и примет не знаем ихних. Берегите. Да хоть чем-то подкормите их: чаем хоть напоите, печеньицем угостите.
- Спасибо. Спасибо вам! А накормить.. У мня ж «Кулинария» рядом – я их досыта напитаю.
- Всё. Действуйте. Звонка ждите.
Поспешил Роман с Виктором Васильевичем радостью поделиться, предположил: похоже – недолго уж нам в осаде находиться, серьёзный человек судьбой нашей озаботился. Дальше сумку схватил хозяйственную – и в «Кулинарию». Там пирожков набрал десятка с три (сколько оставалось на тот момент), несколько кусков взял объёмистых оленины отварной. В квартире, только выложил на стол продукты, сразу прочувствовал он: каково-то жертвой быть при нападении стаи хищной. Налетели, заскакали вокруг, чуть отрежет мяса ломтик (а он вначале тоненько стал нарезать) – выхватывают, урчат, зубами рвут жадно (видать – в интернате редко им перепадали продукты натуральные тундровые). Того и гляди – и ручонку чью-нибудь отхватишь в суете, пришлось приостановить раздачу. Тут Виктор Васильевич здорово выручил – он за это время как-то приспособился к роли вожака, изъяснялся даже как-то с членами стаи: жестами, словами какими-то русско-чукотскими – чуть ли не лаем собачьим. Порядок кое-какой установился, кромсал Роман мясо крупными ломтями – раздавал поочерёдно (от пирожков все они дружно отказывались). Чайник вскипел – и чаю по кружке налили всем (крепко по-чукотски заваренного – да сахару туда побольше). Наладилось всё, так-то чинно, по-семейному – идиллия сплошная.
После обеда (опять сюрприз) притихло вдруг всё «хозяйство», разбрелись по углам. Девчонки на диване в свою кучку сбились (урчат что-то меж собой – как волчата). Постарше мальчишки – на кровати Романовой устроились, тоже – притихли. Младшие – на полу, на газетах раскиданных улеглись. Тишина непривычная воцарилась. «Вожаки» уж забеспокоились – не перекормили ли, не худо ли им? Нет, ничего, пошевеливаются иногда, в туалет бегают (ванная тоже к этому времени в отхожее место превратилась – и там лужи на полу. И «вожаки» попытались уже и поплотней контакты установить: две девчонки имена свои сказали, потом – мальчишек двое (как ни странно – маленькие самые). Записал Роман имена, и приметы указал сопутствующие: одеты они по-разному – хоть в этом отличие. Дальше продолжил было изыскания свои – но телефон зазвонил. Катя:
- Давай, папаша многодетный, освобождайся от семейства. Вези – мы уже приготовились.
Аж не верилось – неужто конец. Собираться стали – и опять сюрприз: а не желает стая логово менять, здесь им понравилось. И защиту они у вожака стайного ищут – окружили они Виктора Васильевича, забормотали что-то умоляющее. Пришлось тому потихоньку-потихоньку, без насилия – выпроваживать их, по лестнице направлять вслед за Романом. Едва-едва разместились в машине – поехали. И вот оно, крыльцо заветное интернатовское. Спокойненько уже (опыт сказывался) переместили стаю вовнутрь, передали Кате (а с ней и ещё одна женщина оказалась). Бумажку с записями своими передал Роман, наблюдениями поделился. А как только Катя к «благодарностям» перешла и к характеристике Романа (как личности) – уж не стали слушать, ретировались скоренько. Роман за угол сразу – да домой, Виктор Васильевич в машину (в гараж погонит её). Всё – на сегодня, кажись, закончились переживания экстремальные.
Дома осмотрелся. Да, тут уж точно – Мамай чукотский прошёлся. Но поправимо всё – только собрать да по местам своим растолкать. Вот только.. В туалете по углам две кучки аккуратные наложены. Уж тут их, вожаков, вина: подумать надо было об этом, хотя б газеток по углам настелить (всё проще б было убирать). Понятно ведь – не взгромоздится чукчонок малорослый на «стульчак» высокий туалетный. Не догодались – вот и убирай теперь. Впредь наука – когда опять на «клубничку» потянет (теперь-то и посмеятся можно над собой). И – отступать-то некуда – за уборку надо приниматься.
На другой день, делами занимаясь накопившимися производственными, нет-нет – да и беспокойство некое ощущал: как, чем авантюра эта закончится, не потянут ли и его к ответственности – как сообщника. Но к вечеру позвонила заведующая, скомандовала: заказывайте спец. Рейс на послезавтра (на завтра муж её заказал уже вертолёт – за счёт геологов). И на весь лётный день заказывайте вертолёт: надо в четыре бригады оленеводческие слетать, они же – в разных концах Чаун-Чукотки кочуют. Это, кажись, точка уже: Роман скоренько заявку оформил, вызвал снабженку и в аэропорт с ней отправил (чтоб оформила там спец. Рейс). Мастера ЛЭП вызвал, предупредил: полетишь послезавтра на облёт трасс ЛЭП-110 (надо ж как-то оправдать использование вертолёта). И вздохнул потом свободно: вот теперь – всё!
После работы, проходя по пути домой мимо интерната, Катю увидел. Окруженная стайкой детской, чинно и спокойно прогуливалась она по дворику отгороженному. Никто при этом никуда не бежал, не орал и не кривлялся – будто совсем другие дети, не вчерашние бесенята. Остановилась Катя – и они остановились, сбились в кучку, переговариваются негромко. Поинтересовался Роман:
- Ты что, Катя – в кудесницу переквалифицировалась? Тихие какие они у тебя и послушные – в чём тут секрет?
