Жерар и Анн Филип - тайна великой любви

   

              Читая  книгу воспоминаний о Жераре Филипе,  я   обратила  внимание   на  предисловие  с названием  «Человек, а не ангел», написанное  вдовой артиста.  Анн Филип  возражала против его «иконизации». Заговорив с читателем на языке и с позиций настоящей любви, она писала: «Для меня любить человека – значит,  помимо всего прочего,  знать его, попытаться узнать… На то он и есть человек,  чтобы быть носителем красоты и уродства, добра и зла, ума и глупости, хорошего и дурного». Рассуждая  таким  образом,  Анн   отвечала на вопрос,  почему  ей хочется  избежать  идеализации образа  Жерара  Филипа. Она не делала из этого тайны, а говорила просто: «Потому, что я люблю Жерара». Эти и другие размышления  жены-друга,  в течении восьми  лет  разделявшей с ним  узы брака,  матери  двоих его детей, заставили  продолжить  поиски.  Они-то и подвели меня к маленькой,  но пронзительно потрясающей  книге в сто  страниц  - исповеди Анн Филип   под лаконичным названием  «Одно мгновенье». Предистория книги - личное горе. 25 ноября 1959 года Жерар Филип умер.  Анн за  месяцы добровольного заточения в когда-то их общей парижской квартире (на улице Турнон,6)  напишет свои горестные воспоминания. Это была «лебединая песнь», посвященная  памяти любимого. "Исповедь любви"  была вскоре переведена почти на все языки мира и её издание  позволило семье выбраться из грозящей нищеты.

           В  главах своего повествования мне захотелось  посмотреть на вещи объективно.  Причем,  не с позиций гениального, неповторимого артиста и талантливой, трезвой в оценках происходящего журналистки, а импульсивного романтика и до конца  понимающей его женщины. Проникнуть   в мир их чувств  и  понять корни взаимного человеческого притяжения  - феномена, который у нас стал телевизионной рубрикой – «больше, чем любовь». 

               
                Глава 1.  Встреча в Пиренеях.

           Кем же была эта   женщина для  первого романтического актера Франции? Наверно, это не совсем риторический вопрос, потому что речь идёт о той,  с кем этот единственный, неповторимый человек и артист не только чувствовал себя  естественно, как дышал, но и размышлял о разном, если не сказать обо всем. Ведь Жерар всецело доверял своей Анн.
               
                С ней лишь одной ты был собой,
                Женой – всем разумом и кровью!
                Наверно, это и зовем
                Не увлеченьем, а любовью.

            Впервые  девятнадцатилетний юноша увидел её  в оккупированной Ницце в 1942 году, то есть с этого времени  он уже не заочно знал о её существовании. Произошло это при следующих обстоятельствах. Окончив  в 1940 году колледж Станислава, Жерар  получает аттестат зрелости и, казалось,  окончательно оседает в  Грассе, где  его отец Марсель Филип  стал управляющим «Отель дю Парк».   По  его требованию он  поступает в Юридический институт в Ницце. Так, Жерар  выросший в то время в далекой французской провинции Канн  и  Грасса,  впервые оказался в крупном европейском городе, где  познакомился с начинающим актером и будущим сценаристом  Жаком Сигюром и  с его  приятельницей  Николь.  Такое  имя первоначально носила  будущая Анн. Она была в отличие от многих не жеманна, а напротив, внимательна и строга. Ей было 24 года, она была замужем и у нее уже подрастал маленький сын. И однажды Жак Сигюр привел её на спектакль с участием Жерара Филипа в театр Эберто. "Калигула" был приятно удивлён и пригласил друзей в свою уборную. Так постепенно они шли навстречу друг другу. 

         А в апреле 1946 года, то есть ровно 67 лет тому назад,  в Пиренеях состоялась их продолжительная и судьбоносная встреча, после которой   молодая женщина  произвела переворот в душе Жерара.  А произошло это таким образом.  Двадцатитрёхлетний артист, сыгравший  три пьесы в Париже  - «Содом и Гоморра», «Федериго» и «Калигула» и снявшийся  в экранизации «Идиота» по Достоевскому, -   почувствовал после съемок  явное   перенапряжение сил. А  его триумф  в роли психопатического  римского императора  отозвался  бумерангом, грозя истощением нервной системы.  Давали о себе знать и  больные лёгкие.  Мать Жерара настаивала на его лечении.  И тут  друг   Жак Сигюр  , как нельзя кстати, уговаривает его  провести время в Больших Пиренеях, где в это же время и находилась его хорошая знакомая – Николь, отдыхающая в своем  небольшом поместье под названием Гюшен.

         Таким образом, друзья оказались в маленьком  домике  в живописной долине, казавшейся земным раем. Хозяйка  дома  -  стройная шатенка с глубокими темными глазами молода, элегантна и приветлива.  Необщительная   по характеру,  Николь приняла молодого гостя так, будто прекрасно знала его всю предыдущую жизнь. Впрочем, это вовсе не  очередная восторженная поклонница… Она работала в области документального кино и  слыла женщиной  с чертовским мужеством и волей.

         В то время, как их общий друг Жак Сигюр, отстукивал на машинке очередной сценарий,  Николь буквально таскала юношу  за собой по горным перевалам и ущельям, удивляя прекрасными знаниями  Нерваля и Бодлера. Жерар открывал перед ней мир Аполлинера и Верлена и они с удовольствием декламировали. Рождалась атмосфера дружбы и привязанности. Они все время вместе: гуляли, спорили о жизни и смерти, читали одни и те же книги. Они начинали жить в едином градусе измерения!

          Но не только это. Анн была  не просто образованной женщиной. Она была  одной из первых европеянок,  преодолевших на осле,  верблюде  и пешком знаменитый «шёлковый путь» из Китая в  Индию. Она знала историю и традиции Китая из практики своей работы, а  её книга «Азиатский караван» отличалась документальностью и достоверностью. Она и замужем была за крупным китаистом и дипломатом, заведующим  культурной миссией при французском посольстве в Нанкине. Безусловно, её мировоззрение, обогащенное восточными доктринами,  резко отличалось от европейских традиционных систем, а её внутренний мир был намного объемнее и многограннее. Возможно, это и позволило ей до конца понять Жерара, как человека.         

          Анн с детства росла необычным ребёнком. Дочь разведёных родителей, она с одной стороны рано приучилась к самостоятельным размышлениям, а с другой  - страдала дефицитом внимания. И только к одиночеству она не согласилась бы  привыкнуть никогда. Тяга к духовному общению и теплу самым невероятным образом шла рядом с её отчужденностью и замкнутостью. Всё это не помешало ей получить не только профессию и устроить личную судьбу, но и стать гораздо более продвинутой и сильной, по сравнению с многими другими.  Анн проявляла настойчивость  при решении самых различных жизненных и творческих задач. Так, неожиданно прямо в Гюшен  Жерару пришла телеграмма с просьбой  выехать на пробы фильма Клода Отана-Лара «Одержимый». Жерар был в нерешительности. И молодая  женщина взяла ситуацию на себя. Она открыла роман и они  два вечера подряд склонялись над его страницами. Принять предложение или нет, он впервые решал вместе с Николь.  Потом, уже втроём друзья  долго обсуждали роман Раймона Радиге.  Под уговорами и доводами решение Жерара родилось мгновенно и он дал  согласие на контракт. 

         Думаю, именно с этих минут он не представлял с собой рядом  ни одну из женщин кроме  этой – всепонимающей  и решительной. Неожиданно понравилось, что она вовсе не актриса, а журналистка, работающая в области документального кино. Не смутило и то, что она на пять лет старше ...  Он по-рыцарски ухаживал за своей необычной возлюбленной, обнаруживая присущий ему изыск и восхитительный блеск юного принца.