- А нет никакого секрета. Они такие и есть – заторможенные. Они ж, как дети обычные, и играть-то не умеют. Что скажешь им – то они и делают.
- Ну да – ты бы вчера на них глянула, будто – бесы в них во всех вселились.
- Это объяснимо. Они ж в интернате замкнуто живут, с обычными людьми – и то редко общаются. А тут: переезды, перелёты, народ кругом незнакомый, обстановка необычная. Вот они и возбудились чрезмерно – на короткий срок. Потом затихли – и в обычное состояние перешли.
- Ну и как – всё с ними решилось?
- Да. С утра сразу в райОНО документы доставили. Повезло заведующей тамошнего РОНО: у её приятельницы муж – военный, и в чинах немалых. В нашем направлении самолёт какой-то военный полетел, он дал команду – и они посадку выполнили в Певеке, передали пакет. И той профуре, на которую ты глаз положил, тоже повезло: не взяли её на борт, сказали – не могут они посторонних брать на борт при выполнении задания сложного. Пакет согласились, передали – а её не взяли. А жаль, очень жаль – уж я бы её встретила тут, она б у меня всю неделю туалеты убирала за питомцами своими да полы драила. Ишь, хитромудрая какая – все заботы на нас свалила. И ты помог – задали работу всему отделу на целый день. С Провидения переговоры вели, с Анадырем, с совхозами – а они уж по рации с бригадами связывались. Но сейчас всё уж выяснили. Я заключительную контрольную проверку провела, перекличку – а имена у них у всех ещё раньше выспросила. Теперь – разбрасывать будем по домам их, по бригадам – прикроем твой грех.
- Спасибо. В долгу не останусь. Ты это.. Освободишься ведь послезавтра – зашла бы как-нибудь в гости, попроведала меня. Посидели бы за рюмкой чая, «за жизнь» бы потолковали. Глядишь – и из прошлого бы вспомянули что-нибудь.
- Э, нет. Не сейчас. У меня тут что0то серьёзное наворачивается с офицериком одним. Я потому и с отпуском подзадержалась.
- Ну что ж. Счастья тогда тебе семейного – целый воз.
- И тебе столько же.
- Благодарен – и весьма. Адью, мадам. Честь имею.
Приподнял шляпу Роман (джентльмен – да и только), попрощался – побрёл уныло к берлоге своей холостяцкой. Странное какое-то состояние подкалило («упадочное» - так он сам определял такие приступы). Будто подхватила его река жизни, пронесла-пронесла – да и выбросила на обочину. Жизнь полноценная дальше пошла – но без него уже. Так как-то тягостно стало на душе (хоть и понимал – беспричинно ведь), хоть и действительно: залегай в берлогу да лапу по-медвежьи посасывай с тоски. И домой заходить не хотелось даже – решил прогуляться по улицам. На набережную вышел, пейзажем полюбовался: море синее, остров Раутан вдалеке, на рейде – кораблей скопление. Навигация запоздалая этим летом, не могли долго пробиться корабли сквозь так называемый «айонский массив ледяной». Дождались ледоколов мощных – вот они и привели в Певек караван целый, ожидают теперь суда очереди своей на разгрузку. Что, интересно, выгрузят-то с них? Что вот его, Романа, ожидает: радость ли, разочарование ли жесточайшее. В ихнем Мин.энерго вопросами материального снабжения ведали таинственные (явно – потустороннего происхождения) личности, загадки они подкидывали иногда – неразрешимые практически. Как-то по фондам (а их обязаны получатели выбирать полностью) заслали им кучу целую пожарных гидрантов – а они неприменимы в Певеке (да и в количестве – на пол-Москвы б хватило). Навалена куча теперь возле склада в надежде – может, украдёт кто-нибудь хоть сколько-то. На следующий год снабженка привезла кузов полный разных лестниц – Роман до этого и названий-то не слыхал таких («лестница выдвижная трёхзвенная», «лестница штурмовая», «лестница-палка») – валяются они теперь в углу хоз. двора. А в прошлую навигацию по звонку из мор. Порта поехала туда снабженка с водителем, и через часик – Роман вначале и глазам своим не поверил – возле конторы остановился новенький автомобиль «Урал». Мечта – для дорог тундровых: все мосты ведущие. Радость, конечно же, для начальника – многие проблемы снимаются. А в это лето что будет – чем навигация обрадует?
Только о делах производственных задумался – и куда сразу грусть-тоска подевалась. Уж что-что – но уж никак он не на обочине действительности бурной. В гуще он самой – руководит сложнейшим организмом хозяйственным. И не какой-то там ТЭЦ командует, где всё хозяйство – «под задницей» у директора, общим забором огорожено. Нет, его владения пообширнее, под его командой находящиеся ЛЭП различных напряжений щупальцами проникли во все уголки Чаун-Чукотки (на тысячу километров тянутся). И никак уж он не последний человек средь окружающих – так с чего б такое настроение «упадочное»? Встряхнуться надо – да вперёд смотреть. А неудача – что ж, со всеми такое случается. Пережить надо – да и забыть. Тут уж: се ля ви (так, кажись, французы говорят) – такова жизнь.
- х – х – х – х – х – х – х – х – х –
- х – х – х – х – х -