         Влюбленность подобна опьянению. В ней головокружение  и ощущение эйфории.  Думаю, что любовь двоих сродни дорогому напитку. Можно выпить залпом и напиться до беспамятства и утром почти не помнить ни вкуса, ни запаха… А уже через месяц после «бури» прийти к состоянию полного опустошения и желания    скорого избавления от  неприятного состояния ненужной головной «заморочки». А можно смаковать любовный напиток постепенно, наслаждаясь букетом редких ароматов, рождающих и создающих  сливающуюся воедино ауру двоих...  Эта аура любви была нежной и поэтичной!
 
         Думаю, сближению способствовало то, что Анн была внешне очень похожа на мать Жерара.  Ведь говорят же:  мужчина подсознательно выбирает себе для создания семьи женщину, в чём-то похожую на свою мать. И это проявилось не только внешне.  Ребячливости и прекраснодушию юного Жерара она по матерински мягко противопоставляла трезвость собственных оценок и с выводов, давая тем самым  ему опору, в которой, будучи несколько «не от мира сего»,  он так нуждался.
 
          Она не делала секрета и из того, что замужем, а её сын Ален находился вместе с ними. Но это не только не оттолкнуло Жерара, а напротив притянуло его  к ней,  подобно магниту.  Как-то  вечером, сидя   с ней и с её десятилетним сыном у камина,  Жерар ощутил обстановку той самой семьи, в которой вырос и  ему на мгновенье со стороны показалось, что это его  обожаемая мать и он сам в детстве… Состояние Жерара было подобно ослеплению,  удару  током.   ВидЕние  обернулось судьбой! Он сумел расположить к себе и подружиться с Алленом, а путь к сердцу матери лежит, как известно, через её ребёнка.  Безусловно, все  встречи не случайны, они служат  подтверждением кармического предопределения нашей жизни.
 
                Вообще, оказалось, что несмотря  на внешнее различие,   они внутренне очень соприродны: оба думают и чувствуют  почти одинаково и  согласны  во многом друг с другом. Им стало необычайно интересно обсуждать что-то вместе.  Их интересует большая политика, современный мир – такой сложный,  противоречивый и несовершенный. Есть мнение посвященных, что судьба как бы сама выводит и соединяет нас с людьми, с которыми  мы  были близки в прошлых воплощениях, но решили тогда ещё не все вопросы. О первых шагах их отношений Анн напишет, что мы « предчувствовали , что наша любовь откроет перед нами неограниченные возможности созидания: у нас будут дети, работа, друзья, дом, и, может быть, мы даже поможем сделать мир лучше».



                Глава  2. Разве моя вина, что я люблю…
 

              Переживая свой потрясающий роман в Пиренеях, Жерар  не мог  мириться с мыслью о том, что у   любимой есть муж и что всего через несколько недель она уедет на  год в  Китай к  дипломату  месье Фуркаду. Она действительно уехала, но уехала покоренной и безотчетно ощущала неумолимое присутствие новой любви. Пламенные письма, приходившие от Жерара в Нанкин, пробуждали в ней  чувственные воспоминания и, путешествуя среди миражей пустыни, она все время видела его сияющее лицо, обращенное к ней, волнующие прикосновения его губ и рук…
 
               Думаю, уже тогда на подсознательном уровне в ней звучали откровения  её исповеди: «Что такое любовь? Это источник, начало источника, это когда мир становится богатым, это восхищение, это чувство, будто ты впервые встретился с чудом и в то же время уже знаком с ним, это возвращение в потярянный рай, помирение тела с духом, ощущение нашей силы и нашей хрупкости, привязанность к жизни и отсутствие страха перед смерью, вера, непоколебимая и вместе с тем неустойчивая, переходящая, которую каждый день нужно завоевывать заново».

           Жерар Филип всем своим существом тянулся к любимой,  он хотел часами обсуждать с ней всё что его касалось, а также мировые проблемы дней текущих.  Только с ним эта неразговорчивая  и необщительная женщина становилась женственной и счастливой. И он, который  ценил часы уединения, прекрасно понимал  это.  Но она, путешествуя в это время по пустыне, находилась так далеко от него!  Он же  на съемках  фильма «Пармская обитель», которые проходили  в Риме,   трижды  выплеснет в камеру: «Разве моя вина в том, что я люблю Николь?!..» 

          Жерар снимался в "Пармской обители"  с  блистательной Марией Казарес, игравшей  героиню Сан-Северину. Мать Жерара лелеяла мечты о такой прекрасной невестке. Но этот «служебный» роман не перерос в  более глубокие отношения, чем дружеские. Кстати,  воспоминания именно Марии Казарес об этом периоде я считаю самыми достоверными, перечеркивающими жалкие попытки некоторых, особенно современных  критиков, навязать представление о Жераре Филипе как о  расчетливом и жестокосердном  юнце.

          Да, возможно, Мария Казарес, обращаясь к  матери Жерара, и воскликнула в порыве, присущей её испанской страстности: «Ваш сын чудовище», но это был эмоциональный выплеск на невостребованность вспыхнувшего чувства, не более. Думаю, что она вскоре сама это осознала, когда писала: «Больше, чем кто-либо иной, он не укладывался в какие-то определенные номенклатурные рамки. Я так никогда и не узнала, кем был в действительности Жерар. Он проходил по жизни неуловимый, невидимый, если так можно выразиться, подобно неприкаянному духу, в поисках опоры в этом мире, чтобы проявить себя, чтобы найти себе воплощение».  И далее: «Жерар непрерывно искал любовь, ту самую любовь, которую, однако, немедленно отвергал, как только она грозила нарушить его внутреннее равновесие».

          Мария поняла, что для Жерара  было недостаточно, чтобы кто-то понимал и даже  обожал его. Когда он видел перед собой всевидящие, словно рентген, глаза Марии… он ускользал! И именно она впервые  услышала от него вместо слов по тексту: «Разве моя вина в том, что я люблю Клелию», повторенное трижды во всеуслышание «Разве моя вина в том, что я люблю Николь?» И в этих словах она первая услышала его ответ и свой собственный приговор!



                Глава 3. Перекрещенная в Анн.


           Жерар Филип жаждал прожить славу великого артиста и не забыть, что он еще и  человек, который не хотел, чтобы его личная жизнь стала вспышкой кратковременной рекламы,  мечтал о доме любви и гармонии.  Отчетливо понимая,  что такое счастье  ему может дать именно Анн,  он превращался в романтика действующего.

           И  временное расставание не угасило вспыхнувшие чувства, а напротив, явилось проверкой на их прочность. Жерар  сумел бороться  за свое счастье. Ему хотелось любви, подобной и  молнии ,  и очистительному ливню, смывающему грим!   Он писал своей избраннице: "Тебя никто никогда не будет любить так, как я». И  Жерар-человек  добился своего!   В сентябре 1948 года, после двух поездок в Азию, Николь Фуркад  возвратилась в Париж  уже его невестой.  По его просьбе она сменила имя Николь на Анн. Жерар Филип считал новое имя боле красивым и нежным.

           Но официальное бракосочетание любимых  произошло далеко не сразу, а лишь через пять лет после начала их отношений на отдыхе в Пиренеях. Долгое время Жерар тщательно скрывал свою личную жизнь, чтобы не допустить вторжения любопытных, которые могли ненароком искалечить его личную судьбу. Наделенный проницательным умом, Жерар не раз цитировал замечание Ницше, что брак – это прежде всего «продолжительная беседа».

          По возвращении из Рима Жерар Филип купил в Нейи на бульваре Инкерман маленькую квартиру  с большой, залитой солнцем террасой. В сентябре 1948 года Николь рассталась с мужем и, забрав сына Алена, переехала к Жерару. В их  «гнездышке» царили любовь и гармония. Они все устроили по своему вкусу:  строгая по стилю мебель была заполнена не бессмысленными тряпками и посудой, а книгами Стендаля, Толстого, Бальзака, изделиями  народных мастеров,  а также всвозможными игрушками,  статуэтками,  марионетками, к которым Жерар питал почти детскую слабость. 

        Анн вспоминала, что  их жизнь до рождения детей была похожа на скоростной поезд: всецело погруженные в творческий процесс они встречались, общались,  спали,  а потом  их затягивали в водоворот повседневные профессиональные дела, которые, как известно, всегда неотложны. Но после кратковременных разлук они всегда обнаруживали что-то новое друг в друге.  Жерар как будто впервые  замечал новую кофточку или прическу своей Анн. И, конечно, она как и всегда, была самым лучшим его собеседником, в чем-то соглашаясь с его мнением, а в чем-то отстаивая свои позиции. Они дополняли друг друга , а их миры взаимообогащались.

            Но,  как и в любой другой жизни, не все было гладко и безоблачно. Так, медицинское обследование обнаруживает у молодого актера вспышку туберкулеза. И они скрывают от посторонних глаз эту  беду, которую тут же без слов делят  пополам –  на несколько месяцев снимают в Жанври  жилище, где вместе кипятят посуду для Жерара. Он  нуждался в лечении и отдыхе и Анн тайно выхаживает его.
        В результате в состоянии здоровья Жерара наступило улучшение. Анн и Жерар твердо придерживались негласной клятвы, которую они как-то дали друг другу  в Люксембургском саду: «Чтобы не случилось,  мы должны держаться достойно».
               
           После их бракосочетания, которое состоялось в ноябре 1951 года и прошло очень скромно, Жерар  поселился с женой в трехэтажных апартаментах напротив Булонского леса.                На огромном широком балконе Жерар собственноручно установил клетку с двумя голубями - символом их нежной любви. К ним часто захаживали немногие избранные друзья: Рене Клер с женой, писательница Марианн Бэккер, поэт Пьер Пишетт. Жерар ставил им свои любимые джазовые пластинки, Анн играла на пианино.
 
           Осиротевшая мадам Филип тоже время от времени навещала сына, хотя свою опеку над ним она вынуждена была окончательно  передать в руки невестки. Думаю, что в глубине души Мину желала для обожаемого сына совсем другой партии и в день бракосочетания даже не пришла поздравить молодых. Даже она,  наделенная даром ясновидения, явно не проникла в тайну их взаимоотношений. А  твердая воля Анн не давала ей ни единого шанса  влиять на них. Однако мать,  видя как сын  обсуждает с  любимой каждую из ролей,  определявшую его творческую судьбу, была благодарна Богу за то, что Жерар женился на самостоятельной и умной женщине.  И все же  Мину весьма удивлял тон, которым Жерар разговаривал с женой. Он называл себя в третьем лице и всегда своим детским именем: "Жеже хочет есть", "Жеже устал". "Жерар, - как-то сказала она сыну, - поверь мне, так не разговаривают с женщиной, с которой делят постель". Её потрясало, что  Жерар еще такой ребенок.

            О, да! Но это был ребенок с слишком большой буквы! Ребенок, чьи недостатки становились достоинствами. И Анн прекрасно осознавала с кем она живет.  Иногда его заносило… И не дай Бог ей было посмеяться над его инфантильностью!  Анн уже знала, что с ним так нельзя и молча позволяла ему делать то, что возможно и противоречило её вкусам. Но проходили минуты…  он  начинал понимать несуразность своего поведения,  и тогда первый подходил и  брал на руки свою мудрую и терпеливую «половинку»... Но  только после его веселого смеха, начинала смеяться и Анн. Они были счастливы!


                Ты был собой… в кругу семьи!
                В стенах родного пепелища,
                Где с Анн вкушал часы любви,
                Бесед пространных мудрой пищи.               

                Когда ты можешь все сказать
                Как  матери, сестре  и  другу.
                И будешь понятым опять
                И  счастлив поприщем супруга.

             В этой связи хочется вспомнить рассказ  советской  пианистки Беллы Давидович, непревзойденной исполнительницы произведений  Фредерика Шопена.   В 1980 году она давала в Туле свой очередной концерт. Если в Москве за месяц на ее выступления невозможно уже было достать билеты, то  в «ближнем подмосковье», как еще называли землю самоварщиков, сложилось все наоборот. Мы с подругой-философом Наташей Сиромахой, которая специально приехала из Московского университета, элементарно, как тогда любили говорить, купили билет за полчаса до концерта и сидели в полупустом зале. Вдохновенная Белла на одном дыхании сыграла  польского классика. Мы сидели в первом ряду партера в буквальном смысле на расстоянии вытянутой руки от мировой знаменитости.

            Но самое удивительное нас ожидало после концерта. Мы потянулись за автографами. Миниатюрная и приветливая пианистка удостоила нас беседой, которая до сих пор волнует меня. Она затронула проблему интернационального содружества деятелей культуры …И случайно остановилась на советско- французских  связях. «Начиная с 50-х годов Париж был абсолютной культурной «меккой» для Советского Союза», - говорила она, потирая свои изумительные руки.    Она  сердечно поведала, что именно в Париже  проводила свои лучшие дни. А в квартиру, куда традиционно приглашалась творческая элита нашей страны, однажды нежданно после спектакля нагрянул сам Жерар Филип с женой. «Было поразительно, насколько этот артист знал классику, - вспоминала с улыбкой Белла. – Он, как и другие французы и мы – русские гости, сидел, а точнее возлежал на ковре, слегка облокотившись на колена своей жены. Мы затеяли игру: каждый по кругу продолжал напевать мелодию какого-либо симфонического произведения. И надо отметить, что классику, которую мы играли, этот изумительный актёр знал в совершенстве!»
          
          Я спросила: «Говорили, что его жена некрасивая и необщительная  женщина. Это правда?»
          «Это не правда», - сказала Белла. – «Напротив, она показалась всем милой, приятной и очень счастливой женщиной. Однако признаюсь, все мы смотрели больше на него: все присутствующие мировые знаменитости не могли оторвать глаз от его лица, излучавшего очарование,  неповторимой улыбки и поз».    


            Но на самом деле супруги мало кого впускали в свою личную жизнь. Жерар до конца дней сохранит порывистость и  даже внутреннюю панику в неопределенных ситуациях. В его поведении  подчас сквозил и бунт против убожества серости,  а также надутой добропорядочности. Так, множество людей вначале считало его высокомерным, неприступным и даже презрительным.  Причем, он  иногда сам «лез» на конфликты,  делая  дальнейшие контакты недостижимыми. Есть  мнение, что своей скрытой дикостью и «вывихами» Жерар Филип опередил эпоху  рок-н-рола, в которую они стали модой.

         Нередко под "горячую руку" попадались и выдающиеся, те, кому впоследствии предстоит сыграть в его жизни важнейшую роль. С таких «выходок» начинались отношения с мэтрами -  Рене Клером, Жоржем Перро, Жаном Виларом и  Кристиан-Жаком. Считаю, это было в характере Жерара – уклоняться по-началу от того, что его по настоящему волновало и  внутренне протестовать.  Возможно, такая противоречивость характера диктовалась обостренным инстинктом самосохранения. Все эти люди вскоре станут самыми близкими друзьями и творческими наставниками Жерара Филипа.  В фильме последнего он сыграет  своего легендарного Фанфана-Тюльпана.

            Но эти же качества помогали Жерару Филиппу защитить себя и свою семью от назойливых репортеров, пытавшихся узнать цвет его носков или меню полуденного завтрака в субботу.  В 1954 году жюри, состоящее из журналистов, специализировавшихся на скандальной хронике, присудило Жерару премию «Лимон», как самому необщительному актеру года». Но Жерар оставался еще более непреклонным, когда говорил: «Я нокаутирую всякого, кто сунет нос в мою личную жизнь».
   
           И в этом он был безусловно прав. Вопреки вкусам журналистов, жаждущих сплетен и сенсаций, Жерар Филип знал: он должен успеть отдать людям главное, чем владел – свой талант. А в семье  находил  атмосферу радости и взаимопонимания, которая ему была жизненно необходима. Здесь ему не надо было лицедействовать, более того – семья служила  своеобразной компенсацией тех сил, которые забирала  сцена. Анн, духовно богатая и щедрая, стала для «паяца» своеобразной «валькирией», смешавшей сказку и правду жизни. Силой взаимной любви и воли они сделали свою жизнь естественной и гармоничной.  И, конечно, посторонним в ней не должно было быть места! Не случайно коллеги никогда не говорили об отношениях Анн и Жерара, потому что прекрасно понимали, что это была настоящая любовь, нет больше,  это была их личная жизнь  -  жизнь вдвоём.
Жаль только, что судьба отпустила ей столь короткий срок. Анн Филип переживет своего мужа на тридцать лет, сохранив до конца верность их великой любви.


                … и Вечная  Память.

 
              Думаю, их любовь родилась из ощущения естественности и подлинности, когда  «я» и  «ты» мгновенно перерождалось в  «мы». Ауры сливались воедино. А  именно это состояние духовного катарсиса рождало непостижимую полноту жизни, давало невиданное высвобождение творческих сил. . На самом деле от любящего исходят невидимые волны света. Этот свет озаряет нас изнутри. Жизнь  становится чудесной и яркой… рождается   гармония двух душ, поющих вместе.

         Но и когда человек не рядом, и даже если «за гранью бытия» - любовь также ощутима.

 И плывут в небесах слова ангельского пения прекрасного принца по имени Жерар:
 
«Ты самая лучшая для меня… Я не могу ни с кем сравнить!
Я не могу  тебя обнять, не  обхватить как океан…
Я не знаю, что было бы со мной, если бы не было тебя рядом со мной!
Я шел, наверное, в жизни, как в пустыне …
Без тебя, думаю, не было бы у меня ни солнца, ни весны, ни дня, ни ночи.
Я и теперь  самый богатый и счастливый, ибо ты существуешь для меня, моя любовь!»

Как прилив морской волны, ему вторит его Анн:

«Ты ясен для меня как жизнь сама
И словно жизнь ты для меня загадка.
Проникнуть в тайны твоего ума
Я и сейчас хотела бы украдкой.
Ворваться в мир, в котором ты живешь.
С тобой одним в едином вздхое слиться.
Забыть о смерти, ждать – чего ты ждешь…
Тобою жить и на тебя молиться!»

А в ответ по невидимым взгляду проводам тот же чарующий голос:

«Ты самая, самая наилучшая, ты неповторимая, единственная, не выдуманная, а естественная.
Только такая, какая ты есть!
Я вспоминаю твои руки, глаза… и еще больше нравишься ты мне вся сама…
Я не имею слов, чтобы тебе выразить всю мою любовь!»
 
      
              Мы  пришли на эту Землю ради любви.  Ведь эти отношения, свободные от всякого принуждения, наполнены теплотой и самоотдачей: все делается во имя ближнего вплоть до полного растворения друг в друге.  Но сама любовь – не иллюзия, хотя она необходима и как лекарство для избежания боли, одиночества, тоски.   Любовь  это стихия, превосходящая эмоции, сила которая способна творить невозможное. Сравнить её можно только  со Смертью. Но и Смерти не дано уничтожить любовь, как не дано уничтожить реальность и жизнь, потому что они не исчезают навсегда.